"На заре"

      Шакиров приехал довольно поздно вечером. Ради знакомства притащил два букета. Один Светлане, чтобы не обижалась, второй Алинке. Столкнулись они со Светой на пороге девичьей комнаты Альки, когда Самарина помятая и вымотанная её истерикой, наконец отпустила уснувшую девочку и смогла уйти, чтобы попить чаю и привести мысли в порядок. Сафар по виду Светы понял, что знакомство в этот вечер не состоится. Пришлось ставить цветы в вазы, порываясь заглянуть в комнату девушки, чтобы «хоть букет поставить». Самарина даже не шипела — сил не было. Просто напомнила, что пахучие цветы в спальне — плохая идея. Поняв, что сморозил глупость, татарин отвёл любовницу в ванную, предложив хоть немного расслабиться. Попытался выведать детали, но не преуспел. Светка только вздыхала, отводя потухший взгляд.       Утром Аля проснулась, плохо соображая, где находится. Лицо горело от высохших слёз, голова болела от того, как прошлым днём выла от безысходности. В груди образовалась зияющая дыра… Но улыбнулась чуть, когда увидела сообщение от Вышинского в смартфоне с пожеланием доброго утра и обещанием позвонить, как только приедет в домой. Как и обещал — всегда на расстоянии звонка и сообщения. Разумеется, с оговоркой на работу. Про отдых речи не шло… Отдохнуть им обоим теперь нескоро удастся. Уже отвыкли за год от одиноких ночей и от того, что нельзя прикоснуться почти в любое время.       Алька осматривалась, не рискуя выйти из своего убежища. Комната ей понравилась — светлая, просторная, с удобной и функциональной мебелью. Ноутбук встал на заслуженное место, книги легли на пустые полки. Алька разложила некоторые вещи в комод и поплелась в душ. Как Света и говорила — небольшая комнатка примыкала к спальне. Вполне уютная… С душевой кабинкой, раковиной и унитазом. Большего и не требовалось. Аппетита не было, но желудок с этим был не слишком согласен. Алька почистила зубы, нырнула в чистый полуспортивный костюм и выбралась обратно, осматриваясь. Всё же, она слишком привыкла к спальне Константина Николаевича. Непривычным было всё. Алька подошла к окну, уперевшись руками в крышку встроенного стола, выглянула вниз — закружилась голова. Было очень высоко. Выше, чем когда-то в родительской квартире. И ещё Алька отвыкла от высоток — у Вышинского всего второй этаж был. А тут, по ощущениям, не ниже пятнадцатого… Страшновато с непривычки.       Самарина после короткого стука заглянула в комнату.       — Аль, доброе утро. Милая, ты как?.. — Света подошла ближе, мягко погладив девушку по спине.       — Доброе, Светик. Не знаю пока. Я… я запуталась. — Алька уткнулась лбом в Светкино плечо, укрытое тонким халатом. — Прости, что я вчера так расклеилась. Просто плохо очень было.       — Не извиняйся. — Света мягко улыбнулась, чмокнув её в лоб. — Пойдём. Познакомлю тебя с Сафаром и будем завтракать. Ты только прости меня, я уже сто лет не готовила ничего. Потому получились только тосты, кофе и мюсли с молоком и соком. — Самарина на всякий случай уточнила: — Всё свежее. Ничего не валялось чёрт знает сколько.       Шакиров радостно подскочил с места, рванувшись было к девушке, показавшейся в дверях. Но под потяжелевшим взглядом Светы пыл поумерил. С объятиями не полез. Да и Алина от его скорости растерялась, испуганно отступив за спину Самариной. Пришлось ограничиться рукопожатием. За завтраком он упрямо пытался поймать её взгляд, который у Альки был затуманен и блуждал по комнате, едва ли что-то улавливал. Рассеянное внимание и полное непонимание — как она здесь оказалась. Остаток вчерашнего дня словно испарился из памяти, едва поезд Константина покинул Казанский вокзал.       Самарина пыталась чуть отвлечь племянницу, разговорить, уговорить на запланированный поход по магазинам. Алька на последнее вяло согласилась — одежда действительно была нужна. Кроме привычных удобных спортивок у неё была пара платьев — летнее и сравнительно нарядное, которое было куплено под прошлый новый год, джинсы и несколько футболок с тонкой курткой. Пуховик остался в Евпатории. Для Московских холодов он не годился совершенно. Проблемы были и с обувью… И с ещё множеством важных мелочей от средств женской гигиены до банальных медицинских масок, чтобы в метро не штрафовали.       Пока женщины пытались определиться с маршрутом, Сафар осматривал Алину. Прикидывал — как скоро эта «крепость» сдастся. Девчонка ему не понравилась совершенно. Если Самарина была худой, то её племянница и вовсе выглядела как жертва концлагеря. Ещё и нездоровая бледность, вымученное лицо, припухшие глаза и искусанные губы. Девчонка старалась на него не смотреть, чем ещё больше злила — все волны обаяния и попытки растормошить были бесполезными. Анекдоты даже улыбки не вызвали. Ещё и Света под столом пнула по ноге, чтобы не лез на рожон. Предложил отвезти девушек на шоппинг и заработал такой взгляд, что пожалел, что когда-то вообще вылез из утробы своей матери. В конце концов, он махнул рукой на этот «траурный завтрак», собрался и смылся из дома, соврав, что едет на производство.       Алька попросила Светлану для начала съездить с ней в университет. Просто до ворот и без машины. На общественном транспорте, чтобы дорогу запомнить. Самарина город знала определённо лучше. Светка радостно согласилась — хоть какие-то подвижки и оживление. Поехали, едва Света привела себя в порядок. Уже в голове мельтешило, что нужно будет Алине купить. От белья до верхней одежды. Опомнилась, что в её ванной даже фена для сушки волос нет. День обещался быть насыщенным. Алька невольно улыбнулась от того, как Света нервно реагировала на метро. Сразу видно, что автоледи от общественного транспорта отвыкла. Как и отвыкла от масок, от дезинфекции рук, от повсеместно установленных санитайзеров.       Дорога от порога дома до порога главного корпуса университета заняла чуть меньше полутора часов из-за хромоты и невозможности передвигаться быстро. Алька сфотографировала расписание, чтобы подгадать первый осмотр у Ольги Константиновны, за одно перебросила снимок Вышинскому, чтобы можно было сориентироваться по времени — когда созваниваться. У Алины началась «ломка», к обеду вошедшая в острую стадию. Не хватало его… Не хватало Константина. Не хватало рук, притягивающих сквозь сон ближе, не хватало ласкового поцелуя в макушку за завтраком, ненавязчивой заботы и помощи с тем, чтобы преодолеть лестницы и пороги. Света старалась помогать. Очень старалась, но Алька словно лишилась части себя.       Спустя полчаса, когда они уже добрались обратно к метро, чуть передохнув в сквере, Алька наконец широко улыбнулась. Показались ямочки на щеках и Самарина выдохнула, внутренне помолившись. Алина показала ей смартфон, продолжая посмеиваться. На экране было фото исписанного и перечёрканного листа с графиком звонков. Почерк у Вышинского, конечно, убивал глаза напрочь, но Алька разбиралась. Света только отметила, что звонков в день будет от пяти и больше. Как минимум на первое время. И всё же, напряжение отступало.       В обед вернулись домой, пересев в Светкин автомобиль. Можно, в сущности, было и пешком в торговый центр прогуляться, но тащить кучу пакетов, когда Алина очень быстро уставала показалось неразумным. Недолго поуговаривав, Света убедила Альку сесть с ней вперёд. Пришлось пообещать везти аккуратно и соблюдать все правила до мелочей. Для Самариной, которая по Москве носилась, как горцы по Адлеру, это было почти подвигом. Действительно — ехала медленно, не торопясь, не перегоняя и не перестраиваясь без нужды, хотя была той ещё любительницей поиграть в «шашечки».       Алька набрала номер Ольги, когда они были в кафе и ждали заказ. Удачно подвернулась дата на первой же неделе обучения — две «пары» с утра, и потом почти свободный день. Вышинская посмотрела свой график и согласилась. Подгадали так, чтобы и Оля была свободнее, чтобы лично водить Алину по отделениям, и чтобы после работы время осталось. Посидеть, поболтать… Уже без отцовского контроля. Хотя, стоило сказать, что Оля побаивалась Альку вытаскивать куда-то. Девочка была слишком скромной для Москвы. Действительно — слишком.       Забег по магазинам проходил с ссорами. Самарина уже готова была Альку выпороть, как маленькую. Девочка брендовые магазины, которых из-за санкций и так не шибко много осталось, обходила стороной и торопилась в аналоги «ивановского трикотажа». Самарина смирилась с покупкой очередных утеплённых спортивок с толстовками, но потом уже почти силой поволокла Альку в магазин белья, втюхав ей шёлковые пижамки, которые просто обожала, халат, бельё и отправила в примерочную. Алька уже хныкала — дорого. Света, решив не трепать себе нервы просто влезла в интернет-банк и показала сумму на своём счёте, пошутив, что они могут скупить треть торгового центра вместе с торговыми площадями, работниками и всеми тряпками. Глаза Алины от таких цифр стали словно блюдца, но реакция всё равно себя не оправдала.       В итоге вышла закупка действительно необходимого, ворох колготок, пара платьев, костюм, джинсы, блузки, кофточки, кардиганы, один весьма скромный тоненький комплект белья, и пара хлопковых пижам. С последним Самарина согласилась через силу. Но вняла мольбам, поскольку Аля действительно сильно мёрзла ночами. Дальше был обувной с ботинками на зиму и демесезон, пара кроссовок, туфельки на танкетке, чтобы были устойчивыми даже с тростью, магазин косметики, где Аля взяла только бальзам для губ и пару уходовых наборов на день и ночь, чтобы по сезону кожа не пострадала.       Алька смотрела на нагруженную с горкой тележку и вздыхала.       — Свет, давай ещё в продуктовый зайдём?       — Зачем? Доставка же есть! — удивилась Самарина.       — А ты уверена в качестве того, что они тебе наберут? — Аля устало улыбнулась, прислонившись к стене. Нога уже болела. Слишком много ходили за этот день. — Всё здорово, что можно заказать… Но я очень хочу сама приготовить. Вкусно, полезно и безопасно.       Самарина хмыкнула:       — Да… Хорошо. Идём. Забавно мне, как тебя Костя вымуштровал на быт.       — Свет, он ничего не просил никогда. Я сама делать всё начала. Просто… — Аля тяжело вздохнула, — Меня мама в кухню только кушать звала. А он не стал спорить, когда я начала учиться готовить. Это интересно очень, знаешь? Ну… Специи подобрать, баланс витаминов соблюсти. Чтобы жиры, углеводы, белки, клетчатка соответствовали необходимым нормам. Чтобы полностью всё верно рассчитать. Чтобы и сил хватало, и масса потихоньку набиралась…       — Потому ты такая худющая? — Света лукаво улыбнулась.       — Я пока не хочу набирать. Просто каждый килограмм веса — лишние очень сложные шаги по пути на учёбу и домой. Когда я откажусь от трости, начну набирать потихоньку. Равномерно. Чтобы не навредить. Я очень хочу, чтобы и грудь больше была и… попа. — Алька смутилась, отведя взгляд и снова пошла вперёд. — Просто пока это чревато последствиями. Ещё и спина не до конца укрепилась. Сейчас быстрее пойдёт — двигаться придётся больше и каждый день.       Света тяжело вздохнула. Машка написала ей, какие таблетки нужно купить от сердца, какие у Альки противозачаточные, что из витаминов требуется и какие инъекции обезболивающего. Самарина уколов сама никогда не ставила и с оторопью ждала того, чтобы пришлось всё же колоть. Она не Вышинский, но будет очень стараться облегчить Альке жизнь. Ведь он справился — чужой Алине человек. А чем она, родная тётка, хуже? Просмотрела видеоролики на «Ютубе», порывалась потренироваться на Сафаре с физраствором, но тот отказался в грубой форме, потому довольствовалась подушкой.       Она взглянула на Альку:       — Милая, я живу несколько иначе. Боюсь, что ты меня избалуешь…       — Ты мне скупила столько, что я готова, как ты выразилась «баловать». — Аля улыбнулась. — Да и не балование это. Понимаю, что город сам ставит условия, и жизнь тоже. Но, знаешь, Константин Николаевич мне подал один очень важный пример. Пока мы что-то творим — мы живы. Пока сил хватает учиться даже простому, элементарному, созидать и совершенствовать — человек не умирает. Умирает, когда творить перестаёт. Ленится или не может, не стремиться, чтобы снова заняться любимым делом. Потому я люблю уборку делать, за рыбками ухаживать, которые у нас дома, готовить, учиться. Это ведь и есть созидание.       Самарина молчала. Помнила их разговор с Вышинским. Он ведь говорил почти то же самое. Не заставлял Алину. Просто подавал пример своими действиями. Он её под себя не подстраивал. Она сама этого захотела. Кардиолог вообще выбрал верную тактику во всех подходах к ней. Первым не стал делать из Альки недееспособную. Не ограничивал, если это ей не вредило, озвучивал варианты, подсказывал, если сразу всё не выходило. И самое главное, он настоял на том, чтобы дать ей выбор ещё после аварии. Как взрослой — с кем остаться. С едва знакомым мужиком из глубинки, или с ней, со Светой. Она бы такого выбора не давала, даже если бы он был. Просто увезла бы, едва Аля окрепла, и дело с концом.       Она наблюдала, как племяшка медленно, но с чувством, толком и расстановкой бродит в гипермаркете по рядам. Удивлённо наблюдала, как Аля придирчиво смотрит сроки годности, нюхает каждый продукт, который не закрыт плёнкой, как взвешивает в руках на примерный вес и прикидывает — хватит ли купленного на троих. Самарина пошла было в отдел соусов, которые любила почти с каждым приёмом пищи, но Аля только отмахнулась, сказав, что сделает без химии и вкуснее. Света поверила. И Алька, уже дома, не подвела. Племяшка быстро разобралась с панелью плиты и духовкой. Ужин, который она приготовила от ресторанного отличался только уровнем «полезности» и подачей. И Алька обещала сделать ей утром самую вкусную в мире овсянку на молоке по рецепту Константина.       Шакиров, по возвращении, с удивлением обнаружил, что в квартире происходит бурная деятельность. Алина, прихрамывая, сновала от плиты к шкафчикам и холодильнику, что-то готовила, натянуто улыбалась, сразу протирала за собой пятна на гарнитуре и столешницах, расставляла посуду и приборы. Они со Светой растеряно переглянулись — привычку делать заказы в ресторанах пора было отменять. Судя по запахам, Алька могла готовить не хуже, чем они обычно заказывали. Более того — явно получала от этого какое-то своё удовольствие.       Более того, девушка снова пожала ему руку, извинившись за то, что утром не слишком хорошо себя чувствовала. Сердце Сафара растаяло. Оленьи глазки Светкиной племянницы были всё такими же грустными, но стоило ей улыбнуться — появлялись ямочки на щеках. Эти чёртовы ямочки хотелось целовать и ласкать пальцами. Останавливало только присутствие Самариной. Нет, Шакиров не передумал внезапно весь свой план под откос пустить. Просто девочка оказалась невероятно милой, что уже добавляло масла в огонёк его махинаций. А когда дело дошло до ужина, он внезапно осознал, что и к матери своей в Казань её отправлять не понадобится. Алина была слишком идеальной для «обучения» женской мудрости. И достаточно тихой, чтобы не путаться под ногами, когда время придёт.       «Хотя, конечно, со столичной жизнью все шансы, что характер выработает такой, что я взвою…» — нервно подумал он.       У Альки зазвонил телефон. Взглянув на экран, она широко улыбнулась и, извинившись заторопилась в свою комнату.       — Алло… Константин Николаевич!       — Здравствуй, маленькая. Добрался. Вот только домой вошёл. — послышалось, как Вышинский снимает обувь и проталкивает чемодан дальше по коридору, — Как прошёл твой день?       Алька прислонилась спиной к закрытой двери. Улыбнулась грустно.       — Не так, как хотелось бы. Совсем. Но… В университет съездили, чтобы я дорогу запомнила. Одежды накупили на холодное время. Света меня балует избыточно. — она вздохнула, но встрепенулась: — Ой, да! Пока помню… На следующей неделе осмотр в госпитале. Ольга Константиновна уже сверилась со своим расписанием, так что меня будут ждать. — Алька помолчала, тихонько спросив: — Как доехали?       Вышинский, улыбавшийся от того, как Алька тараторила, чтобы поделиться новостями, оглядел комнату, остановившись на пороге. Вздохнул.       — Доехал нормально. Автобус сломался по пути из Симфера в Евпаторию. Пришлось пересадку сделать. А так… — чуть не сказал, что готов был выйти на ближайшем полустанке и ехать обратно, к ней. Ответил чуть тише: — Плохо без тебя, Аль… Но это пока адаптироваться будем к тому, что есть.       — Так может, как и говорила, я просто документы заберу, билет куплю и вернусь? — Алька всё-таки всхлипнула, — Ну пожалуйста…       — Аль… Не реви, Христом Богом прошу. Учись, маленькая. Пока есть запал и силы — нужно учиться. — Вышинский потёр глаза пальцами, садясь на диван в зале. — Я скучаю не меньше. Два раза за ночь вскакивал, думал, что ты на второй полке уснула, и я задремал. Чуть не растормошил соседа. Вот бы комедия была.       Нервно хихикнув, Алина постаралась согнать слёзы.       — Завтра утром я позвоню?       — Во сколько встаёшь, маленькая?       — В половине седьмого надо, чтобы за полтора часа доехать, а перед этим собраться успеть. — Алька взглянула на распечатку с расписанием, решившись: — Да, позвоню по пути к метро. Я наушники с гарнитурой нашла в сумке. Так что руки свободны будут и можно говорить беспрепятственно, пока не пройду турникеты.       Константин кивнул, словно она могла видеть.       — Вот и решили. Ладно, Аль, я пойду чемодан разбирать. — вздохнул, тяжело проговорив: — Люблю тебя, маленькая… Доброго вечера.       — И я люблю… тебя. — Алька подняла глаза к потолку, стараясь не всхлипнуть. — Хорошо отдохнуть.              Первую неделю Вышинский провёл на как иголках. Домой нёсся, как на пожар. Уже приходя, понимал, что зря. Бродил по пустой квартире, часто включая гирлянду, чтобы посмотреть на снимки. Распечатал и новые, навесив их с помощью найденных на подоконнике зажимов. Нашёл Алькину шаль на спинке кровати и проспал с ней в обнимку, когда Алька попросила почтой не отправлять — сама заберёт, когда на каникулы приедет. Вещей Алькиных дома было предостаточно, но именно шаль почему- то успокаивала в достаточной мере. Может, потому, что знал причины её появления…       Спасаться удавалось только звонками. Утром Алька была во время звонков бодрой, в обеденный перерыв чуть уставшей, а вечерами нередко плакала. Говорила, что нагрузки большие… Вышинский старался верить, но напряжение Альки он уже умел улавливать. За год научился. Тем более, врать девушка так и не умела. Оправдывал тем, что для человека, никогда даже в школе не бывавшего, Алинка попала сразу в университет. Для неё всё в новинку было. И дело даже не в толпах студентов… Помимо всего прочего, Алька была старше большинства учащихся минимум на год, ещё немного сложно адаптировалась после аварии. Ещё и «масочный режим» усилили из-за новых вспышек вируса.       Ольга позвонила в тот же день, как пришли Алькины анализы. Всё было в норме. Шумы чуть усилились, но попросила не волноваться — реакция на нагрузки. Дочь его ещё и отругала, как нерадивого первоклассника за то, что шрам у Альки такой неаккуратный получился. Константин честно сказал, что это не его «творчество» такое сомнительное. Дочь вскипала, обещала прижать Антоненко к ногтю и вообще, весь кардиодиспансер проверить порывалась на уровень квалификации. Вышинский молчал — заявление на отпуск с последующим увольнением он подал ещё до поездки в Москву. Что там будет — его уже не касалось.       Третья рабочая неделя сентября закончилась визитом Геннадия.       — Как там Алинка? — вместо приветствия поинтересовался он.       — Учится. Зубрит, устаёт, ругается на то, как составлено расписание… — Константин даже голову от заполнения журнала не поднял. — В общем — ведёт себя как любой первокурсник, вкушающий плоды гранита науки.       — А чего ты её не дожал-то, чтобы в кардиологию тоже пошла? — Гена уселся на стул для пациентов, похрустывая пальцами.       Вышинский взглянул на него поверх очков:       — Два кардиолога в одной квартире не уживутся. Опять же — «научно» доказано.       — Ну, ты сравнил, конечно. Тебе с Оксаной сколько было? Двадцать? Двадцать один? — Щербаков хмыкнул, — Вот знаешь, что любопытно? У нас с тобой десять лет разницы, да? Даже меньше чутка… А вам нормально было по молодости жениться, детей заводить сразу…       — Тебя на философию потянуло? Ну, ладно… Давай порассуждаем, если заняться нечем. — Вышинский поставил точку в графике расписания приёма пациентов. — Родился я, если помнишь, в ещё вполне себе Советское время. Гарантии были… Не глупый? Стремишься к лучшему? Вот тебе место в университете. Молодая семья? Вот вам общежитие, чтобы по миру не пошли с протянутой рукой. Закончил учиться и готов идти дальше? Вот тебе ординатура, интернатура, и прочие повышения. Готов и дальше продвигать науку? Вот тебе рабочее место в хорошей клинике, если хорошо до того себя показал и зарекомендовал, достойная зарплата и заветная строчка в списке получения жилья от государства. Вот только Катя родилась в канун распада. И вся моя «работа» почти псу под хвост полетела, если помнишь. Повезло, что на слуху был постоянно. Взяли в госпиталь работать, да там до последнего и держался. — Вышинский вздохнул, — В те времена, лозунг коммунистический, если помнишь, был ещё в ходу: «от каждого по способностям, каждому по потребностям». А потом всё в труху после девяносто третьего. А когда Оля родилась, уже за любую работу браться приходилось, только бы впроголодь не жить. И за статьи в журналы, и за разработку лазера, — он кивнул на устройство, — и лекции читать, и оперировать, пока руки не начали подводить. Га-ран-ти-и, Гена. У вас, к сожалению, такого уже не было. Да и не факт, что у кого-то после нас уже похожее будет.       — Философ… — Щербаков вздохнул, — Ты прав. Мы, как дурачки — из утробы в хаос развала, в «святые девяностые», гори они синим пламенем, и дальше в новый мирок, в котором пока на лапу не дашь — будешь сосать… Ту самую лапу. — Гена поджал губы, признавшись: — Маша не может определиться, чего больше хочет. То ли ещё одного родить, то ли в работу вернуться. Запутала меня…       Вышинский снял очки, внимательно взглянув на друга. Генка действительно с момента Отъезда Алины был сам не свой. Да и вообще вся их «компания» как-то резко замедлилась, все словно в спячку впали. Алина была как аккумулятор для каждого. Заряжала Константина, а уж они, на пару, способны были всех отогреть и сделать счастливыми. Само собой выходило, но Вышинскому это безумно нравилось. Нравилось быть движущей силой, которой он быть перестал уже очень давно, как это поначалу казалось.       Сложив руки на столе, чуть сморщился — артрит отступал неохотно. Пришлось сделать курс инъекций, чтобы снять воспаление после Москвы, но всё приходило в норму. Если ему, Константину, ещё хоть раз придётся туда вернуться, то только для того, чтобы Альку домой забрать и не отпускать больше. Вышинский дал себе слово после её очередных слёз во время разговора по телефону — узнает, что её кто-то обидел, что-то не то сделал, если только Алинка пожалуется — поедет, разнесёт всех обидчиков, и увезёт домой. До сих пор последняя их ночь в гостинице вспоминалась. И то, как она назвала квартиру Вышинского в Евпатории своим домом. Тогда в груди что-то дрогнуло.       — В профессию вернуться и позже можно… — осторожно ответил он.       — Думаешь, разумно, третьего ребёнка сейчас?       — То есть, меня ты в пятьдесят один подталкиваешь к тому, чтобы предложить Алине завести общего ребёнка, с учётом, что мы не женаты даже, а сам…       — Костя, вы «даже» не женаты, потому, что ты — дурачок, как я и говорил. На твоём месте, я бы её куда-то в местный ВУЗ отправил учиться, женился бы, и не долбал себе мозги. И ей, к слову, тоже. — Гена поджал губы. Когда выяснилось, что Вышинский в очередной раз перенёс поход в ЗАГС, у него начал дёргаться глаз. — Да, хорошо… Опасаешься, что ей ещё опасно рожать. Но ты, блин, даже не собрал анамнез, чтобы аналитику провести и выбор сделать! А уже всё — руки опустил и голову повесил.       Константин поджал губы, поднимаясь со своего места. Разговор не первым был, но сейчас Гена как раз подобрался к больному. И, пожалуй, от этого разговора бежать не было никакого смысла. Наоборот — требовался взгляд со стороны.       — Во-первых — ничего я не опускал. Да, мне безумно тревожно за Альку. Перенапряжение, нагрузка, стресс и сердечный приступ не за горами. — Вышинский нахмурился, припомнив, как боль изводила, когда поезд ушёл с Казанского вокзала. — Я сейчас-то с рудом спокойствие сохраняю. Знаю, что Оля, если что, подстрахует. Один звонок и помогут. А если никому мозгов не хватит ей позвонить? Или мне? А теперь представь себе все стрессы, связанные с беременностью… Тут у здорового человека не всегда всё гладко. И ещё одна деталь — беременность её, вероятно, вернёт в коляску на поздних сроках. Представляешь, каково это?.. Едва начав ходить?!       Вышинский ходил по кабинету, сложив руки на груди. Давно хотел выговориться, но не знал, стоит ли с этим лезть. Альке было плохо, когда он уехал. Не эмоционально, хотя и не без этого. Сердце болело. В тот день он окончательно убедился, что между ними какая-то странная связь. Как и в день аварии, его словно разворачивало обратно, понукало что-то выскочить из поезда на ходу и идти по шпалам обратно, чтобы Алькину боль унять. И свою, которая от её боли становилась почти невыносимой.       Гена наблюдал за метаниями, не решаясь встревать в монолог. Маша действительно не раз уже ставила его в тупик своими переменами в пожеланиях. Он мог вернуть жену на работу, пристроить в санаторий, хотя тут она сама откажется и будет искать место в другой здравнице или больнице, поликлинике. А вот ребёнок…       — Во-вторых — напоминаю, — мне уже пятьдесят один. После пятидесяти велик шанс отклонений у плода.       — Это если матери за пятьдесят. — буркнул Гена. — У нас всё в режиме «вечный двигатель», пока не отрежут, или пока не помрём.       Константина передёрнуло. Он с укором посмотрел на Гену, примирительно поднявшего руки:       — Гена, несмешно…       — Вот именно — несмешно. Лучше б ты и дальше по сердцам копался, а не почитывал всякую псевдонаучную хрень. И статистикой мне тыкать не надо. — предупреждающе проговорил он, — Статистику пишут на случайной выборке, в которой запросто могут затесаться пьющие, курящие, и беспорядочно имеющие всё, что шевелится. А всё что не шевелится — то пошевелят и поимеют. Ты в этом плане чист, как младенец. Ничего крепче кефира, табак был да, но продукты распада выводятся, если ты не знал, меньше чем за сутки. Остальное уже ушло наверняка — год прошёл. Интимная жизнь, если мне память не изменяет, у тебя была максимум во сне до появления Алины. Так что я могу даже свою премию поставить на тотализатор, что венерического ты ничего в заначке не имеешь. Не уверен в себе? Сдай анализы. Не здесь, так в республиканском. Все, включая отстрел «патронов» в пластиковый стаканчик. — Щербаков хмуро взглянул на Константина: — И не говори, что об этом не думал…       — Думал. После поездки на Ай-Петри думаю всё чаще. Алина мне кольцо вернула…       Гена потёр лицо ладонями:       — Ты таки допрыгался до того, что она решила уйти?       — Нет. Просто сделаю предложение правильно, а не как в тот раз. И после нового года распишемся. Это окончательное решение и больше никаких откладываний в долгий ящик не будет. — Вышинский тяжело опустился за свой рабочий стол; — Просто мне действительно неуютно. Неуютно от мысли, что у неё всё впереди, а тут старый муж, ещё и ребёнок, которого лет через двадцать придётся тянуть ей одной. И это если по итогам всех обследований ничего противоречащего зачатию и вынашиванию не найдут.       — Костя, а ты в курсе, что делишь шкуру неубитого медведя? Ничерта не ясно ещё. Нет, я безусловно рад, что после нового года ты наконец свершишь подвиг, и женишься на девочке, которая без тебя уже жить не умеет. Но ты проверься сначала, пройди обследование. А то, помнится, к сексу ты тоже скептически относился в свои «мне пятьдесят, Гена!». В итоге светился как лампочка Ильича, когда дорвался до комиссарского тела.       — Гена…       Щербаков хмыкнул, отметив, как уши товарища налились багрянцем. Вообще, Вышинский его ещё в более молодые годы этим веселил. А уж когда сбрил седые волосы под ноль и уши стали заметными, как семафор на ночной станции… Всё это угасло до тех пор, пока их с Алиной связь не всплыла. Тут уже к бабке ходить не надо было — ляпнуть что-то, что выбьет его из колеи, смутит, и дальше просто наслаждаться зрелищем. Из-за загара, который у Константина был почти круглогодичным, румянца видно почти не было. А вот уши — детектор, работающий без сбоев.       Главврач поднялся со стула, прошёл к окну, выглянув вниз.       — Ты раньше умнее был. Примером для подражания. Для меня лично уж точно. А сейчас… Я понимаю страхи, серьёзно. Понимаю и то, что есть сомнения. И даже понимаю, что Алину ты в Москву отправил, чтобы испытать её и себя. Вот только признай — хреново тебе без неё. И так хреново, что в петлю лезть охота… — Вышинский хмуро кивнул, сверля стол невидящим взглядом. — А ей ещё хреновее, ты знаешь? Год ты был рядом. Не как нянька, заметь. Год показывал ей то, чего она прежде не встречала в своей жизни. Год любил и делал её счастливой. А потом, как собачонку на мороз отправил к Самариной. И я бы на твоём месте сейчас искренне надеялся, что во второй раз кольцо она с той же радостью примет. Особенно, подчёркиваю, после жизни бок о бок со своей тёткой.       Константин тяжело вздохнул:       — Я хочу её забрать домой, Ген. Но также и хочу, чтобы понимала, от чего отказывается, если останется здесь со мной. Три месяца осталось. Если хоть раз позвонит в слезах не от усталости, — поеду и заберу. Дальше по мере поступления проблемы решать буду. — в груди снова давило до цветных пятен перед глазами. — В одном ты прав полностью — без неё очень плохо.       Повисла тяжёлая пауза.       Константин впервые озвучил эти мысли при посторонних. Гена не был в полной мере «посторонним», но и вываливать на него свои душевные проблемы Вышинскому претило. Он даже при Алине старался выглядеть спокойным, каменным, уравновешенным. А самому уже орать хотелось, на стену лезть. Пусто дома, пусто в душе, пусто везде, где раньше неизменно была Алька. Звонки лишь заставляли на время выйти из беспросветности, вдохнуть немного воздуха, послушать её голос, покоситься на аптечку с валидолом, зная, что после разговора сердце болеть будет до следующего звонка. Звать будет и тянуть туда… В Москву, к Алине.       — Короче, собирайся. К нам поедем. Хоть посидим немного, поговорим. Машка тоже места себе не находит без Алины. Как подменили. Уже несколько раз ловил моменты, когда глаза на мокром месте были. — Щербаков упёр руки в бока: — Возражения не принимаются, если что.       — Мне рыбок покормить надо. Если помрут, меня Алька убьёт следом. — смущённо отозвался Вышинский.       — Ну, не убьёт, допустим… Ты ей как минимум, дороже, чем три тысячи за пяток гуппиков и пару скалярий с золотыми. Не вижу проблемы. Я на машине. Сейчас завернём к тебе, сунешь своим ихтиандрам их сух паёк, и поедем к нам с Машей. Тем более я индейку замариновал. — Гена неожиданно лукаво улыбнулся: — Слушай, эко она тебя приучила… О рыбках печёшься… Хотя раньше, сколько помню, после переезда сюда, каждые два три месяца новых покупал.       Вышинский не нашёлся, что ответить на это. Он действительно к рыбкам относился не слишком бережно прежде. Даже регулярно дома бывая… Ленился. Вообще не любил бытовые дела. Не любил пыль убирать, чистить всё и стирать. При появлении Алины, которая даже на инвалидной коляске и костылях умудрялась всё приводить в порядок, стало совестно. Полноценный живой и здоровый мужик не в состоянии тряпкой по трём с половиной комнатам пройтись. И рыбки… Ему было не в пример легче мыть аквариум, чем Альке. А вот не угадал… У неё не было домашних животных никогда, и пёстрая шатия за стеклом, рассекающая воду, вызвала буйный восторг, когда их подселили в аквариум после первой реабилитации.       Через час обитатели аквариума получили свою порцию еды, а Константин сменил одежду на более удобную, прихватив с собой только очки, кошелёк и смартфон и побрёл обратно в машину. Развеяться было нужно. К тому же, все будут рады Алину вечером услышать. Созваниваться меньше чем через час. Он успел выучить её расписание. С точностью до минуты определял, когда прозвучит сигнал звонка, когда придёт сообщение. По выходным случалось и такое, что звонить друг другу с утра начинали одновременно. Алька тогда хохотала — синхронизировались. И он улыбался… Казалось, что действительно чувствует, когда она встаёт и ложится, когда обедает, когда учится, когда зубрит анатомию или учит латынь.       Машка радостно повисла на шее, стоило переступить порог. Вышинский даже опешил от такого порыва. Правда, потом его за руку поволокли в зал. Константин даже не понял, что от него хотят до тех пор, пока на плазменном телевизоре, который подключили к Машиному ноутбуку не появилась Алька. Видеозвонок Щербакова готовила почти неделю. Надоело с Алиной только по телефону болтать, а видеосвязь там сбоила и всё зависало. А вот с нормальным интернетом и на нормальном экране всё вышло, как нельзя кстати.       Дорогого стоило то, как Константин смотрел на Альку, не совсем соображая, что камера немного в другом месте находится. Даже к телевизору подошёл, рассматривая девушку, из-за чего пропал из кадра, и Алька недовольно запищала. Пришлось ему вернуться в кресло, искренне радуясь возможности увидеть вот так — смеющуюся, живо рассказывающую об учёбе. Уже сдала первый коллоквиум, успела изучить темы для курсовых, которые будут только со второго курса…       Алька всеми силами врала с улыбкой в камеру, молясь о том, чтобы ложь не раскрылась слишком быстро…