The lusty machine

      Се Лянь исступлённо подмахивает бёдрами, пока Хуа Чэн самозабвенно толкается в него языком сзади. Что начиналось совсем недавно наивной лаской, то заканчивается прямо сейчас очередной погоней за зыбучим удовольствием – и никто из них не хочет останавливаться.       — Гэгэ так прекрасен, — бормочет Хуа Чэн; вибрация с его губ передаётся Се Ляню предоргазменной дрожью, но тот лишь сильнее прогибается в пояснице, пытаясь подставиться лучше, ближе: всё не может закончиться вот так. — Хотел бы я видеть подобное чаще...       И вроде бы хочется найти подмогу в остатках прежнего смущения, шикнуть и наказать занять рот чем-то более полезным, но Хуа Чэн и так всё прекрасно знает. За спиной раздаётся беззлобный смешок – язык широко проходит от мошонки к сжимающейся дырочке. Се Ляня шатает от одной только развернувшейся в мыслях картины: пошло раздвинутые руками Князя Демонов ягодицы, стекающая на алые простыни слюна, перемешанная со смазкой, и сам Хуа Чэн. Любимый муж, который никогда не остаётся скупым на ласку; драгоценный муж, чьё прекрасное лицо вдоль и поперёк испачкалось в разных телесных жидкостях; единственный муж, удостоенный лицезреть наследного принца Сяньлэ в столь чувственном виде.       — Саньлан, ар-х, так... хорошо, — урчит Се Лянь.       Хуа Чэн с силой проводит руками до талии принца, после чего возвращается обратно к багряным следам на мягких полушариях. За столько лет они научились ловить чувства друг друга подобно тому, как ветер подхватывает кленовые листья осенью, и только поэтому его пальцы так сильно сжимают, раскрывая достаточно, чтобы Се Лянь мог беспрепятственно насаживаться на язык своего мужа самостоятельно. От открывающегося великолепия Хуа Чэну остаётся лишь рычать.       Губы прокладывают дорожку из поцелуев к синяку на ягодице, пока смазанные пальцы, заменив язык, проталкиваются внутрь на одну фалангу – дразнят. Се Лянь шипит отнюдь не от боли, а от расползающейся неги, стоит Хуа Чэну оставить укус на месте, где совсем недавно красовались длинные бледные пальцы.       — Ваше Высочество чудесно справляется, — хрипит Хуа Чэн. — Но я уверен, что мой муж способен на большее.       — Саньлан что-то приготовил, — довольно заключает Се Лянь, уже даже не спрашивает. Просто знает.       Демон отрывает лицо от любимого нехотя, словно желая запомнить выученный наизусть рельеф тела заново. Его пальцы вновь проталкиваются внутрь, с выверенной точностью находят простату. И если в первый раз движение прицельное, то в последующие – очередная игра. Хуа Чэн лишь кружит вокруг, ни разу не прикасаясь так, как нужно его богу, чтобы наконец-то кончить. Удовольствие ускользает из рук Се Ляня с каждым движением чужой кисти. Воистину демон.       — Гэгэ всякий раз восхищает меня провидением, — Хуа Чэн один раз твёрдо проводит по налитому члену своего мужа, на что тот, будучи практически в агонии от возбуждения, закатывает глаза и сглатывает крик, который всё же вырывается, пусть и в форме задушенного стона.       Давление умелых пальцев Хуа Чэна на простату, а после и на дырочку исчезает так же резко, как обычно и появляется. Се Ляню только хочется заскулить от невыносимой пустоты, ещё чуть-чуть и он нагло прикажет своему благоверному вернуться к тому, на чём тот остановился. С губ почти срывается каприз, как вдруг сзади шуршат простынью так, словно на кушетку залезает третий участник для их любовных утех. Это последнее, о чём думает бог, прежде чем разразиться скулежом.       — С-Саньлан? — охает Се Лянь, оборачиваясь.       Прямо за ним стоит непонятной природы агрегат. Серебряный корпус пестрит узорами, похожими на те, что опоясывают наручи самого демона, но то не главное. В опасной близости от Се Ляня завис утончённой формы член из кожи, и будь принц в состоянии здраво оценивать окружающую его обстановку, он бы точно подметил, что размер, форма и даже паутинка выгравированных вен в точности повторяет член самого Хуа Чэна. Вот чёрт.       — Нравится? — вопрошает бедствие так, будто не знает ответ.       Се Лянь запоздало вспоминает, что дышать ему жизненно необходимо. И ему хочется остановить поток одной мысли – «хочу это в себя вместе с членом Саньлана», сглотнуть, в конце концов, однако слюна, скопившаяся во рту, будто бы специально отказывается скатываться вниз по горлу. Ещё немного – и Се Ляня хватит искажение ци от нахлынувших чувств.       В себя приводит нежная рука на крыльях лопаток.       — Гэгэ хочет увидеть моё творение в действии?       Бог в ответ молчит, но резво подаётся назад, щурясь от соприкосновения с холодной головкой. Это не страшно, в какой-то степени привычно: они с Хуа Чэном любят по-разному играть, и, разумеется, контроль температуры разных частей тела входит в длинный перечень развлечений супругов – сколько раз принцу удавалось принимать в себя ледяной член, пока на ключицах рисовали узор тёплые губы, а рёбра обжигали горячие пальцы. Однако всё же сейчас ситуация иная, уникальная. Впрочем, всё, что делает Хуа Чэн, так же, как и обычно, будоражит каждую клеточку в теле.       Се Лянь расставляет ноги в более устойчивое положение, чтобы наверняка выдержать предстоящее испытание.       — Пожалуйста, — просит он. — Саньлан, пожалуйста.       Улыбка Хуа Чэна покрыта корочкой нежности.       — Если Его Высочество что-то хочет, кто я такой, чтобы отказать ему.       И, вопреки ожиданиям принца, он перебирается вперёд. Так, что его тяжёлый член, истекающий смазкой, забытый в попытках сделать приятное ртом и пальцами, оказывается у самого носа Се Ляня.       Язык выскальзывает на розовую головку практически рефлекторно: так сильно ему хотелось слизать всё то, что так беспардонно – отвратительная утрата! – скатывается на простыни. Хуа Чэн мычит, щерясь, и вплетает пальцы в шёлк волос мужа. Ему хочется направить, войти в узкое горло, но он способен стерпеть. Удовольствие и безопасность супруга, если тот не попросит обратного, – превыше всего.       Всё остальное происходит внезапно. Вот Се Лянь проводит губами по нижней венке, теперь целует у основания, урывками наблюдая за реакцией демона. А сзади непонятная машина начинает своё движение, постепенно проталкиваясь в нежное нутро.       — Ох, — шепчет Се Лянь.       Краем сознания он улавливает неспешный поток ци, исходящий от Хуа Чэна, – вот, значит, как эта штука приходит в движение. Завораживает, сколько всего они могут придумать, используя подобное знание.       — Ваше Высочество так старается, — урчит Хуа Чэн.       И правда. Се Лянь плавится: стоит ему взять член в рот, подавшись вперёд, как в дырочку тут же проникают сразу до упора. Машина не даёт и секунды покоя, таранит нежное колечко мышц бескомпромиссно, не останавливаясь и каждый раз попадая точно по бугорку простаты. Глаза норовят закатиться, а губы, в обхвате которых находится головка члена Хуа Чэна, поджимаются. И всё-всё так приятно, так сладко. От подобного удовольствия ведь и с ума сойти можно!       — Гэгэ так прекрасно выглядит, растянутый губами на моём члене... Чёрт, о-ох, гэгэ... — рука Хуа Чэна подхватывает каштановые прядки, норовящие впутаться в мешанину слюны и смазки; все движения пропитаны лаской, свойственной одному лишь Князю Демонов. — Как ты думаешь, если я создам клона, сможешь ли ты принять два члена сразу? Ртом, сзади, да как угодно... Ах, гэгэ, мой милый гэгэ.       Се Лянь поражённо стонет, посылая по стволу приятную вибрацию. Слишком много эмоций на один раз.       Движения сзади ускоряются пропорционально тому, как Се Лянь распаляется спереди: богу нравится думать, что силы Хуа Чэна выходят из-под контроля вблизи оргазма, и оттого хочется выдать не сто, двести процентов в сию же секунду.       — Такой сладкий для меня, — бормочет Хуа Чэн.       Бёдра Се Ляня приходят в неистовство, когда кожаный член начинает вдалбливаться в определённую точку внутри с дикой для первого подобного раза скоростью. Остаётся лишь гадать, на сколько хватит выдержки принца, потому что, кажется, ещё одно провоцирующее движение, и он рухнет в пучину тьмы.       И всё же, Се Лянь хочет, чтобы супруг кончил первым. Ему так нравится видеть из раза в раз закатывающийся глаз Хуа Чэна, так он любит то, как дрожь перебарывает сильное тело, проходясь от длинных ресниц до кончиков пальцев на ногах. Се Лянь в принципе любит своего благоверного. Искренне, нежно и навсегда.       Се Лянь кивает своим мыслям, поднимает глаза кверху. И смотрит из-под веера ресниц так, словно хочет выгрызть отсутствующую душу из демона подчистую. Хуа Чэн ловит этот взгляд, и, боже, еще чуть-чуть… так горячо, так удушающе. Он готов извергнуться на прекрасное лицо, наполнить животик своего божества, сделать что угодно только за одно лишь дыхание на своём члене, а здесь...       Его рука предостерегающе гладит по макушке, слегка оттягивая назад. Однако Се Лянь и так знает пределы своего мужа: и то, как головка дёргается на его языке, и усиленный пряный вкус, и как ствол почти закипает, пока ладонь ласкает, проходясь от яичек кверху по всем чувствительным точкам.       Само собой, Хуа Чэн сдаётся довольно быстро, изливаясь неожиданно с такой силой, что член буквально вылетает с губ Се Ляня, и горячая сперма остаётся косой дорожкой на лице бога.       — Гэгэ... — подзывает Хуа Чэн; он смотрит с щенячьей преданностью, перекладывая драгоценное тело мужа к себе на грудь, на то, как Се Лянь слизывает его семя со своих пальцев. — Я так люблю тебя.       — Саньлан, — Се Лянь впутывается пальцами в тёмные волосы. — С-Саньлан...       Как бы ни было сказочно видеть Хуа Чэна на пике, Се Ляню не хватает небольшой крупицы. И дело вовсе не в том, что удивительная машина сзади сбилась с дикого темпа, уступив размеренным толчкам. Просто немножко непривычно не кончать от настоящего, до слёз идеального члена мужа.       — Ну же, гэгэ, одари милостью своего верующего, — Хуа Чэн целует в лоб почти целомудренно; бледные пальцы находят горошинку соска, тут же выкручивая и оттягивая его. — Кончите, Ваше Высочество, и может после я заполню прелестную дырочку, растянутую не на мне, в награду за Ваши труды.       Одного лишь представления, как Хуа Чэн входит в него, как трахает широкими и глубокими движениями, как покрывает место, где ранее чернела канга, багряно-синими следами любви, достаточно, чтобы кончить.       Се Лянь тихонько скулит от перевозбуждения, и Хуа Чэн реагирует мгновенно, щёлкая пальцами, чтобы механизм исчез в небытие. Возможно, этот нюанс следует доработать немного позже. Хуа Чэн обязательно что-нибудь придумает, но не сейчас, да и не сегодня. В другое время и в другом месте. Не когда на груди, пригревшись после оргазма, лежит лучшее существо на всём белом свете.       — Мой бог самый лучший, — приговаривает Хуа Чэн. — Его Высочество так порадовал своего поданного. Этот очень рад...       Хуа Чэн всё бормочет милую ересь, пока не останавливается, внимательно вслушиваясь в тихое урчание, исходящее от Се Ляня.       — В следующий раз я хочу попробовать принять и тебя тоже, — сладко зевая, бормочет Се Лянь куда-то в шею мужу.       «И в следующий раз, и через раз, и много-много лет вперёд. Хочу всё, что ты мне преподнесёшь. Хочу тебя, люблю тебя», — думает Се Лянь напоследок перед тем, как глаза окончательно слипаются.       Хмыкая, Хуа Чэн вытирает остатки спермы с чужого лица и своего живота найденной где-то в ворохе одеял алой туникой. Ванна может подождать...       Собственно, как и весь остальной мир.