И вот не только счастливые дни в волейбольном лагере, но и сами каникулы подошли к концу. Акааши, как себе и обещал, все время сидел дома, слушая ворчания матери, что тот совсем не выходит на свежий воздух, и занимался своими делами: убирался, подтягивал свои знания по предметам и тренировался чеканить мяч об стенку. Но чтобы не так сильно беспокоить родителей, Кейджи все же выходил на прогулки с Куроо, которые почти всегда каким-то магическим образом превращались во внезапные ночевки.
Мама Акааши даже успела познакомиться с Куроо, потому что тот очень часто встречал и провожал Кейджи. И связующий представил своим родителям Тетсуро как нового
друга. Как ни странно, но они совсем не задавали вопросы, которые касались Бокуто. Как будто и вовсе про него забыли. Но так могло бы быть, только если у связующего было такое количество друзей, что им всех и не запомнить. А так как их всех можно было пересчитать по пальцам, его очень напрягало поведение матери и отца, которые, когда знакомились с Куроо, просто покивали головами.
Возможно ли, чтобы они обо всем догадывались?
Но Кейджи уверен был, что это пустые страхи. Его сейчас волновало другое. То, что происходило у Бокуто на любовном фронте. Понимая, что они с этой девушкой точно скоро начнут встречаться, он твердо решил больше не обращать на это совершенно никакого внимания. Ведь упрямо продолжать надеяться на что-то, совершенно игнорируя обстоятельства, было бы очень глупо. И просто пытался общаться с Котаро как раньше. Осознавая, что сразу вытравить любовь из своего сердца не сможет, он решил, что хотя бы будет постепенно, по мере возможностей пытаться это делать.
Капитан с этой девушках стали в настолько близких отношениях, что даже, когда настало время отборочных, она пригласила его на свой матч. И как позже он узнал от Конохи, девушка звала и его тоже с такими словами: «… и связующего своего прихвати. Пусть посмотрит как правильно пасовать надо, а то вы каждый тренировочный матч Некоме проигрываете». Услышав это, Акааши почувствовал какую-то непонятную жгучую боль в груди. Насколько же смелое заявление! Но как ни странно, злости он никакой не чувствовал. Пытаясь скрыть от Акинори насколько он уязвлен, связующий понял, что ощущал лишь горькую обиду. Но никакой злости. На первых порах он и правда, бывало злился, психовал, агрессировал и просто дико ревновал. Но теперь, снова закопав это глубоко в недрах своей души, он пытался продолжать внушать себе, что это тоже его мало трогало.
Но, несмотря на все свое внешнее спокойствие и уравновешенность, в ответ на это заявление у него чуть не вырвалось ядовитое: «Ну, попробуй на сетке в два с половиной метра поиграть! Что, неужели не получается?!». Но доигровщику, открывшему для него всю правду, он лишь натянуто вежливо улыбнулся и сказал, что обязательно придет посмотреть на матч вместе с Бокуто. Он знал, что сразу после женских отборочных пойдут мужские, но Котаро настолько сильно вырос (и в плане способностей, и даже в прямом смысле, он за год подрос на пару сантиметров), что Кейджи за него не беспокоился. Один раз тренировку можно было и пропустить. В начале лета Бокуто так и делал, но помимо нагоняев от тренера, никакого ущерба не понес.
В день матча женской Фукуродани с женской Шинзен, Бокуто был на взводе с самого утра. Акааши, хоть и не видел в каком состоянии он проснулся, зато потом провел с ним много времени и узнал, что тот даже ровно сидеть на стуле не мог. Постоянно ерзал и подскакивал. Это же даже не его матч! Так с какой стати он так сильно нервничал? Почему-то Кейджи посетили довольно мрачные мысли, что завтра, в день отборочных, когда они будут играть с Некомой, эта девушка должна будет сидеть спокойно.
Связующий все время неизвестно почему, считал, что судя по её поведению, она только делала вид, что ей нравился совиный капитан. Но упорно внушал себе, что ему не нравится эта мысль, хотя где-то невероятно глубоко, в самых темных уголках души, связующему она очень даже нравилась. Даже если и так, то чего тогда она пытается добиться? Семья Бокуто была среднего достатка, сам из себя этот парень и не красивый и не страшный (Акааши, упрямо не видящий существенных недостатков в Котаро, пытался предположить что о нем думают другие). Тогда чего это она так к нему снисходительна? Но самым лучшим вариантом было бы то, что его чувства взаимны, и она тоже влюблена без памяти, но просто не хочет казаться слишком доступной (ох уж эти девушки!).
Когда они уже пришли к ней на матч, Бокуто все еще всего трясло. Но лицо его не было синим, словно слива, как месяц назад. И тогда Акааши догадался: сейчас его трясло от предвкушения. Кейджи и сам не понаслышке знал, что если ты влюблен в человека, то тебе точно захочется видеть, как твой объект обожания будет выглядеть, занимаясь любимым делом. Именно так Акааши и думал, потому что сам невольно мог залюбоваться нападающим, пробивавшим съемы. Какие у него сильные руки, какой сосредоточенное выражение лица… Какой же он все-таки невероятный!
И вот, Кейджи с Бокуто поднялись на своеобразную трибуну, когда спортсменки уже разминались, готовясь к предстоящему сражению. Акааши перевел взгляд на доигровщика. Его глаза лихорадочно блестели, а на губах играла довольная, радостная улыбка. Он, даже находясь на порядочном расстоянии, все равно как-то умудрялся неотрывно смотреть на нее, прожигая своим по-детски радостным взглядом её бесстрастный профиль.
Переведя взгляд на поле, Акааши заметил там Кумимото, которая как раз отжималась. И, закончив, она села на пол, подогнув колени. Они вместе с той девушкой с бордовыми косами что-то весело обсуждали и смеялись. Акааши слабо, устало улыбнулся, покручивая в мыслях, о чем же они таком могли говорить. Почувствовав на себе взгляд связующего мужской Фукуродани, капитан повернулась к нему лицом и помахала. Кейджи тоже, мгновенно натянув ненастоящую, зато заметную улыбку, помахал в ответ, а потом, когда капитан снова отвернулась, выдохнул и расслабился.
Весь матч девушки хаотично бегали по площадке с такой скоростью, что глаза связующего едва успевали за ними следить. И что пыталась продемонстрировать ему эта связующая? У нее пасы ничем не отличались от передач, которые давал он сам. Сакура, у которой волосы были привычно заплетены в густые косы, принимала неплохо, хотя женская Шинзен взяла первый сет. Но как только Кумимото переместилась на заднюю линию в начале второго, то благодаря подачам капитана, (которые были чем-то похожи на сильные, неподьемные подачи второгодки Ушиджимы, с которыми ему в средней школе пришлось сталкиваться на национальных), они смогли достичь отрыва в семь очков и взять второй сет.
Каждый раз, как Кейджи переводил взгляд с площадки на Котаро, то он был как самый лучший референс для художника. Его лицо проходило практически весь эмоциональный спектр, который скакал от радости, когда Кумимото принимала мяч, и до отчаяния, когда нападающая, равная по силе капитану женской Фукуродани, забивала очко, пробивая под себя.
И говорить было нечего, что они проиграли женской Шинзен, сыграв в три сета. Под конец матча Бокуто был похож на лимон. Лицо его было надувшимся и частично желтоватым. Пройдя весь спектр эмоций, оно, видимо, принялось за цветовой.
— Бокуто-сан, все ли хорошо? — аккуратно поинтересовался Акааши, подойдя ближе к Котаро. Но у него, похоже, не получалось выдавить и слова, поэтому он просто кивнул и невидящим взглядом уставился куда-то в пол на трибуне.
Сразу после матча Бокуто побежал караулить эту девушку, около раздевалок женских команд, а связующий, потеряв его из виду, так бы взволнованно и озирался по сторонам, в поисках пропавшего капитана, если бы его за плечо не поймал Коноха.
— Бокуто ищешь? Он уже у их раздевалки ошивается, ждет пока
она выйдет, — улыбаясь и злобно хихикая, Акинори хлопнул Акааши по лопатке, — Ну что, как матч? Чего ты всю игру такой кислый был?
— Почему «кислый»? — смутившись, не понял связующий.
— Потому что на тебя как ни посмотри, ты все время стоял какой-то понурый, — почесал в затылке доигровщик, мгновенно переставая по-дурацки лыбиться, — Ты что, тоже расстроился из-за проигрыша, как и Бокуто? Вылететь на первом кругу! Это же надо быть совсем лохами! Но Кумимото жалко, она так старалась…
— Да, согласен. Ну я думаю их должны утвердить повторно, как нас в прошлом году, — безразлично сложив руки на груди, предположил связующий.
— А ты откуда знаешь? Ты же первогодка! Тебе Бокуто рассказал? — удивившись неожиданной осведомленности Акааши, Коноха даже бросил руки, которые он раньше упер в бока.
— Да, — спохватившись, закивал связующий. Ему вообще-то эту информацию сообщил Куроо, но, не желая выставлять напоказ свои с ним отношения, просто
снова сказал неправду.
Оставив все попытки найти Бокуто, потому что он точно будет успокаивать девушку, Кейджи просто демонстративно зевнул, намекая Конохе, что им пора бы уже расходиться. Тот понял намек, и попрощавшись, удалился. А по пути домой, Акааши задумался о том, что Коноху скорее всего пригласила Кумимото, они ведь хорошо общались?
Завтра ведь у них матч с Некомой.
Который они точно не проиграют.
Вернувшись домой, Кейджи почему-то почувствовал себя очень уставшим. Он, правда, отсидел сегодня несколько уроков и они сразу пошли на матч. Тогда почему он чувствовал себя физически истощенным? От мыслей? Возможно, его настолько тяготила догадка о том, что Бокуто снова станет таким как в июне.
Снова забудет об Акааши.
Сняв учебную сумку при входе в дом, он кинул её в угол и на автомате провел рукой по своим волосам. Они оказались сальными, поэтому Кейджи решил принять душ и помыть голову. Взяв домашнюю одежду, чтобы потом переодеться, Акааши зашел в ванну и щелкнул замком. И вот уже через минуту он подставлял лицо теплым струям. Вода заливалась в уши, рот и попадала в глаза, но он позволял себе пару лишних секунд постоять и погреться. Душ хоть немного снимал напряжение, которое копилось день ото дня. И которое связующий совсем перестал замечать под грузом чужих забот.
На ощупь найдя банку с шампунем, он намылил засаленные за неделю волосы, массируя кожу головы, чтобы, опять же, хоть чуть-чуть расслабиться. Но гидротерапия прошла не так удачно, как хотелось бы Акааши. Как только он смыл шампунь, к нему постучалась мама и попросила его быстрее выходить, чтобы она тоже успела зайти в душ перед работой. Сказать, что Кейджи удивился, когда услышал от нее о том, что он стоял тут уже целый час — не сказать ничего. Тогда он быстро спохватился, еще раз намочил голову, чтобы тщательнее смыть шампунь — который почему-то как назло с первого раза смываться не хотел и ужасно пенился — и вылез. Когда выходил из ванной, связующий схватил фиолетовое полотенце с крючка и, обернув его вокруг талии, сгреб в охапку свою одежду, уступая суетящейся матери ванную.
На следующее утро он проснулся и понял, как сильно лоханулся: не высушил голову сразу, хотя мог прихватить мамин фен и вставить в любую розетку в доме. Теперь его волосы вместо чистых и шелковистых, были просто сырыми. А потом, наспех высушив их, ужаснулся. Как оказалось, он фатально ошибся, а не просто забыл высушить волосы. Он медленно перевел взгляд в сторону полок с шампунями. На ней рядом стояли две бутылки: сиреневая, с дорогим профессиональным шампунем и белая — средство для мытья посуды.
Он, резко выдохнув, со всей силы хлопнул себя по щекам от досады. Но потом, каким-то чудом взял себя в руки и попробовал высушить волосы. Но они совершенно не хотели идти на контакт и, сколько связующий их не высушивал, оставались такими же сырыми и слипшимися. Тогда, поняв, что в школу он все равно опоздал, решил еще раз помыть их. Это, конечно, несколько улучшило ситуацию. Кейджи безнадежно взглянул в зеркало, всматриваясь в свое отражение. Он осторожно поднял одну из прядок и рассмотрел её. Хоть после сушки они и выглядели как солома, зато больше на них не блестела грязь. И теперь, вместо аккуратно уложенных волос, которые раньше сразу после сушки вечером послушно ложились как надо, у него получилась прическа «я у мамы дурачок».
Тяжело вздохнув, он все же оделся и отправился в школу, готовый к тому, что его все будут спрашивать, что случилось с волосами.
Придя в школу, он понял: всем все равно. Вообще никто не спросил, что случилось. И он, отсидев все уроки, пришел в зал мужской Фукуродани. Акааши ждал, что сейчас тренер всех соберет и они поедут к Некоме, которые проводили домашнюю игру.
И даже когда он ехал с остальными в автобусе, и даже когда они вышли на площадку для тренировки, никто его не спросил, что же случилось с его волосами. Ни Бокуто, ни Коноха, и даже тренер этого не заметил. Ситуация была похожа на ту, когда родители покупают тебе новые вещи, а потом спрашивают, что сказали одноклассники. Но все же какое-то неожиданное безразличие команды чуть-чуть напрягло его.
Акааши вышел из зала и направился к ближайшему кулеру. Он вытащил стаканчик и начал набирать воду, потому что из-за всей этой беготни с волосами он даже не собрался нормально. Еще и за опоздание отчитали такой позорной фразой: «Ну от тебя не ожидала». И это, понятное дело, еще сильнее расстроило Кейджи в этот день. У него и так утром чуть истерика не случилась из-за такого странного стечения обстоятельств, что он чуть ли не скулил в ладони от безвыходности, так еще и потом перед всем классом опозорили. Наливая воду, Акааши вспомнил, что ему очень-очень сильно хотелось ответить, и желательно нецензурно, что она не в зале ожидания, чтобы от потенциального отличника что-то ожидать. Но в силу своего положения как виновного — спасибо, что не подсудимого — он промолчал, что, несомненно, было еще позорнее.
Вспоминая это, он даже не заметил, как пластиковый стаканчик давно наполнился и уже несколько секунд лился через край. Он было спохватился, хотел перекрыть кран, но рукой случайно коснулся чужой руки, которая его опередила. Кейджи сначала просто стоял и тупо пялился на руку пришедшего человека, пока тот её не убрал. Связующий поднял взгляд и распахнул глаза: Куроо.
— Ты чего задумчивый такой? — улыбнувшись, спросил он, взяв полный до кроев стаканчик, и протянул его Акааши, — Как играть будешь?
— Ой, извини, просто кое-что вспомнил, — принимая стаканчик, протянул связующий и отвел взгляд, — Меня сегодня первый раз отругали в школе.
— А че случилось? — не понял Куроо, еще раз нагибаясь к кулеру, но чтобы налить воды уже себе.
— А ты тоже бутылку забыл? — перевел тему Акааши, показывая пальцем на почти наполненный стаканчик капитана.
— Нет, просто тебя искал и когда нашел заодно попить решил, а то сушняк такой, ужас, — почесав шею и забирая стаканчик, сказал Тетсуро, сделав глоток, — Ты от темы-то не отходи. Что стряслось? Чтобы тебя, да ругали? В жизни не поверю.
— Ничего такого, на урок опоздал, — сказал Акааши и, встретившись с удивленным взглядом Куроо, попытался оправдаться, — Проспал.
— Ну ладно, не хочешь говорить — не нужно, — равнодушно пожал плечами Тетсуро. И хотя его ровный голос не выдавал никакой обиды, все же вице-капитан заподозрил, что ответ ему не понравился. Обычно так делают девушки. С кем поведешься, от того и наберешься, да?
Допив воду, Кейджи зевнул, поднял какой-то стакан, который у кого-то полетел мимо урны, и выкинул его.
— Ты какой-то усталый, нервный и дерганый. Ты как играть собрался? Хочешь, сделаю массаж? — предложил кошачий капитан.
— Спины или шеи? — спросил Акааши, наливая себе еще воды и делая глоток.
— Простаты, — усмехнулся тот. Но потом быстро стало не до смеха, так как ему пришлось стучать по спине поперхнувшегося Кейджи.
— С ума сошел? У нас матч через полчаса, а нужно еще успеть размяться, — откашлявшись, недовольно сказал Кейджи, все еще продолжая стоять с красным как помидор лицом, — На твой массаж нет времени.
— Ладно, а как насчет самого обычного массажа шеи? — он снова хитро, и будто бы заискивающе улыбнулся.
— А ты умеешь? — удивился Акааши, и на секунду прервал зрительный контакт с капитаном, швырнув уже свой пластиковый стакан в урну.
— Конечно. Что там уметь? — прыснул капитан, — В нашей раздевалке сейчас никого нет. Пойдем в туда? Всех Некомата-сан заставил в игровом зале пол мыть.
— Пошли, — вздохнув, сдался связующий. Хотя и подозревал, что действительно делать массаж Куроо будет с очень маленькой вероятностью, но все же последовал за ним. Очень уж Акааши не понравилось его: «да что там уметь!».
Они зашли в раздевалку и Тетусро щелкнул выключателем. Акааши, слушая наставления Куроо, зашел внутрь и, усевшись на скамейку, стянул майку. Но вопреки всем ожиданиям связующего, капитан действительно подошел со спины и аккуратно стал массировать тонкими, ловкими пальцами напряженную шею Кейджи. И как умело он это делал!
— Вам, связующим, постоянно надо вверх смотреть. Сколько раз Кенма потом ворчал, то у него шея болит. Вот мне и приходится работать бесплатным массажистом.
— Ты можешь этого не делать, если не хочешь, — равнодушно выдохнул Акааши.
— Нет, я же сам предложил, — протянул в ответ капитан, сначала пальцами одновременно в пяти точках разминая зажатые мышцы, а потом сложив их в жест, похожий на «беллисимо», начал нажимать на шею еще сильнее, — Мне не в тягость. Наоборот, нравится. С тобой и играть интереснее будет, если ты собран и расслаблен будешь. Ты же там такого наворотишь!
Этот хитрый, многообещающий тон Куроо непроизвольно вызвал у Акааши легкий смешок.
— Ну как? — убирая руки, спросил Тетсуро, уперев их в боки.
— Приятно. Как будто бы у профессионального мастера побывал, — вставая и потягиваясь, восхищенно произнес Кейджи, хотя не разу не был у массажистов, — Спасибо тебе большое. Мне и правда легче. А я уж думал, что ты как обычно, сначала придумаешь что-то, а потом все в итоге к этому сведётся.
— А ты что, правда решил, что это все бесплатно? — помурлыкал Тетсуро, как-то уж слишком недобро скалясь. И Кейджи резко втянул воздух, потому что этот оскал никогда не предвещал ничего хорошего.
— Да ладно! — страдальчески простонал Акааши.
— А как ты хотел? Маркетинг обычно так и работает, — перестав скалиться и вместо этого иронично-надменно улыбнувшись, сказал капитан, сложив руки на груди.
— Нет, точно не сейчас. Ну тогда размассажируй меня обратно, я не знаю, — проворчал Акааши, пытаясь незаметно уйти, продвигаясь в процессе разговора все ближе к двери, — И вообще-то обманывать не хорошо. И на принуждение мы не договаривались, позволь напомнить!
Куроо, сломленный таким количеством веских аргументов, просто выдохнул, ссутулившись, и попытался отшутиться.
— Ну поцелуешь хотя бы? — сказал он и издевательски вытянул губы в трубочку.
— Ну хорошо, давай быстрее, а то уже бежать надо, матч через пятнадцать минут, — согласился Кейджи и, двинувшись обратно от двери к Тетсуро, обнял его.
А тот обвил руками его талию и потянулся за поцелуем. Но Акааши лишь быстро чмокнул его в губы, и тут же заторопился обратно, отстраняясь.
— Я по-другому хотел, — недовольно проговорил капитан.
— Жизнь полна разочарований, — сказал Акааши, равнодушно пожав плечами. И, находясь все в таких же крепких объятиях Куроо, попытался максимально от него отклониться, — А я не хотел, чтобы меня к чему-то принуждали. Нашел себе безотказного!
— Ну прости, перегнул, наверное, — наконец отпустив вице-капитана, расстроенно сказал Тетсуро, пытаясь каждой ноткой в своем голосе показать,
как он сожалеет, и что он уже раскаялся, — А если я поддамся Бокуто, поцелуешь?
— А вы, что, Куроо-сан, и на национальных тоже будете поддаваться Бокуто? — съязвил связующий, открывая дверь раздевалки. Тетсуро фыркнул и закатил глаза.
— Да Акааши, что с тобой случилось? Ты же таким милым был! — обиженно отозвался тот.
— Ну не знаю, с волками жить — по-волчьи выть, — хитро улыбнувшись, сказал Акааши и, хлопнув дверью, скрылся.
Куроо чуть вздрогнул, после чего, недовольно сложив руки на груди, снова фыркнул: «Вот сыч хитрый!».
Если начинать говорить про этот матч, то Акааши сам от себя не ожидал такой внимательности и сосредоточенности. Хотя это и была работа либеро, он сегодня подбирал все скидки Кенмы, и мячи, отскочившие от блоков Куроо. И даже в период тайм-аута, сам настолько яро поддерживал нападающего, который снова начинал депрессовать, что у него этот странный недуг как крылом смело. Поначалу Бокуто и правда плохо играл, поэтому Некома взяла первый сет. Совиный капитан очень уж переживал, что сыграет плохо и из-за этих пустых переживаний так и вышло. Но Акааши настолько сильно и энергично начал поддерживать капитана, уверяя, что он точно сможет обойти блоки Куроо, если не будет думать о плохом. И на удивление, Котаро это настолько замотивировало, что он вскочил, моментально отменяя эмо-мод и сразу побежал на площадку, хотя тайм-аут еще не закончился.
И Бокуто настолько поверил в себя, что Фукуродани взяла второй сет. Совиный капитан вкладывал такую силищу в удар, что мяч от рук Куроо отскакивал в аут. А потом, видимо, слишком сильно воодушевившись, доигровщик начал ныть, что Акааши не все пасы дает ему, хотя Коноха тоже забивал. Кейджи был очень изумлен, насколько он сегодня в хорошей форме. «Ах, какие пасы! Акааши, ну ты просто гений.» И хорошее настроение совиного капитана распространилось и на Кейджи, отчего он стал неожиданно широко улыбаться. Но прямо за сеткой стоял Куроо, заменяя Кенму, пока тот был на подаче.
— Акааши, ты так ярко сияешь, — повернувшись к нему лицом, прошептал Тетсуро, — Прекрати улыбаться, а то из-за твоего очарования, мы начали проигрывать.
Удивительно, но Фукуродани действительно выиграла. И все благодаря Бокуто, который так сильно стремился выглядеть круто, что даже начал круто играть. В конце игры, когда Куроо пожимал довольному Бокуто руку, кошачьего капитана чуть ли не трясло от раздражения. А потом было слышно, как тот сказал Кенме: «А можно мне такую же влюбленность, на энергию от которой я национальные выиграю?».
И когда болельщикам разрешилось наконец спуститься, порадоваться за выигравших гостей, то Бокуто первым делом, конечно же, подбежал к спустившейся к нему девушке и широко раскрыл руки, как бы намекая, что хочет её обнять. И краем уха связующий услышал:
— Ты же играл только что, ты воняешь, — заметила она, выгнув бровь.
— Я дезодорантом пользовался, честно! — поклялся Бокуто, чуть не ли прыгая на месте от радости, что они взяли эту игру.
А затем повернулся: они и правда обнялись. Насколько доволен был Бокуто! Ведь, кажется, он только этого и ждал.
Куроо прав был, Акааши действительно перестал быть таким как прежде. Нет, он не сможет выгнать Бокуто из своего сердца. Как бы ни старался — не сможет. Невозможно долго уверять себя, что ты ничего не чувствуешь к человеку, а потом прожигать их влюбленную парочку ревнивым взглядом.
— Ты такими темпами в них дыру прожжешь глазами, — Куроо, как обычно, настолько тихо подкрался, что в очередной раз напугал Акааши, — А ты молодец сегодня. Обмануть Кенму! И такую скидку сделал, просто супер. Ну вы молодцы, ребят. Я, честно, не ожидал. Но надеюсь, что теперь нас утвердят повторно. Если нет, то это будет довольно грустно, — сказал он и стер несуществующую слезу указательным пальцем.
— Спасибо. Я тоже не думал, что мы правда возьмем эту игру, — чуть улыбнувшись, сказал связующий и почесал в затылке.
А Куроо, снова без предупреждения, сгреб Кейджи в охапку, обнимая.
— Куроо, отпусти. А то, вдруг они не то подумают, — озираюсь вокруг, прошептал связующий.
— А что такое? Мы же друзья, почему нам нельзя обниматься? Прости. Я возможно был слишком настойчив. Ты не в обиде на меня, Акааши? — отстранившись, обеспокоено спросил он.
— Признаюсь честно, весь матч я думал, что это ты на меня обиделся, — сказал Кейджи и засмеялся.
— Да мы с тобой прямо как две девчонки-подружки, — а следом и Куроо тоже залился смехом.
— Кто что сказал про девчонок? — к ним подошел Бокуто. Он так сильно сиял от счастья, будто бы она уже согласилась с ним встречаться, а не только обняла.
Потом Куроо обнялся с Бокуто, они побратались, и Тетсуро, попрощавшись, ушел к автобусу.
— Акааши, ты был просто потрясающим сегодня! Что скажешь в свое оправдание? — похвалил его капитан, а потом, подначивая, налетел и обнял за талию.
Кейджи затрепетал, широко распахнув глаза. Он тоже осторожно, словно боясь, что это все окажешься миражом и капитан исчезнет, опустил свои руки на плечи нападающего, и потом, уже гораздо увереннее, обхватил его за лопатки.
«Бокуто-сан такой теплый» — невольно подумалось ему.
Но объятия не принесли ему столько радости, сколько он рассчитывал изначально. Бокуто весь пропах терпкими, резкими женскими духами. Это был настолько невыносимый запах, что связующего затошнило. Неужели ему всё это снилось? Все эти воспоминания, когда он подбегал к девушке, словно обрадованная приходом хозяина собака, раз за разом всплывали из глубин сознания. И похороненные где-то глубоко, доселе сдерживаемые чувства — ненависть, ревность, одиночество — снова вырвались на свободу. Но теперь, они стали чувствоваться по-другому. Никогда прежде он не ощущал их так ясно и сильно. И от осознания этого, на глаза наворачивались слезы.
После матча с Некомой, откуда мужская Фукуродани вышла победителями, все её члены сразу же заторопились в душ, так сказать, почистить свои перышки. И Кейджи впервые увидел, как оттуда выходил Бокуто. Обычно, связующий ждал его снаружи. Но Бокуто, вышедший из душа, со стекающими по прессу и бицепсам капельками воды, которые впитывало полотенце на бедрах, выглядел словно скульптура античных богов. Прямо как Геркулес, или даже Дорифор. А его всегда стоящие колом бело-серые волосы, под тяжестью воды лежали совсем по-другому.
Как у обычных людей.
На секунду они встретились глазами, и Акааши понял: он слишком долго пялится. Он спохватился и, бросив только: «хорошего дня», поспешил уйти. А Котаро, не вдупливший, что вообще произошло, лишь пожал плечами, зевнул и тряхнул мокрой головой, заставляя опущенные под тяжестью воды пряди, снова привычно торчать.
После матча, у Кейджи в груди стало настолько тяжело, что он не мог больше не о чем думать. Но, неожиданно вспомнив слова своего курящего одногруппника — который еще в средней школе показывал ему как правильно курить — о том, что курение, как и алкоголь, расслабляет. Поэтому он опять зашел во все тот же печально известный частный магазинчик, и на этот раз уже почти не разговаривая с продавцом, бросил только «здравствуйте», «мне не для себя, давайте любые», и «до свидания». А тот и правда за небольшую плату продал ему пачку.
Даже через два дня, Акааши так и не решился притронуться к купленным сигаретам. Он забеспокоился, что Куроо не писал ему все это время, поэтому решил спросить, смогут ли они встретиться.
Куроо, ты не занят? Можем встретиться после уроков?
Вы: 14:38
Нет, для тебя я всегда свободен:)
Только единственное, что я не смогу забрать тебя.
У меня поставили пару допов по химии.
Может, теперь твоя очередь за мной зайти, как думаешь?
Черный ловелас: 14:44
Хорошо.
Вы: 14:50
С момента, как они приехали из лагеря, Акааши засушил этот бирюзовый цветок и скотчем приклеил его к своему рабочему столу. И ему захотелось тоже сделать для Куроо что-то такое, что ему понравилось бы. Все лето он ходил и рассматривал траву, в поисках хотя бы одного цветка, который хоть чуть-чуть напоминал о чем-нибудь, связанном с Тетсуро. Но уже наступила осень и даже теперь, как ни старался, не мог нигде найти цветок, оттенка охры, который бы оказался не жухлым. Поэтому ему пришлось выращивать его самому, чем он и занимался весь конец августа и сентябрь. И тогда, к началу октября, он наконец-таки расцвел. Это было желтое, даже чуть рыжеватое, соцветие габрантуса. Или же, как это правильно называлось, пару цветов на цветоносе. И именно сегодня он решил преподнести кошачьему капитану этот подарок.
Подойдя к здании Некомы, Акааши встал у забора, где — но уже в Фукуродани — его обычно ждал Куроо, не заходя на территорию. И то, чего он никак не ожидал, это получить следующее сообщение:
У нас учитель ушел, а я задание не доделал.
Он на меня кабинет оставил, надо будет потом отнести ему ключ.
Не поднимешься ко мне?
А то я тебя вижу, ты стоишь там как бедный родственник ;)
Черный ловелас: 18:43
У многих школьников в Некоме дополнительные заканчивались к семи. Это было совершенно нормально, что ученики были дома, только когда уже смеркалось. И сегодня тренировок не было ни у Акааши, ни у Куроо, потому что после матчей, обычно тренера их не проводили. И Кейджи, сконфуженно разглядывая чужую школу, направился и словно вор, озираясь, вошел в здание. Он поднялся на этаж, про который ему писал кошачий капитан и нашел нужный кабинет.
Там и правда сидел только Куроо. Он что-то усердно писал, а как только зашел совиный вице-капитан, то тут же кинул ручку и поздоровался.
— Как хорошо, что ты пришел, я закончил уже, можем спускаться, — улыбнувшись, спросил капитан, откидываясь на спинку стула, — Соскучился?
— Да, — честно признался связующий и встал около парты, за которой сидел Тетсуро. Кошачий капитан мгновенно понял, к чему клонил связующий, встал, пошел сдавать тетрадь и сказал:
— Да, сейчас. Я только тетрадь сдам, они у нас на том подоконнике.
— Почему там? — спросил Акааши, тоже подходя к окну.
А капитан, лишь пожал плечами и небрежно положив тетрадь в стопку к остальным, присел на подоконник. Они сначала несколько минут стояли и просто разглядывали друг друга, а потом Куроо аккуратно взял Акааши за руку, чуть выше предплечья и, наклонив голову, немного придвинулся, остановившись в паре сантиметров от губ связующего, словно спрашивая разрешения его поцеловать. На что, тот сам начал подаваться навстречу. И Куроо его поцеловал. Сначала легко, почти невесомо, одними губами. А потом уже требовательнее, настойчивее, размыкая свои губы, тем самым побуждая связующего, открыть и свой рот тоже. Акааши никак не мог понять, раз он совсем не любит Тетсуро, то почему ему нравилось целоваться с ним? Ему бы сначала в своих чувствах научиться разбираться, а потом уже за математику садиться.
Когда они выходили из здания школы, подходя к воротам, где тусовались все ученики Некомы, пока ждали друг друга, там было полно народу. И девушки, и парни, и даже кто-то из учителей стоял.
А Куроо, видимо, это совершенно не смущало, потому что он закинул руку на плечо связующего и что-то ему рассказывал. Кейджи чувствовал себя виноватым, что не слушает, но тем ни менее не мог отвлечься от многочисленного роя собственных мыслей. Но потом он вспомнил, что все-таки принес Тетсуро подарок и остановился, ища его в учебной сумке.
И пока Акааши искал, Куроо встретил какого-то своего знакомого, поэтому, не желая, чтобы он его узнал — это было легко сделать по смольным торчащим лохмам — накинул капюшон сиреневой ветровки.
В то время, как Куроо ждал Акааши, ковырявшегося в своей сумке, со словами «да он должен быть тут», «да где же он» и тому подобными, он нехотя уловил только начавшийся разговор, который точно обещал быть интересным. Но также он и не сомневался, что его слышит и Акааши, поэтому это должно было быть еще и вдвойне забавно.
— Ты говорила, что тебе кто-то такой нравится, кто точно не ответит тебе взаимностью, — продолжил первый женский голос. В этом голосе звучали нотки любопытства и Тетсуро даже показалось, что по голосу можно понять, что она точно как-нибудь да воспользуется этой информацией.
— Да, говорила. Но он скорее всего ушел домой, поэтому скажу. Мне нравится Куроо из твоего класса, — отозвался второй девичий голос. Он звучал куда более застенчиво, чем у собеседницы, хотя по характеру девушка скорее всего стеснительной не была.
— Тот самый?! — изумилась обладательница первого голоса.
— Да, только тихо, не кричи. Как ты думаешь, я могу ему понравится? — робко предположила владелица второго.
— Да, я думаю, что вполне можешь. Почему нет? Ты милая, а он горячий парень, просто нарасхват! — в первом девичем голосе послышались нотки лести и чудовищно плохо скрываемого лицемерия.
— Но у меня же каре, а ему нравятся девушки с длинными волосами! Мне что, правда придется отращивать? — совсем потерял надежду голос второй девушки.
— Ну так это ничего! Знаешь, дорогая, какой типаж бы у него не был, он обязательно встретит тебя и упадет! Волосы совсем не имеют значения, ты придаешь этому слишком большой смысл. Он точно полюбит тебя и без длинных волос, я уверяю тебя.
— Вот это да! Значит, я правда имею все шансы? Как это здорово, он такой милый!
Тут Куроо не выдержал и посмотрел в ту сторону, откуда доносились голоса. Девушка, говорившая первым голосом была среднего роста и с рыжим низким хвостом. А другая, её собеседница, была чуть ниже, со светло-каштановыми волосами, спускавшимися до подбородка.
Решив, что это и правда должно выглядеть так забавно, как он до этого и посчитал, Тетсуро осмотрелся. Но все учителя ушли по домам и остались только без дела шатающиеся школьники. Поэтому он лишь взял Акааши за запястье и прошептал ему: «Потом найдешь, дома у меня. А сейчас подыграй мне как сможешь».
И тогда он, откинул капюшон и сделал пару шагов к тем девушкам, а Акааши, которого попросили подыграть подошел за ним, пока не понимая, как именно он должен был подыгрывать.
— Знаешь, я тут чисто случайно узнал, что я тебе нравлюсь, — сказал он, улыбнувшись одной из своих самых ироничных улыбок, и как бы невзначай почесывая шею, — Это так, или вы шутили?
А девушки как будто остолбенели. Одна была белее другой. Они непонимающе переводили взгляд с друг друга на Куроо и обратно. Пока рыжая не сказала, натянув глупую улыбку (И Тетсуро почему-то считал, что надеялась на безоговорочный успех):
— Да, правда.
— Что же, — выдохнул он, чуть улыбаясь и устремляя взгляд в пол. Девушки снова замерли, ожидая, что же все-таки им ответит капитан волейбольной команды, — Вынужден вас разочаровать, дамы. Мне и правда нравятся только девушки с длинными волосами. Исключений я пока не встречал. Ну, что же, хорошего дня вам, прощайте!
— Нет, погоди, я люблю тебя, неужели ты просто так мне откажешь? — дрожа и запинаясь, сказала та самая девушка с каре у которой глаза уже были на мокром месте, — Ты мне уже третий год нравишься, правда!
— Да? А я второгодка, — сделав вид, что растерялся, развел руки кошачий капитан, — Может ты меня с кем-то перепутала, не думаешь?
— Ну, значит, второй! И вообще, когда человек влюблен он не отсчитывает дни! — сделав шаг вперед, дрожащим, но уверенным голосом, произнесла она, сжав руки в кулаки.
— А я, вот, отсчитываю. Я же сказал уже, что это не взаимно. Что непонятного? — Куроо недовольно выгнул бровь. Но, увидев, что девушка просто так отступать не собирается, решил, что пора бы уже по-хорошему заканчивать представление. Посмеялись, и хватит, — И вообще. Я сейчас больше по парням стал, а это (Он кивнул в сторону обомлевшего Акааши) — мой нынешний парень.
Он подхватил Кейджи под руку и, схватив за подбородок, поцеловал. Как бы сильно не старался пробудить в себе актерские способности Акааши, все что он смог сделать — это прикрыть глаза. А когда капитан, не разрывая поцелуя приоткрыл один глаз, то увидел, что эти девушки обе были сбиты с толку. И у той, с каре, что стояла впереди, буквально отвисла челюсть, а на глаза навернулись слезы, которые через несколько секунд потели рекой.
И, даже не смотря на двух подруг и закинув руку на плечо Кейджи, он увел его подальше от школьных ворот.
— За что ты с ней так? Она же влюблена в тебя, — Акааши очень расстроил нервный вид этой девушки.
— Вздор, — отрезал Куроо, — Это не любовь, она же ничего обо мне не знает! Это называется «понравился внешне», — и фыркнул, отведя взгляд, — Вообще в таких случаях это выглядит забавно, но кто же знал, что мне такая фанатичная истеричка попадется? Ей просто понравилась моя внешность, ничего особенного. И её подружка такие смешные речи там толкала. Почему это я влюбился в нее должен был, интересно? Ой, Акааши, никогда не понимал девушек.
А связующий, пока слушал, начал задумываться о том, про что говорил капитан. Возможно ли, что открыть ей глаза было правильным решением? И как грубо бы он с ней не поступил, это для нее же? Но почему Тетсуро считал это забавным? Слишком много вопросов, на которые он сейчас точно не в состоянии отвечать.
И тут Акааши неожиданно вспомнил, куда дел цветок. Он сунул руку в один из боковых карманов и достал его оттуда, протянув капитану.
— Вот, Куроо, он похож… — начал было уже связующий, но кошачий капитан необычайно нежно улыбнулся, коснувшись стебля лишь одними пальцами, и забирал цветок из рук Кейджи.
— На мои глаза? — хитро произнес он, выдыхая, а потом хмыкнул, — Повторяешься, Акааши.
Но было очевидно, что Тетсуро все равно было приятно получить такой же необычный подарок, пусть даже и не спонтанный.
Через несколько часов, расположившись на диване в доме Куроо, они читали по очереди толстенный любовный роман, который связующий принес из дома. Сейчас была очередь капитана, поэтому он сидел, а Акааши лежал у него на коленях и, прикрыв глаза, слушал то, как он серьезно, сосредоточенно читает это произведение. Акааши уже два раза перечитывал эту книгу, он знает о чем она. Но вот какой сюрприз ждет Тетсуро, когда тот дочитает до конца! Несмотря на то, что блокирующему читать не нравилось, история его неожиданно завлекла.
— «Что за бред! И какого черта он все время крутится около моей спутницы!» — вслух читал Куроо и пытался своей интонацией передать, как расстроен главный герой, — «Раз хотел повеселиться, то позвал бы себе сам девушку, что за человек! Придумали, уйти туда, где их никто не видит и там развлекаться! И она еще и убеждена, что я поверю, будто это ничего не значит!» И все-таки, вот девушки! Никогда их не пойму. А вот парня понимаю, я бы тоже был разозлен. Привел, называется, девушку на свидание, а она куда-то убежала с другим!
Акааши, слушая комментарии Куроо, рассмеялся, чуть откинув голову, начиная ей ерзать по коленям Тетсуро.
— Нет, ну правда! — положив раскрытую книгу на тумбочку и наклонившись к связующему, продолжал возмущаться капитан, а тот чуть ли не плакал от смеха.
— Ладно, мне надоело читать, пойдем на балкон выйдем, я как раз лимонад сделал, — игнорируя припадок смеха связующего, Куроо аккуратно встал и направился к кухне, — Поднимайся пока наверх, жди меня там, я сейчас буду!
Акааши, когда успокоился, только послушно кивнул и поднялся наверх. Но, когда он проходил верхний коридор, то заметил еще одну полку, на которой были опущены все фотографии. На этот раз любопытство взяло вверх, Куроо ведь все равно не узнает. И он поднял одну из фотографий, сдул с нее пыль и рассмотрел. На ней был отец Куроо, его мать и… он сам. На этой фотографии, где мама держала его, Тетсуро было около трех лет. Получается, она не умерла? Или умерла чуть позже? Как-то все еще более запутано стало. Но, решив не придавать этому слишком большого значения, поставил фотографию на место. Может это вовсе и не мама была, а какая-то другая женщина?
Опустив фотографию на место, его взгляд зацепился за один из углов коридора, где лежала его сумка. И тогда он вспомнил про сигареты, которые с момента покупки даже не открыл. Акааши отнес её в комнату к Куроо, вытащил блокнот и кинул его на кровать. Положив сумку на стол, он запустил в нее руку, вынув пачку и зажигалку, сунул их в карман, и направился в сторону балкона.
Выйдя на улицу, он, пока Куроо не пришел, решил быстро попробовать покурить. Кейджи открыл пачку, сунул сигарету в рот и, щелкнув зажигалкой, поджег её. Поначалу у него не получалось сделать ни одной нормальной затяжки, он все время закашливался. Но потом, вроде бы получилось. Хотя связующий до сих пор не был уверен, все ли правильно делал. Выпуская на волю сизый дым, он почему-то снова подумал о Бокуто. Одобрит ли совиный капитан этот поступок? Ведь Котаро и сам пьет, что тут такого?
Но такого рода мысли настолько сильно завладели Кейджи, что тому даже померещился нападающий на этом самом балконе. Вот же он, стоит прямо перед ним, и с таким разочарованием смотрит, будто бы говоря: «а я думал, что ты не такой!». А потом, со странной злостью, возможно порожденной беспокойством, тянет руку, чтобы вынуть сигарету у Акааши изо рта и тот даже не сопротивляется.
Задумавшись, совиный вице-капитан не заметил того, как чуть слышно хлопнула старая дверь балкона. И несмотря на то, что сейчас представлял связующий было лишь мечтами, сигарету изо рта и правда вынули. Только вместо осуждающего взгляда Бокуто на него смотрел усмехающийся Куроо.
— Тебе совсем заняться нечем? Ты где эту дрянь достал? — ехидно протянул Тетсуро, потушив сигарету о перила и, выкинув, продолжил, — Если тебе нужно что-нибудь взять в рот, мог бы сказать об этом мне.
Но Кейджи ничего не ответил, только отвернулся.
— Дай сюда пачку, я тебе реально говорю. Это того не стоит, — и вдруг ехидный тон сменился на серьезный, — Я толкну кому-нибудь вместе с зажигалкой.
По-прежнему молча, Акааши вложил в протянутую ладонь капитана все, что он попросил.
— Я вот тебе поражаюсь: что ни день, так очередная выдумка. Почему именно курить? Что насчет семечек? Или сухариков? Вон, одному моему знакомому сухофрукты нравятся. Лучше лимонада попей. Не мохито, конечно, но я сам делал, попробуй! — и с этими словами, предложил Кейджи стакан с жидкостью, и плавающем в ней лимоне. Лимонады Тетсуро делал часто, с тех пор, как Акааши стал оставаться с ночевками.
Они опять, как и всегда говорили о разной ерунде, но вдруг Акааши почему-то решил вернуться к тем двум девушкам:
— И все-таки, тогда, днем ты был очень груб с той девушкой, не думаешь?
— Нет, не думаю. А ты её слишком жалеешь, не думаешь? Так с какой стати я должен распинаться перед ней, если её чувства не взаимны? — фыркнул он.
— Ну, а если бы Кенма тебе такое сказал? — спросил Акааши, делая глоток. Куроо чуть заметно вздрогнул.
— А какая разница? Я думаю, что он обо всем знает и просто делает вид, будто не замечает этого. Возможно, чтобы не портить нашу дружбу. Но если бы он мне сразу сказал «нет», все было бы проще, — протянул он, наливая себе еще из принесенной литровой бутылки.
— По себе не судят, — заметил Акааши, тоже начиная качать стаканчик с недопитым лимонадом, — Но ты же её не знал! Возможно, у тебя по всей школе огромная куча поклонниц, которых не устраивают твои условия? И что, ты к каждой будешь подходить и говорить, что это не взаимно?
— Акааши, все гораздо проще, — вздохнув, улыбнулся Куроо, — Мне смешно. Мне забавно видеть, как они продолжают обманывать себя, даже после моих слов, что я не ищу отношений. Меня вообще в любовном плане девушки не интересуют. Ну то есть у них красивое тело, но я не хочу чего-то, что выходило бы за эти рамки. Это так нудно на самом деле, — скривившись, он отложил стакан в кашпо, — Я сразу отсекаю, чтобы не возникало неразрешенных вопросов. А Кенма… он просто будто играется со мной. Сказал бы сразу, взаимно это или нет.
— Возможно, чтобы получить четкий ответ, нужно сформулировать четкое признание? Вот прямо чтобы в лоб: я люблю тебя, — предложил Акааши, улыбнувшись.
— Ну нет, так не интересно, — вытянув губы в трубочку сказал тот и снова поднес стакан к губам, — Знаешь, я все-таки хочу тебе кое в чем признаться.
Эти слова немного напрягли Акааши, поэтому он попытался сделать глоток еще до того, как поперхнется.
— Моя мама не умерла. Она просто ушла от нас с отцом, когда мне было два года. И, наверно, навсегда возникли плохие ассоциации. Ведь у моей мамы была короткая стрижка, — и Акааши догадался: ведь на той пыльной фотографии была изображена именно девушка с каре, — Теперь понимаешь, почему слова её подруги о том, что она сможет изменить мое мнение, показались мне невероятно глупыми?
— Ты и в принципе девушек не так сильно любишь… Все из-за матери? — пытаясь интонацией показать, как сильно ему сопереживает, сказал Акааши. Куроо, даже не смотря на него, пожал губы и быстро, отрывисто закивал, — Поэтому не хочешь создавать семью? Ты боишься, что тебя тоже бросят!
— Неудивительно, — пробормотал Куроо, и насупился, — Мне надоело так жить. Жить, только и делая, что пытаясь подавить свои чувства. Особенно на первом году обучения, да и в начале второго. Даже я сам не знал, где проснусь на следующий день. И мне тогда реально казалось, что все было под контролем. Как глупо! — и он положил руки на перила, уронив на них голову, но оттуда приглушено донеслось, — Жить, только с целью повышать градус, где одна радость — напиться и танцевать. И кто я теперь? И
так я хотел жить? Я устал уверять всех, что да.
— Куроо, ты плачешь? — обеспокоено подошел к нему Кейджи и положил руку ему на плечо.
— Нет, — донеслось приглушенное.
И тогда Акааши выдохнул и обойдя сзади Тетсуро, обнял его за спину, прижимая к себе.
— А твой метод? —тихо спросил Кейджи.
И только тогда Куроо отнял лицо от рук и обнял в ответ связующего, положив ладонь на его руки.
— Я живу по своим правилам. Живу так, как хочется мне. И люблю того, кого хочу я. Это и есть мой метод, — отрезал он, на удивление ровным голосом, хотя видно было, что глаза кошачьего капитана увлажнились, — С тобой так хорошо. Знаешь, я думаю, что я влюбился в тебя, Акааши.
— Что? — удивлено выпалил связующий.
И тогда Акааши начал вспоминать, сколько времени они провели вместе. Вместе читали книги, обнимались, целовались. Дарили друг другу подарки, разговаривали, дурачились. Ведь это именно то, что делают парочки, разве нет?
— Куроо, я думаю, тебе просто кажется. Мне с тобой тоже очень комфортно, но я многое отдал, чтобы прожить это еще и с Бокуто. А ты? — слабо улыбнувшись, попытался переубедить капитана Кейджи.
— Я бы тоже. Да, я, наверное, поспешил. Любви никогда не будет здесь места, — сказал он и усмехнулся, — Я просто к тебе так много всего чувствую. И это так странно, на самом деле.
— Куроо-сан, я могу тебе задать вопрос? — протянул Акааши, наливая себе еще лимонада. Ночь сегодня была необыкновенно теплой. И когда тот кивнул, спросил: — А как вообще так получилось, что вы с Бокуто стали капитанами на втором году обучения?
— У меня, например, просто случайно как-то. Когда я был первогодкой, то все второгодки ушли из клуба и никого больше не осталось. Поэтому, я с этого года и являюсь капитаном. Так как наш прошлый капитан решил, что я справлюсь лучше всех. Да и я решил, что так намного проще будет девушек клеить. А у Бокуто там целая история. Просто в прошлом году Кумимото его так обожал, — начал было Куроо, но Акааши, сам того не желая, перебил его.
— Кумимото? — изумился он.
— Да, у их бывшего капитана была такая фамилия. Правда, я не помню как его звали. А что? — не понял Тетсуро. Но Кейджи лишь отмахнулся, поэтому капитан продолжил, — Ну вот, тот капитан так проникся к Бокуто, что непременно хотел, чтобы он, несмотря на наличие вполне себе таких ответственных второгодок, стал капитаном. Ну вот и все.
Я что-то замерз. Полежим?
Когда они зашли в дом и Куроо закрыл балкон, Акааши вспомнил, что еще днем хотел сделать кое-какие пометки в тетради, посвященной Бокуто. Поэтому, он достал её, еще когда забирал из сумки сигареты и относил её в комнату к Тетсуро.
И когда Кейджи вернулся из ванной, то заметил, что Куроо что-то приписывал в этой тетради.
— Что ты там?.. — уже хотел возмутиться Акааши, но опустил глаза на тетрадь.
Слабость Бокуто-сана Nō 26.
Ноги этой девушки.
Акааши
— Но ведь это неправда, — только и смог прошептать, он, садясь рядом с Куроо.
— Ну и что? — спросил он, — Зато смотрится гармоничнее. Слушай, а что у тебя за фотка здесь? Бокуто тут такой… другой. Не настоящий словно.
Акааши посмотрел на разворот тетради, всматриваясь в фотокарточку.
— Нет, именно здесь он настоящий.
Просто влюблен.
И именно в этот вечер, когда они снова после секса лежали и отдыхали, Акааши невольно подумал о том, как же похожи Куроо и Бокуто. У них обоих очень красивые тела. И бицепсы, пресс, трицепсы… все это у обоих было схоже. И самое главное: ярко выраженный кадык, когда оба капитана что-то пили, очень уж соблазнительно двигался вниз и вверх.
Под вечер, хотя и идти на следующий день в школу не надо было, Акааши решил потихоньку встать с постели, собрать свои вещи и уйти, пока Куроо все равно спал, но кровать предательски скрипнула.
— Не уходи, — прошептал Куроо, перевернувшись на спину и запрокинув голову. Как из такого положения у него получалось, всего лишь сделав усталое лицо, убедить Акааши остаться? Да он и сам не знает.
И даже с наступлением зимы, в канун Нового года, они гуляли по вечернему парку, где расположились ларьки с традиционными сувенирами, и выбирали подарки своим знакомым. Всюду звучали различные новогодние мелодии, рождественские колокольчики, а с черного неба падал, кружась и тая на ладонях, белый снег. Повсюду слышались радостные возгласы, вокруг них бегали дети и радостно пели песенки, спорили кому родители подарят больше подарков, и принесут ли духи в этом году в их дом счастье. Акааши лишь смотрел на маленьких веселых спорящих детей и улыбался.
— Ой! Осторожнее, — испуганно предостерег маленькую девочку Кейджи, пробежавшую прямо перед ним, с гирляндой из моти, которая волочилась по полу.
— Я вот понять не могу, — начал Куроо, со скучающим выражением лица, проводя маленькую девочку глазами, — Почему вам всем так нравится этот праздник?
— Куроо! — удивлено воскликнул Кейджи, и всплеснул руками, — А я хожу, думаю, то ты сегодня грустный такой. В Новый год нельзя грустить, а то весь следующий будешь угрюмым!
— Я не вижу ничего волшебного в этом, — вздохнул капитан, аккуратно касаясь рукой связующего и поправляя съехавшие с него меховые наушники, — Не понимаю, чему тут радоваться? Ведь будущий год совершенно ничем не будет отличаться от старого, если не хуже. На подарки уходят деньги, а всегда в ответ получаешь какую-то дрянь.
Акааши резко остановился и перевел разочарованный взгляд на хмурого Куроо.
— А ты что, правда не веришь в то, что духи принесут удачу в новом году? — расстроившись, спросил Кейджи, безнадежно опустив взгляд, — А как же… а что же ты будешь делать всю неделю?
— Я не знаю. То же, что и обычно, — уклончиво ответил Тетсуро, отведя взгляд и выдыхая пар, — А ты?
— Неужели вы с папой его не празднуете?
— Папа празднует, я — нет. Просто дарим друг другу подарки за несколько дней до начала недели, — ответил он, фыркнув, — Я не люблю Новый год. В нем нет ничего такого. И никогда не понимал детей, даже когда сам был маленьким, которые бегают и кричат, что им Хотейшо принесет счастье. Дурость это.
— Неужели ты не веришь в Хотейшо? Давай, расскажи, что ты и в Сегацу-сана тоже не веришь, — сказал таким тоном, будто Куроо усомнился, что не существует его самого.
— Мне бы хотелось верить, — выдохнул он.
— А что тебе мешает? — сняв варежку и взяв кошачьего капитана за замерзшую, чуть покрасневшую руку, улыбнулся Акааши.
— Но я ведь уже не ребенок, что толку?
— А кто тебе сказал, что от веры должен быть какой-то толк? Разве синтоизм не должен быть для души? Для самого себя? А то смотри, духи услышат и никакой удачи тебе тогда, девушек перестанешь интересовать, — после этих слов, он повернулся лицом к Куроо и заснув обе перчатки в карманы куртки, вложил свои руки в руки Тетсуро, чуть сжал и ярко улыбнулся, устремив взгляд на капитана, всем своим видом говоря, что хотел бы передать ему частичку своей веры, часть самого себя и своей души.
А Куроо, потрясенный тем, как сильно был убежден в этом Акааши и как крепка, непоколебима была его вера, лишь чуть заметно, искренне улыбнулся. И раскрыл объятия, приглашая туда Кейджи. А тот, как будто бы повинуясь, подошел и обвив руки вокруг Тетсуро, прижался, греясь. Потом, наобнимавшись, Куроо поднял подбородок Акааши, заставляя его смотреть ему в глаза.
— Я восхищаюсь тобой и тем, как ты стоишь на своем, — прошептал ему в губы Куроо, чуть размыкая их и подаваясь вперед. Акааши тут же перехватил инициативу и вжался губами в губы капитана.
— Мне отец на Новый год подарил полароид, — отстаняясь, на одном выдохе произнес Тетсуро, — Ты такой красивый. Могу ли я тебя сфоткать?
— Прямо здесь? — тоже пытаясь восстановить дыхание, спросил связующий.
— Нет, вон там, — кинул головой капитан, показывая на место, где был монумент из двенадцати ангелов, сделанных из проволок и гирлянд, символизирующих двенадцать месяцев в году, — Около ангелов.
— Да, давай. Как мне встать? — Кейджи подошел к одному из них, отчего ракурс чуть смылся и Куроо, через объектив показалось, что у именно Акааши нимб и крылья, а не у сзади стоящего проволочного ангела.
— А ну замри! — рявкнул Тетсуро и послышался щелчок, после чего из аппарата выехала фотография, где растерянный Акааши замер на фоне полуразмытых, светящихся, обвитых гирляндой статуэток. На распечатанной фотокарточке еще яснее было видно, как шли Акааши нимб и крылья из гирлянды, — Такой ракурс поймал! Не пойти ли мне на фотографа, как думаешь?
И стал довольно разглядывать фотографию, игриво не давая её в руки связующему. А отдал только тогда, когда вице-капитан привстал на носочки и чмокнул его в щеку. После чего все-таки выхватил карточку и, глянув на нее, сказал:
— И правда, очень красиво получилось, — но после слов капитна, что это и его заслуга, как модели, поспешил опровергнуть это, — Ты так злобно рыкнул, что у меня просто не осталось выбора, Куроо.
А когда они остановились около карликового соснового леса, украшенного гирляндами из моти, то Акааши тоже потребовал сфоткать блокирующего. Тот послушно встал средь сосен и загадочно, но хитро улыбнулся. И когда из полароида выехала карточка, на ней был не Тетсуро, а какая-то порнозвезда.
— Чертова модель, — проскрипел Кейджи, когда после попытки спонтанно сфоткать Куроо, чтобы тот не успел начать позировать, из полароида выехала фотография, где он по-настоящему смеялся.
Проходя мимо какой-то декоративной деревянной арки и разглядывая фотографии, сделанные ими обоими, они остановились прямо под ней. Тут, Тетсуро с Акааши заметили рядом целующуюся парочку, и, оба синхронно подняв головы заметили, что стоят под одним из венков омелы.
— Знаешь, что те, кто стоят под омелой, должны поцеловаться? — хитро сощурившись, выдал Куроо, разглядывая озадаченное лицо своего спутника.
— Но под омелой целуются только влюбленные, Куроо, — прошептал Акааши, бегло осматриваясь.
— И что? Ты заставил меня поверить в магическую силу этого праздника, а теперь сам отрицаешь традиции? — изображая удивление, спросил капитан.
— Это не японская традиция, — недовольно сложив руки на груди, сказал Кейджи, но потом, подумал, что пока не собралась очередь и на них не начали глазеть… да, черт с ним.
Вздохнув, будто это Тетсуро снова уломал его на очередную непотребность, обхватил ворот куртки капитана и вжался в его губы, на этот раз сам призывая блокирующего открыть рот, проникая горячим языком внутрь.
И все-таки, за эти полгода, которые Куроо провел с Акааши, он подумал о том, каким же все-таки прекрасным человеком он был. Всегда готовый помочь, поддержать и поднять настроение. Не говоря уже о крепком душевном стержне… кхм, да и не только душевном.
Именно благодаря ему он больше не смог вернуться к прошлой жизни, которую еще полгода назад находил очень веселой. Потому что так считали остальные. А он, стараясь соответствовать мнению большинства своих сверстников, и правда убедил себя, что все эти подростковые пьянки — это круто. Что очухаться в душной, незнакомой, засранной хате с тяжелой головой и пылающим телом — это круто. Что закидываться вместе с незнакомыми сверстниками тем, что проносят на эти тусовки, которые никто не контролирует — это круто. И где одна из самых главных целей было склеить какую-нибудь девушку, с волосами спускающиеся до задницы, которая согласится уединиться с ним в одной из комнат огромных частных домов.
И все эти вечеринки, с какофонией звуков из чьего-то ора и оглушающей музыки, из какофонией запахов блевотины, запрещенной травы, алкоголя, секса и сигаретного дыма, помогали ему забыться. Все это так притягивало его своей запрещенностью и он долгое время и правда был во власти юношеских потребностей в чисто механических действиях, которые давали расслабление и разрядку. А иначе сперма из ушей полилась бы. Раз от природы получил такую шикарную внешность, то что, он должен был сидеть дома и дрочить? Глупо. Куда интереснее было стать частью этого запрещенного мира, пахнущего наслаждениями.
Пользуюсь тем, что бабушка с дедушкой уехали жить за город, когда ему стукнуло пятнадцать, а отец с головой ушел в работу, он даже и не думал идти на подработку. А наоборот, было куда приятнее прожигать деньги, а потом снова поднимать их на грязных ставках, кто кого трахнет на одной из этих многочисленных тусовок. И самое главное, что могли дать ему эти вечеринки — это возможность чувствовать. Чувствовать себя не просто взрослым, а живым. Хоть что-нибудь почувствовать. То же возбуждение, усталость, кайф, сонливость, лень, радость, отчаяние, злость. И чувствовать свое тело: понимать как ему душно, задыхаться от сизого сигаретного дыма, ощущать прошибающие волны наслаждения и ломоту во всем теле. Потому что школа и учеба — это точно не то, чему захочет отдавать предпочтение парень, наконец-то получивший свободу, который мог безнаказанно сбегать из дома. Чувствовать абсолютно все, кроме любви. В этой грязи, в которой он долгое время находился, не было места для такого легкого и непорочного чувства.
Но он больше не мог стать частью той жизни, которая еще недавно так манила и влекла его. Теперь, все это мнимое желание рассыпалось в прах, утекая сквозь пальцы.
Он бы и дальше продолжил таскаться по разным подростковым вечеринкам, которые из себя представляли часть того самого омерзительного мира, который соблазнительно отливал фиолетовым светом, завлекая к себе. Он бы, совершенно не подумав на что себя обрекает, все-таки кинулся с головой в эту утягивающую с бешеной силой пучину. Не имея совершенно никакой возможности вернуться. Ведь как не пытался Куроо заглушить свое одиночество, наоборот, становилось только хуже. Он знал, что Кенма считает его чсв-шником и бабником, но раньше это его совсем не трогало, но когда он всерьез задумался об этом, то решил завязать. И очень вовремя.
Как раз в тот момент в его жизни и появился Акааши, заслонив своим белым светом, фиолетовое ядовитое излучение. И Куроо понял, что ему больше никто не нужен был, кроме него. Потому что Кенма представал перед ним как недосягаемый идеал, для которого Тетсуро был слишком порочен. А Кейджи — прямо как лучик солнечного света в темной комнате, освещенной ультрафиолетом. Словно спасательный круг, среди ночного бушующего шторма, где даже хорошо плавающий человек мог утонуть.
Хотя, он и целовал Акааши скорее по привычке, потому что довел это действие почти до автоматизма, и говорить все эти комплименты ему ничего не стоило, словно зажигать спички, но совиный связующий умудрился затронуть что-то такое в его душе, что не позволяло капитану быть с ним откровенным. Всегда безразличный и холодный, прячущий свой лед под ухмыляющейся маской, он почувствовал не только тепло, исходящее от Кейджи, но и неожиданно стал отдавать его сам, словно возвращая назад.
И тот спектр чувств, который Куроо мог ощутить только на тусовках, сменился чем-то более глубоким, обширным. Но вместо какофонии приятных и омерзительных эмоций, он испытывал лишь эвфонию чарующих, доселе неведомых желанных чувств. И снова до дрожи пронизывающая истома, ласка, нежность, тепло…
…
но не любовь.
