***
Тристан вышел из таверны. За щенка Пемброков, значит? Он почти трясся от злости. Свадьба будет на славу, уж король-то постарается! Он быстрыми шагами направился в сторону садов, сжимая и разжимая кулаки. Тристан бы дождался его, а затем, как барс, выскочил бы из засады, загородил ему дорогу и бросил бы ему этот взгляд, сказал бы одно слово... Какое же? Он почти был у назначенного места, как неожиданно лицо его озарилось какою-то злобно-торжественной радостью. — Вот тебе и подарок! — прошептал альфа себе под нос и кинулся к знакомым воротам. Ворота в оранжерею были еще заперты, но он приметил огонь лампадки в окне у садовника. Тот умывал лицо и громко напевал себе под нос какую-то песенку, поэтому Тристану пришлось долго пробарабанить в дверь. Садовник наконец оделся, обтерся и впустил его. — Мне нужен букет. — С этьим я помогу, — пожал плечами садовник. — Так кому изволите, господин? Тристан знал, что замуж на прошлой неделе должна была выйти главная швея, но свадьбу отодвинули из-за приключившейся у нее горячки на завтрашний день. — Швее, — он забыл ее имя, но посчитал, что садовник с утра этому мало придаст значения. Так и оказалось: — Герде что ль? Да-с, она выходит замуж уж сегодня, в полдень. Говорят, — он начал рассматривать цветы, что остались у него в оранжерее, — сделала себе самое лучшее платьице. Лучше не сыщешь в этой части света. А что и говорить, красивая баба, опрятная и хорошая швея. Мне камзолы, — он подергал свой за воротник, — только так и шьет. Начинало рассветать. Тристан окинул взглядом деревья, и злая улыбка осветила его лицо. Он стал указывать, какие цветы выбрать для букета швеи: в него вошли все, какие оставались. Садовник сделал букет на славу. — Мне нужен еще один букет, — сказал альфа нетвердым голосом. — Этакий же? — Нет… из одних померанцевых цветов. — Так-с, так ведь одна у нас завтра невеста, — догадался садовник. — Дай пить, — приказал он. Он с жадностью выпил стакан, торопя садовника сделать букет. Наконец тот кончил. Тристан щедро заплатил ему и, свернув в бумагу оба букета, осторожно и торопливо понес вглубь садов, предварительно, навернув круг и убедившись, что садовник не отворил ворота, а остался прибираться в оранжерее. Букет для швеи он выбросил с утеса и широким шагом, будто раненный вепрь, карабкался по склону вглубь сада, ломая ветки и срывая листву. Пошел мелкий дождь, стало совсем и сделалось до ужаса грязно. С реки потянул туман.***
Николас, не затворив шкафа, из которого он вытаскивал то то, то другое платье, хватая его, мельком рассматривая и бросая тут же на пол, перешагнул через кучу брошенной одежды, закутался плотнее в шерстяную мантилью, отворил окно и, ловко выскользнув из него, как мышь, неслышными шагами спустился по террасе во двор. Он прокрался к окраине, закрытой тенью от цветущих лиственниц, и вошел в темную аллею. Николас не шагал, а несся: едва мелькал темный силуэт, где нужно было перебежать, так что луна будто бы даже и не успевала осветить его. Когда он вышел к саду и пробрался мимо кустов, минуя канаву, отделяющую рощу от аллеи, то решил перевести дух и умерить шаг – до беседки оставалось только вскарабкаться на некрутой склон. Он попробовал поставить ногу, но тут же чуть не поскользнулся – дождь размыл землю, и он боялась совсем запачкаться или ненароком навредить себе. Обходной путь лежал через рощу и был чуть более долгим, но зато безопасным и скрытым от посторонних глаз. Николас подобрал плащ обеими руками и снова хотел нырнуть в кусты, чтобы быстро перебежать канаву, однако перед ним, как из-под земли, вырос Тристан. — Куда? — коротко выплюнул он. Николас отмер и, убрав мантилью с лица, радостно прижался всем телом к его груди. — Ты все-таки пришел! — он прошептал и попробовал его поцеловать, но Тристан увернулся. — Что с тобой? Я не мог подняться. Помоги… Или будем здесь стоять? Тристан посмотрел на него хмуро и, освободившись из его рук, кинул под ноги букет померанцевых цветов. Николас окаменел на месте. — Как это понимать? — выдохнул он сипло. — Так и понимай. Раз уж замуж за Пемброка собрался, то примешь вот это от меня с радостью, — он сапогом поддел грязный букет. Лицо Николаса ожесточилось. Мокрые волосы, выглядывавшие из-под мантильи, уже облепили его лицо и шею. — Меня не отдадут замуж за тебя. На что ты надеялся? — он быстро наклонился, схватил цветы и швырнул в него. — Подавись! — На то, что хотя бы узнаю это от тебя, а не в таверне от пьяного говна, — он не сдвинулся с места. — Держи, вот! — он выудил из рукава камзола смятое письмо. — Сегодня ответили! Королевская печать, от самого короля! Лично мне! Дата моей свадьбы! На, гляди! — он сделал шаг ему навстречу и схватил за руку, вкладывая в ладонь намокшую бумагу. — Сегодня пришло! Думаешь, мне хорошо? Думаешь, я хочу? Он толкнул его в грудь обеими руками, но альфа даже не пошатнулся. — Разменная монета, у дворовых девок и то больше свободы, чем у меня! — Николас закрыл лицо руками и уткнулся в камзол Тристана, ожидая то ли ласки, то ли тепла, но он оставался неподвижен. Отпрянув, он взглянула ему в лицо: альфа был бледен. — Тристан, — прошептал Николас, — пожалуйста, не надо. Не надо так расставаться. — Ты хочешь расстаться? — быстро проговорил он, очнувшись будто ото сна. — Ненадолго, — он снова прижался щекой к его груди. — Я должен выйти за него замуж. Должен. — Должен, — эхом отозвался он и положил руки ему на плечи. — Только мне ты ничего не должен. Только мне. А тебе, — он толкнул его совершенно легонько, но омега поскользнулся и упал, расцарапав ладонь о камень, — тебе все должны кругом. Купаешься в шелках — самый родовитый князь, у которого так много шансов стать теперь будущим королем! На себя посмотри в зеркало, гляньте, какая у него нелегкая жизнь! Николас дернулся, будто от удара. — Да! — крикнула он, не вставая и силясь не разрыдаться. — Так теперь и думай! Болван и идиот! Тристан открыл было рот, дабы разразиться гневными оскорблениями в ответ, как Николас со слезами на глазах выкрикнул, что есть мочи, и даже раскатистый гром не смог заглушить его слова: — За что же я полюбил тебя, такое чудовище! Не будь ты моим братом, все было бы по-другому!***
Николас проснулся рывком, как от кошмара. Из темноты безлунной ночи на него смотрели два светящихся голубых глаза.***
Они вошли в зал уже взбешенные, накрутившие себя воображаемым диалогом с Тристаном и тривиально следующей из этого разговора потасовкой с Жозефиной. — Анна? Роберт Пемброк, — нетерпеливо постучал по каменную столу Тристан. — Не думал, что ты притащишь сюда свою ручную обезьянку. Робб сплюнул, замечая, как девушки вытягивают шеи — хотят послушать, поглазеть. Сюда нередко приводили альф, связанных обетом, но герцог слыл в замке нечастым гостем. — Чего удивляешься? — спросила Анна, разводя руками и тут же делая самый элегантный реверанс. — Приветствую вас, герцог, и едва не лью слезы от радости, — брови ее взлетели вверх, и она, распрямившись, цокнула языком, присаживаясь за свое неизменное место, напротив альфы. — Ты такого ожидал? Увольте меня. Хотя бы наедине позволь отречься от этих ужасно скучных правил. Робб встал позади графини, будто какой-то эскорт, сцепив руки позади в замок и расправив плечи. Хотя кем он был для этих бессмертных чародеев, как не забавным воробьем? Ну, хоть нога не болела. У него вообще ничего не болело — он даже не чувствовал биения собственного сердца. — Сразу видно, что рабыней родилась, — вставила Жозефина, даже не глядя на нее. — Чай, также не королевских кровей-то. А та будто только этого и ждала: — Я-то? — рука ее, обвешенная драгоценностями, легла на высокую грудь с глубоким, не по моде, декольте. — Я дочь барона, всем известно. — А в свою третью жизнь, кажется, ты даже разбиралась в свиньях, — хмыкнула Хлекк и, подмигнув коротко улыбнувшемуся Роббу, хлопнула по столу прежде, чем Жозефина даже успела рот раскрыть. — Хватит! Мы здесь по делу собрались. Николас вернулся. На мгновение воцарилась совершеннейшая тишина, редкий спутник подобных встреч. — Не вернулся. Переместился обратно против своей воли, — Анна кивнула в сторону закатившей глаза маркизы. — Было бы интересно послушать вашу версию после того, как я выскажу свою. Можно же? — Валяй, — милостиво склонил голову Тристан. — Жозефина создала около трехсот порталов в надежде отыскать нашего пропавшего брата… Гомон прокатился по залу, эхом отскочив от стен. — Да, сестры, около трехсот, — глаза ее смотрели прямо, без тени страха. Хотя чего могла бояться такая, как она? Даже смерть обходила ее стороной. — С помощью книг. Представляете, наша новоиспеченная маркиза обнаружила в себе невиданный доселе талант к сочинительству. С таким рвением, глядишь, переродишься странствующим бардом. Альфа молчал, и Жозефина напала первой: — Я искала то, что принадлежит Тристану по его просьбе. Помогла товарищу. — Просьбе? Товарищу? — Анна оскалилась, сжимая кулаки в кожаных перчатках в кулаки. — Не из-за тебя ли сейчас Николас мечется в бреду? — Ты сама виновата, — маркиза удивленно захлопала глазами. — Память ты ему запечатала. А затем подло скрыла его в других мирах, несмотря на приказ не делать этого. Пока не восстановит память — будет мучиться кошмарами. — Как ты там сказала? «Помогала по просьбе»? «Помогла товарищу»? — Хватит! — даму со сложной прической, украшенной цветами и гребешками, Робб практически никогда не видел. Юфь, именем которой рыцари когда-то украшали гербы и щиты, в последние свои жизни предпочитала держаться от культа подальше. — Николас ушел по собственной воле, — кажется, она обладала талантом к защитным заклинаниям и от того была прозвана богиней, дарующей исцеление. — Зачем ты призвала его обратно? — Он — омега, у него не может быть собственного мнения. Его жизнь, тело и душа находится в подчинении у Тристана. — Его жизнь, — Анна вдавила указательный палец в стол, разделяя каждое слово, — тело и душа принадлежат Хлидскьяльву, а не какому-то там альфе с парой фокусов в кармане и желанием продаться еще кому-нибудь. Думаешь, — она вновь посмотрела на него, все еще не произнесшего ни слова, — занятия черной магией сделают тебя сильнее? Каждая магичка под этим небом знает, что черная магия искажает бессмертную душу чародея. — Пф! — Робб даже не удивился: взбалмошный характер Жозефины не позволил бы ей промолчать. — Черная магия — лишь одно название. Черти — низшие существа, подчиняющиеся воле мага. Тебе ли не знать? Уж кому-кому, но именно тебе они и подчиняются лучше всех. — Меня слушаются только те, что здесь, — Анна теряла терпение. — А вас? Те, что там, за гранью? — Завидно? — сощурилась маркиза. Ей до смерти хотелось лишь одного: чтобы такая, как Элиш, завидовала ей. — Хватит! — вновь взвизгнула Юфь. Ее красивое лицо раскраснелось от гнева, а щеки мелко подрагивали. — Тристан! Правда ли то, что ты насильно призвал Николаса обратно? — Более того, — продолжила Анна, подливая масла в огонь. — Судя по всему он еще и ритуал «Замены» провел. Не так ли? — «Замена» против воли запрещена! — ахнула побелевшая Хлекк. Сплошные эмоции, подумал Робб. И как только Тристан с ними уживался на протяжении нескольких веков, вечно слушая это куриное кудахтанье да визги с театральными вздохами? Неудивительно, что крыша у него по итогу все-таки потекла. — А кто сказал, что она была против воли? — вновь без мыла влезла Жозефина. — Я провела ритуал для мертвеца. — Не лги, — закатила глаза Анна, откинувшись на спинку каменного трона. — Ты не знала, в кого его переместила. Ты даже не знала, сработал ли портал. Маркиза недовольно цокнула языком. — Ты тоже его не сразу узнала, — проговорила она. — Потому что верила, что ты не идиотка. И что мозгов-то в шестую жизнь прибавилось. Вечно вера в людей играет со мной злую шутку. — Почему же, — подала голос единственная старуха, поправляя воротник-стойку на собственном платье. — В людей надо верить. Если думаешь, что в этой ситуации невозможно поступить по-другому, верь, что найдется сумасшедший… — Заткнись! — рявкнула Жозефина. — Никто не сможет упрекнуть меня в нарушении законов. Николас здесь, и главное — эта стерва, — кивнула она в сторону Анны, обводя собравшихся сверкающими от предвкушения скорой победы глазами, — собирается его женить на своей подстилке. Роберте, великом герцоге, Пемброке. — Николас — это теперь Николас Найтштайн. И Роберт Пемброк его законный жених. — Ой ли? — Я клянусь Хлидскьяльвом, — подняла ладонь Анна, — что я не знала, кто он, когда выбирала омегу для своего вассала. Клятва возымела эффект — присутствующие чародейки заметно расслабились. — И… — голос Тристана эхом прокатился по каменному своду, — герцог Пемброк намерен на нем жениться? — Тело Николаса Найтштайна — не перерожденное тело нашего Николаса, в нем лишь крупицы магии. А значит, оно не связано с Тристаном меткой. — Если метки нет, то и разговаривать об этом бессмысленно, — проговорила старуха, и Юфь коротким кивком поддержала. — Николас может сам решить, за кого ему выходить замуж. Тристан над ним не властен. — Вы хотите, я смотрю, войну начать? — Жозефина опасливо прищурилась. — Войну? Из-за омеги? — усмехнулась Хлекк. — Да ты совсем рассудком помутилась. У тебя нет ни денег, ни влияния, а магией ты отобрать его не в силах. Против кого решила выступить? Против будущего императора и графини Элиш? Ха! — А я? — вновь спросил Тристан, ничуть вердиктом собственных ведьм несмущенный. — Я смогу выступить против графини Элиш и герцога Пемброка? Как считаешь, Агриппина? Старуха весело улыбнулась: — Война — удел молодых. — Маразмом-то у нас только одна страдает. Графиня Элиш живет свою четырнадцатую жизнь, м? — Ты хочешь проверить, — подалась она чуть вперед, — что сильнее? Тысячелетний опыт или гений, рождающийся раз в тысячу лет? — Ответ, — глаза ее сверкали азартом, — очевиден. — Опыт, — подмигнула Анна, вмиг теряя интерес к младенцу. — Тристан. Вердикт всех собравшихся озвучен. Николас больше не принадлежит тебе. Она хотела было встать, не в силах более выносить его присутствие, как он проговорил, спокойно и четко: — Он всегда принадлежал мне. И всегда будет. — Ничего тебе под этим небом не принадлежит. На все воля Хлидскьяльва, — вставила Хлекк. — Следи за своим языком, — рявкнула Жозефина. — Или что? — наклонилась ведьма, сжимая кулаки, готовая вцепиться ей в волосы. — Попробуй хотя бы подола моего коснуться, соплячка. — Ты даже и крупицей моей силы не обладаешь, а уже столько бахвальства. — На нашей стороне Анна, — Хлекк было легко раззадорить. Родившаяся дочерью торговца и переродившая в двенадцатый раз, она все еще не растеряла крупицы той наглости, — а на твоей кто? Альфа? Только черной магией и умеющий пользоваться. Разве ж это способности? И ребенок, продав бессмертную душу, способен на пару черных фокусов. И маги-ренегаты? Мужчина, пользующийся магией? Хуже зверья. — Хватит, — зашуршала юбками Юфь, приподнимаясь из-за стола. — Вердикт озвучен. Николас более не принадлежит Тристану, и находится во власти своего будущего мужа Роберта Пемброка. И к культу он тоже не имеет отношения, раз растерял в мирах свою силу.***
Не убей Жозефина всех его сестер и братьев, не утопи она пару деревень в реках крови, возможно, он бы и трахнул ее пару раз: высокая, тонкая, красивая — словом, тот типаж женщин из-за которых обычно копья да кости и ломают. — Подожди, — она нагнала его в бывшем тронном зале, покрытым мхом и паутиной, пока Анна о чем-то беседовала с хмурящейся на каждое ее слово Юфь. — Не поздороваешься? И грация у нее была кошачья, аж глаза сверкали в полутьме факелов. — Разговаривать с умалишенными привычки не имею, — он мотнул головой, морщась с досады. Нога вновь начинала гореть, и боль подкатывала к горлу волнами. — Зачем же меня избегаешь? — Жозефина положила свою руку ему на грудь, прижалась всем телом и тут же, испугавшись взмаха руки, отпрянула. — Ударишь женщину? — Тебя высечь бы не помешало. Глядишь, мозги встали бы на место. Она повела аккуратным остреньким носиком: — Метку ты еще не поставил? — он молча дернул уголком губ. — Значит, пока из Зеленого поместья — ни ногой? — что-то блеснуло в ее руках, но Робб не придал этому значения. Убить она его не посмеет, да и фехтовальщик из нее никакой. Вся мощь Жозефины Карнейской заключалась в ее невиданном доселе магическом потенциале. — Оттрахай его хорошенько да заделай побольше детишек. Будет кого уби… Ему даже шага вперед делать не потребовалось, вытянул руку вперед да схватил за ажурный воротник платья, едва не разорвав: — Повтори! Но Жозефина словно этого и ждала: улыбнулась радостно и блестящими, будто от слюны, губами страстно его поцеловала.***
— Сделала? — Тристан даже не отвернулся, продолжая созерцать выцветший портрет. Благодаря длинному языку Хлекк, она знала, как выглядел Николас свою третью жизнь. Жозефина поморщилась. Робб едва не выбил ей челюсть. — Жить буду, — дотронулась она кончиками пальцев до своей щеки. — А ты? Готов? — Да, — кивнул он. — Выйди.***
Этот взгляд не мог принадлежать герцогу Пемброку. Робб не испытывал к нему ни малейшей симпатии и даже хоть какого-то живого интереса, и Николас прекрасно понимал, что все эти попытки заполучить омегу в его лице сводились к обыкновенному удовлетворению своих потребностей. Будь на его месте кто-либо иной, герцог вел бы себя так же. Но этот взгляд принадлежал влюбленному. Страстно влюбленному альфе, впервые оставшемуся наедине с обожаемой омегой. — Наконец-то, — произнес Роберт не своим голосом. — Мы встретились, Николас.