Немерено

Луис смотрит на него, но видит гораздо больше, чем хотелось бы. Внешне Леон Кеннеди – это хмурость, строгость линий, острота черт, осунувшееся лицо, тело древнегреческого бога, отпечатки былой наивности и детскости в виде пухлых, красиво очерченных губ. Луис видит больше, гораздо больше. Россыпь мелких родинок на шее и руках, еле заметные серебристые пряди среди золотистых, серо-голубые уставшие глаза, в лучшие дни напоминающие бескрайний океан, а в худшие – смертоносную сталь и грозовое небо. Луис вглядывается и видит. Пульсирующие тёмные вены, широкую грудную клетку, вздымающуюся от поверхностного, рваного дыхания, молнии почерневших сосудов на белках глаз. А ещё - заострившиеся ключицы и скулы, крепкие мышцы, двигающиеся под бледной кожей, еле заметные золотистые волоски на теле. За внешним фасадом сокрыто гораздо большее, и Луис видит. За колкостью фраз и грубостью - силу, верность долгу, недоверие, опустошённость и разъедающую душу тоску. (Печаль будет длиться вечно, верно?). А ещё - миниатюрный проблеск надежды, затухающий огонёк веры в лучшее, волнующую уязвимость и ранимость. Контрасты Леона прекрасны в точности также, как прекрасен и он сам. Луис чувствует, как в груди у него затапливает всё теплом. Это ненормально, жгуче и больно – ощущение, напоминающее зуд, которое ничто не может унять. Сладостная пытка, которой Серра вновь и вновь покорно отдаётся. Любви внутри у него немерено. Но он прячет её, хранит, выхаживает, оберегает и не позволяет ей вырваться наружу. Пусть растёт и крепнет. А она пожирает как вирус, разрастается всё больше, настолько, что вскоре её невозможно будет взять под контроль. И ветви её вот-вот захватят его, задушат, подчинят себе. Впрочем, Луис не противится. Понимает, что придёт день, и он позволит ей наконец высвободиться и затянуть его безвозвратно с головой. Так и происходит. Леон от него всего на расстоянии руки, безумно близко и в то же время далеко. Луис старается прикоснуться к прекрасному, затаивая дыхание. Это всегда путь в никуда, в самый ад. Он падает, падает, падает, когда встречает предупреждающий взгляд и чувствует холодный металл у шеи. Правда ли, что любовь всегда побеждает? А выдержит ли она ледяную ненависть и отстранённость? Луис обещает себе проверить свою теорию. И в кои-то веки оказывается прав. Однажды взгляд его сказочного принца смягчается и теплеет. Луис клянется, что видит даже нечто, похожее на симпатию и расположение, но вовремя одёргивает себя. Ещё не время. Любви нужно дать время настояться и распалиться. Тлеющие угольки со временем превращаются в настоящий, всепоглощающий пожар. И сжигают их обоих, оставляя лишь пепел и прах. Однажды Луис тянется к губам Леона подобно тому, как странник, бродящий по мёртвой пустыне, тянется к источнику воды – жадно и отчаянно. И впервые Леон не отталкивает его, а устремляется навстречу. Теперь они делят дыхание на двоих, а воздуха и времени как всегда катастрофически мало. Зато любви всё ещё немерено. Жгучие поцелуи обжигают и разрушают, выкорчёвывают всё внутри, ломают барьеры и бередят старые раны. Когда они сливаются, Луис забывает, где начинается он, а где кончается Леон. Они становятся одним целым. Неужели когда-то они были порознь? Как жестоко и странно. Луису по-прежнему больно. Больно от того, насколько всё теперь хорошо и правильно. Кровь, вытекающая из раны в сердце, такая же горячая и тягучая, как его любовь к Леону. Луис улыбается со всей искренностью – он всегда знал, что ему доступно только такое «долго и счастливо». Не больше и не меньше. Он задыхается от чувств, вытирая с лица сказочного принца слёзы. Сегодня в любимых глазах – штормовое море и неверие. Луис говорит, что принцы не плачут, а спасают принцесс из замков. «А что, если принц полюбил другого принца?» – наивно спрашивает Леон, запутывая пальцы в тёмных волосах, прижимая к себе крепче, чем когда-либо. И его любовь вновь обжигает и согревает, но теперь этого недостаточно. А затем - поцелуй, уже не такой пламенный и хаотичный, а скорее успокаивающий, нежный, прощальный. Подтверждающий простую истину: Луис всё-таки проиграл. Любовь побеждает далеко не всё и не всегда. Серра принимает последнюю сигарету из родных рук, закуривает от тлеющего огонька. И обращается в прах, зная, видя и чувствуя только одно: любви в нём всё ещё немерено. Она безгранична, утомительна и больна, но оттого ещё и более прекрасна.