Слуга Смерти

      Доминик пропустил момент, когда выпустил крик из глубины глотки. Осознал момент происходящего он лишь тогда, когда горло болело так, будто кто-то вонзил ему в шею расплавленный заточенный кинжал. Хотелось разорвать выю в мясо, разломать трахею и переломать себе шею. Такую боль Доминик Эванс никогда за все свои двадцать пять лет не испытывал.       Спустя некоторое мгновение он с ужасом осознал, что не контролирует вырывающийся бесом крик. Попытки прекратить эту пытку оказались тщетными, тело не слушалось, оно будто бы не принадлежало ему. Или же он не принадлежал телу.       Доминик был окружен пустотой, в которой не было ничего, кроме него. Продолжая бороться с собственным туловищем, он чувствовал, как в нем нарастает животная тревога. От ночной черноты хотелось выколоть глаза и убежать, он всегда боялся темноты, но Эванс мог лишь поддаваться танцу исходящей из его тела сверхъестественной боли. Он был уверен, что кто-то игрушкой держал его в лапах и сжимал, как гниющее яблоко, из которого во всю сочится сок. Или же кровь.       Вдруг к нему начал возвращаться контроль над самим собой. Видимо, хозяин когстистых лап решил дать ему отдышаться перед смертью. Он упал на колени, как брошенная на землю игрушка, вопль поглотила тьма, а горло жгло огнем, напоминая о ранее происходящем. Чувствуя, как по лбу стекает пот, Доминик провел по лицу ладонью, сопровождая это действие прерывистым частым дыханием. Ему казалось, что сердце вот-вот пулей вылетит из груди, сломав замок из ребер.       Он уже собирался подняться на ноги, игнорируя тот факт, что они дрожали, как ветки, поймавшие порыв ветра, как вдруг он ощутил рядом с собой холод.       Эванс готов был поклясться, что перед отключкой за ним наблюдала пара оранжевых глаз из пелены тьмы. ***       Из Астрала его вывел сладковатый запах меда, смешанный с клюквой. Благоухание выбросило его из отключки, как самый стойки спирт. Аромат был приятный, сразу напомнил ему о моментах из детства, когда он болел, и матушка перед сном поила его клюквенным чаем с медом, который уже давно засахарился, но все равно был вкусный.       - Ну наконец-то. Я уже почти сутки тебя бужу, соня!       Над ним стояла женщина среднего возраста, одетая в черную мантию с капюшоном, держащая в руках ржавое металлическое блюдцо, в которой горели какие-то травы. Темно-рыжие волосы с ниточками седины плотно лежали на ее плечах. Она отошла от него и, потушив гарь, добавила:       - За все мое время пребывания здесь, ты первый, кто был в отключке больше десяти часов, - голос дамы был строгий, а грубый для женского пола говор делал его грозным, как рык гризли.       Когда картинка перед глазами перестала плыть, Эванс приподнялся на локти с целью осмотреться. Он и загадочная женщина в черном находились в маленькой, можно даже сказать, очень миниатюрной комнатке, которая больше напоминала склад. Напротив кровати, которую даже кроватью сложно назвать, стоял письменный стол из красного обшарпанного дерева. На нем стояли книги с порванными корешками. Доминик не видел их внутренности, но был уверен, что им далеко не пару лет, и страницы в них пахли старостью жизни. Рядом лежали различные скомканные листы, подставки с благовониями, над которыми висели ленты дыми, свечи и банки с эмбрионами каких-то существ. Он даже не хочет представлять, кто это и зачем они тут нужны.       Доминик не понимал, что происходит. Несмотря на нарастающую панику, он вел себя совершенно спокойно. Возможно, он еще не отошел от сна, либо же так влияют травянистые благовония. Потом, решив, что это очередной сон, Доминик принялся щипать себя за руки, в надежде остановить это безумие и, наконец, проснуться, но, увидев непонятный черный рисунок на руке в области лучевой кости, он остановился.       - Мне так нравится наблюдать ваши ошарашенные лица, когда вы видите клеймо, - она оторвалась от своих дел и подошла к ошеломленному парню, улыбаясь краем тонких губ. – У вас всегда такие смешные лица, аж смешно, - незнакомка в черном одеянии выпучила глаза, пародируя лицо Доминика, явно веселясь с его положения.       Вот только ему было совсем не до смеха.       - Что за чертовщина? Кто вы? Что… - Эванс приятно удивился своей возможности говорить. Ну, хоть что-то хорошее.       - Тихо, мальчик, мышей распугаешь, они и так у меня быстро дохнут - к ее зрелому лицу вновь вернулось раздражение и серьезность. - А теперь дай посмотреть на руку.       Эванс хотел вскочить с кровати и отбежать в другую сторону, но не смог даже оттолкнуться от нее и упал обратно, больно ударившись спиной об доски. Зажмурив глаза и зашипев, он почувствовал, как рыжеволосая женщина аккуратно и одновременно резко взяла его за руку, параллельно по-лисьи смеясь.       - Извини, у меня тут не отель, сама эту кровать ненавижу, - сказала она, рассматривая правую руку, на коже которой узор непонятного происхождения.       Женщина, слегка склонившись, нахмурила густые темно-рыжие брови и сосредоточенно всматривалась в рисунок. Она мягко проводила указательным и средним пальцем по черно-бордовым линиям, вокруг которых кожа воспалилась красным. Доминик сморщился, ощущая, как плоть под узором пульсировала, словно там был болезненный гной. Незнакомка изучала рисунок, как лисица добычу, параллельно что-то шепча себе губами, будто читала молитву. Или заклинание, чтобы прикончить его.       - Вы мне объя…       - Тш! – шикнув на него, как на мешающего спать кота, она дотронулась до клейма, как она ранее высказалась, большим пальцем. От легкого прикосновения Доминик вскрикнул и отдернулся, словно его руку рассекли ножом.       - Сильно он тебя, - наконец, прекратив играть в ученого, незнакомка сделала шаг назад, давая парню больше личного пространства. – Чем, интересно, ты его так разозлил?       Доминик больше не мог терпеть и взорвался вулканом. Вернее, попытался, но физическое состояние с трудом позволяло ему даже произносить слова.       - Кого «его»? Где я? – он поставил ноги на старый деревянный паркет и попытался встать, но пошатнулся и шлепнулся обратно в кровать, - Что вообще здесь происходит?       Только приняв сидячее положение Доминик понял, что это была не кровать, а скамейка из темного дерева без спинки, на которую бросили небольшую жесткую подушку и пару тряпок.       Таинственная незнакомка, которую Эванс уже записал в сумасшедшии, со скучающим видом томно посмотрела на него, словно он несет какой-то бред и достал ее со своими вопросами. Вальяжно подойдя к столу, она зажгла и сразу же потушила еще одно благовонию. Видимо, она решила усыпить его.       - С лотосом и миндалем. Расслабляет, знаешь ли, - сумасшедшая вдохнула аромат, затягивая струну дыма в широкие ноздри, с наслаждением закрыв глаза. - Это даже больше для меня, нежели для тебя. У меня от тебя и твоих криков голова треснет.       - Не уходите от вопросов! Доминик не знал, что это за благовония такие, но он уже ощутил нежный прилив спокойствия, с которым пытался сопротивляться, но не мог. Он никогда не верил во все эти успокаивающие палочки и свечи из сомнительных магазинчиков магии работают, считал, что все это не работает на самом деле, включается лишь внушение, что от купленного барахла есть толк, и деньги были не выброшены на ветер.       - Теперь понятно, почему он выбрал тебя, - буркнула женщина куда-то в сторону, но Эванс отчетливо услышал сказанное. - Ничего страшного, просто ты умер.       От неожиданности он икнул. Не такого ответа он ожидал.       - Что за бред вы несете? – сказав это, Доминик вновь попробовал встать на ноги, что у него, хоть и без особой элегантности, но получилось. – Я жив.       - Если ты жив, то тогда почему у тебя не бьется сердце? – странная леди с победной улыбкой положила слегка смуглую ладонь на его грудь.       Доминик хотел стряхнуть ее мерзкую ручонку и возразить, но она, будто бы предвидев подобный исход события, убрала руку и начала первой:       - Пойдем, мальчик мой, - таинственная незнакомка отошла в противоположную сторону и отодвинула висящее темно-бордовое покрывало, видимо, заменяющее дверь, - сейчас ты все узнаешь.