_________________
Паб «Белая виверна» никогда не пользовался популярностью из-за неудачного расположения. Он прячется в Лютном переулке, в проходе между домами, вверх по лестнице от «Тату-салона Маркуса Скаррса», но его владельцы никогда не бедствовали. Через их заведение проходит серьёзный оборот тёмных ингредиентов и артефактов магического мира Англии. Единственное, что мешает получать полное удовольствие от такого положения дел, это частые визиты сотрудников Аврората, которые создают определённую атмосферу внутри самого бара. — Здесь два полных флакона. Их хватит на два месяца. Эффект накопительный, но пить лучше ежедневно, иначе ослабевает. Внимательно с дозой, если не хотите, отягощающих жизнь эффектов. Достаточно десяти капель в день, чтобы не вызывать подозрение резкими всплесками эмоций. Строгая миловидная дама средних лет, одетая хорошо, но неброско, с плотной, спущенной на лицо вуалью, выставляет на стол, закрыв чарами, два небольших пузырька, наполненных ядовито-жёлтым зельем. — Как договаривались, милочка, триста галлеонов. Тонкая рука в перчатке вытаскивает из невидимой под столом сумочки мешочек с деньгами и бросает на стол. Монеты звякают. В тишине и мрачной полутьме помещения это звучит вызывающе громко. — В следующий раз мне нужно будет сразу много. Галлон. — Это будет очень, очень дорого, милочка. — Сколько? Дама задумывается. — Двенадцать тысяч галлеонов. Рука непроизвольно дёргается от такой громадной суммы. — Хорошо, — отвечает хриплый женский голос. — Проверю эффект и решу. Пузырьки исчезают под столом. Дама молча кивает, поднимается и степенно выходит из паба, не глядя по сторонам. — Годрик! Где же взять столько денег? Полупрозрачные чёрные перчатки, блеснув ярким лаком, закрывают лицо, спрятанное под маскарадной маской. — Ладно. На войне все средства хороши. Покупательница встаёт, откидывает за спину длинные волосы, решительным шагом проходит мимо высохших голов на стенах и выходит из паба. Раздаётся негромкий хлопок. В переулке снова не остаётся ни души._________________
Не задумываясь, что его видно с поста, Гарри подходит к каменной ограде и заглядывает в воду: по дну ползают усатые сомики, облизывают скользкие камни и тыкаются в лохматые водоросли. Пальцы саднит от взрывающихся на кончиках зарядов. От дурацкого ноющего чувства хочется плакать. Гарри сжимает руки в кулаки, наклоняется ниже к воде и вздрагивает. Высокая фигура Малфоя прислоняется к нагретому солнцем камню прямо рядом с его плечом. Драко появился совершенно бесшумно. — Как ты нашёл меня? — Гарри даже не поворачивает голову. — Преступника всегда тянет на место преступления, — негромко цитирует Малфой, накладывая на ворота и ажурную ограду Чары для отвода глаз. — Где же ещё ты мог быть? «Он прав. Наша любовь преступна с самого начала. Свет и тьма не могут существовать рядом, не поглощая друг друга», — думает Гарри, продолжая следить за рыбками, плавающими по самому дну. — Что случилось, Гарри? Ты ревнуешь. Сомневаешься. Во мне? Или в себе? Вопрос звучит мягко, заботливо, без всякой язвительности. Такой голос режет слух. Такой Драко взрывает мозг. «В нас!» Гарри вспыхивает с новой силой. — Ты не устал копаться у меня в голове? Это просто бесит! — отрезает он, не глядя на Малфоя. Тот удивляется. — Последний раз я копался в твоих мыслях, когда… В нашу первую встречу. С чего ты взял, что я это делаю? — Ты всегда отвечаешь так, как будто читаешь их на ходу, — бурчит Гарри, сбитый с толку интонациями, которых никогда не слышал. — Вовсе нет, — Драко прижимается плечом к плечу Гарри. — Я… Наверное, это прозвучит странно… Гарри поворачивается. Голос Малфоя укутывает его в прохладный уютный кокон. «Нет, это не голос!» Он пробует пальцами потрогать сгустившийся воздух и изумляется от того, что тот становится серебристо-серым и бархатистым. И на ощупь напоминает их любимую смазку. — Но я просто чувствую многое из того, о чём ты думаешь, — задумчиво заканчивает Драко. — Правда, не так давно… — Как ты это сделал? — перебивает Гарри и пальцем снова тыкает в облако вокруг себя. От его бархатных прикосновений внутри всё успокаивается. — Оно усмирило мою магию. Что это? Драко смотрит Гарри в глаза. — Это причина появления в Мэноре твоей подружки. Я плохо разбираюсь в магических ядрах и связях разных магий, но я точно знаю, что твоя магия влияет на меня. И, как видишь, моя влияет на тебя. Как — я не знаю. Я видел выбросы твоей магии. А вот так выглядит моя, когда я позволяю ей выйти наружу. — Она такая бархатистая. Приятная на ощупь и прохладная. — Твоя прозрачная и горячая. Потрогать её я, честно говоря, не догадался. Драко улыбается, и сердце Гарри ёкает от первой беззаботной улыбки Малфоя за почти восемь лет их знакомства. — Может, мы вернёмся и пусть Грейнджер закончит? Разберёмся, и вдруг ты захочешь научиться контролировать эти потоки, а не просто отправлять в нокаут Уизли, — язвит Драко, снова превращаясь в себя, и берёт Гарри за руку. Облако медленно рассеивается. Малфой притягивает Гарри, крепко обнимает, утыкается носом ему в висок. — Благородный, честный герой Британии, — с иронией шепчет он прямо в ухо, — на деле оказался ревнивцем и собственником. И крепко целует, унося с собой в вихре аппарации._________________
Услышав тихий хлопок, Гермиона поднимает глаза от книги Буллока и нервно сглатывает при виде сплетённых в объятиях Гарри и Драко. Они жарко целуются, и Гермиона хочет, но так и не может отвести взгляд. Поцелуй длится, длится и длится, страстный, чувственный и такой возбуждающий, что у неё сладко тянет низ живота. Спохватившись, Гермиона сжимает под столом колени и негромко кашляет. Малфой тонет в терпком вкусе Гарри. Он мог всё продумать заранее. Всё, кроме того, что его с головой затянет мягкость и податливость этих губ; прерывистое дыхание, от которого сразу встает член и влагой покрываются ладони; прикосновения пальцев Гарри, которые ерошат волосы и до боли прижимают к себе; и твёрдое доказательство того, что Гарри хочет его так же сильно. В голове Драко не остаётся ни одной здравой мысли, ни одного расчёта, ни одного ориентира в этой грёбаной жёсткой вселенной. Только его Гарри. Горячие руки, прикрытые глаза за круглыми очками, твёрдые косточки позвоночника через футболку и запах горького бергамота. Гарри исчезает, растворяется, плавится под этими жадными губами, забыв про время. Про всё, о чём думал и в чём сомневался последний миллион их совместных лет. Нет больше Поттера и Малфоя, есть только одна безмерная любовь, только одна безмерная страсть и только одна жизнь. Одна на двоих. А как может быть иначе, когда ладонями чувствуешь тонкую нежную кожу Драко; языком ощущаешь его сладкий вкус; губами ловишь судорожные вздохи; взрываешься желанием от пряного запаха имбиря; пальцами сжимаешь шелковые пряди волос и порывисто подаёшься вперёд бёдрами, чтобы услышать нетерпеливый стон. Тихое смущённое покашливание заставляет их замереть и мед-лен-но оторваться друг от друга. В серых глазах снова пляшут бесенята. Неужели они только что были полны нежности и желания? — Выдохни, Грейнджер. Это всего-навсего поцелуй, — насмешливый голос Малфоя выдёргивает Гарри из опьянения страсти. «Всего-навсего поцелуй?» Гарри отступает на шаг, ещё на один. Рука Драко ложится на его плечо, разворачивает и приподнимает голову за подбородок. К губам на несколько мгновений снова прижимаются сухие и горячие губы Малфоя. — Мы остановились на том, что магия в своём единстве имеет другие качества, нежели в разобранном состоянии. Я верно понял, Грейнджер? Деловой тон Драко наконец выводит из ступора Гермиону. — Мерлин, с вами забудешь собственное имя, — сердится она и показывает на Буллока. — Я нашла у тебя «Тайны самого тёмного искусства». Даже не буду спрашивать, откуда она и можно ли взять, но, возможно, ты разрешишь мне читать в твоей библиотеке? — Мордред! Грейнджер, где ты её откопала? — ошеломлённо тянет Малфой и прыскает. — Собираешься пойти по стопам Лорда? — Гермиона морщится. — Вообще, это очень запрещённая штука, а среди нас есть авроры, — поддевает Малфой, усаживаясь на диван с Гарри, и переплетает их пальцы. — Да и я осёл, совсем забыл про неё… Малфой осекается и резко меняет тему. — Днём, в любое время. Приходи и читай, — Драко искоса смотрит на Гарри и хитро усмехается. — Только присылай сову или Патронус, а то окажешься в неловкой ситуации, когда хозяева не могут тебя встретить. Гермиона вспыхивает и кивает. А у Гарри от слов Драко и их крепко сжатых рук внутри разливается тепло. И пальцы Малфоя тут же легко и быстро стискивают его пальцы. «Блядь! Он как зелье, вызывающее привыкание. Чем дольше мы вместе, тем больше я становлюсь одержим этим слизеринцем» — Итак… Да, цельная магия… Ты прав, у неё другие свойства, чем у разделённой. Но сначала пробежимся по основам. Гарри, больше для тебя, — кивает ему Гермиона. — Уверена, Драко это очень хорошо знает. Твоя магия внутри тебя, ты единственный её источник. Палочка — лишь инструмент, ты можешь колдовать и без неё. Магия и ты — одно целое. Она родилась с тобой, всегда была с тобой и всегда будет. Кроме того, магия у всех одинакова. Различается только количество, доставшееся волшебнику от рождения. Если говорить большими обобщениями, нет тёмной и светлой магии. Гарри удивлённо раскрывает глаза. — Есть способы заставить магию действовать — способности мага, заклинания, ритуалы, ну и всякое такое. И то, что питает магию — мысли, стремления и отношение самого волшебника. Именно второе делит магию на тёмную и светлую. Например, ты, Малфой… Драко с интересом поднимает брови. — Я скажу своё мнение, а ты меня поправишь, если что-то не так, — неуверенно говорит Гермиона. Малфой фыркает: — Пф, Грейнджер, я не кусаюсь. И у меня, в отличии от… Гарри, не бывает выбросов магии. Она выдыхает и поднимает ладони. — Ладно, только без обид! Как я вижу, ты используешь магию с помощью интеллекта и творчества. Ты успешно приспосабливаешься к любым обстоятельствам, у тебя отличное самообладание. И это конечно же накладывает отпечаток на магию. По идее, она должна быть мягкая, гибкая и очень изворотливая. Мощная, но при этом спокойная. Гарри поворачивает голову и смотрит на Драко. Тот улыбается. — Сто очков Гриффиндору, Грейнджер! Ещё пятьдесят, если дальше будет так же в точку. — Дальше сложнее. Что, как я думаю, питает тёмную часть, — предупреждает порозовевшая от похвалы Гермиона, и Гарри внимательно прислушивается. — Ты мыслишь выгодами, никогда не делаешь ничего просто так. Цель для тебя всегда оправдывает средства, а личные мотивы всегда важнее коллективных. Под воздействием обстоятельств ты быстро меняешь решение на более выигрышное, даже если это наносит вред другим. Иногда ты делаешь людям больно, но кайфа от чужой боли не получаешь. Тебе плевать на любовь окружающих. И когда тебе страшно, ты способен на предательство. Ошарашенный услышанным, Гарри встречает внимательный взгляд Драко и отводит глаза. Тот усмехается. — Кое в чём перебор, кое-чего не хватает, но ещё пятьдесят в копилке Гриффиндора. И ещё столько же, если будет в цель со второй частью. — Ладно, — Гермиона выдыхает, снова собираясь с силами. — Итак, светлая сторона. В тебе много мужества. — Да ладно, Грейнджер! — восклицает Драко, скептически улыбается. — Ты ничего не попутала? Гермиона внимательно смотрит ему в глаза и качает головой. — Гарри однажды сказал про тебя очень правильную вещь. Да, Гарри? — Поттер пожимает плечами. Он не очень понимает, о чём идёт речь, а Драко смотрит на него со странным выражением лица. — Нужно иметь много мужества, чтобы бороться с тьмой, будучи этой сáмой тьмой. Гарри сразу вспоминает их разговор у Норы. «Годрик, почти год прошёл! Как давно это было!» — Ты ведь так и не сдался до конца Волдеморту, несмотря ни на метку, ни на что, — снова подсказывает Гермиона. — Я могу привести другие примеры, но, думаю, ты сам должен покопаться в себе, и тогда ты найдёшь доказательства, что мужества в тебе хватает. И это однозначно к свету. Драко корчит гримасу и передёргивается. — Ладно. Это всё? — Нет, есть ещё кое-что… Моргана! Никогда не думала, что так трудно говорить про свет. И это кое-что — любовь. — Пффф! — фыркает Драко. — Вот уж это точно мимо. Ходячий источник любви у нас — Поттер! Как часто говорил Дамблдор, любовь — самая большая сила, и у Поттера её с избытком. Он не только гриффиндорцам это вдалбливал. — Верно, про Гарри отдельный разговор, — соглашается Гермиона. — Но ведь ты любишь родителей и на многое готов ради них. Ты любишь себя и для тебя важно, что ты сам думаешь и чувствуешь. Ты любишь дом, поместье и готов защищать их любой ценой. И что-то я не представляю, как бы мы с Гарри тут оказались, если бы не эта самая любовь, которая есть в тебе. Так что, — она прищуривает глаза, копируя Малфоя, — это тоже однозначно к свету. Но я согласна, что темноте достаётся больше. — Ну что ж, ты заработала свои пятьдесят. И должен признать, я впечатлён, — негромко одобряет Малфой. — Внизу сейчас накроют чай. А я оставлю вас на несколько минут. Драко выпускает руку Гарри и отходит к окну. Он двигается резче, чем обычно, и Гарри вдруг ясно чувствует, как тяжело далось Малфою это вскрытие, как штормит спокойную магию. «Принять тёмное и сомневаться в светлом. В этом весь Драко. Как же я люблю его!» Гермиона присаживается рядом и смотрит на Малфоя, скрестившего у окна руки. — Он очень хорошо понимает, — и улыбается удивлённому взгляду Гарри. — Не бывает больше тёмного, меньше светлого или наоборот. Есть баланс, который нарушается решением принять ту или иную сторону. Всё происходит в момент. Пойдём поеди́м, мне кажется, ему нужно побыть одному._________________
Чай пьют без Драко. — Совсем забыла, — Гермиона снимает с шеи портал и передаёт его через стол. — Теперь я смогу добираться сюда аппарацией. — Хорошо, что ты будешь появляться в Мэноре, — Гарри вешает диск на шею. Они только закончили, и пустые тарелки исчезают со стола так же бесшумно, как и появились. — Мне будет спокойней в Плимуте. Ненавижу рейды с открытой датой. — И когда я должен был узнать об этом? — раздаётся за спиной протяжный голос, заставляя Гарри подпрыгнуть от неожиданности. На невозмутимом лице Малфоя нет и следа внутренних переживаний, но взгляд, которым он одаривает Поттера, не предвещает ничего хорошего. Драко огибает стол, садится напротив и придвигает чай с молоком и блюдо с нарезанным сыром. — Я собирался сказать чуть позже, — быстро отвечает Гарри, почему-то чувствуя себя виноватым, и утыкается в чашку. Драко многозначительно выгибает бровь и кивает. Атмосфера накаляется. — Какие у тебя планы на завтра? — спрашивает Малфой, поднимает чашку с блюдцем и прищуривается, глядя на Грейнджер. — Не люблю бросать дело на середине. Тем более, мы подошли к самому интересному. — Мне нужно повидаться с родителями и поискать на Гриммо данные по греческим артефактам прошлого века, кое-что проверить, — перечисляет Гермиона. — И я не люблю мешать людям ссориться. — Отлично! — согласно кивает Драко и делает глоток, пропустив мимо ушей последнюю фразу. — Я покажу тебе стеллаж, полный книг по старым артефактам, в том числе и греческим. Родителей можно перенести на следующие выходные. В качестве компенсации я разрешу тебе взять с собой — только туда, Грейнджер! — «Тайны самого тёмного искусства». И в доме шесть свободных спален, ты можешь выбрать любую. Гермиона закатывает глаза и смеётся. — Ох, эта слизеринская предусмотрительность! Ты давно всё продумал. Ладно! Мне без разницы, где спать, если вы не будете кричать друг на друга за стеной, выясняя отношения, — язвит она. «Герм, это не Рон. У нас не бывает криков, — думает Гарри. — У нас гораздо сложнее» — Ох, эти вечные гриффиндорские попытки состязаться в остротах со слизеринцами, — в тон ей отвечает Драко и вызывает домовика. — Фангус, подготовь для мисс Грейнджер угловую спальню. Там потише: не слышно ни криков, ни стонов. И усмехается, глядя, как Гермиона заливается краской. — Иногда мне очень хочется снова врезать тебе, Малфой, — возмущается Гермиона, устраиваясь в кресле. — Понимаю, — ухмыляется тот. — Но мы не в Хогвартсе, и ты не сотрудник Аврората. Поэтому рискуешь получить сдачи. И даже не думай, что меня будет мучить совесть из-за того, что ты дама. Поттер пересаживается на диван, Драко садится рядом и плотно прижимается к нему плечом, снова переплетая их руки. — Мда, Драко! Именно об этом я и говорила, — качает головой Гермиона. — Ладно. С Гарри очень просто, — продолжает она. — Ни капли не сомневаюсь, — не может удержаться Малфой. — Национальное достояние просто обязано состоять из сплошного света. И крепче сжимает руку Гарри. — Почти, — соглашается Гермиона. — То есть… Он почти всегда принимает решения, которые питают свет. Итак, Гарри, как я вижу, ты воздействуешь на магию силой духа и воли, терпеливостью и безоговорочной, почти безрассудной смелостью. А самое главное — в тебе нереальное количество любви! Она помогает тебе создавать и разрушать, если это нужно для других. Поэтому, скорее всего, твоя магия очень сильная, быстрая, горячая и немного хаотичная. И я вижу только одно, что постоянно разворачивает тебя в сторону темноты, Гарри, — она выдерживает паузу. Гарри сосредоточенно хмурит брови. — Твоё вечное самопожертвование. — Что?! — с возмущением вскакивает Поттер. — Ты хочешь сказать… — Нет, Гарри, — твёрдо прерывает его Гермиона. — Я хочу сказать, что брать на себя вину за любое зло мира и быть готовым умереть в любой смертельной каше, не разобравшись, кто её заварил, это питает темноту. И это всё, что я хочу сказать. — Салазар! Неужели я слышу разумные слова из уст гриффиндорца! То есть, гриффиндорки, — Драко картинно возводит глаза к небу. — Грейнджер, ещё несколько дней в Мэноре, и я начну тобой восхищаться! Это пугает. Гермиона снова закатывает глаза, и с довольным видом молчит. — Возвращаемся к разговору про цельную магию. Есть старая теория, которая появилась несколько веков назад, и которую никто не афиширует. Даже прячут, можно сказать. Она утверждает, что до возникновения волшебного мира вся магия была едина и обладала неимоверной мощью, какая и не снилась всяким Волдемортам. Как и зачем она разделилась, никто толком не знает. Но на практике доказано, что магия стремится воссоединиться, сложиться из множества разрозненных кусочков в целый пазл, чтобы обрести былую силу. Поэтому, когда рядом появляются два подходящих кусочка, они притягиваются. Причём, неважно, будут они любить или ненавидеть друг друга, главное, чтобы было постоянное взаимодействие. Чтобы не потерялись! Дальше всего два варианта. Поттер и Малфой переглядываются. «Выбор не богат…» — возникает у обоих одна и та же мысль. — Либо они объединятся и будут вместе до самой смерти. По-магловски это называется «найти родственную душу». Тогда объединённая магия многократно усилит их таланты. Либо оба погибнут в столкновении друг с другом и освободят магию. Второе для неё предпочтительнее, поэтому чаще всего так и происходит. Но конечный результат в любом случае один — магия воссоединится уже без телесной оболочки. И исторических примеров можно привести массу. Могу сказать, где почитать. Гермиона замолкает, внимательно глядя на них. — Это, конечно, теория, но… — наконец говорит она. — Сколько раз вы уже сталкивались, рискуя убить друг друга? — Блядь! — широко открывает глаза Гарри, вспоминая ранние стычки с Драко, падение с метлы и Сектусемпру. — Теперь я понял, откуда предположение, что наши ядра совместимы. А ведь и правда, с самой первой встречи мы спокойно пройти мимо друг друга не могли. Это всегда было так… — Раздражающе, — подсказывает Малфой, у которого в памяти тоже возникают ряженые дементоры и туалет Плаксы Миртл. — Это бесило. Я терпеть не могу этого типа, но стоит ему отдалиться, и у меня сносит крышу. А уж как её сносило, когда ты был рядом, Поттер! — Да, пожалуй, — медленно выговаривает Гарри и убирает руку из руки Драко. И от мысли, что это может быть вовсе и не любовь, а просто притяжение магических ядер, больно колет в груди. Гермиона вдруг оживляется, на лице появляется очень знакомое Гарри выражение. — Есть идея, — говорит она, блеснув глазами. Поттер замирает в ожидании совершенно невообразимого предложения. Малфой тоже смотрит с опаской. — Хотите эксперимент? Можем попробовать установить связь между вашими магическими ядрами. — Ненавижу эксперименты, — бормочет Драко и косится на Гарри. Грейнджер пожимает плечами. — Ну ладно! Подумайте. Если решите, завтра рискнём. Это не опасно. Самое страшное, что вам грозит, это остаться связанными на всю жизнь. Но ведь вы и так собирались жить вместе долго и счастливо, — улыбается она. — Вот сучка, — ехидно прищурившись, неожиданно выдаёт Драко и откидывается на спинку дивана, а Гарри застывает с открытым ртом. — Ну ни капли не верю я в твоё желание помочь нам прожить долгую и счастливую жизнь. Хотя ты и гриффиндорка. Зачем ты это делаешь, Грейнджер? Гарри сводит брови и разворачивается к Малфою, но Гермиона гордо вскидывает голову. — Подтверждение или опровержение теории, конечно, не помешает. Но если бы не Гарри, я бы даже не посмотрела в твою сторону, Малфой! Он мой лучший друг. К тому же, единственный, — Драко удивлённо поднимает брови. — И если я могу упростить ему жизнь, которую ты безмерно усложняешь, то обязательно постараюсь это сделать. Но тебе, слизеринская змеюка, этого не понять. Ты во всём ищешь выгоду, как я и говорила. Жаль! А я уж подумала, что ты сделал правильные выводы. — Ладно, прости! — уголки губ Драко дёргаются вверх. Он поднимается вслед за Гермионой и, не глядя на её возмущение, протягивает руку. — Думаю, мы на одной стороне, так что — мир, Грейнджер? Гермиона приглядывается к Малфою, усмехается, укоризненно качает головой и вкладывает руку. Он быстро пожимает её. — Фангус проводит тебя в комнату. Там есть всё, что нужно. И обещаю, что сегодня мы не будем слишком сильно шуметь, — и Драко улыбается без привычной иронии. На что Гермиона удивлённо поднимает брови._________________
Гарри заскакивает в душ всего на десять минут, потому что просто дрожит от злости. Он сидит на кровати голый, укутавшись в большое махровое полотенце, и старается успокоить себя тем, что всё закончилось хорошо, а Малфой… Ну, он и есть чёртов-сука-Малфой! Грёбаный слизеринский принц! — Тебе обязательно было показывать весь свой цинизм? — не выдерживает Гарри, когда Драко, завёрнутый в мягкий синий халат, выходит из душа. Тот держится за ручку двери и с удивлением поворачивается. — Цинизм? — с недоумением переспрашивает он. — Как хорошо ты меня знаешь, Поттер! — в голосе звучит разочарование. — Зато теперь я уверен, что она действительно делает это ради тебя. Не переживай, Грейнджер очень умная, она почти сразу меня поняла. У Гарри возникает затор от огромного количества мыслей. — Это было… Ты проверял её? — с возмущением спрашивает он. — Герм прошла со мной всю войну. Она… — Она прошла её с тобой, Поттер, а не со мной, — жёстко перебивает Малфой, скидывает халат, забирается на кровать и вытягивается на простыне рядом с Гарри. И несмотря на возмущение и дурацкие мысли, что их отношения — просто игра магических полей, Гарри хочется провести ладонями по влажной, нежной коже Драко, которая на фоне чёрного шёлка кажется белоснежной. — Я не… Это было неожиданно, странно и неприятно. Но... Ведь ты ничего не делаешь просто так, — сразу сдаётся Гарри, когда Драко разворачивается к нему спиной и отодвигается на край. Он протягивает руку и пальцем чертит линию по выступающим косточкам Драко. Тот чуть ведёт плечом. Гарри со вздохом убирает руку. — Прости. Нужно больше доверять тебе. Малфой фыркает, поворачивается и оказывается совсем рядом. Гарри кожей чувствует тепло его тела, волна желания поднимается от живота до головы. — Доверять? — голос Малфоя пропитан издёвкой. — Тёмному магу? Свет заслоняет тебе глаза, Гарри. «Мерлин! Дай мне сил, потому что сегодня я не хочу ссориться, что бы ни говорил этот язвительный змеёныш!» — Я хочу, чтобы ты трахнул меня, — произносит Гарри вслух, закрывает глаза и чуть отодвигается от Драко, чтобы не попасть под шквал издёвок из-за мгновенно отреагировавшего члена. — Очень хочу. С обеда, — добавляет он, почувствовав, что Малфой замер. Долгая пауза почти доводит Гарри до отчаяния. А затем пальцы Драко легко касаются влажной от смазки головки и на губах ощущается его горячее дыхание. — Сегодня ты задолжал мне дважды, Гарри, — и от звучания своего имени Гарри чуть не кончает сразу Малфою в руку. «Блядь! Как он это делает?» — И я хочу прямо сейчас полностью получить своё, — с угрозой рычит теперь Драко, скользя рукой по его уже совсем твёрдому члену. Приводя угрозу в исполнение, Драко ставит Гарри на колени и прижимает головой в основание кровати. Заставляет его стонать, извиваться и зубами хвататься за простыню; бесстыдно насаживаться на пальцы, щедро смазанные шелковистой жижей, которые глубоко вводит, доставая до чувствительной точки, растягивая Гарри, подготавливая его для себя. А потом входит в него, грубо и сильно, вырывая из груди Гарри болезненно-страстный вопль и мощью толчков раскалывая штукатурку стены спинкой кровати. Сжимает в кулаке твердый член Гарри и подстраивает движения руки под ритм их траха. И задыхается, вколачиваясь в него до второго оргазма подряд, пока Гарри кричит, кончая на себя и на постель длинными, беспорядочными всплесками. Они лежат обессиленные на мокрой, съехавшей почти до пола простыне, когда Драко хватает Гарри за руку и прячет лицо в подушку. Потом быстро целует в губы удивлённого Поттера, зажмуривается и заходится в детском неудержимом смехе, еле выговаривая между приступами: «Бедная Грейнджер... Она убьёт меня завтра... Потому что... Я напрочь забыл... Кинуть Заглушающее на нашу спальню!»_________________
— Возьми палочку, Драко! Малфой зажмуривается, сжимает кулаки, и отрицательно качает головой. Метка взрывается болью, пальцы медленно ползут к рукаву. Драко убирает руки за спину и сцепляет их в замок. Он ненавидит эти показательные собрания, которые Лорд устраивает по пятницам в Большом зале, заставляя каждого из приспешников по очереди расправляться с маглами, запертыми в подземельях, в левом крыле. Для Малфоя это уже четвёртая пятница. И их будет нескончаемо много, пока его не убьют или он не сломается. Ему невыносимо видеть измождённое лицо матери, на котором написано отчаяние от того, что сегодня это снова он. Но хуже пятниц и материнского взгляда — ночи, когда Драко не спит, в ужасе ожидая зеленоватого свечения в спальне, хотя спасает Малфоя от Авады только то, что Волдеморт ещё не насытился им. — Драко? Неужели тебе жаль это магловское отродье? Больше, чем себя? Жалость — мерзкое чувство, недостойное слуги Волдеморта. Я даю тебе ещё шанс. Возьми палочку и сделай это. Метка снова взрывается болью. Руки дёргаются в попытке расцепиться. Из-под плотно сжатых век текут слёзы. Он проходит это раз за разом. Снова. Снова. И снова. И знает, что будет дальше. Малфой зажмуривается сильнее. Сильнее сжимает кулаки. И опять качает головой. Эту грань он перешагнуть не готов. — Какое бесполезное гриффиндорское упрямство, — в голосе Волдеморта слышится разочарование, которое всегда тянет за собой наказание. Но сегодня Лорд расположен чуть дольше поговорить, помучить Драко ожиданием. — Ты напоминаешь мне другого такого упрямца. Он тоже всегда пытается бороться со мной. Ты ведь знаешь, о ком я говорю, Драко? Метка горит дьявольским огнём. А Малфой тратит последние силы на ментальные барьеры. Только не пустить, не дать Лорду выискать у него в голове это имя и то, что с ним связано. Всё, что угодно. Любая боль. Но не это. Волдеморт драматично вздыхает. — Ну что ж… Жаль… Снова… Забирай, Белла. Только не замучай насмерть. Я поговорю с ним потом. В интимной обстановке. Со стороны стола раздаётся и мгновенно затихает издевательский смех. Драко слышит быстрые шаги. Тяжёлый запах тёткиных духов попадает в ноздри, и от него мутит. Жёсткие волосы щёкочут шею, когда она наклоняется и проводит носом по губам, щеке, затылку. — Ммм, племянничек! Как ты пахнешь! Какая нежная кожа! Очень хочется попробовать её на вкус. Она языком облизывает губы Малфоя и громко хохочет, когда тот сдерживает рвотный порыв. Потом резко замолкает. Драко сжимается в ожидании боли. — Как ты смеешь не подчиняться Хозяину! — врывается в охваченный страхом мозг её визг. — Возьми палочку и убей её! Crucio! Малфой падает, скрученный адской болью, словно дьявольскими силками, извивается, дёргается и вопит, умоляя убить его сразу, сейчас… Беллатриса поднимает палочку, и он оседает на землю. — Возьми палочку и убей её! — снова визжит она, и в её визге Малфой ясно слышит страх. Страх неудачи. Снова сжимает кулаки. — Ах ты, дрянь! Crucio! Голос Драко срывается на самой высокой ноте. В теле не остаётся ни одной живой клеточки. Он почти сходит с ума, выгибаясь на полу под невообразимым углом… — Драко! — врывается в голову голос, который он до сих пор прячет за барьерами, даже сейчас. — Малфой! Просыпайся, это просто кошмар! «Нет! Нет! Уходи! Тебе нельзя здесь!» — через мучительные спазмы кричит голосу Драко, продолжая метаться по полу под заклятием, которое заживо выдирает из его тела кости и выламывает суставы. Кто-то хватает Малфоя за плечи и трясёт. Сильно, словно хочет вытряхнуть из него боль. Всю, до последней капельки. — Драко! Милый! Любимый! Пожалуйста! Проснись! Да проснись же, твою мать! Surgo! Заклинание приподнимает и резко выдёргивает Малфоя из сна. Весь мокрый от пота, со сжатыми, онемевшими руками, он спиной падает на разгромленную постель, головой больно ударяясь о косточки Гарри. Глубоко дышит открытым ртом и с облегчением обводит взглядом спальню, в которой Поттер уже успел зажечь свечи. Тело бьёт мелкая дрожь, а из глаз ещё продолжают течь слёзы. Гарри аккуратно поднимает его голову и кладёт на колени. Убирает со лба промокшую насквозь чёлку, ласково вытирает лицо. И Драко слышит, как он шёпотом грязно ругается, проклиная Риддла, а затем и Уизли. И его отпускает. Слава Салазару, Гарри ни о чём не спрашивает. Молча достаёт из шкафчика в ванной успокаивающее, откупоривает, и по комнате расплывается запах имбиря с мёдом, смягчая нервное напряжение. Одним глотком Драко проглатывает содержимое, перелазит на подушку и поворачивается к Гарри спиной, сжимаясь в комок. Поттер тоже ложится, крепко обнимает и прижимается к его спине, переплетая ноги. Накрывает их одеялом и утыкается носом в спину Драко. Ровное горячее дыхание Гарри в позвоночник успокаивает Малфоя лучше всякого зелья. Гарри сам, как зелье. «Зелье, вызывающее привыкание. Тот самый кусочек пазла», — думает Драко, решившись наконец закрыть глаза. Он аккуратно вытягивается, чтобы не скинуть ноги Гарри, находит и сжимает его пальцы. Чувствует ответное пожатие и спокойно засыпает под уютное тепло тела и магии Гарри. И на время Мэнор окутывает дремотная тишина.