***
Мы медленно шагаем по улице, покрытой старым снегом. Сугробы не мешают ходьбе, мороз не доставляет неудобств, а лишь ласково щекочет щëки и нос, охлаждает и без того ледяную ухмылку, не позволяет ей сойти с моих губ. Молчаливая прогулка делиться уже около часа, но я так и не смог сосредоточиться на серьëзных мыслях. Сейчас мне нужно дискуссировать с самим собой на тему чувств к Коле, ещё раз пройти через все стадии принятия, но за считаные минуты, чтобы ни в коем случае не допускать даже варианта, где всё решиться само собой, любовь окажется привязанностью, а все мои мысли — заблуждениями. Но, увы, эти рассуждения раз за разом теряют здравое зерно и перескакивают на выражение лица Николая, его походку и прочие мелочи. Но они, между прочим, не просто так привлекают моë внимание! Сегодня Коля куда увереннее, чем во время наших прошлых встреч. Он твëрдо ступает, а на лице ни тени прежнего замешательства и печали. Наверное, у него в семье что-то наладилось, или он нашëл способ успокоить себя. В любом случае, эта перемена попросту не может не радовать меня! Оттого на губах прямо сейчас и красуется довольная ухмылка. Со стороны она возможно и кажется хитрой, но на деле отражает лишь счастье. Внезапно я слышу возле своего уха знакомый мягкий тембр: — Федюш, — зовëт Коля таким тоном, что я, вместо того, чтобы вздрогнуть, ещë шире улыбаюсь. — М? — отзываюсь я. — Мне кажется, или ты действительно стал походить на себя? — поймав мой непонимающий взгляд, он добавил: — Ты с начала учебного года… — Веду себя странно? — усмехнувшись, перебиваю я. — Вообще-то, я не это хотел сказать! — недовольство ворчит Николай. — Ну, раз уж Фëдор Михайлович выбрал такую формулировку, я не возражаю! — Ну так что дало тебе понять, что я теперь похож на себя? — всё тем же лисьим тоном интересуюсь я. — Как минимум, твой хитрый еблет, — да не хитрый он!!! Я так довольство показываю. — А ещë ты сегодня пошёл по кое-какому маршруту. Вот тут только я и додумываюсь оглядеться. Всё это время я шëл просто по памяти. Город я знаю отлично, так что нет нужды постоянно оглядываться. Достаточно просто смотреть вперëд, чтобы не врезаться в столб. Да и не то чтобы я и вперёд глядел… Я, между прочим, на Колю пялился. Где уж мне до мирских забот? Вот я с чистой совестью и притащил Николая сюда… В место, что вызывает уйму тëплых воспоминаний. Быть может, это и есть причина хорошего расположения духа Коли?.. — Оу, — я ошеломлëнно моргаю… — Это та библиотека… — Всë лето в ней провели!!! Неужели ты действительно случайно сюда меня привëл? — язвительно усмехается он. — Может, ты всë-таки хотел устроить мне свидание?! — Ага, мечтай, — с равнодушной улыбкой отзываюсь я. От шока ни следа. — Ну что, зайдëм? — хихикает Николай, и я киваю. Почему нет? Возьмëм по книге, посидим в читательном зале, вспомним то чудесное лето… И стихи Уильяма Батлера Йейтса.***
И вот, читательный зал. Он почти пуст, отчего тут даже дышат шëпотом. Мы с Колей тихо ходим вдоль книжных полок, ища что-нибудь интересное. На самом деле, оба понимаем, что нам необходим лишь один единственный сборник стихов… Мой палец невесомо проходится по корешками книг, выискивая среди них букву «Й», и вскоре останавливается на Йейтсе. Библиотекарь не соврал, он действительно здесь… Я трепетно достаю сборник и осторожно открываю на 127 странице. «Мы были парою юнцов, Слепых, как снегопад», — гласят первые строки страницы, на уголке которой остались своеобразные вмятины, не свойственные при обычном загибание страницы. — Это он, — одними губами произношу я на ухо Коле. Да, это именно та книга. И не просто один из экземпляров, а именно тот, который мы читали летом. Он перегибается через моë плечо и читает: — Ты что вздохнул, старинный друг, Что вздрогнул невпопад? Я вздрогнул вдруг, вообразив, Что даже сам Сократ Бывал безумным, как метель, Слепым, как снегопад, — Николай печально улыбается. — Как же я скучал по Йейтсу… Мы же здесь надолго? Да, Федь? — Конечно. Столько, сколько хочешь, — похлопав его по плечу, заверяю я, после чего мы садимся за столик и погружаемся в творчество Уильяма Батлера ещë глубже…***
— Зачем мы не белые птицы над пенной зыбью морской! Еще метеор не погас, а уже мы томимся тоской; И пламень звезды голубой, озарившей пустой небоскат, Любовь моя, вещей печалью в глазах твоих вечных распят. Усталость исходит от этих изнеженных лилий и роз; Огонь метеора мгновенный не стоит, любовь моя, слез; И пламень звезды голубой растворится в потемках как дым: Давай в белых птиц превратимся и в темный простор улетим. Я знаю: есть остров за морем, волшебный затерянный брег, Где Время забудет о нас, и Печаль не отыщет вовек; Забудем, моя дорогая про звезды, слезящие взор, И белыми птицами канем в качающий волны простор, — шëпотом читает Коля, не в силах молча смотреть на текст, который представал перед его взором в самые тяжëлые моменты: в секунды полной зависимости и безвольности, в месяцы отчаяния и безысходности, в годы абсолютного контроля… И раз за разом возвращаясь к этому стихотворению, Николай то тихонько всхлипывал, то печально вздыхал. Порой и вовсе заливался слезами. Но сегодня Коля оставил всë в прошлом. Дочитав стих, он лишь улыбается, поворачиваясь ко мне. — Всë таки, Йейтс не приносит одни лишь страдания. — А ты всë-таки оставил мысль превращения в белую птицу, — мягко констатирую я. — Конечно. С тобой не надо быть белой птицей и лететь на остров за морем, чтобы время забыло о нас, и печаль не отыскала вовек, — он еле заметно подмигивает и перелистывает страницу.***
На следующий день я с горем пополам отменяю встречу с Колей, хоть и очень хочется вновь его увидеть. Раз теперь мы разговариваем во время прогулок, мне нужны несколько другие обстоятельства, чтобы обдумать некоторые моменты. Они куда важнее обнимашек с Николенькой. Именно поэтому я в одиночестве отправляюсь в центр города и долгое время гуляю по паркам и торговым центрам, рассуждая. Доказать себе что-то во второй раз куда проще, нежели в первый, но любовь — это такая штука… В общем, вышло уменьшить процент сомнений с пятнадцати до пяти. Это значит, что я уже в открытом море, но, не смотря на это, жалостливо хватаюсь за несчастную доску. Скинуть себя с неë довольно сложно, поэтому большинство попыток оказываются попросту бесполезны. Проще говоря, время я потратил почти что впустую…***
Сидя в автобусе, обречëнно пялюсь в окно. Меня печалит не отсутствие гениальнейших мыслей, а то, что я мог сейчас общаться с Колей. Следовательно, слишком много потерял. Изо рта вырывается обречëнный вздох, когда ко всему прочему, ещë и белоснежная варежка падает на грязный пол автобусов, когда тот резко останавливается. Поднять возможности не представляется, ведь совсем рядом с ней я вижу чьи-то ноги в высоченных сапогах. «Ха, да их владелец может и со мной потягаться», — думается мне, пока я с всë тем же нейтральным выражением лица, смотрю вниз. — Эй, чего нюни распустил? — доносится откуда-то сверху. А, господин модные сапоги…Неужто с его ракурса моë постное лицо выглядит печально? Было бы славно посмотреть на себя со стороны… Увы, это невозможно, и я лишь поднимаю взгляд на визави. Мне улыбается молодой человек лет двадцати, протягивая упавшую варежку. Беру еë, но на вопрос не отвечаю, лишь устраиваюсь поудобнее, выпрямляясь, чтобы с бóльшим комфортом наблюдать за чудаковатым парнем. Он уже успел сесть напротив меня, закинув ногу на ногу. Я внимательно осматриваю визави, но он вдруг резко меняется в лице, высоко подняв брови: — Тебе что, не двенадцать?! — Что, простите? — во что я влип… Парень хохочет, ничуть не смущаясь тому, что мы в общественном месте. — Ну, ты так уселся, насупился, сгорбился. Думал, бедный мальчик, а тут во какая дылда! Мне ровесник, небось? — лыбится он. Оглядев собеседника с ног до головы, прихожу к выводу, что я определëнно не «дылда» по сравнению с ним. Парень выше меня чуть ли не на голову! Но внешне недоумения я не показываю. Лишь пожимаю плечами, переводя взгляд на окно. Мне удалось запомнить его смазливую физиономию за пару секунд зрительного контакта, и она плотно засела у меня в сознании, наблюдая за мной даже в мыслях. Эти хитрые голубые глаза прожигали во мне дыру из-под очков, а рыжие волосы сжигали заживо. Мутный он… — Печальный ты человек. Да и жить не особо любишь, — меня словно током пробивает. Что он, чëрт побери, несëт? — Да… Русский человек любит вспоминать, но не любит жить. Прямо как ты. Запомни, покой и довольство человека не вне его, а в нем самом, — поучительным тоном величайшего мудреца причитает он. — С чего Вы взяли, что я печальный человек? — не поворачиваясь к парню, спрашиваю я. Неужели он пытается сделать вид, что читает меня как открытую книгу? Если да, то это жалко. Если нет, то зачем?.. В чëм смысл? — Заметил, — вау, как подробно он изъясняется. Да он просто живое воплощение фразы «краткость сестра таланта»! После встречи с этим парнем, я ни за что не употреблю эту цитату… Внезапно он протягивает мне ладонь, облачëнную в чëрную перчатку. — Антон Чехов! — Фëдор Достоевский, — нехотя пожимаю ему руку, еле касаясь, но Чехов сжимает еë сильнее, потряхивая. Мне становится не по себе от его прикосновения даже через варежку и перчатку. — Ну-с, Фëдор, так чего нюни распустил? — никак не унимается он. — А с чего бы мне рассказывать незнакомцу об этом? — холодно хмыкнув, интересуюсь я. Ладно, в лес он меня точно не унесëт. Сил не хватит. Атон довольно хилый. Крепче меня, конечно, но всë же… Вообще, судя по движениям, даже если у него руках окажется нож, он скорее нарежет салат, нежели кого-то. Думаю, опасности Чехов не предоставляет. Но это лишь первое впечатление. Главное — оставаться начеку. — Так я уже представился, — то ли с притворно, то ли искренне, недоумевает Антон. — Не считается, — борясь с желанием закатить глаза, отвечаю я, разглядывая мелкие детали внешности Чехова. В глаза тут же бросаются его волосы. Оказывается, они не просто растрёпанные, а кудрявые, и достают примерно до середины шеи. Очки у него с цепочкой и в круглой оправе. Сидит же Антон вальяжно раскинувшись на сиденье, но оставляя при этом место по соседству абсолютно свободным. Даже не знаю, можно ли считать это признаком хорошего воспитания… Мои разглядывания прерывает ехидный тон Чехова: — Вот как, — усмехается он моей реплике и, выдержав секундную паузу, продолжает: — На какой остановке выходишь? — Через три, — с лëгкой ноткой подозрения, отвечаю я. На самом деле, через четыре. — Через две выйдем, я тебе кофе куплю. Тогда расскажешь? — лучезарно улыбнувшись, интересуется Антон. Уверен, он использует эту улыбку, чтобы обольщать ничего не подозревающих людей! — А мама Вам не говорила, что у незнакомцев обычно не берут еду и напитки? — всё же закатываю глаза я. — Хм… Не припоминаю такого, — ехидничает он. — Так что, пойдëм? — Пойдëм, — соглашаюсь я, но уже решаю для себя, что никакого задушевного разговора с Чеховым у меня не будет. Я лишь удовлетворю свой интерес… Заметив, что улыбка на лице Антона стала шире, невольно ëжусь. Становится неуютно, поэтому спешу разочаровать Чехова: — Но кофе я не пью. — Пф, ещë скажи, что сладкое не любишь! — фыркает он с всë той же улыбкой. — Не особо, но не откажусь, — пожимаю плечами я, понимая, что споры о вкусовых предпочтений не цепляют Антона и не заставляют его хоть на секунду сменить выражение лица. — Не человек ты, Фëдор! — выносит вердикт Чехов. Я и не отрицаю.***
Что бы я ни думал об Антоне Чехове, разговорить он умел, это факт. Уже через полчаса Антон заставил меня отвечать на вопросы. И так ловко, что я бы и не заметил, не будь всегда начеку! Нужно было контролировать каждый свой вздох, чтобы не поддаться его харизме. Но меня не подкупить этим. Я в состоянии устоять на ногах перед хитрецом и узнать, что у него на уме, не подвергая себя опасности. Впрочем, Чехов с удовольствием отвечал и на мои расспросы, благодаря чему удалось выяснить, что ему действительно двадцать, он учится на третьем курсе медицинского на лечебное дело, а после планирует идти в ординатуру на психиатра. Сейчас, по словам Антона, он увлекается психологией, проходит тысячный по счëту курс, весь из себя такой крутой, оттого и заинтересовался мной. Не убедительно. Совершенно не убедительно, но бóльшего Чехов пока что не предоставил. Разве что решил высказать мнение обо всëм, что существует в этом мире. Об университете отзывался нелестно: «Университет развивает все способности, в том числе — глупость.» О сегодняшнем дне: «Замечательный день сегодня. То ли чай пойти выпить, то ли повеситься.» К слову, тема с петлями ему нравилась. Даже слишком… — Ну а вдруг ты вешаться ехал? А? Как я мог пустить бедного мальчика на верную смерть? — улыбчиво отвечает Антон на вопрос о том, почему именно ко мне он прицепился. — История не имеет сослагательного наклонения. Я ехал домой, — холодно отрезаю я. — А вдруг ты бы дома повесился? — не унимается Чехов. — Я не самоубийца. У меня отличная жизнь, — не знаю, в который раз повторяю это. С Антоном действительно чертовски сложно. Он, как я понял, рвëтся всех спасать. Причём, даже от того, чего не существует. — Нет, не а вдруг? — видимо, ему ну очень уж хочется, чтобы я оказался суицидником. Крайне мило со стороны будущего психиатра… Ладно, он же меня не консультирует, так что не мне судить. Быть может, Чехов может фильтровать речь в иных обстоятельствах. Или ему на самом деле близка тема самоубийств… Не важно. Это не моë дело. — Истрия не имеет сослагательного наклонения, — со вздохом повторяю я. — Погоди, а ты не историк, случаем? — внезапно интересуется Антон, наклонившись вперëд так, будто высматривает на мне признаки флага Российской Империи. — Мне шестнадцать, — со вздохом опровергаю я его теорию. — А, всë ясно! Малолетний душнила! — уже в который раз выносит Чехов свой вердикт. Если честно, с этим вновь крайне сложно поспорить… Как и со всеми словами Антона.***
Спустя ещë несколько невыносимых реплик Чехова, пронизанных чëрным юмором и сопровождаемых печально-отчаянным выражением лица, я не выдерживаю, но грубости себе не позволяю: — Ваш пессимистичный оптимизм выбивает из колеи. Скажите, Вы относитесь к таким трагичным ситуациям с юмором или всë же серьëзно? — Ни так и ни эдак, — лаконично отзывается он. Простите, спартанцы, но после общения с Антоном кто угодно возненавидит лаконичность. Я недовольно цокаю, на что Чехов хихикает и всë же добавляет: — Дело не в пессимизме и не в оптимизме, а в том, что у девяноста девяти несчастных бедолаг из ста нет ума. Они сами втянули себя в это. Не вижу причин не смеяться над ними. К слову об оптимизме. Чтобы им обладать нужно перестань верить тому, что говорят и пишут, а наблюдать и вникать. Так что я вполне себе оптимист. — Вините людей, попавших в сложную ситуайию? — с ноткой осуждения уточняю я, проигнорировав его оптимистичные речи. Но мысленно помечаю, что Антон не верит моим словам не потому, что упëртый баран, а потому, что имеет не́сколько странное понятие оптимизма. У него, возможно, высоко развитая эмпатия, и он почувствовал что-то, что не может объяснить, отчего и сделал поспешные выводы и завёл свою шарманку со спасательством. Если так, то поведение Чехова очень даже понятно… — Нет, — всë так же улыбается он. — Но тогда… — не успеваю начать, как меня тут же перебивают. — Ты всë путаешь, Фëдор. Они не виноваты, но у них был шанс, который они самым комичным образом проебали! Всегда можно спасти себя. Всегда нужно спасать себя. Нужно учиться любить и жалеть себя. Да, выбрать смерть — это так же сильно, как и выбрать жизнь, но это означает лишь то, что человек перестанет идти впрëд. А вот это уже печально. Брать передышки и останавливаться — нормально и естественно. Всем необходим отдых. Но если настолько себя замучил, что готов слечь навсегда… Вот это мне уже сложнее принять, — спокойно и медленно поясняет Антон самым что ни на есть ласковым тоном. Как будто общается с ребëнком. Предпочитаю это проигнорировать и продолжаю слушать дальше. Всë таки, в этом есть смысл, и я не могу не согласиться с мнением Чехова. — Поэтому я решил удостовериться, что ты не сляжешь. А то больно уж ты похож на кое-кого. — Кого? — спустя двухминутное молчание спрашиваю я. — Секрет, — хмыкет он. — Неужели у тебя нет других вопросов? Нужно же было выбрать самый глупый, — с уже привычной насмешкой подмечает Антон. — Есть, конечно. Но решил начать с логичного, — с логичностью вопроса Чехов явно не согласен, но в спор не вступает. — Да и к тому же, он самый тактичный, — беспристрастно пожимаю плечами я. Антон, явно заинтересовавшись остальными, подпирает голову ладонью. — Ха, да ты, как я посмотрю, стоишь из себя приличного человека! Было бы интересно услышать твою бестактность, — попивая кофе протягивает Чехов. Он, будучи самим воплощением бестактности и фамильярности, с чистой совестью зовя меня на «ты» и постоянно шутя, наверняка не разделяет моë понимание неприличных вопросов. Впрочем, раз ему наплевать, я подберу несколько другие слова… — Рад, что Вас это интересует, — саркастично хмыкаю я. Использовать самые вежливые слова, сопровождая их нахальной усмешкой, — моë любимое занятие. — В свою очередь, меня интересуют несколько другие вещи. Например, каждому ли встречному человеку, настроение которого хоть немного не вписывается в критерии бесконечного счастья, Вы желаете помочь? Не проебали ли Вы свой собственный шанс? Жалеете ли Вы себя? Позволяете ли себе отдых? Уж простите, что сделал из Ваших речей довольно унизительные для Вашего достоинства выводы, но что есть, то есть. Я всë же не глупец, Чехов, — с ноткой язвительности произношу я, складывая руки в замок. — Любишь же ты громоздкие предложения составлять! А эти риторические вопросы… Жуть да и только! Как будто нельзя в двух словах изъясняться! — ворчит Антон, попутно вздыхая. — А теперь по-порядку подтвержу или опровергну твои догадки. Я подхожу не к каждому встречному. За кого ты меня держишь? — «Знали бы Вы, Чехов, за кого я Вас держу, ужаснулись бы», — проскальзывает у меня в мыслях, но решаю промолчать. — Меня интересуют только те, кому ещë можно вправить мозги одними словами. Вот тут я, хоть и понимаю мотивацию Антона, молчать не хочу. Давить. Нужно давить, чтобы узнать больше. — Что-ж, выходит, я совсем не нуждаюсь в Вашей помощи. С головой у меня всë более-менее в порядке, умирать не планирую, цели в жизни присутствуют. Я не бедный несчастный малыш без друзей. Вы действительно ошиблись, — с насмешливой мягкостью поясняю я. — Ну, как знать, как знать. Я вот в этом не уверен! — всë так же улыбается Антон, после чего продолжает отвечать на вопросы, чëрт бы его побрал. Слишком невозмутим. Судя по всему, сангвиник… Или же… — Так вот, собственный шанс я, конечно, проебал. Себя не жалею. В меде же учусь. Какая жалость? Какой отдых? — Вот как, — киваю я, делая в голове заметку. Этот идиот смахивает все свои беды на учëбу в меде и на то, что у всех так, а не на свой чëртов синдром спасателя, который я тут за километр чувствую. Не удивительно, конечно, что человек, разбирающийся в психологии, не замечает своих проблем, концентрируясь на чужих. Не думаю, что меня поразит, если окажется, что он когда-то помогал человеку с синдромом спасателя. Безусловно, Антон смог бы ему помочь! Спасатель его уровня кого угодно в жертву превратит! Подавив обречëнный вздох, меняю тему. Всё равно Чехов от меня не отстанет. Так с чего бы мне отставать от него? Он тут, пока не поймëт, почему я привлëк его внимание. И я бы не отказался бы от личного спасателя, в лице Антона, который знает ответы на всё вопросы и играет роль заботливой мамочки. Конечно это и изрядно пошатнëт мне самолюбие, но это не так важно, если у меня будет выгода и полный контроль над ситуацией… Ладно, кто-кто, а Чехов точно не идиот.***
Постепенно разговоры становились всë более приземлëнными. За образом всесильного сверхчеловека с синдромом спасателя мелькал самый обычный Антон. Оказалось, он любит собак и держит дома двух такс, которых уважительно называет Бром Исаевич и Хина Марковна. Чехов, как только появилась возможность упомянуть своих любимцев, тут же начал показывать их самые лучшие фотографии. Я невольно посмеивался. Собачники — славные ребята… Какие бы смешанные чувства у меня не вызывал Антон, но за любовь к собакам… За это я готов простить ему почти всë! И, на самом деле, Чехов уже не вызывал у меня таких подозрений. Его чувство юмора уже не казалось таким противным. Я понял, что это лишь способ подавления агрессии и на самом деле он не сангвиник, а сангвиник-холерик. Навязчивость Антона и вовсе перестала вызывать раздражение. Может, я и впрямь ослабил бдительность, но с Чеховым нас, похоже, действительно свëл лишь случай… И я вздохнул с облегчением. Это был не самый худший опыт общения… Да ещё и при желании из него можно извлечь выгоду! Как-никак, идея приручить спасателя крайне нравится мне. В любом случае, мы с Антоном договорились, что посидим ещë пол часа, после чего разойдëмся. А пока, ведём непринуждëнный разговор, во время которого я строчу Коле:«Никош, сможешь подойти к кофейне на улице N через минут 30?»
Следует незамедлительный ответ. Настолько молниеносный, что кажется, будто Николай ждал это сообщение: «Опоздаю, но приду!!!» Мои уголки губ дëргаются в полуулыбке, что замечает Чехов и тут же прерывает свой монолог. — Чего там? — интересуется он с язвительной ухмылкой. — Да так, женихи пишут, — отмахиваюсь я, но решаю уточнить: — Кое-кто говорит, что опоздает. Придётся мне с тобой сидеть не тридцать, а сорок минут. — О, и кто же за тобой придëт? — продолжает любопытствовать Антон. — Ну, как Вам сказать… Белобрысое нечто с длинной косой и в эксцентричной одежде. Вы за километр заметите, — поясняю я. — Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Чехов как-то странно усмехается, после чего мы продолжаем говорить.***
Через тридцать пять минут мы с Антоном выходим из кофейни, чтобы дождаться Николая. Так проще, ведь я планирую с ним гулять, а не чай пить. А пока я жду Колю, Чехов никак не может со мной попрощаться. — О! Я же совсем забыл дать тебе свой юз в телеграме!!! — вау, спустя сотню мелочей он наконец-то вспомнил что-то важное. Нет, ну серьёзно! Как будто нельзя было обойтись без миллиарда напутствий. Как мамаша, ей-богу. Но вместо возмущëнной речи я достаю телефон и передаю Антону. Он вбивает юз в поисковике, после чего возвращает телефон мне. — Так и знал, что у Вас собаки на аватарке. Скажите честно, Вы их поставили не потому, что любите, а потому, что они отражают Ваше животное нутро? — хмыкаю я, но через секунду от напускного пафоса не останется ни следа, ведь мой взгляд попадает на имя… — ПОДОЖДИТЕ, ШИЛЛЕР ШЕКСПИРОВИЧ ГЁТЕ? ВЫ СЕРЬЁЗНО? — Ну не Антошка же Чехонте, — улыбается Чехов. — Это всего-то забавный псевдоним. У меня сотня таких. — И зачем они Вам? — подозрительно морщусь я. — Так веселее, — как всегда лаконично разъясняет Антон. Вздыхаю, вбивая его в контакты, чтобы не видеть этот божественный псевдоним, но вдруг боковым зрением замечаю несущийся чуть ли не со скоростью света силуэт. Резко поворачиваю голову, и в ту же секунду это нечто сбивает меня с ног и заключает в душащие объятия. — Коля, — сдавленно хриплю я, похлопывая его по спине. — Я почти успел!!! Нет, ну скажи же, я молодчина! — лепечет Николай, отпуская меня. Он весь светиться от счастья! — Молодчина, молодчина. Как иначе? — отвечаю я. Чехов опять хихикает, отчего Коля переключает внимание на него. — А это что за рыжий не конопатый убийца дедушек лопатой? — удивлëнно хлопает глазам он, но в голосе всë ещë слышится смех. — Антон Чехов, — представляется «рыжий не конопатый убийца дедушек лопатой». — И на сколько баллов из 10 ты разговорчив? — на самом деле, не удивительно, что Николай спрашивает об этом. Он знает, что я зачастую устаю даже от недолгого общения, поэтому для меня поставить две встречи впритык к друг другу — это что-то из ряда вон выходящее. Тем более, встречу, которую я день назад отменил. Безусловно, спонтанные решения мне не по душе, но тут не смог удержаться... Во-первых, гениальные мысли не пришли, следовательно, их прекрасно заменит воплощение слащавых фантазий. Во-вторых, общение с Антоном показалось мне забавным, так что я не могу не обсудить этого хрéнового медика со своим дражайшим другом. В-третьих… В-третьих, я соскучился. И вообще, я устал, а Коля работает как живая батарейка! Да и… Люблю я его, в общем. — На «краткость сестра таланта» из 10! — гордо заявляет Чехов. — Молчун? — переводит Николай. — Краткий говорун, — поправляет Антон. Коля поворачивается ко мне. На его лице читается явное замешательство и, кажется, тень обиды. — Неужели общение с «кратким говоруном» тебя не утомляет, раз ты готов ещë и со мной гулять? — наверное, в мыслях Николай прибавил, что я самый подлый лжец из всех тех, кого он встречал. Даже подлее его. Но я, между прочим, безумно искренен. — Причëм тут он? — мысленно добавляю: «Дело в тебе.» И, кажется, до Коленьки доходит, ведь расплывается в тëплой улыбке. А Антон смеëтся. — Ладно, думаю, я вас смущаю, так что… — Чехов уже собирается уходить, как вдруг опять что-то вспоминает: — А, Фëдор, забыл тебе кое-что сказать! Сам же ты не поймëшь, — гордо заявляет он. — Что опять? — вздыхаю я. — Попроси своего дружка отойти, — хмыкает Чехов. — Секретки какие-то! — хмуриться Коля. — Ну и ладно, пойду себе кофе куплю. Он в притворной обиде заходит в кофейню. Какое-то время Антон молчит. До меня не сразу доходит, чего он ждëт. Оказывается, нужно было подойти в плотную. Боже, что за заморочки? Наконец, Чехов начинает говорить. Но лучше бы молчал… — Он влюблëн в тебя, — шепчет Антон, по-дурацки приподняв ухо моей ушанки. По телу невольно пробегает тошнотворно мерзкая дрожь. Благо, сейчас зима и это можно списать на холод. — А ты — в него, — ласково добавляет Чехов. Я готов отпрыгнуть от него хоть на километр, но лишь расплываюсь в подлой фальшивой улыбке до ушей. Как же быстро он раскрыл причину, почему я привлëк его внимание… Сейчас он либо решит, что это ему не интересно, либо решит спасти, либо… Либо усомниться в своей правоте. Если Антон склонен к сомнениям, то… Впрочем, я хочу проверить это самостоятельно. Всё-таки, это не последняя встреча с Чеховым. Но есть кое-что, что меня смущает… Его комментарий о чувствах Коли. Но сейчас нет времени философствовать. — Вот как, — хитро щурюсь я, делая пару шагов назад. — В таком случае, Вы, Антон, трудоголик с синдромом спасателя, подавляющий агрессию, из-за чего та выходит наружу в виде юмора, — с усмешкой отчеканиваю каждое слово. — Три два в мою пользу, — подмигнув напоследок, сообщаю я, подходя ближе ко входу в кофейню. Антон, восприняв это как своеобразное прощание, направляется в противоположную сторону, махнув рукой в прощальном жесте, но, провожая его взглядом, я замечаю, как Чехов резко прокручивается на носке, поворачиваясь на 180°. — Окситоцин! Три три! До встречи, педик! — кричит мне Антон. — Прощайте, медик, — произношу я ровным тоном. Естественно, Чехов не услышит, но мне это и не надо. Я быстро захожу в телеграм и пишу Антону:«Причëм тут окситоцин?»
Ответ, наверное, придëтся ждать долго. Но я всё равно не планировал переписываться с Чеховым во время прогулки с Колей, поэтому убираю телефон в карман. Как раз в это время Николай и выходит из кофейни, держа в руке стаканчик с кофе. Не обнаружив Чехова поблизости, он хмыкает. — Быстро, конечно, Антошка смылся. Где ты вообще его откопал? Мне казалось, твой круг общения уже успел сузиться до шахматных фигур, — улыбается Коля, беря меня под руку. — Успел. Это чудо-юдо само меня откопало. Приклеилось, как пиявка, — объясняю я. — Но ты, судя по всему, вовсе не возражаешь, — подмечает Николай. И вправду… Будь я настолько против, как говорю, не провëл бы в компании Чехова ни единой лишней секунды. — Можно и так сказать, — честно признаюсь я. Коля слегка приподнимает брови, продолжая невозмутимо попивать кофе. — Занятный он. — И чего же он такого тебе нашептал, раз ты столь благосклонен? — саркастично протягивает Николай. Ха, да это похоже на ревность. Не то, чтобы это подтверждало слова Антона… Когда-то Коля чуть ли не прямым текстом признавался в ревности… Но, услышав такую интересную теорию от вполне осведомлëнного о языке тела и наделëнного незаурядной эмпатией человека, волей-неволей позволяешь себе подобные мысли. — Нашептал, что ты в меня влюбился, — невинным тоном отвечаю я, наблюдая, как лицо Николя искажает гримаса шока, и он давится кофе, громко кашляя. — ЧТО-ЧТО ОН СКАЗАЛ?! — верещит он на всю улицу, не ограничивая себя в выражении негодования. Я усмехаюсь. — Что слышал, Коль. Что слышал, — так же ласково лепечу я. — И ты… — голос Николая чуть подрагивает. — Не верю ни единому его слову, не переживай. Просто это довольно забавно. Не находишь? — ласково похлопывая его по плечу, утешаю я. — Возможно… — нервозно посмеивается он. Коле явно не по душе эта тема, так что я, убедившись, что мы на самой пустынной улице в мире, быстренько чмокаю его в уголок губ, чтобы потом расплыться в улыбке и сменить тему, вот только после этого на моëм рте останется гадкий вкус безумно крепкого кофе!!! Кто вообще в здравом уме такой закажет?! — Фу, Господи!!! — я резко отскакиваю от Николая, активно потирая губы указательным пальцем. Ловлю на себе потерянный взгляд Николая. Почему-то он отдаëт печалью… Я вынужден пояснить: — Твой кофе просто ужасен. Коля обленчëнно вздыхает. — Ладно, хорошо, ты прав, — слишком легко сдаëтся он. — Так почему ты вдруг решил меня позвать? — Как будто сам не знаешь, насколько хорошей батарейкой являешься. Мне казалось, мы уже обсудили это игрой в гляделки, — приложив палец к щеке, задумчиво произношу я. — Это-то ясно. Но не может же это быть единственной причиной! Я разочаруюсь, если это будет так, — обиженно надув губы, ворчит Николай. — Ну… Вообще-то… — мне нравится идея «разочаровать» Колю, так что я с удовольствием подхватываю его притворство. Получив заветную реакцию в виде демонстративного прикладывания руки ко лбу и печальных вздохов, осознаю, что большее мне не светит, так что вновь становлюсь серьëзен. — Ладно. На самом деле, мне ещë хочется посплетничать. — Вот как, — Николай расплывается в довольной улыбке. — Я ве-е-есь во внимании!!!***
Умиротворëнно беседуя, мы продолжаем прогулку. Снег неторопливо опускается на землю, город погружается во мрак. Но на душе по-прежнему тепло и светло. И даже после расставания с Колей, кое-что всë же поддерживает мой позитивный настрой, ведь на экране телефона высвечивается сообщение от Антона: «Окситоцин между вами, Фëдор. Не слепой же ты!» И да… Он чертовски прав. Это именно окситоцин. Не дофамин. Нет… Следовательно, он точно не исчезнет по истечению трëх лет. Раньше меня это разочаровало бы, но теперь… Теперь я залетаю в свою комнату с широченной улыбкой! — Я люблю его! Обожаю! Просто обожаю! — воодушевлëнно твержу я сам себе, кружась по комнате в приливе несвойственного мне счастья. Я действительно безумно рад. Сомнения развеялись, а значит работы над собой требуется ещё меньше! За мной ходит живое воплощения спасательства, знающее толк и в медицине, и в психологии. Да я ахренеть какой везучий!!! Неужели, фортуна вновь на моей стороне?