Для нас

      А дождь не утихал совсем, всё лил и лил свои горькие слезы навзрыд. Погода кричала серым рвущимся в сторону косым ветром. Дороги размывало водой, толпилась где-то тёмная томная грязь, мерцающая ярким блестящим глянцем. Смотря в небо, такое же угрюмое и угольное по цвету, было понятно, что ненастье сегодня будет надолго. Хотя об этом предупреждали в прогнозах, мол до послезавтра без остановок всё и будет так. Надо было ранее всё же захватить зонт, но и с ним было бы плохо, быстро унесёт его ветер. Идиотский вышел день, какой-то глупый и непродуманный совершенно.       Но день же не закончился ещё, некоторое время назад, совсем недавно, перевалило за вторую половину суток. Пришлось всё же заканчивать эту прогулку из-за такой очень прекрасной погоды. Уходить почему-то вовсе не хотелось, будто где-то, совсем рядом, выбросили невидимый магнит, и теперь он мешает нормально жить другим. Парни смотрят глаза друг друга, пытаются что-то в них рассмотреть, узнать о чём-то потаённом, скрытом за некими железными замками тайных комнат разума. — Получается, всё? — Лёня смотрит вверх, рассматривает что-то в сером и монотонном нечто, хотя на небе и не было ничего особенного и приятного, но взгляд, по скромному мнению Вовы, казался таким чистым и добрым, таким живым и светлым, похожим на утреннюю росу на низкой траве газонов. Приморскому не хотелось прощаться, ему казалось почему-то, что что-то обязательно тогда и случится плохое. Он тихо, почти незаметно вздыхает и говорит под нос: «получается». В ответ его ладонь некрепко сжимают, а после целуют и отпускают. А после Лёня уходит, неспешно, и от этого немного чувствуется едкая горечь глубоко в горле.       Володя ещё стоит здесь, будто всё ещё где-то совсем рядом и правда кто-то держит и не даёт уйти. Какие-то странные и немного сумбурные мысли поселяются в голове сейчас, безумнее и тревожнее предыдущих. От них страшно, чувствуется на душе липкая неприязнь ко всему такому, странному и противоречущему внушёному сознанию. Может и правда стоит уйти отсюда. В мыслях мелькает тот поезд, он будто бы мчался куда-то совсем-совсем далеко, в тот счастливый мир розовых ванильных сказок, туда не опоздаешь наверняка. Сказки, по мнению Приморского, похожи многим на смерть, в очередь за ними нет особого смысла спешить. Обе выглядели как билет в нечто крайне счастливое и пустое одновременно. Парень вздыхает и уходит обратно, к себе.       Дождь царапает кожу сквозь одежду, стучит о чём-то своём, будто на азбуке Морзе, по рукам и спине. Конечно, Вова плохо знал эту часть города, да и он сейчас, примерно, достаточно далековато от дома, в отличие от Лёни, у которого он был немного, но все же ближе. Наверное тот вернулся домой с менее мокрой одеждой и головой. Эта мысль почему-то грела, Приморский не понял даже почему, просто стало внезапно радостно и светло, а главное менее тревожно. Кажется, что местность немного проясняется, узнаются крохотные магазинчики, построенные на первых этажах крохотных и серых пятиэтажек. Кончики пальцев чувствуют прокалывающий холод, видимо всё из-за холодного ветра или…       «Неужели это снег?»       Вова смотрит немного выше. И правда, с неба начал падать первый снег, который встретил город после марта. По виду снежинок был сразу понятно, что скоро пропадёт едва появившееся лёгкое белое покрывало на земле. С неба они падали медленно и от этого казались воздушными и лёгкими, что было на самом деле правдой. Снег, вперемешку с дождевыми каплями, касался промокшей одежды и превращался сразу в воду, от этого становилось только хуже. Увы, в этот раз это явление нисколько не радовало, оно было похоже на ядовитое проклятие. Парень ускоряет шаг, хотя если честно, то куда ещё быстрее идти. Ноги уже изрядно устали, и бежать не вышло бы. Хотя к чему это, осталось примерно немного дойти и всё, через пары кварталов покажется родной и давно знакомый наизусть дом. ***       Дома было немного спокойнее. От этого было чувство, будто с сердца, правда на небольшое время, упал груз многолетней непрекращающейся вины и стыда. Правда не понятно перед кем или чем. Особых причин к этому не было, да и сам Вова считал, что это было всю жизнь, считал чем-то нормальным до определенного момента. Но об этом Приморский не хотел говорить и обсуждать такие темы даже, с таким близким и дорогим человеком, как Лёня. Он быстренько вертит головой в разные стороны, отмахиваясь словно от тех странных беспокоящих мыслей, а после неглубоко вздыхает, может и правда скоро станет лучше. Верить же в это очень хотелось.       Он облокачивается об холодную бетонную стену, обои совсем не грели спину. Мысли все мычали, кричали, стонали и шептались о чём-то чересчур странном и мерзком. Почему они приходят именно в тишине и одиночестве, а исчезают в страхе только при появлении других людей? Надо бы возвращаться обратно к небольшой бытовой рутине, ведь отдых всего на один день. Выходной бывает таким ужасным и противным.       Смысла особого здесь находиться Вова и не видел. Он видел свою небольшую квартирку лишь, как какое-то неудобное временное место, он здесь бывал относительно редко, разве что сидеть за столом на кухне и тепло беседовать вместе с парой знакомых и дорогих людей, дальше этого редко что доходило. Да, именно в этом было что-то приятное, но не смысл жить здесь. Он отрешённо смотрит в окно, за которым не так давно все закончилось и наступило крохотное затишье. Совсем редкими местами правда, по неведомым причинам, лежал нараставший снег. Это, пожалуй, было удивительным чем-то, так как обычно первый снег быстро тает и вскоре пропадает за слякостью, а в этот раз — нет, к тому же выпал заметно раньше обычного, аж четырнадцатого числа, когда как снега должны лежать (обычно) только в следующем месяце, явное недоразумение и несмешная шутка природы. Хотя может потеплеет, и все вновь будет, как обычно, но это только догадки и лишние мысли, они ни к чему сейчас. Близился вечер.       Конечно, кругом всё темнело раньше, уже в пять, немного за начало шестого, вечера. Это уже как-то и не удивляло, хотя все же закаты прекрасны. Особенно когда тучи разошлись, чтобы люди могли увидеть красоту темнеющего неба. Приближались мрачноватые и местами серые грязные сумерки, высоко-высоко на небе местами появлялись и сверкали хаотичными светлыми каплями радостные звёзды. Эту красоту хотелось бы нарисовать, но только умений никаких и предрасположенностей не было с самого начала, пусть это лучше останется пустой и бессмысленной мечтой, неоднозначным воспоминанием.       Самое то, чтобы сесть за какие-нибудь документы и важные штучки по работе, которые было лень делать ранее. Это порой раздражало и хотелось сменить эту работу на что-то более интересное, но куда, если вообще ничего не интересует и кажется не таким и прекрасным уже очень давно. Нет, конечно Вова любил саму работу и то, что связано с ней, но от изначального интереса совсем ничего не осталось, всё как-то безвозвратно выгорело и, убежав куда-то ветром, смешанным с пыльным прахом, пропало. Сейчас же всё-таки хотелось, немного пораскинув мозгами, вышвырнуть все и из окна, а после забыть и молча повеситься где-нибудь на кухне или в спальной.        Но нет, так нельзя же, а как же Лёнька? С этими словами Приморский всегда себя отдергивал от подобных мыслей. Нет, он бы точно не хотел, чтобы кто-то, даже один человек, беспокоился по такому поводу. Почему-то Вова был уверен, что тот бы совсем опустил ко всему руки, мол «это же для нас, милый», а об этом совсем не хотелось думать и представлять вообще. Размышлять о том, что те яркие зелёные глаза, похожие на утренний солнечный летний лес, когда-нибудь потухнут, было странным, почему-то становилось больно и неприятно, непривычно. Он мотает опять головой по сторонам, может всё же тревожность немного спадёт и станет легче, а пока надо дожить до следующего выходного. Парень вздыхает и снова принимается читать тексты, надо будет сварить кофе, сегодняшняя ночь, конечно, будет прекрасна. ***       На часах уже шел второй час нового дня. Кругом лишь звенящая тишина, летающая из одного уха в другое. В окнах не горит ни единое окно, будто бы опять все умерло и пропало, будто бы все просто собрали вещи вчера и ушли подальше из такого неприметного, как и все, города на окраине. Как бы сильно не хотелось, всё никак не получалось заснуть, что-то да и мешало, неизвестно правда ещё, почему это всё происходит. В голове родились мысли, совсем разные и пёстрые: и хорошие, и плохие, и светлые, и тёмные, и быстрые, как мгновение, и медленные, как время, и приятные, и противные, в общем, совершенно любые и внезапные.       Вова ворочается и думает о том, как бы поскорее уснуть, но каждый раз находится что-то мешающее и абсурдное при этом, например не такое положение звезд на небе, не тот угол падения отраженных луной солнечных лучей, но это так, по мелочи. Бо́льшую роль играл в отсутствии сна сам Приморский и те типичные ночные мысли о смысле жизни, о том что было бы, если бы тот или иной момент из жизни не случился. Ночь вообще такое странное и особое время, время каких-то душевных и причудливых монологов в пустоту сонной головы, способ выговориться в голове и признаться в чём-то, что бы никогда при солнечном свете и не сказал бы. И ведь правда, хотелось хотя бы немного поговорить, но беспокоить среди ночи перед тяжёлым будним днём? Нет, это пожалуй было бы очень странно, да и скорее всего остальные будут не в духе от такой затеи, лучше не пробовать, хотя бы во благо ценных отношений с людьми, это пожалуй важно и ценно. Он закрывает глаза, может, если долго держать глаза закрытыми, то наконец придет и сон, а за ним и утро, новый день, где тоже, как обычно, нет нового. Как же это изматывает и надоедает, серо и мрачно, просыпаться не хотелось бы совсем.       Сон кажется совсем странным, кругом всё жёлтое, красное и белое. Место казалось таким знакомым, хотя Вова и не понимает, откуда бы он мог знать те развалины на огромном холме. Где-то вдали что-то горело, размазывая полупрозрачной тушью по воздуху маленькие чёрные разводы. Небо было ярко-жёлтым, похожим на солнце, нарисованное в детских каракулях, лишь где-то ближе к горизонту оно переходило в багровые цвета. А рядом с горизонтом, полностью покрывали низкие земли лесные голые ковры, лишь изредка усеянные комками неровного снега. Ни единой души, хотя слышен какой-то странным свист, будто куда-то мчатся пули вдали. А после него и голос, неизвестно чей, но такой тёплый и кажется добрый. Приморский смотрит по сторонам, но все равно не понимает откуда и кто говорит, хотя может это и не важно, ведь слов парень совсем не разобрал. Страшно совсем не было, в этот момент всё стало каким-то обычным и нормальным для безвозвратно и навсегда поломанного сознания. Чувствуется странный терпкий запах газа, он заставляет голову кружиться и немного болеть, внушает привычную тревогу. Перед глазами все плывет, будто бы что-то яро пытается сказать важное. Неужели это?.. Чёрт!       Да, когда-нибудь эта рассеянность сведёт с ума или вообще убьёт к чертям собачьим. Но видимо не сегодня, раз Вова все ещё стоит на ногах и охреневает с того, что забыл о том, что на кухне был в какой-то момент включен газ. Пока что ему просто повезло, да. Хотя сейчас в первую очередь не страшно за состояние здоровья, а за счётчики, где придется платить сумму наверняка в несколько раз больше и с бо́льшим количеством нулей на конце. Нет, надо было сразу же после резкого пробуждения включить свет, хотя лучше не экспериментировать так опять, странное чувство умирать от такого. Нет уж, если и умирать, то как-нибудь быстро и чтоб никто не вспомнил.       Немного прохладный ночной ветер из открытой форточки заставляет чуть заметно вздрогнуть всем телом. На часах было 3:47, сон был недолгим, возвращаться обратно уже не хотелось. За окном пошел дождь, он смывает за собой остатки дневного снега, будто бы и никогда не падал он. А снега хотелось бы, чтоб много было его, и он был обязательно пушистым и приятным на ощупь, с характерным неприятным леденящим покалыванием на руках, что бывало перед началом обморожения. Снег похож на хорошие воспоминания, поэтому его и хотелось увидеть ещё раз. Вова улыбается, непонятно почему, но ему немного радостно, вообще эмоции это странная и тяжёлая для понимания хрень. Хотелось немного, когда точно настанет утро, поговорить, может быть перед работой. *** — Алло? — голос по ту сторону телефон был немного сонным, но заметно, что человек проснулся далеко не из-за звонка. — Что-то случилось что-ли? — А? Да не, нет. — он тихо смеётся и пытается немного отшутиться, зря беспокоить человека ему не хотелось. Было бы очень стыдно, особенно по вине своей невнимательности и усталости. Он нервно улыбается, смотрит по сторонам, хорошо что всё-таки этого не видно по ту сторону. — Ну-у как знаешь, чего звонишь? Или тебе просто приспичило, как обычно ночью поболтать? Что-то опоздал ты тогда — на фоне слышен какой-то сдавленным и совсем тихий короткий смех, а после добавляется которая фраза: почти полседьмого уже. — А темно как будто всё ещё двенадцать. — Тебе виднее, из нас ты один спать не умеешь. Хотя как по мне ночью всегда одинаковое небо. — Вова поспорил бы на то, что в этот момент Лёня немного скептически закатил глаза и улыбнулся, но скорее немного натянуто и ядовито. — хотя может вдруг в других местах небо другое. — Например? — конечно, в это Вова совсем не поверил, но все же интересно было бы выслушать чужую точку зрения. Может она идеальна для какой-нибудь детской сказки. — Ну типа светлеет раньше или позже. И небо… — голос затихает, слышно тихое задумчивое мычание, через несколько секунд, что казались небольшой вечностью, он снова начал говорить. — оно такое, ну не такое, как сказать. Другого цвета, такое более тёплое что-ли, хуй его знает. Ну круче ещё, чем небо в этом месте, может в других местах и имена у городов покруче. — В смысле «покруче», вроде и нормальное. — Вов, кто на полном серьёзе будет называть город Нотруф. Наверное этот «кто-то» не имеет нормальной фантазии или был под чем-то тяжёлым и весёлым.       Вова смеётся, а после смотрит в окно. Кажется, что небо стало ещё темнее и мрачнее, будто бы город и правда обиделся на такие слова Лёньки. Он смеётся и кажется, что сквозь стекло отражаются в тусклом лунном свете счастливые искорки в голубым глазах. Было чертовски весело. — Может быть, кто знает. Мало ли какие у городов имена, я вообще встречал и название Дно, так что не так уж и плохо всё… — Вова молчит и выслушивает после какой-то истерический смех Лёни, что был уже похож на крик полудохлой чайки. Интересно, что же так насмешило его.       На фоне слышна еле разборчивая какая-то ругать и смех прекращается. Кажется, что что-то разбилось и крик стал только сильнее, хотя всё так же неразборчив. Очевидно, что человек злится это настораживает Приморского, ему немного неловко, но все же стоит спросить. — Что-то опять слу… — Я перезвоню хорошо, милый? — фраза звучит максимально тихо и немного поломанно, звучит по слогам, и не успевает Вова что-то ответить, как высвечивается на экране типичная фраза «вызов завершён».