Покажи себя на камеру, котик

      Окрестности Сеула. Вебкам-студия. 03:58 ночи.       В белоснежной комнате, по которой темным мороком проплывали приглушённые бледные тени проезжающих за пределами студии машин и блуждающих в беспамятстве рядом зевак, сейчас было тихо. Лишь звук затвора камеры и такие оглушающие своей тишиной трепещущие души парней, смотрящих в глаза друг другу, наполняли сейчас всё пространство, в котором потихоньку становилось слишком мало воздуха и, соответственно, смысла дышать тоже.       — Котик, ты либо играешься, либо реально ходишь по острию ножа, раз решил покуситься на мою светлую душу, — растянутая в сладком ожидании улыбка Минхо означала, что он готов к игре, но только в ней, несомненно, он окажется победителем. Других путей не может быть априори.       — Это мне говорит человек, с мыслями, что темнее этой ночи, и такими синими огоньками в глазах, которые сейчас блестят явно не по добрую душу. Ты что, даже живого места здесь не оставишь, если вдруг что-то пойдёт не по твоему плану, а, Хо? — Хёнджин приблизился к лицу лежащего на спине парня и послал воображаемый поцелуй в сторону его похлопывающих длинных ресниц. Минхо лишь неслышно словил вдох, не смея отвечать на столь провокационный вопрос.       — Или твой омут настолько сладок? — продолжил Хёнджин, прикладывая свою ладонь к правой щеке своего хёна. — Ах да, мы же — ангелы. Тебе это правда не идёт, ты же, в своей истинной сущности, — дьявол во плоти. Твои мысли — твои взгляды в мою сторону — твои убеждения в убогости каждого в этом мире. Ты настолько одинок, что не видишь смысла открывать свою душу, предпочитая обличать лишь своё тело перед другими, такими же до бессилия убогими существами по ту сторону экрана.       По лицу Минхо пробежала тревожная истома, которой не должно было оказаться сейчас, в данный момент, не перед этим парнем. В груди какой-то красный кровавый орган предательски пропустил удар, а ладони сжались в кулак, выдавая подступившее напряжение. Хёнджин лишь ухмыльнулся, осознавая, что попал прямо в сердце своими словами.       — А ты, Джинни? Разве для тебя эта роль столь идентична твоему настоящему воплощению, особенно сейчас, когда ты так голодно на меня смотришь? — Минхо прильнул к тёплой руке и закрыл в приятных чувствах свои глаза, отдаваясь лишь ощущениям. — Ты переступаешь через себя, находясь в данный момент в столь проигрышном состоянии. Жаждешь справедливости, но находишь лишь оправдание своему явно незавидному положению, которое не столь светло, как твоё блестящее красотой личико, особенно сейчас.       Минхо приподнялся на локтях, подложил себе под голову ещё одну мягкую подушку и поднёс одним лёгким движением свою ладонь к розовым устам Хёнджина. Тот, приоткрыв глаза в трепещущем изучающем взмахе ресниц, прикоснулся лишь кожей мягких потрескавшихся губ к шершавой поверхности ладони хёна, опаляя горячим дыханием и заставляя Ли снова протяжно томно выдохнуть. Но разговор всё ещё не закончен.       — Ты убиваешь меня каждым своим проклятым словом, — Хёнджин опустил свои эстетичные длинные пальцы пианиста к тонкой шее старшего, осторожными касаниями ноготков проходясь по острым линиям выделяющихся венок, опускаясь по кадыку к ключицам, взглянул в сторону камеры и приоткрыл ротик. Услышав заветный щелчок затвора, он вновь обратил свой взгляд на кота, который, похоже, сам загорался с каждой секундой, ожидания продолжения его слов. — Я хочу понять, что же сделало тебя столь слабым перед сильными в своих желаниях и столь отчаянным перед требующими твоего внимания и, возможно, любви? Чувствую, что хожу по краю проклятого вулкана, находясь рядом с тобой. Но отчего же я сейчас не ощущаю его убийственного жара?       Минхо опустился ниже, так, чтобы полностью оказаться под массивным телом Хёнджина. Белоснежные сетчатые рукава одеяния сокрыли от камеры его вдруг налившееся краской лицо, но Хёнджин всё видел: ему позволено было видеть Минхо в таком состоянии истинной слабости.       — Я не был никогда сильным, хоть и кажусь таким при других. Я искал ответы своим мыслям — не находил и просто блуждал во тьме сознания, но демоны не унимались. Они требовали, они желали объяснения моей никчёмной уязвимости. Был лишь один, кто смог развеять тьму и позволил сделать вдох. Он накачал меня воздухом, и я больше не задыхался с каждым проклятым днём — это больше походило на рай, которого я был попросту не достоин.       Минхо открыл свой воображаемый занавес рукава и посмотрел в камеру, также сделал и Хёнджин, слегка приподняв уголки губ в сладкой улыбке. Сынмин одним кивком подтвердил смену позы, и Хёнджин приподнялся, встав на колени. Обхватив тонкие изгибы талии Минхо, он подтянул наполненное теплотой тело хёна к себе, при этом не отрывая взгляда.       По комнате радужными переливами проливался свет от прожекторов, освещая лица парней, которые сейчас находились в опасно близком расстоянии друг от друга. Тёмные ресницы дрожали, а губы подёргивались в попытках сделать вдох. Но это было слишком, слишком больно, особенно сейчас, когда в лёгких — так много недосказанного и такого токсичного.       — Ты никогда не думал, что всё происходящее с тобой — лишь по твоей грёбанной вине? — кинул на одном дыхании Хёнджин и расправил за спиной Минхо его белоснежные крылья, которые несколько смялись под его весом. Видеть в глазах своего хёна столько боли было необычно, но до невозможности приятно. Как будто открывал некий ящик Пандоры, давая жизнь всем его голодным демонам, желающим разорвать всё на своём пути. И особенно Хёнджина, который так опасно раскрыл перед ними путь к свободе.       Яркий свет вспышки окрасил всю комнату в слишком уж светлый тон, который никак не подходил по описанию такой изнывающей болью душе Минхо. Он протянул руки и обхватил плечи Хёнджина с сильным нажимом, отчего второй несколько отшатнулся, но не отпрянул, прикусил нижнюю губу и следом провёл по месту укуса своим кончиком языка.       — Не перекладывай на меня своих демонов, Джинни. Это ты тут — жертва, которой ничего не остаётся, кроме как убивать себя с каждым днём, переходить через своё эго, дабы остаться, мать его, в живых. Не тебе судить меня и моё прошлое, пусть даже ты в чём-то и прав. — Прислонившись ближе своим телом к вздымающейся груди Хёнджина, он открыл перед ним свои объятья, ожидая ответных действий со стороны младшего. В мгновение миллисекунды белоснежное хрупкое создание очутилось в крепких руках Минхо, который мягким прикосновением губ пригладил взъерошенные тёмные волосы на макушке парня.       — Вот. Сидите так. И взгляд в мою сторону, но не слишком прямо, а чуть в бок. — Вдруг подал голос Сынмин, до этого раболепно молчавший, дабы не помешать столь серьёзному разговору своих хёнов. Он осознавал, что это была тайна двоих, поэтому добавлять свою ложку дёгтя в итак уже червоточащие слова парней — было уже излишней роскошью.       Парни подчинились, в комнате стало до изнывания тихо. Отстук сердец об острые рёбра проходился быстрыми импульсами по конечностям, бежал краснеющими связями вен по рукам, передавался по телу словно ток и расплёскивался электрическим фейерверком эмоций внутри обоих.       — Закончили, ангелочки. Можете продолжать раскрывать друг перед другом свои паршивые душонки, а я сваливаю. Надо ещё с Чонином переговорить некоторые детали нашей предстоящей трансляции. — Укладывая в спешных движениях камеру в специальную сумочку и складывая штатив, Сынмин лишь мельком осмотрел комнату на предмет забытых вещей и уж было направился к выходу, как его автоматически заставил остановиться голос Минхо, а точнее, его слова, разбивающие сердце Кима в кровавые кусочки стеклянными осколками.       Услышать имя «Чан» было последним, что хотел бы сейчас сам Сынмин, а уж в одном предложении с именем его горячо любимого Чонина — подавно. Но это было так — они сейчас вместе, Чан пьян в дрова, а Чонин — он же так невинен и до невозможности наивен… Надо спасать его маленькую душу, дабы не случилось ещё чего похуже этого…

🐾🐾🐾

      Феликс прошёл в кабинет администратора и сел прямо на стол, расставив в разные стороны свои тоненькие ножки. Приятно расположив свою задницу на деревянной поверхности, он слегка повернул голову влево и сощурил глаза, заставляя сидящего в кресле мужчину сжаться в неловком оцепенении.       — Что-то не так? — холодно произнёс свой вопрос Чанбин, расположив свою ладонь на хрупкой щиколотке Феликса, отчего второй мелко встрепенулся, но не прекратил касания мужчины, лишь хитро улыбнулся.       — Я скучал по тебе, Бинни, — сладко облизнувшись, промурлыкал Ликс, проходясь мелкими пальчиками по широкой подкаченной спине старшего и зарываясь лицом в волосы сидящего мужчины.       — Мне нужно было уладить некоторые проблемки. Но всё решено — я теперь свободен и полностью твой, Ликси~, — протянул с искушением в голосе Чанбин и опустил грузную тяжелую голову на грудь веснушчатого создания, который похоже даже не сопротивлялся такому открытому проявлению привязанности.       — Ты про Хори? — одними губами произнёс парень, обводя ладонями вокруг головы Чанбина и слегка подёргивая его средней длины локоны темных волос маленькими пальчиками. — Теперь ты её считаешь лишь проблемкой, да, Бинни?       — А что мне — боготворить её, раз явила на свет прелестную Суджин? Она ещё достаточно мала, чтобы таить на меня злость и обиду. А Хори…       Чанбин провёл доминирующими движениями по тоненькой спинке Феликса, очерчивая пальцами позвоночник. Ему доставляло удовольствие видеть, как желание окрашивает сознание солнечного мальчика тёмными красками похоти и нескрываемой жаждой близости.       — Хори в чём виновата? — вдруг со стальной хваткой Феликс сжал в кулаке волосы Чанбина и потянул от себя назад вниз, доставляя больные ощущения второму в области головы. — Ты — отбитый изврат, раз считаешь, что твои мысли о голой заднице Чана — не стали достоянием общественности.       — Как? Ты… ты знаешь про фото? — Бин попытался отпрянуть от разгорячённого тела Феликса, но был прибит к месту тяжелым ударом руки об массивное плечо. Голову разрывало изнутри мыслями о предательстве Чана, а снаружи — уж сильно болезненными попытками младшего содрать нахуй его волосы с корнями.       — О, нет, Бинни, — Феликс пытался подавить в себе вдруг наступивший злорадный смешок, лишь прямо уставился в покрасневшее от стыда лицо своего хёна и прикусил уголок губы. — Я был тем, кто делал — именно для тебя — эти голые фотки Чана. Я знаю о каждом твоём шаге, о каждой твоей грёбанной зависимости. Даже больше, — долгий вдох — выдох. — Я стал инициатором вашего финала. Трагичного финала этой истории тайного чата.       Бин не смел двинуться, прижатый уже ступнями Феликса, которые сейчас находились в опасной близости к члену, что изнывал от желания вырваться наружу из-под тугих чёрных джинсов. Ли, завидев на лице мужчины отчаянные нотки похоти, решил действовать радикальнее, дабы сделать ему как можно больнее.       — Так. И зачем тебе это всё? — смирившись с ранее сказанным, выдохнул Чанбин, наблюдая, как правая ножка Ликса приближается к бугорку в штанах, который уже не мог не выдать себя. — Ты как-то связан с Хори? — вдруг дошло до мужчины, после чего он был награждён точным ударом маленькой пятки Феликса прямиком в пах. Прошипев от боли, Бин всё же не посмел отдёрнуть ножку и лишь сидел, терпя столь явное унижение со стороны парня, так заманчиво расположившегося перед ним на длинном офисном администраторском столе.       — О да, Бинни, я ближе к Хори и Суджин, чем ты можешь даже себе представить, — продолжал сильно оглаживать хуй Чанбина Феликс, одной рукой схватил того за подбородок и приподнял в сторону своего лица. — Не смей отворачиваться, животное, когда я с тобой говорю. Ты даже не представляешь, как мне сладко сейчас видеть, как ты тонешь в собственном дерьме. И с каким наслаждением я подкладывал своей горячо любимой сестричке эти фотографии и скрины ваших похабных переписок. Ты влип, Чанбин, и твоё достоинство, как и сейчас твой жалкий хуй, теперь в моём непосредственном распоряжении. Ты счастлив?       — Ты — психопат, — лишь смог произнести Чанбин, после чего прильнул к так давно манящим губам Феликса, который сам не успел словить воздух и теперь ныл прямо в поцелуй, не ища при этом спасения. Маленькое тельце в надёжных руках содрогалось в изнывающем томлении. Каждый сильный напор губ Бина сопровождался громкими надрывающимися стонами Феликса, который не смел прекращать, не оказывая сопротивления напору мужчины.       Нога Ликса так и продолжала поглаживать член Чанбина, а жадные до прикосновений рты были прижаты в жаркой агонии, когда дверь отворилась.       — Блять, какого хрена, Ликс? — рот Хёнджина так и остался раскрытым, а глаза поплыли в туманной пелене, не решаясь развидеть то, что сейчас перед ними предстало. Позади высокого парня выскочил Минхо, но только по его лицу пробежала эмоция интригующего предвкушения: в каком же пиздеце они сейчас очутились. И главное: как они это объяснят Чану.       А всё потому что в кабинете Чана установлены камеры безопасности, доступ к которым есть лишь у Бан Чана как у администратора.       Это больше, чем пиздец…

🐾🐾🐾

      По дороге к дому Чонина.       — Блять, отпусти меня, я никому не скажу, что обкончал твой салон, — в пьяном угаре голосил Бан Чан, прислоняясь щекой к холодной поверхности окна такси. Отбиваясь от стекла на кочках и выбоинах дороги, он продолжал истошно отпускать маты в воздух. — Сука, откройте ебучее окно, мне душно! — продолжал вопрошать мужчина.       — Извините, пожалуйста, за моего… кхмм… друга, он несколько перебрал на вечеринке, вот и так неадекватно себя ведёт, — уже как десять минут поездки от студии к его дому продолжал извиняться Чонин, поглаживая ледяные руки администратора теплыми прикосновениями ладоней в вязаных варежках.       — Хах, малой, говорю же — забей. Я уже стольких пьянчуг повидал за годы работы — и твоего дружка переживу, — таксист на дружеский манер подмигнул тушующемуся молодому пареньку и нажал на кнопку раскрытия окна, — Но всё же духота да, одолела, кондей сломался, чёрт возьми. Надо в ремонт после заглянуть.       Из приоткрытого на чуточку окошка всё же повеяло холодной зимней прохладой. Чан содрогнулся словно щенок после купания и подёргал в неприятных чувствах кончиком носа, отчего Чонин вместе с водителем не смогли скрыть добродушной улыбки.       Высадившись у обочины дома, Чонин протянул купюры водителю и поблагодарил за помощь. Тот лишь ухмыльнулся и закрыл перед парнями дверь, оставляя их одних в холодных объятьях предновогодней стужи.       — Ну чего ты такой тяжелый, а, Чанни? — вопрошал себе под нос уже неформально Чонин, но когда услышал со стороны старшего попытки ответить, лишь приподнял его, оперев о плечо, и поволок по направлению к квартире.       — Воды! Блять, мелочь, неси быстро воды, — изображая командира, грубым тоном проголосил Бан Чан, развалившись в позе звезды на ранее заправленной кровати Чонина. Парень смог лишь удручённо хмыкнуть, наблюдая, как его любимое одеялко потихоньку впитывает едкий запах алкогольного перегара.       — Я бы хотел узнать, что же тебя побудило так надраться? Кто-то это подстроил? — в перерывах между исполнением приказов Бан Чана, задавал вопросы Чонин. Натужно вздыхая в попытках выдрать из-под увесистого туловища мужчины одеяло, он терпел поражение уже как пять минут. — Да подвинь ты свой огромный зад! — не сдержавшись, на эмоциях проорал в ухо младший, но был схвачен в захват руками Чана и прижат прямо к сердцу, без шанса на отступление.       — Сука, сколько тебе говорить, не виноват я в их разводе! Сколько тебе повторять! Я не знал, что это закончится именно так! — на лице админа появились морщинки няпряжения, а рот дрожал в попытке оправдаться.       Чонин хотел было уточнить, о ком идёт речь, но был ещё сильнее сжат в тугих объятьях, отчего не имелось никакого способа не то что сказать, а хотя бы сделать вдох. Крепкие накаченные руки Бан Чана служили капканом для его маленького хрупкого тельца.       — Ты сам то понимаешь, что несёшь? Ты не был там, ты не чувствовал той агонии, что ощущал всегда я! Мне было необходимо открываться так, таким постыдным образом, чтобы, блять, не ощущать, как меня съедают с каждым днём мои же, сучья гордость, мысли! — Бан Чан давился в собственных словах и откашливался после каждой сказанной фразы, отчего голова Чонина по инерции подпрыгивала на вздымающейся грудной клетке мужчины.       — Ты не знаешь, какого мне было! — по хриплому голосу Бан Чана было слышно, что он плачет. Он ещё больше прижал Чонина к своему сердцу и зарылся носом в его волосы, которые пахли как детская присыпка. Мысли старшего улетали далеко в прошлое, в моменты их знакомства с Чанбином, но сильный удар в переносицу вернул его в реальность, даже несколько отрезвив его ум и мысли.       — Сука, отстань от моего Нинни! — с ядом в голосе гаркнул неожиданно низким голосом Сынмин, пытаясь разнять тяжелую хватку Бан Чана. Глаза горели в адском пламени, а кулаки так и остались голодны до избиения этого извращенца, что так жалко сейчас выглядел в своём никчёмном состоянии и пробитым от точного удара носом. По рту Чана текла кровь, а глаза раскрылись, наполненные ещё не высохшими слезами.       — Нет, Минни, он не виноват! — в попытках защитить Чана от ревностной натуры Сынмина, вопрошал Чонин, протягивая к нему свои ладони в оборонительном жесте.       — Значит это всё ты устроил, да, Чонин? — остервенело проголосил Сынмин, впервые назвав его полным именем. Внутри второго всё сжалось, да покрепче объятий Чана, а потом сломалось, оставляя потрескавшийся механизм лишь биться, но уже точно не для Сынмина.       Ким не унимался, выдергивая из уже надёжно удушающей хватки тельце своего любимого, но тот больше не двигался, оставаясь лежать в объятьях мужчины. Сынмин взглянул в глаза Чонина и не нашёл в них и намёка на желание спасения.       — Блять, ну и идите вы нахуй. Я сдаюсь, — с болью в голосе бросил Сынмин и захлопнул за собой дверь, оставляя парочку так и лежать на кровати. Охваченный вдруг наступившей агрессией уже к Чонину, он не мог оставаться в его квартире, дабы ему самому не нанести вреда и не сделать ситуацию ещё более безвыходной.