Драконы борются за жизнь

      Спустя неделю пребывания на Драконьем Камне, Эймонд понимает, что уже привык к своему новому образу жизни. В конце концов, когда ещё получится так отдохнуть? Здесь и спокойный сон, без врывающихся в покои матери и Отто с очередной проблемой. И прогулки по пляжу, где он каждый день видит летающую в небе Вхагар. А ещё каждый вечер он предоставлен сам себе и можно снять маску вечной отрешённости. Можно быть просто уставшим от всего мира и боящимся завтрашнего дня.       Он соврёт, если скажет, что не боится, когда каждое утро открывается дверь и в покои входят гвардейцы, сопровождающие слуг крепости. Каждый раз ему кажется, что это последнее утро. Но пока что Боги благоволят ему. Правда не понятно почему.       У него было много времени подумать. И Эймонд понял, что будь он на месте Рейниры, то давно бы убил себя. Это дало бы многое. Как минимум, раненный Люцерис Веларион был бы отомщён. Как максимум, сестрица бы увеличила свои шансы на трон. Закон Королевства прост: чем больше мёртвых родственников, тем ближе ты к Железному трону. Однако стоит сказать, что Рейнира не выглядит той, которой слишком сильно это нужно. За семь дней они виделись не часто, но она стала его единственным гостем и спутником во время редких прогулок. И женщина предпочитала говорить в основном о своей юности и молодой Алисенте, о раненом сыне, о сыне, который сейчас в пути на Север. Она говорила обо всём этом и ещё о многом другом. Но не о короне и власти.       — Тебе вообще нужен этот трон? — в какой-то момент не выдержал Эймонд и спросил напрямую.       Рейнира в тот момент осунулась, уставшие глаза окончательно потухли. Ей даже было можно не говорить. Всё и так понятно.       — Трон мой по праву, — отчеканила она заученную фразу. — По воле отца. И это уже большое основание, для того чтобы бороться с твоей... твоим дедом.       Эймонд усмехнулся. Может быть, она и не хотела власти, но прекрасно понимала то, как устроена игра за престол.       С того момента Эймонд всё чаще уделял вечера тому, чтобы представить будущее, в котором Рейнира всё же стала королевой. И оно не кажется ему таким счастливым и прекрасным, как все ему говорят на этом острове. Если сестра сейчас не горит желанием держать совет и брать на нём своё слово, то что будет дальше, когда трон действительно станет её? И он прекрасно знает ответ. Править снова будут мужчины. Деймон со своим длинным языком будет нашёптывать с одной стороны, а Корлис дряхлым от страсти голосом будет кряхтеть с другой. Собственный разум она так и не услышит.       И кто сказал, что это будет лучше, чем при правлении их братца?       Но и перспектива видеть Эйгона на троне ему тоже не нравится. Избалованный мальчишка, не знающий наук и основ государственности, верящий в слова матери и деда о богоизбранности. В нём ума не больше, чем в отпрысках Рейниры, а может даже меньше. Ситуация будет такой же, как и с сестрой. За него будут править. Мать, привыкшая к роли хозяйки и главы семьи. Отто, желающий оставаться самым влиятельным человеком всех Семи Королевств. Даже Кристон Коль возьмёт на себя слишком много в новой роли главы городской стражи и начнёт раздавать советы.       Другие перспективы нравятся ему ещё меньше. Малолетние дети Хелейны и Эйгона станут очередными куклами в руках королевского двора на долгие годы. Бастард Джекейрис убьет в доме Дракона самое главное — драконью кровь. Младший брат Дейрон так и вовсе слишком заносчив и самовлюблён для роли короля.       Получается, что собственная кандидатура — самая лучшая. И пусть это звучит слишком тщеславно.       Эймонд с детства был погружен в науки. Пока Эйгон рос наследником Завоевателя, позволяя себе бить шлюх и трахать служанок, ему приходилось отдуваться на уроках мейстера за двоих. Алисента не хотела растить из него главу Цитадели. Но она явно пыталась наверстать упущенное и поэтому так сильно отыгрывалась на втором сыне. Однако сейчас он даже поблагодарит и открыто скажет, что всё это пошло на пользу. По крайней мере, ему хватает знаний, чтобы понимать, как работает государство, законы, армии. Так же ему хватает мозгов, чтобы понимать, то, почему лорды Севера должны оставаться верными союзниками короны, а лордов Простора необходимо принимать с почестями. Но ещё Эймонд знает всё о мечах и о том, как ими сносить головы. Из-за дефекта зачастую приходилось оставаться наедине с собой и за эти десять лет у него получилось в совершенстве овладеть всем. Кто-то о таком даже мечтать не может.       За десять лет Эймонд из мальчишки вырос в мужчину, знающий свой потенциал, амбиции и обстановку вокруг трона. Так что его право на трон не такое уж и эфемерное.       В конце концов, лучше печься о своей собственной голове и быть эгоистом, чем защищать чужую честь и бесславно пасть за это.       И находясь здесь Эймонд всё больше понимает, что люди вокруг живут по такому же принципу. Все они готовы бить в грудь и говорить о правах Рейниры, воле покойного Визериса, законности, но каждый из этих мелких лордов так лишь прикрывает свою задницу. Они выбрали сторону, сделали ход и теперь ждут, когда это им окупится. Правда в нынешней ситуации — это как подбрасывать монету. Шансов проиграть у тебя столько же, сколько и победить. Но проблема в том, что честность из них никто не проявит. Никто не скажет о том, что все здесь надеются лишь на то, что получится спасти свои шкуры. Однако Эймонд понимает всё и без их пафосных речей.       Теперь Рейниру ему даже искренне жаль.       Теперь он ещё больше убеждается в том, что не быть ей славной королевой.       — Мать ничего мне не присылала? — спрашивает очередным утром Эймонд, когда они сталкиваются с сестрой на пляже. Видит, как ситуация дурно влияет на когда-то прекрасную женщину. Кажется, она почти не спит.       Он ожидает, что ему в очередной раз ответят отрицательно, оставив без единой весточки из дома. Но Рейнира отчего-то медлит, молчит, смотря на беспокойное тёмное море. А потом вдруг достаёт из кармана накидки сложенный в несколько раз лист.       — Деймон не хотел, чтобы я отдавала его тебе, — женские руки касаются ладоней Эймонда, вкладывая туда письмо. — Но ведь Алисента тоже мать... И только поэтому я считаю, что она имеет право держать с тобой переписку. Даже несмотря на твоё положение.       Эймонд разворачивает послание. Лист исписан лишь на половину и с первых слов становится понятно, что писала не мать. У неё не такой отрывистый почерк, её слова не такие резкие и грубые. Она никогда бы не написала так. Скорее бумага была бы исписана полностью, а где-то в уголочке чернила растеклись от горьких слёз. Но это послание иное, хоть и знакомое. Такие письма в их семье отправляет только один человек. Его дед.       — Это писала не матушка, — шепчет Эймонд, вновь сворачивая письмо. — А Отто.       — Подпись Алисенты.       — Её можно подделать, дорогая сестра. Да и к тому же мать слишком сильно любит тебя, чтобы обещать скормить дракону.       Рейнира слабо улыбается, покручивая перстни на пальцах. Эти слова успокаивают женщину. Ей легче думать о том, что войну всё же можно оттянуть, нежели понимать, что она наступает на пятки.       Но к сожалению реальность настигает быстро. До них долетают крики с каменной крепости и звон колокола, оповещающий об опасности. Эймонд поворачивается к высоким скалам, а после вновь к сестре, которая выглядит не менее озадаченной. Взгляд её темнеет, когда вдалеке показывается Деймон. Она приподнимает платье и уверенно приближается к супругу. Но лицо Деймона не сулит ничего хорошего. Как минимум для Эймонда. Эту змеиную ухмылку он узнаёт сразу.       — Стража заметила подплывающий одинокий корабль к берегу. На нём паруса с драконом Таргариенов. Но на зелёном фоне, — взгляд мужчины скользит по племяннику, который замер за спиной у Рейниры.       — Хайтауэры решили сделать первый шаг?       — Думаю, что да. Но корабль один, не габаритный. Это переговоры.       — Тогда нужно выйти к ним...       — Нет, — тут же перебивает Деймон. Он делает движение головой и стража за спиной Эймонда с силой сжимает его запястья. Принц даже не дёргается, лишь поджимает губы, вытягивая их в кривой усмешке. — Пойду я. И племянничек.       — Что это значит? — хмурится Рейнира, недовольно смотря на мужа.       — Я не дам им осквернить твою честь и обвинить в том, что ты не совершала, любовь моя, — Деймон наклоняется, целуя ладонь жены. Эймонд закатывает глаза, чувствуя, как подкатывает от этой показушной нежности. — Поэтому этих ублюдков встречу я и племянничек. Если что-то пойдёт не так, я дам тебе знать.       Женщине ничего не остаётся, кроме как согласиться.       Его тащат по длинной каменной дороге. Они проходят Восточный пляж, саму крепость и спускаются вниз, к главным воротам. Эймонд даже одним глазом видит, что ни одного родственника среди прибывших нет. Всего лишь с десяток воинов, которых возглавляет вышедший вперёд Кристон Коль. Самому становится смешно и... обидно. Значит вот так они собираются вызволять брата короля из плена? Как много чести, ничего не скажешь. Даже Деймон усмехается, когда осознаёт, что он один может убить прибывших гвардейцев и ему даже не потребуется помощь стражи острова.       — Я говорю от имени короля Эйгона Второго, законного...       — Ты говоришь от имени выродка и узурпатора, — перебивает Кристона Деймон, в привычной манере складывая руки на рукоять своего меча. — Преклони колено и поклянись королеве Рейнире в верности. Может быть, тогда я позволю совершить аудиенцию.       — Притязания Рейниры на трон исчерпаны. Перед смертью король Визерис назвал своим наследником Эйгона, — продолжает гнуть свою линию Коль. Эймонд за спиной дяди лишь шумно выдыхает, понимая насколько хрупки его аргументы.       — Да что ты?! Это может подтвердить независимые свидетели? Или мейстер Цитадели, который должен записывать за умирающим королём все его слова? Мой брат признался перед смертью своей жене, которая уже много лет не скрывала своих амбиций по поводу трона. А Рейниру Визерис нарёк своей наследницей будучи в трезвом уме, заставив при этом приклонить колена представителей всех знатных домов государства. Извини, приятель, но даже здравый смысл на нашей стороне.       — Так или иначе, мы прибыли сюда по приказу уже коронованного Эйгона Второго, который требует вернуть брата и ответить за его пленение.       — А кто-то говорил, что он в плену? — Деймон разводит руками и оборачивается к племяннику. — Золотце, ты здесь в плену? Подожди-подожди, не отвечай. Я сам расскажу о том, что ты не смог совладать со своим драконом и Вхагар чуть не разодрала Люцериса на части над Штормовым Пределом. И ещё добавлю, что ты сам прилетел сюда и согласился со своей участью. Так что если тут кого-то и обвинять, то только принца в его глупости.       Взгляд Кристона скользит от мужчины к Эймонду. В глазах читается вопрос, на который ему согласно кивают. Он не станет врать и лукавить. Всё было именно так. Скрывать что-то бессмысленно. Карты давно на столе.       Видно, как Коль приходит в смятение. Он не знает, что делать. Потому что если вернётся домой без Эймонда, то Отто ему это не простит. И как он будет смотреть своей королеве в глаза, которая положилась на него? На мгновение становится мерзко от самого себя. Провалить первое же поручение в новой должности... Отвратное чувство сменяется почти тут же злостью, когда снова смотрит в глаза Деймона. У того победа во взгляде и непоколебимая стойкость. Не замечает, как сам тянется к мечу. Вслед за ним это повторяют и прибывшие с ним гвардейцы.       — Отдайте принца, и никто не пострадает! — выкрикивает он.       Никто не успевает опомниться, но вот Эймонд как безвольная кукла оказывается в руках дяди. Холодная сталь кинжала неприятно царапает кожу под подбородком. Приходится даже голову слегка запрокинуть, чтобы оружие не убило его раньше времени.       — Если вы попытаетесь прорваться, то спешу вам сообщить, что моя реакция быстрее. Хоть одно движение и принц умрёт!       — Тогда вы сами развяжите войну, — рычит Коль. Его карие глаза горят диким огнём. Не по себе становится даже Эймонду.       — Она развяжется, если Люцерис не выживет. А пока Эймонд остаётся здесь гостем, — Деймон отталкивает племянника обратно к страже. Те ловят парня и снова сжимают запястья. Это начинает нервировать и Эймонд даже дёргается. — Убирайтесь. И скажите узурпатору, что мы придём за ним. Даже его шлюхе-матери не сбежать. Каждый получит по заслугам.       Кристон хотел бы выступить, защитить честь Алисенты. Но он понимает, что если нападёт, то не выберется отсюда живым. Не исполнит волю королевы, не спасёт Эймонда. От перенапряжения у него задёргались мышцы на лице, и приходится приложить всё своё самообладание, чтобы сдержать лицо. Коль бросает к ногам Деймона официальную бумагу и приказывает своим людям отходить.       Деймон и стража острова остаются на месте, пока главные ворота не закрываются за незваными гостями. Только после этого он вдруг отпускает воинов, оставаясь с племянником наедине. Поднимает с земли свиток, читая заявление, подписанное рукой Эйгона. Это даже смешит его. Переговоры никогда не приводили к результату. Он старый воин и знает, что всё в этой жизни решает бой и меч.       — На мгновение мне даже показалось, что им на тебя не всё равно, — усмехается Деймон, разворачиваясь к парню вполоборота. Его взгляд скользит по слегка потрёпанному виду племянника. — Но сейчас я понимаю, что это всего лишь игра. Очередной ход, попытка показаться хорошенькими.       — А что они должны были сделать? — устало и тихо спрашивает Эймонд. Он поворачивается в сторону моря. Отсюда видно, как королевские воины грузятся обратно на корабль. Теперь думает о том, что убьёт каждого, когда вернётся. Такие трусы не должны защищать его семью.       — У твоей семьи есть драконы. На их месте я бы давно прилетел сюда и попытался спасти брата. Но кажется ты Эйгону не так уж и нужен, раз он отправляет вместо себя ручного пса.       — Он расставляет силы как пожелает. Он — король.       — Но скажи, что это неприятно, — Деймон ровняется с ним. — Неприятно, когда твоей семье на тебя плевать.       Эймонд молчит в ответ, прекрасно понимая, что это лишь провокация. И если он даст слабину и поддастся, то у дядюшки появится ещё один повод убить его. Поэтому сейчас приходится лишь с силой сжать зубы и кулаки, проглотить обиду и запомнить сказанные слова.       — Думаю, что ты знаешь это чувство, — отвечает спустя время Эймонд, заставляя мужчину обернуться. — Ты ведь тоже второй сын. Тоже задвинутый в сторону брат короля.       Он поворачивается лицом к дяде. И видит, как знакомые искры проскальзывают в чужом взгляде. Задел за живое.       — Неужели сестрица так хороша в постели, что ты так ей предан? — продолжает Эймонд и тут же жалеет об этом. Потому что остриё кинжала вновь упирается под кадыком.       — Не забывайся, мальчик.       — Я не забываюсь, а лишь размышляю... У тебя ведь прав на этот трон столько же, сколько у каждого из нас. Неужели ты никогда не мечтал о том, чтобы сесть на него? Или... это твой коварный план? Убрать ненавистных детей брата, а самому выйти чистеньким из воды и сразу с двумя наследничками.       Они молчат всего несколько мгновений, а Эймонду это кажется вечностью. Потому что его следовало бы убить за каждое сказанное слово. Деймону стоит лишь поддаться собственным эмоциям и проткнуть чужую глотку, наконец-то положив начало этой долгожданной войне. Но дядя медлит, смотрит как будто сквозь племянника. И это может значить лишь одного. Эймонд догадался и вскрыл чужую тайну.       — Да неужели? — улыбка сама по себе расплывается по лицу. — Значит, есть королевские амбиции?..       — А у кого их нет? — Деймон моргает. А его взгляд становится более тяжёлым, хитрым и корыстным. Лезвие больше не давит на кожу, а значит их разговору быть. — Только не говори, что тебе хочется всю жизнь жить в тени собственного брата и матери.       — Не хочется. В тени такого короля никому не захочется жить... А вот моя кандидатура куда лучше.       — А я смотрю, предстоящая война становится всё интереснее и интереснее.       И если Деймона мысль об этом забавит, то Эймонда скорее пугает. Он думает об этом несколько дней, осмысляя каждый возможный исход. Да, он всё ещё не отказывается от идеи своего возвышения. Но если будет война, то она будет до победного, до последнего выжившего дракона, до последнего Таргариена, который и получит корону. Их семья падёт и будет не важно, на какой ты стороны: на стороне «зелёных» или на стороне «чёрных». Дом Таргариенов потеряет свою былую мощь и люди перестанут видеть в нём что-то божественное. А если такое произойдёт, то какой толк им бояться? Людям ничего не помешает взбунтоваться и убить оставшегося в живых короля.       Тогда-то точно их дому конец. А Эймонд не хочет этого больше всего на свете.       Первое, что он понимает чётко и ясно — это то, что драконы должны остаться в живых. Чем больше драконов, тем больше у дома шансов на жизнь. Люди не так сильны, как эти могущественные существа, умеющие делать то, что не могут даже многотысячные армии. В конце концов, родственников можно всегда сделать себе самостоятельно. И чистота крови здесь будет зависеть уже от слова короля. Драконов ты больше нигде не найдёшь, даже если отправишься в Старую Валирию или на Край Света, в Асшай. Они самое дорогое, что у них есть.       Второе, что приходит в голове — это мысль о том, что если и бороться за свою судьбу, то начинать надо не с прямого врага, а с места, где живёшь. Эймонд давно уяснил то, что Красный замок — клубок змей, где нужно всегда быть начеку. Каждый второй служит деснице короля, каждый третий — матери, каждый четвёртый — шпион на службе у лордов Королевства. Поэтому действовать открыто будет опасно. В первую очередь нужно найти своих людей. Если не безгранично преданных, то хотя бы тех, для кого мешок золотых драконов будет значить больше, чем совесть. Тогда-то можно говорить о чём-то большем.       Он думает об этом день и ночь, забываясь за завтраком, на прогулке, даже за ужином, на который его вдруг приглашают в зал. Деймон теперь не говорит каждую минуту о том, что хочет перерезать мальчишке глотку, а лишь наблюдает, следит и загадочно улыбается. Теперь они знают друг о друге чуть больше. И кажется, именно поэтому дяде не хочется терять Эймонда из виду. Потому что по-другому он не может объяснить то, почему его пригласили на один из военных советов.       — К нам пришёл ответ из Орлиного Гнезда, — раздаётся голос Герардиса за спиной у Эймонда. Его не подпустили к Расписному столу, но позволили слушать. Странное времяпрепровождение. — Джекейрис по письму, которое мы получили от Девы Долины, уже отправился на Север. Также она подтвердила свою верность королеве и готова вступить в войну.       Эймонд делает глоток янтарного вина и слегка оборачивается. И тут же натыкается на довольное лицо Деймона. Тот явно усмехается над племянничком.       — И в итоге вся Долина Арренов примкнула к нам, — Корлис выставляет фигурку знатного дома на карту, опираясь на стол. — Что по поводу Простора?       В этот раз усмешку подавить не получается. Почти все здесь присутствующие оборачиваются на принца.       — Вы серьёзно? — насмешливо спрашивает Эймонд. — Думаете, что кто-то откликнется на ваш зов из мест, где заправляет дом моей матери?       — Мы отправили воронов, — пожимает плечами мейстер, обращаясь к королеве. — Но ответа мы ещё не получили.       — Думаю, что ваших воронов уже подбили. Отто сделает всё, чтобы помешать вам найти там союзников.       — Если ты сомневаешься в наших силах, то подойди и посмотри, — огрызается Деймон. Рядом стоящие лорды непонимающе окидывают мужчину взглядом. Они явно не желают, чтобы их прямой враг смог увидеть расстановку сил. Но сказать что-то против не смеют.       А Эймонд, взглянув на карту, понимает, что дела плохи во всех смыслах. Плохо положение дел для Эйгона и дедушкиного замысла. Плохи дела для королевства. Поэтому что это настоящая гражданская война. Малый дом пойдёт на великий, отец встанет против сына. И никто тогда точно не выиграет. Настоящая бойня, которую по-другому не назовёшь. А история не помнит случаев, чтобы такие конфликты приводили хоть к чему-то хорошему. Если это вовремя не остановить, то править точно уже будет нечем. Останется одно пепелище.       Но что он может сделать сейчас? Запугать, наврать про количество людей в армии? Точно нет. Рассказать про несуществующие союзы? Тогда это точно приведёт к парочке новых конфликтов. Так что если говорить, то говорить честно.       — На Западные земли можете даже не соваться, — фыркает Эймонд, разглядывая карту перед собой. — Ланнистеры и их знаменосцы уже давно примкнули к нам.       Деймон тут же берёт фигурку, означающую земли Запада, и откидывает её в сторону. Та звонко бьётся о пол. Он не видит теперь других людей вокруг. Теперь это лишь их диалог.       — На Юг не ходили ещё с предложениями? — усмехается через слова Эймонд, понимая всю абсурдность. Дорн никогда не вступит в их конфликт и будет потом танцевать на костях.       — Очень остроумно!.. Ты, племянничек, во...       Договорить Деймон не успевает. Потому что отвлекается на звук открывающейся двери. Оборачивается со всеми лордами и замирает в таком же удивлении.       Потому что перед ними показывается Люцерис. Живой, на двоих ногах, но с безумно уставшими глазами.       Люк идёт медленно, но самостоятельно. Эймонд понимает, что не может оторвать от него взгляда. И не знает почему. Он смотрит на него и не моргает, словно заворожённый. Засматривается слегка растрёпанными кудрями, бледным цветом лица, шрамами, которые покрывают часть левой щеки, шеи и скорей всего плеча. Его заштопали как порванный камзол. Хоть и аккуратно, но следы всё равно останутся. И впервые за столько дней Эймонд думает не о политике, о семье, троне, а о том, что он сделал. О своей ошибке.       — Люк! — вскрикивает Рейнира и буквально подлетает к сыну. Она касается его дрожащими руками, и мальчишка на мгновение прикрывает глаза, ластится под нежную руку. Слёзы по женскому лицу катятся градом. — Боги, как мы за тебя переживали. Мой мальчик… Мой хороший…       — Я в порядке, — сипло отвечает Люцерис, улыбаясь. Но тут же морщится, потому что раны на лице ещё не зажили и болят. Он оглядывает здесь присутствующих. И кивает в знак приветствия Деймону, дедушке. — Джейс ещё не вернулся?       — Нет, мой хороший, — женщина приобнимает сына, ведёт ближе к столу. — До Севера путь долгий. К тому же ему нужно проявить гостеприимство, он пробудит там некоторое время.       Люцерис улыбается ей, кивает и поворачивает голову к столу. В этот момент их взгляды встречаются. И Эймонд вдруг чувствует, как сердце внутри пропускает удар, а в желудке начинает неприятно крутить. Ничего хорошего это не предвещает.       Видит, как на лице Люка эмоции сменяют друг друга в быстром темпе. В глазах испуг, сменяющийся непониманием и даже боль. Он выглядит и ощущает себя преданным. А вслед за этим злость врывается в его голову, заставляя щёки забагровать. Ему стоит больших сил, чтобы не отшатнуться назад, чтобы не убежать. Но выдержать взгляда не может, поэтому снова поворачивается к матери.       — Что это значит? Что он здесь делает?! — рычит подобно дракону Люцерис, сжимая ладонь матери. — Вы вообще знаете, что он сделал?! Как вы могли?       — Знаем, — ласково говорит ему Рейнира. Сейчас она не королева, а просто мать, которой надо обуздать чужую истерику. — Но ещё мы знаем, что если бы не он, то ты давно бы умер. Он принёс тебя и остался здесь, чтобы дождаться суда за совершённое действие.       — А, то есть так, да? То есть мы его помилуем за то, что он сделал?! — вскрикивает Люцерис. Он смотрит со злостью на Эймонда. А потом вдруг начинает нервно смеяться, делая шаг назад. — Ладно... Ладно...       Всё происходит слишком быстро. Никто ничего не понимает и Эймонд тоже не сразу соображает, моргает часто. Лишь женский крик откуда-то со стороны вытаскивает его в реальность. Видит краем глаза толкучку. А в следующий же момент его с силой пихают на пол, заставляя упасть.       Люк, хватив у Деймона кинжал из ножен, перебрался через стол, сваливав фигурки, и буквально свалился на своего дядю.       Эймонд успевает перехватить чужие запястья. Остриё несчастного кинжала застывает в паре сантиметров от здорового глаза. Он не понимает откуда в больном, хрупком теле столько силы. Потому что сейчас у него с трудом получается удержать чужую агрессию. Приходится даже применить свои навыки, спихнув Люцериса в сторону. Но тот вновь забирается на бёдра, приставляя кинжал к шее. В этот раз он оставляет кровавые полосы на шее. Но Эймонда куда больше волнуют зелёные глаза напротив. Они совершенно дикие, наполненные болью и отчаянием. Он никогда таких не видел.       — Ты убил его! — кричит Люк. Звук его голоса отражается от стен. Он склоняется ниже, их лбы почти соприкасаются. Но то, что Эймонд чувствует чётко и ясно — это слёзы. Они капают ему на лицо. — Ты забрал его у меня! Мой Арракс! Мой дракон...       — Я не хотел этого, — шепчет Эймонд. Его рука вдруг касается ладоней Люцериса. Он готов к тому, что опять придётся отбиваться. — Не хотел, чтобы так...       — Ты врёшь! Ты всё врёшь! — лезвие давит сильнее. И Эймонд чувствует уже настоящую, физическую боль. — Ты всегда меня ненавидел. Ты хотел, чтобы я... я...       Люк замирает на мгновение. Хватка его слабеет, кинжал выпадает из руки, а взгляд нервно бегает по лицу напротив. Эймонд сам хмурится, пытаясь понять то, что происходит. А потом страх пробирается под одежду холодным и неприятным ощущением. Потому что теперь вместо слёз ему на щёки капает кровь из носа.       Люцериса ведёт в сторону и Эймонд успевает поймать его в самый последний момент, не позволяя удариться головой о каменный пол. К счастью все вокруг наконец-то оживают, разнимают их, вставая между принцами. Люк открывает рот в беззвучном болезненном стоне, оседает на пол. Он жмурится, раз за разом открывает глаза, и ужас на его лице становится всё сильнее.       — Я не вижу, — шепчет Люк. — Я не... не вижу...       С последним словом он теряет сознание, и суматоха в зале разгорается с новой силой. Люцериса уносят, а вслед за ним уходит и добрая половина совета. Все понимают, что сейчас будет и им не хочется попасть под горячую руку.       Эймонду всё это кажется каким-то сном, в котором он застрял и ему не спастись от кошмара. Ему уже самому хочется выть и проклинать Богов, которые играют с ним. Ещё немного и он сойдёт с ума. Он только понадеялся на то, что получится уйти, как Судьба снова издевается над ним.       — Что делать с пацаном? — тихо спрашивает Деймон, присаживаясь рядом с Рейнирой. Та тихо плачет, не поднимаясь с пола. Её руки снова в крови сына. Ей тоже этот мир уже ненавистен.       Теперь она кажется ему другой. Взгляд дикого дракона, наполненный огнём и болью. Эймонд даже опускает голову, как провинившийся ребёнок. Кажется, ещё немного и он согласится на казнь. Лишь бы это, наконец, закончилось.       — Пусть улетает, — шипит она. Эймонд резко дёргает головой, наблюдая за тем, как женщина поднимается. Она делает шаг, ещё один. И вот её аккуратные пальцы сжимают под подбородком. Ладонь почти душит его. — Считай, что это моя последняя поблажка. В следующий раз я прикажу убить тебя.       Эймонд не смеет задерживаться. Он не забирает вещей — у него их нет. Он даже забывает собственное оружие — ему страшно, что это тоже окажется сном, и его вернут назад. Но выбежав на улицу и получив по лицу холодным потоком ветра, понимает, что сбежать не получится. Вхагар он отпустил и неизвестно, вернётся ли она. Однако та, словно почувствовав опасность для хозяина, оказывается рядом. Её рёв как гром среди ясного неба, а тень задевает башни крепости, заставив стражу взволнованно озираться по сторонам. Он бежит ей навстречу, спускаясь ниже по склону. Ещё никогда не был так рад своему дракону.       Снова оказаться в небе — настоящее счастье. Теперь ему никто не страшен, больше никто не посмеет посмотреть на него свысока. Всего один приказ и всё здесь сгорит, прекратиться в кошмар наяву. Всего лишь одно слово, которое ему так хочется произнести. Оно режет плоть изнутри, заставляя злиться всё больше.       Только вот это слово так и не слетает с губ Эймонда. Он лишь поднимает дракона в небо и не даёт приказов, пока воздух не становится достаточно разряженным. Остров скрывается за облаками, кажется совсем крохотным. А значит родной дом всё ближе. Но только хочет ли он туда возвращаться? Хочет ли он жить там со странным ощущением боли и вины на душе? Можно ли с этим начинать борьбу за власть?       С этой мыслью Эймонд вдруг тянет поводья, заставляя огромную Вхагар развернуться совершенно в другую сторону. Они больше не летят в Королевскую Гавань. Они летят в Штормовой Предел.