Визитёр

      В их среде вообще не принято было молиться хоть кому-то, поскольку они, всей средой, были, мягко говоря, выпавшими из привычных понятий божественных отношений. Не еретическое течение, - хотя всякие бывали исключения, того же Пастора Флинна вспомнить, - но стойкие атеисты, просто отказывающиеся верить в богов и отрицающие их на себя влияние. Для кого другого такое откровенное неуважение стало бы поводом для персонального эдикта на устранение или вовсе небольшой Войны Веры в исполнении одного или нескольких жреческих клиров. В случае же с ними, не-религиозная доктрина организации была даже не в первой сотне тех причин, по которым их всех желали бы видеть мертвыми, а души развоплощенными к нулевой категории осадка.       В общем, не молились они, и Петер тоже не молился, хотя, конечно, иногда поминал в разговоре то святые сиськи Шейлы, то щупальца Фархвардрнона, даром что ему почти никто на поверхности не поклоняется. Ну и, конечно же, стандартные для всей Гильдии фразочки вроде "чтобы тебя Воитель стукнул" или вовсе "Клинок тебе в жопу" - так сложилось, что в их фольклоре и традициях Воитель занял роль некоего сатанинского архетипа. О том, что это вообще за архетип и кто такой этот некий Сатанинский, лично Петер не знал и подозревал, что даже первые из Золотого Списка тоже не знают. Лично он, в тот Список, нижнюю его графу, попавший всего-то пару лет как, предпочитал сосредотачиваться на том, чтобы из Списка не вылететь с понижением - очень частая незадача для только-только в него прорвавшихся. Понижение в звании в среде Гильдии проходит так весело, что Петер невольно вздрагивал от мысли провести следующие несколько десятков лет уже не Петером, а, скажем, Петрой, заодно нарастив себе грудь на зависть всем таврам и, опционально, избавившись от Петера-Младшего.       Короче говоря, когда его, прямо за почти законченным заказом, начало вместе с целым Вечным Градом немножко утаскивать в Ад, Петер не молился, хотя и очень хотелось. Он просто орал и бегал кругами, пакуя свои реактивы и вверенные ему артефакты в тревожный чемоданчик, и раз за разом пытался активировать хоть один из тревожных амулетов-прыгунов, вытягивая себя из западни. Амулеты ожидаемо не срабатывали, либо чутье буквально умоляло их не активировать, если жить хотелось. А потом, к ужасу так-то совсем неконфликтного и добродушного Петера, который даже ни разу в жизни в добровольной драке не участвовал, даже незримый и такой привычный диктат Фортуны начал... сбоить, слабеть.       Вот тогда-то ему, почтенному и заслуженному Мастеру, стало так страшно, что он начал действовать в сто три раза эффективнее. Петер, несмотря на сорок девятый, долженствующий вот-вот перешагнуть на героический рубеж, уровень (собственно, он после выполнения именно этого заказа и должен был свой предел перешагнуть), являлся ярым пацифистом, проще говоря, был категорическим противником любых форм физического насилия, будь то убийства, пытки, побои или уничтожение души методом скармливания оной планарным тварям. Втройне против насилия он был в том случае, если насилие собирались применять против него!       Ту работу над лучшим из собственных эвакуационных амулетов, какую он провел, обычно делают несколько кругов профильных артефакторов и магов пространства в течении многих недель, а не один высокоуровневый гильдейский специалист, будь он хоть триста раз талантом десятилетия. Петер чуял почти физическую боль от происходящего, ощущал, как перенапрягается его личная благосклонность Фортуны, дар того единственного существа, какое он и его коллеги были готовы называть Королем. Удача сопутствовала, удача защищала, удача помогала и сглаживала все острые углы, чтобы по итогу отмеченный Фортуной смог обрести хотя бы призрачный шанс на выживание.       Удача справилась и замерла под сердцем неподвижным и пустым камнем, давая с новым оттенком ужаса осознать, что теперь, до конца вот этого приключения адского, он снова стал простым смертным, а не абсурдно везучим ублюдком. Подавляя дрожь, Петер сжимает амулет и проводит его пробную активацию, но эта дрожь играет с ним злую шутку - тестовый прогон оказался недостаточно тестовым. Его не вырвало из Вечного Града, гибнущего и падающего в само Пекло, но несколько сместило относительно того самого града.       Ну, можно сказать, повезло еще раз - он не выпал за пределы отсекающего купола. Именно этой мыслью он пытался утешать себя, отчетливо видя, благодаря развитому уровнями и десятками титулов (Гильдия знала толк в том, как обрести от Вездесущей именно то, что нужно, а не что Она тебе даст) восприятию, приближение крепкой каменной стены. Ради активации эвакуатора пришлось отключить все свои защитные амулеты, да и сам он никогда ими не пользовался особо, выбирая хорошие, но доступные образцы, ведь его прикрывал Мандат Гильдии, дарованная самой Фортуной удача.       "Лучше бы я выбрал Алишан" - пронеслось в голове Петера в его, как он считал, последние секунды, какие он потратил на то, чтобы использовать задний ум. Да уж, конкретно тот заказ был попроще нынешнего в плане награды и получения бесценного опыта и не совсем в его личном стиле операций, но, право дело, на фоне вот этой проблемы, то были мелочи, недостойные его внимания. Его личная сверхузкая специализация, не давшая развить физические атрибуты выше природных норм, стала его погибелью, ведь даже многочисленные титулы и прочие Дары повышали преимущественно профильные и классовые атрибуты, умения, навыки и даже внеклассовые таланты.       Петер попрощался с жизнью и был в последний миг перехвачен чьей-то ногой, ударившей строго в плечо и каким-то образом перенаправившей его голову от каменной стены в груду сваленных возле той стены перин. Между прочим, явно старых и чем-то алхимическим пахнущих. Чуткий нос Петера, самого не чуждого алхимии, уловил нотки неудачно примененного очистителя, пролитого вина и застарелой крови с нечистотами - явно кого-то на этих перинах убили. А потом до него дошло, что он, как бы выжил, а на него недобро посматривает здоровенный и бандитской наружности мужик, чрезвычайно опасный и явно умеющий убивать, носящий при этом легендарный комплект доспехов минимум, пара смутно узнаваемых (он бы точно вспомнил, если бы не страх и паника) и крайне хорошо экипированных женщин, а также баюкающий сломанную ногу юноша в одежде небогатого авантюриста (и кучей дорогих амулетов поверх нее), какой своим метким пинком спас его, Петера, жизнь.       Спас сам, просто так, не под действием поводка Фортуны, а просто из желания помочь незнакомому человеку. Петер считал себя весьма черствым человеком, пусть и с налетом сентиментальности, но сейчас он почувствовал, как на глазах выступили невольные слезы благодарности, смешанные со слезами боли в отбитом теле. Такое проявление человечности было редкой чертой нынешнего поколения, да и всех прошлых тоже, а заодно и будущих. Как-никак, Петер доживал свой восемьдесят шестой год жизни, пусть и выглядел весьма молодым мужчиной, едва выбравшимся из юношеского возраста, но не дожившим до первых седин - хорошая медицина, правильная диета, регулярные визиты к лучшим бенефикам и особые гильдейские благословения позволяли очень неплохо сохранять здоровье и внешность. И за все эти долгие годы он ни разу не встречал того, чтобы его спасали от верной смерти вообще чужие и непричастные люди, да еще и не под велением Фортуны. - Ох, юноша, благодарю вас, вы мне жизнь спасли и, вместе с ней, скорее всего, еще и душу. - Кое-как встав на ноги и принявшись корректировать работу амулета, понимая, что это, судя по всему, его последние секунды, последние слова и поступки, Петер решает оставить за собой на один долг меньше, даже если это долг такому же почти покойнику, как и он сам. - Вот, возьмите, от меня лично, если выживите - стопроцентный дисконт на девяносто девять заказов вплоть до алмазной категории. Используйте мудро, совмещая поиск удовольствий с карьерным ростом. Надеюсь, Фортуна будет к вам благосклонна, юноша. Еще раз спасибо и прощайте.       В руках у немного рассеянно моргающего парня осталась золотая, аж сияющая золотом, карточка-визитка, являющаяся по совместительству чрезвычайно мощным защитным амулетом на основе гильдейской работы с Законом Удачи. Сейчас, впрочем, этот амулет просто золотая и очень статусная побрякушка - за этот век никому столь крупного, крупнейшего из тех, какую Петер имел право выдать, подарочного сертификата не выдавали, да и за прошлые три тоже, если ему память не изменяет. Случись Петеру выжить, и Гильдия именно его заставит этот подарок исполнять, причем едва ли не за свой счет, но почтенный и самую малость сентиментальный мастер посчитал, что если он все-таки выживет, то рассчитаться за несколько импульсивно сделанный подарок будет даже приятно.       Сжимая амулет в побелевших от напряжения пальцах, призывая остатки сил в проявлении классовых умений, специфических титулов и доброго десятка талантов, Петер вкладывает всего себя в мощное искажающее воздействие, пытаясь, изо всех сил стараясь, отчаянно вкладывая себя в намерение продавить клетку извергов и вырваться на свободу. И было в нем, впервые за столько лет познавшем заботу и помощь со стороны кого-то чужого, столько веры в себя, сосредоточенной в моменте напряженнейшего усилия, что этой веры, казалось, хватило для успеха.       С треском ломаемого стекла реальность дрогнула, поддалась мягкой глиной, прорвалась старой, изношенной выше разумных пределов, тканью. И, сломавшись, реальность начала делать то, что и привыкла делать с теми, кто пытался в продвинутый варпинг оной реальности - принялась давить дерзкого исказителя обратной силой. Действие и противодействие, аксиома магических законов, только сейчас искажающий находился не в нормальной реальности, где его действие просто убило бы дерзнувшего откатом, а почти что в Пекле. В месте, где привычные законы и Законы сбоят, а значит эти сбои можно использовать себе на пользу точно также, как изверги использовали их смертным во вред.       Вместо того, чтобы оказаться распыленным в мелкодисперсную взвесь, Петер провалился в спонтанный пространственный туннель, исчезая из одного места в надежде появиться в каком-то еще. Без защиты Фортуны, без профильных умений, без времени на подготовку - он мог только умереть, умереть мучительно, умереть нелепо и сотней способов, среди которых перенос внутрь материального объекта, в глубину какого-то плана, в эпицентр энергетической аномалии или просто в несколько сотен мест сразу, по частям, был лишь вершиной списка. Ведь больше всего было шансов на то, что он вообще не выпадет из этого прыжка обратно, никуда и ни в каком виде. Это был билет в один конец, но Петер все же рискнул, хотя большинство его коллег не осмелились бы, все же выбрал, как именно ему уйти со сцены, даже если шансов нет, уйти по собственной воле и выбору, а не в навязанной извергами игре.       В последние секунды перед рывком, когда смутно знакомая четверка, - ему показалось, или он видел ту андрогинную девицу среди недавних заявок на одобрение заказа? - отпрыгнула от него словно от бомбы, опасаясь того потока сил, какой он призвал, Петер еще расслышал слова громилы в артефактных доспехах: - Морт, да ты охуел! А потом мир мигнул. Сломался. Вывернулся. Закрутился. И ничего не стало.