если спросят — не знаешь меня, скажи.

нижеописанные события происходят два года назад. рюджин финально взъерошила волосы и выпрямилась перед зеркалом. кивнув головой самой себе, мол, неплохо-неплохо, она схватила сумку с тумбочки и поспешила к выходу из квартиры. сегодня первый рабочий день. настоящий рабочий день – не в качестве какого-то практиканта, а как штатного разработчика целой компании. шин немного волновалась, но всë же была в себе уверенна. питон, паскаль и тайпскрипт для неë – вторые языки, на которых, казалось, она умеет разговаривать не только письменно. – рад представить – рюджин шин, очень ценный сотрудник. парни, берегите и не обижайте еë, – серьëзный мужчина лет сорока стоял напротив коллектива с нескрываемой улыбкой, глазами бегая то к рядом стоящей брюнетке, то переводя взгляд на молодых людей, смирно сидящих за ноутбуками. – я сама обеспечу себе безопасность, спасибо, – немного раздражëнно выговортла девушка и поспешила за своë рабочее место. оглядела кабинет – пятнадцать очкастых 'мальчиков' в растянутых футболках и с нахмуренными лицами. мда уж. теперь ясно, почему еë легко приняли – засматриваться не на кого. разработчики от этого не страдают, им хватит пиксельного изображения сисек, код для которого они сами и напишут; а вот начальство... "если он думает, что я буду с ним спать, то пусть подавится," – подумала рюджин и проводила взглядом полного мужчину, который представил еë и, по совместительству, являлся руководителем отдела. – готовься к тому, что надрачивать на тебя будут все, – с усмешкой произнëс паренëк бурятской внешности, усаживаясь на рабочее место рядом с рюджин, – ладно, прости, это как-то резковато для первого дня. камиль, – парень прочистил горло и протянул руку для приветствия. шин неуверенно ответила на дружелюбный жест, спешно вернула руку на клавиатуру и отвела взгляд от нового знакомого. – рюджин, – проговорила девушка, заходя в свой кабинет в операционной системе, – если будут надрачивать, то их аппарат окажется пристëгнутым к их макушке. так и передай, – брюнетка немного раздражëнно выдохнула, после вновь повернув голову к коллеге, – расскажи про вашу контору, раз так легко знакомишься. ____ – что ты мне предлагаешь, повтори? два тëмных силуэта парня и девушки мелькали на площадке с турниками в одном из спальных районов. девушка возвращалась домой после свидания с любимой, всë шло своим чередом, но идиллия была оборвана звонком уже друга, а не просто коллеги. непонятное место, тëмное время – странно это всë. и предложения его тоже странные. – ну послушай внимательнее. мы закупаем наркоту, затем в полтора раза дороже продаëм еë барыге. у нас будет дешевле, чем у остальных, поэтому будут брать. а продавать барыгам удобнее – они оптом берут. не нужно искать закладчиков и... – ты хочешь торговать... нар.. – шин скривилась и чуть наклонила голову вперëд, – наркотой? – рюджин... – парень тяжело вдохнул и поëжился на месте, – мы не маленькие уже. в москве большие деньги больше никак не заработать, мы получаем сейчас по сотке - это не деньги. – мне всего хватает. – давай хотя бы попробуем. как только зайдëт слишком далеко – спрячем всë и растворим. или сожжëм. и больше не вернëмся к этому. не вернëтесь? как забавно и как... грустно. настоящее время. рюджин сжимает плачущую юну сильно. настолько, что та редко тыкает ту в ребро, чтобы она ослабила хватку. старшая тоже всхлипывает, наконец понимая, куда влезла. они расстаются быстро, находиться в этой локации долго теперь нельзя. юна, не оглядываясь, захлопывает дверь и уходит прочь. рюджин ещë пару десятков минут стоит напротив входа неподвижно, стараясь успокоить скачущие мысли. плохо получается. пальцы сами набирают знакомый номер, девушка произносит всего лишь два координата: "через три часа, турники". оба понимают о чëм идëт речь, большего не нужно. брюнетка закрывается капюшоном и выходит на улицу, закуривая сигарету. на улице уже темно, в некоторых окнах иногда мигает тусклый свет, машин становится всë меньше и меньше. город потихоньку готовится ко сну – умывается и расстилает кровать. в одном окне видно, как маленькая девочка старательно выводит доброму папе контур красных губ; в другом – молодая пара, обнявшись, смотрят какой-то странный фильм на федеральном канале; о, а здесь в комнату заносят только выкупанную собаку, которая так хочет скорее вырваться из полотенца и наконец избавить себя от влаги. жизнь спокойная, мирная, стабильная. эти люди живут без страха быть связанными завтра утром; они не беспокоятся о том, что один из клиентов сдаст их координаты. они уверенны в завтрашнем дне. шин тоже была когда-то уверенна. казалось, страх решëтки не так уж велик. придëт время – она умоет руки, выбросит всë в раковину и всë вернëтся на круги своя. нет. нет, здесь всë не так. здесь каждый твой шаг назад – опасен, шаг вперëд – опаснее в разы. здесь нельзя отойти от ответственности – как со стороны органов, так и со стороны наркосети. сердце, казалось, замерзало изнутри. пальцы леденели, несмотря на сигарету меж них. в горле встал ком – ощущение, будто она вообще лишилась возможности разговаривать. девушка сделала последнюю затяжку и потушила сигарету об цветастую лавочку. свет фонаря отразил приближающуюся тень, шин рефлекторно обернулась и сразу заметила знакомый силуэт. опоздал, как всегда. – я знаю, что нас ищут, – чересчур спокойно начинает парень, оказываясь рядом с рюджин. – и ты так равнодушно к этому относишься? – а как ещë? отсидим, выйдем и продолжим. что плохого в решëтке? – камиль подхватывает из кармана под-систему и долго затягивается, чуть погодя выдыхая густой пар. вздëрнув брови смотрит на искренне удивлëнную и испуганную девушку, – что ты вылупилась? – что плохого? – почти шëпотом переспрашивает шин, встаëт и немного отходит назад, – ты хоть понимаешь что... – что тогда ты больше не увидишь свою мусорскую? или то, что еë тоже посадят? боже, рюджин... – парень наконец усаживается на лавочку и исподлобья смотрит на брюнетку, – просто признай уже, что вам ничего не светит, и живи ровно. – мне ничего не светит только в том случае, если я сяду, – тон мгновенно меняется на более серьëзный, грубый. девушка выпрямляется и скрещивает руки на груди, – я просила тебя не упоминать юну в наших диалогах, она ни в чëм не виновата. – она тянет тебя на дно. трещина на потолке резко разрастается и сыпется, затем в момент издаëт неприятный звук и... потолок рушится. падает. сверху лишь тëмное беззвëздное небо. из сердца постепенно шприцом выкачивают всю кровь, суставы ноют от резко накатившей боли. лицо каменеет, рассудок грубеет и остро затачивается. наконец звон из ушей пропадает и шин может услышать продолжение несвязного бреда теперь уже умершего друга. – она из другого мира. она живëт в диктатуре, под президентом и конституцией, а мы – свободные. мы делаем то, что хотим. хорошо живëм и... – ты только что буквально упал. под плинтус, – рюджин говорит чëтко и без запинок, – мы не свободные. мы вынуждены скрываться и бояться, торговать шмалью и общаться с униженными. мы никто в этом мире, глупый, – она отходит всë дальше, параллельно выискивая номер риелтора в контактах, – я потом позвоню, как умою руки. появляется причина закончить с этим. парень падает в глазах, затрагивая самое больное и живое – то, что затрагивать нельзя. гнев постепенно сменяется на рассудительность. лабиринт в голове наконец становится прямой дорогой. действовать нужно быстро. пока давно забытая уверенность не пропала.