Счастье любит тишину.

      Вроде недавно отпраздновали седьмой юбилей, но мандраж никуда не пропадает. Перед каждым спектаклем, каждой съемкой и даже эфиром, пусть в последнее время те проводить и вовсе не получается, пальцы сами тянутся нервно схватить краешек рубашки, сжимая до побеления тонких костяшек.       До выхода всего пара минут, а потом, стоит им выйти из-за арок, зрители встретят их бурными аплодисментами и бесконечной поддержкой. Это заставляет сделать глубокий вдох, расслабиться, отпуская выглаженную ткань, и уже с привычной легкостью выдохнуть.       Арсений переводит за мгновение теплеющий взгляд на противоположную кулису, где пару мгновений назад с Позом беседовал его (самый дорогой и нужный на этом свете) человек. Шастуна на месте не обнаруживается. Объяснимо-необъяснимая тревога тут же заставляет нахмуриться, глазами стреляя по всему закулисью в попытке найти и так выделяющуюся в толпе шпалу, но безуспешно. Мужчина уже было наклоняется к Матвиенко, чтобы тихо спросить где их товарищ по сцене, когда на плечо опускается тяжелая ладонь, знакомая так сильно. Попов выдыхает, с улыбкой оборачиваясь.       — Напугал, дурак, — шепчет он, прикрывая микрофон ладонью и изо всех сил стараясь не растрескаться от того какая у Тохи мордашка родная и как сразу легче становится при виде него (как всегда получалось плохо).       Впрочем, любоваться долго не удается, а облегчение и радость сменяются беспокойством, стоит мужчине заметить, с каким усилием Шастун вертит на пальцах любимое кольцо (конечно, подаренное Арсением), кусает губы (и так покрытые ранками неустановленного происхождения) и глазами бегает где только можно, но не по лицу актера.       Тревожность и привычка слишком много думать о том, о чем не стоит, и того, чего не следует, заставляет за секунду точно на гоночном автомобиле разогнаться от пит-стопа «безмятежность» до финиша «страх». Но спросить не удается — Антон прикрывает свое записывающее устройство, не позволяя собственным словам звучать на весь павильон, и едва слышно говорит:       — Арс… Отойдем на минутку? — и вновь это бесконечное кусание губ и затравленный взгляд котенка, которого хочется только кутать в одеялко и бесконечно обнимать, пока тот мурчит под ухом. — Пожалуйста.       Именно это мгновение выбирают главные на площадке, чтобы по динамикам объявить о двухминутной готовности, заставляя Арсения обернуться в сторону сцены, прислушиваясь к командам сверху. Актер возвращает на своего мужчину затравленный взгляд, но тот в ответ лишь качает головой, а после кивает в сторону, точно пытаясь дать понять, что они успеют.       За столько лет у них сложилось почти идеальное понимание мыслей друг друга — не просто так они во многом лучший дуэт их команды — потому Попову не стоит труда уловить, чего хочет Шаст. Антону он привык доверять, его настроение он научился отслеживать (хотя сейчас тревога младшего была бы видна даже слепому), а еще, честно говоря, плевать было и на начальство, и на Стаса. Потому что если Шастуну поплохело или что-то стряслось, уж перенести съемки должно получиться.       Арс только головой качает на немой вопрос в глазах Сережи, прежде чем, поворачиваясь, проследовать за Антоном, который ведет его в какой-то закуток.       Тот сам опускает вниз их микрофончики, а после, очевидно думая не сильно долго, щелкает переключателем, и вовсе отключая их ненадолго. Он нагибается, чтобы, руками за плечи придерживая старшего на месте, прислониться лбом к чужому лбу, обдавая горячим дыханием с привкусом какой-то херни из своей дуделки губы.       — Я тебя люблю, — шепчет Шастун, чуть склоняя голову в бок, чтобы мягко коснуться чужих губ своими буквально на мгновение.       — И я тебя люблю, Тош, — улыбается актер в ответ, пока тревога внутри отступает на задний план, уступая место нежности. — Все в порядке? — все же не сдерживается он, хмурясь.       Шастун одну руку с чужого плеча убирает и тянется куда-то за спину, пока сам чмокает кончик носа старшего, почти ободряюще улыбаясь.       — Я… — начинает было он, запинаясь, и рвано выдыхает, давя в себе желание прервать разговор и разойтись на пока еще радостной ноте.       Вместо этого он вновь прикрывает глаза и прислоняется к чужому лбу своим. Поддерживая своего мужчину Арсений лишь прикрывает глаза, доверяясь слуху и ощущению тепла, исходящего от чужого тела.       — Арс, я тебя люблю до безумия, — шепчет Шастун, и голос едва слышно подрагивает. — Больше всех в этой ебучей стране и на всем сраном свете. И мне вообще никто больше не нужен так, как ты, — тихо-тихо продолжает он.       Попов едва только дыхание не задерживает, слушая чужие слова, и все, что сейчас хочется — поцеловать Тоху, чтобы вспомнил, что это у них работает в обе стороны, и он в абсолютно той же западне любви, из которой вылезать не хочется. Мужчина уже было открывает рот, чтобы сказать ему об этом, как тот продолжает.       — И я не думаю, что мне еще кто-то нужен будет. И я уже месяц как идиот таскаюсь, все время пытаясь выловить тебя или себя, или подходящее время или место, или просто, блять, пытаюсь заставить себя решиться, — тараторит он, шипя на самого себя от досады, а после…       Ощущение чужих прикосновений пропадает ровно на одну секунду, но Арсений тут же открывает глаза, в следующее мгновение широко распахивая их от изумления.       Шастун дрожащими руками пытается открыть зеленую бархатную коробочку, которая ему все не поддается, а Попов только чувствует, как глаза жечь начинает безумно, да улыбка сама на лице прописывается и отказывается слезать. Тихий смех вылетает из старшего раньше, чем у него получается поймать эту эмоцию за хвост, и он тянется к чужому лицу, обхватывая его ладонями.       — Да, — шепчет он, с нескончаемой нежностью целуя Антона, который возмущенно сопит в ответ и отстраняется первым.       — Но я не сказал! — бурчит он, наконец открывая коробочку и кидая взгляд на актера.       — Хорошо, давай еще раз, — хихикает он, послушно прикрывая глаза.       Шастун закатывает глаза, дергая Арса за рукав рубашки и безмолвно прося того открыть глаза.       С почти неподдельным удивлением, тот приоткрывает рот, вновь широко распахивая глаза и изо всех сил стараясь не засмеяться от собственноручно устроенного мини-спектакля. Антон качает головой, усмехаясь, и вновь смотрит в чужие глаза уже серьезным, но оттого не менее взволнованным взглядом.       — Понятие не имею каким образом и все такое, но… Арс, согласишься связать свою жизнь со мной, пока не начнем бесить друг друга? — Антон прикусывает губу с силой, смотря своими огромными оленьими глазами на мужчину перед собой в ожидании ответа.       — Самое милое признание, которое я слышал в своей жизни, — смеется Арсений, а после делает наигранно-задумчивое лицо. — Не знаю, я пока не думал о серьезных отношениях, думал побыть холостяком, — пожимает он плечами, получая в ответ только фыркание.       Арсений смотрит в светло-зеленые глаза любимого человека и улыбается искренне-влюбленно: он готов говорить «да» столько раз, сколько тот задаст этот вопрос.       Антон глядит в чисто-голубые глаза Попова и думает о том, что он готов говорить ему о любви каждую секунду, чтобы он знал, насколько сильно в нем это чувство.       Старший за шею притягивает Шаста к себе, вновь соприкасась с ним лбами. Они не разрывают зрительный контакт и проходит, кажется, вечность, прежде чем Арс, смаргивая выступающие слезы, улыбается счастливо, шепча почти неслышно.       — Конечно «да», дурачок, — и смеется, позволяя Тоше прервать его поцелуем, собираясь с губ слезинки и отголоски согласия актера.       Руки уже почти не дрожат, когда Антон убирает уже пустую коробочку куда-то в карман и надевает, кажется, платиновое колечко с каким-то зеленым камешком на безымянный палец возлюбленного. Сердце бешено колотится у обоих, кровь стучит в ушах от эмоций, пока счастье бурлит в груди, разливаясь по венам.       Они выйдут на сцену меньше чем через минуту, по-прежнему кидая друг на друга влюбленные взгляды, привычно будут сыпаться особенно сильно именно с шуток своей второй половинки. Но сегодня будет плевать на всех вокруг, потому что один вечно любит, а второй вечно любит в ответ.