Новая жизнь в древней смерти

Арсений и Антон сидел напротив Оксаны со Стасом, братья о чем-то переговаривались, про себя Антон всегда это называл: "Меряются хуями". Они с Окс перекидывались сочуственными взглядами, омеги не плохо сдружились и про себя Шастун назвал Добровольскую родственной душой. Кстати, насчет Добровольских, Павел и Ляйсан ушли в свой номер после третей бутылки шампанского, которое супруги распивали вместе-пополам. Матвиенко и Позов сидели в углу на большом диване, они тихо переговаривались, именинник паралельно контролировал ситуацию с гостями, чтоб не было нечаянных инцидентов. Тут музыка резко сменилась... "Бал у Сатаны" — подумал Антон. Начала играть песня Мелани Мартинез "Tag, You're it". Арсений протянул руку Антону и когда тот переплел их пальцы, альфа повел омегу на танцпол. Он положил свою ладонь на талию младшего, а их сцепленные руки поднял паралельно полу. Шастун хмыкнул, но положил свою ладошку на крепкое плече альфы. Они начали кружиться по залу, с другими парами, истинные не отрывали глаз от друг друга. Антон тонул в глазах Арсения, неведомая сила тянула его в глубь этих прекрасных серо-голубых океанов, и он поддался чарам альфы — Шастун тонет в Попове, тоне глубоко и бесповоротно. Арсений заблудился в зелени глаз Антона, и не мог найти выход из молодого леса, да и не особо хотелось покидать его. Партнеры сменились, теперь Антон кружился в танце с Пашей. У Добровольского глаза карии, для Антона они обычные, они не гипнотизируют и не утягивают в свою морскую пучину. И они не смотрят на омегу как на самое дорогое и ценное в этом мире. Павлу так же безразличны глаза напротив, что подтверждают частые взгляды в сторону супруги, которая находится в паре со Стасом. Шастун перевел взгляд на Арсения, он невесомо держал талию Димы, почти не прикасаясь, но сразу было заметно кто доминирует в их паре. Попов тоже смотрел на Антона, их глаза опять встретились... Партнеры сменились, опять карие глаза, но уже не Добровольского. Напротив был Стас, который не скрывал своего жадного взгляда, направленного на изгибы тела Антона. Он резко сжал талию омеги и склонился над его ухом. — Пикнешь, сучка, и я сверну твою красивую шейку — прошипел Шеминов. Антон предполагал такой исход событий, ведь весь вечер кареглазый бросал на него не самые дружелюбные взгляды. Парень искренне верит, что Арсений заметит, почувствует его страх, они ведь истинные. А хотя нет, знайте, у Попова хуёво развиты инстинкты, по видимому, ведь он мило беседует с Оксаной, кружа ее в танце. Шастуну страшно. Ведь что с ним мог сделать Шеминов, известно только ему самому. Подкараулив момент, когда Попов не будет смотреть на своего возлюбленного, Стас переместил руки с талии на бедра Шастуна, с каждым мгновением поднимая их все выше. Это стало последней каплей. По залу прокатился звериный рык, и маленький хрупкий омега скинул с себя руки наглеца, быстро отходя от него на некоторое растояние. Глазная радужка Антона стала янтарной, ногти начали удлиняться, превращаясь в когти, клыки тоже удлинились, полюбому они были острее бритвы. Он принял боевую позицию. Глазное яблоко Стаса залила кровь, а к глазам побежали черные линии-венки. Музыка замолкла, все в зале обратили на них внимание. Попов видит, как на его Антона, Тошу, маленького хрупкого мальчика со всей вампирской скоростью бежит Стас. Адреналин стреляет в голову, сердце начинает заходиться бешеным ритмом и в голове проносится одна-единственная мысль: «Стас может навредить ЕГО возлюбленному», после чего Арсений резко подрывается, обгоняет Стаса и прижимает к стене. В глазах Попова читалась вся ненависть к брату, голубизна бушевала, напоминая «Сожженные мосты». —Тебя волнует какая-то подстилка? — громко спрашивает Стас и сражу же об этом жалеет: глазная радужка Попова потемнела и приобрела кроваво-красный оттенок, клыки удлинились в несколько раз, а к нижнему веку ползли черные линии-вены. —Это не просто "подстилка", мудак! Это мой возлюбленный, истинный! — выкрикивал Арсений, оборачиваясь на зал, как бы говоря это не только Шеминову, но и всем присутствующим. — И ты понесешь наказание за то, что посмел тронуть его! Арсений резко вписался в шею брата и прокусил сонную артерию. Яд оборотня начал распростроняться по крови, Стас вздрогнул и прижал руку к месту укуса, осознавая, что сейчас начнется бесконечная агония, галюцинации и другие не самые приятные побочки. Шеминов знал, что первородного вампира, то есть его, это не убъет, но мучений доставит знатно и чтоб прекратить пытки ему придется выклянчивать прощения у своего МЛАДШЕГО брата, что не укладывалось в голове у кареглазого. Как это он, такой статный, взрослый мужчина, старший брат (!) будет унижаться перед сопляком, коим считал Арсения. Некоторые вампиры, которые были не так устойчивы к яду оборотней, в отличии от первородных, в ужасе начали отступать к выходу, но не уходили — было одно препятствие. Страх. Чистый животный страх. Страх перед сильнейшим видом, существом. Который может их погубить на раз-два. Арсений сплюнул артериальную кровь Стаса на пол, коей был перепачкано все его лицо. — Так будет с каждым, кто посигнет на любимых и дорогих мне людей! — громко заявил Попов, осматривая каждого в этом зале, отчего многие опускали глаза в пол не выдерживая напряжения. — Я! Первородный гибрид! Единственный и неповторимый! Меня нельзя убить! Я непобедим...