💎
«Как же нелегко даётся мне это это улыбчивое внимание к профессору! Ух, кто бы знал. Шен, блять. Жю! Ли! Вот это грёбаное «Ли» ржавым серпом царапает по горлу. Потому что далёкий мой родственник словно протягивает костлявую руку и ласково касается неродного лизоблюда! …«Поистине во все времена пренебрежение связью с родственниками не доводило до добра! Пусть даже с двоюродными, даже если вы не виделись долгие годы. Да, все считали его мать позором и несмываемым пятном на семейной репутации. Ведь она, воспитанная девушка из почтенного корейского рода, позволила себе спутаться с безродным христианином! Конечно, в её изгнании из родового гнезда особенно усердствовал дядя, брат отца, который был опекуном неразумной девицы. Но он был блюститель нравов и истинных традиций! А она… Она забеременела и сбежала со своим бесштанным и худородным любовником! На другой континент! Допустим, Великая Британия приняла их, нищих корейских эмигрантов. Там много было второсортных выходцев из колоний, так что брюхатой кореянке и её хахалю несложно было затеряться. И кто ж знал, что родив ребёнка, она потеряет обоих — и его, и своего так называемого возлюбленного? Но вы думаете, несчастная девица вернулась с покаянием в отчий дом? Ничуть не бывало! Она вскоре вышла — причём более чем удачно! — замуж за благородного англичанина, настоящего аристократа по духу, по происхождению и по звону золотых монет в кошельке. Безусловно, ей повезло! Вскоре она родила мальчишку-полукровку. Но ему улыбнулось счастье! Ведь новый британский муж дал мальчику блестящее образование, воспитание, манеры и деньги на всё это. А потом, когда юноша подрос и стал довольно смазливым дрыщом, благоухающим модными духами, ему открылись двери почти во все дома благородных англичан. Ах, вы подумали, что он воспользовался случаем и женился на симпатичной, но здоровой девице из графского, например, рода? О-о-о, как вы ошиблись! Этот достойный отпрыск своей недостойной матери первым делом отправился в путешествие на историческую Родину. И ладно бы он захотел встретиться со своей роднёй, которая за давностью лет уже простила сумасбродства его родительницы. Отнюдь! Он якобы изучал традиции, нравы и кухню Кореи, при этом не интересуясь жизнью, нравами и кухней своего собственного рода. Хвалёная демократия и свобода! А на деле — неуважение к этим самым традициям и нравам. Да и к кухне тоже. И вот тут в одном из портов его угораздило познакомиться с китайцем, который лестью, хитростью и другими неизвестными цивилизованному человеку уловками смог втереться в доверие к простаку. И что? В результате под крылышком ушлого камердинера юноша побывал и в Китае, и в Японии, и даже на дальних островах России. В Объединённое королевство английский кореец вернулся со своей китайской прислугой. Вот собственно, корень зла. Ветвистое, согласитесь, корневище! Там дальше много разных деталей, на которые можно закрыть глаза. Но некоторые всё-таки лучше знать, чтобы ваше сочувствие было полным. Во-первых, вернувшийся господин немедленно купил себе поместье в Девоншире. Во-вторых, к этому времени умерла его мать, оставив на попечение английского мужа двух дочерей. И если воспитанием сына папаша почти не интересовался, поручив его своей жене-кореянке, то став вдовцом, он взял бонну для своих дочерей — чистокровную британку. Через несколько лет эта дама смогла привить девочкам такое пренебрежение ко всем народам Британских колоний, что прокорейски воспитанный их брат, будучи намного старше и поэтому не имея общих интересов со своими сёстрами, обнаружил их совершенно чуждыми ему по духу. Девочек отправили в закрытый пансион для благородных девиц. Отец в свою очередь подпал под влияние гувернантки и вскоре женился на ней. Фактически он закрыл перед сыном двери дома. Но так ему и надо! Дальнейшее течение событий показало, что Иона Ким-Буш был неблагодарным, неразумным, витающим в облаках баловнем судьбы. Вскоре и сам он женился на тощей англичанке, дочери местного чудака-доктора и исследователя. Брак был бездетным…» Содержание записок своего прадедушки я знаю наизусть. Ну, почти наизусть. И если не считать всяких пышных фраз, я во многом согласен с предком. Хотя кое-что мне сложно понять. Например, как мог спокойно спать тот самый дядя-опекун, который буквально устроил своей племяннице невыносимую жизнь — и только чтобы не делиться с ней наследством. Это совсем не делает чести моему пращуру. Ну, так получилось. Опять же странно читать о том, как прадедушка не стесняется и поливает грязью всех, кто не он или не его семья. Ну, блин… Некрасиво. Особенно, конечно, досталось тому самому Ионе-англичанину. Этот Ким-Буш был, как я понял, совершенным идиотом. Да и хрен бы с ним! Но вот ценность, которая попала в его благородные глупые руки, была утеряна. А сокровище по всем законам родового наследования должно было достаться одному из кровных родственников! И только так! Очень хорошо, что со своими сёстрами сэр Иона не виделся, не слышался и вообще не знался. Только перед самой смертью вспомнил о них. Но в любом случае королевская вещица стопроцентно должна была перейти в руки потомков дяди его матери, а конкретно — моего прадедушки. А тот бы стал достойным преемником семейного сокровища. Да, я не сказал, что на старости лет Ли вернулся на родину? Приехал. Ни в каком Китае он, конечно, не был, потому что пошёл послушником в тот Сеульский монастырь, откуда его не прогнали поганой тряпкой, когда он был ещё сиротой. Да-да, он был безродный. Побыл в монахах несколько лет и вышел в свет. Лучше бы он был в монастыре уже до конца… Не так обидно было бы… Но он, сука, женился! И родил сына! Почти в семьдесят лет! Поворот, да? И таким образом у него появляется наследник. Моего веера. Ладно, меня тогда вообще никто представить не мог, но я же потом родился — значит, вещь должна была стать моей. И вас вообще не должен занимать тот факт, что моя семья и без этого веерочка обладает некоторыми ценностями, которые мы надёжно храним в банковских ячейках и в хранилищах с выверенной температурой. Да-да, старинная роспись по шёлку гораздо изнеженнее, чем украшения, поэтому мы внимательно относимся к сохранению своих богатств. А как же! Это настоящие сокровища! А вдруг я женюсь? Тогда я буду иметь право на неплохой куш из семейной копилки. Пока мой старший брат в лучшем положении: уже женился, скорострел. Ну ничего, ещё посмотрим, кто рассмеётся последним… Гм, гм… Наш отец всю жизнь сравнивал нас с братом словно два экспоната своей коллекции — и чаще проигрывал я. Ну, как минимум, я родился на четыре года позже. За это время мой братец проявил миллион своих талантов. Два, блять, миллиона! Он и пел, и плясал, и рисовал каллиграфию, и сочинял стихи, и решал математику в уме… Конечно, это было попозже — в начальной школе. Но, блин, если послушать мать, то этот Леонардо Да Винчи разве что не смог в восемь лет построить летательный аппарат, остальное всё умел гениально! Но тут родился и подрос я. Не талантливый, но тоже не пустое место. Я брал трудоспособностью. Жопой, можно сказать, брал. Садился — и не вставал, пока не доделывал! Или становился — и не останавливался, пока не падал без сил! Это наше самое главное различие с братом. Он всё делал легко, вообще без труда. И напоролся на одно о-о-очень неприятное следствие своей гипер-талантливости: он нихрена не умел работать. Оп? Но родители — особенно маман — продолжали считать его гордостью и надеждой семьи, давая авансы его будущим успехам на всех поприщах (ну, кроме летательных аппаратов). А я в его тени тихо и настойчиво прогрызал себе ход наверх, чтобы избавиться от этого постоянного сравнения не в мою пользу. Я с самого детства знал, что настанет день, когда родители скажут: «Сынок! Какой же ты молодец! Как ты нас радуешь! Ты гораздо лучше, чем…» Блять… Ну вот так оно и есть… Я и сам сравниваю, стремлюсь перепрыгнуть, взять выше и больше брата… Ну ничего, скоро я представлю семье доказательства своей нереальной успешности! Такого от меня никто не ожидает! Сейчас уже почти всё позади. Самое сложное, наверное, было разведывать, где и когда может оказаться украшение. И уже в зависимости от этого обмозговать, как можно к нему подобраться. А подобраться — ещё не значит взять его в руки! На каждой выставке такого уровня, где могли демонстрировать свадебное украшение королевы Виктории, миллион охранников и триллион сигнализаций. А я не Итан Хант, чтобы любую миссию выполнить. К сожалению. Богическое везение! При просмотре сотого (ну ладно, двадцатого) цифрового каталога ювелирного дома «Гаррард», я узнал, наконец, что к юбилею концерна проведут несколько выставок в самых крупных столицах мира. И конечно же, «мы с гордостью представим взыскательной публике лучшие произведения наших ювелиров, изготовленные для королевских фамилий Европы, Азии и Америки». Попасть на выставку в Токио стоило некоторого труда. Но увидеть своё украшение… Необъяснимое чувство, когда среди нереальной красоты богатств, пронизывающих своими бриллиантовыми и сапфировыми, изумрудными и рубиновыми лучами, ты видишь то, которое через десятилетия влекло и звало к себе. И пусть его красота скромнее, элегантнее — но это же моё украшение! У меня даже в кончиках пальцев закололо, когда я слишком ярко представил, как сам касаюсь его камней… Мой ВКВ… Веер королевы Виктории. Я испытал чисто эротическое удовольствие, разглядывая его, покоящегося на прозрачной подставке под хрустальной чистоты колпаком. Я помнил наизусть описание: «белое золото, сорок девять бриллиантов в полкарата, один — на подвесном ушке ромбовидной формы — в четыре карата, двенадцать круглых и девятнадцать продолговатых сапфиров». И вот теперь смотрел в синие глаза этой красоты, искря своими зрачками в её бриллиантовые грани… Я простоял рядом с веером какое-то неприлично долгое время. Пришлось каждой ноге дать отдельный приказ, чтобы они смогли отнести меня хотя бы на несколько шагов от стенда, иначе я бы привлёк излишнее внимание. Охранник уже и так начал красноречиво коситься… У меня была лишь неделя для обдумывания. Природное обаяние — это мой козырь во многих сыгранных партиях. И сейчас я положился на него и не прогадал. Вы знаете, что фотографы, которые умеют действительно качественно снимать, например, еду — это отдельная каста? А как вы думаете, есть такие среди художников ювелирной фотографии? Ещё какие! Эти вообще штучный товар. Я, конечно, некоторых из них знал даже по фамилиям. Они ведь сами почти ювелиры! На самом деле я не знаю тонкостей, но когда вышел на токийского фотографа Масаши К. (он слишком известный человек, не стану уж его компрометировать, пусть живёт, хе-хе!), я поднахватался специальных терминов, перемешав их с восторженными стонами и дополнил полупрозрачной шёлковой рубашкой. Пуговицы были на ней сугубо для красоты — расстегнул почти все. Очень в тему была длинная тонкая цепочка, на которой искрился мой любимый иероглиф, усыпанный инеем бриллиантов по четверти карата. Улыбаюсь, когда вспоминаю, как ненавязчиво прохаживался в тех залах выставки, где Масаши присматривался и выбирал с менеджерами украшения для съёмки. Ну что поделать, если я несомненно красив? Попасться на глаза человеку, который не скрывает своих сексуальных предпочтений — раз, ценит изящество — два, который нужен лично мне — и всё. Он был почти обречён. Я ведь не смотрел на него — я лишь демонстрировал себя, успевая отметить, как он поворачивает голову на мелькающего там-сям меня. Да ла-а-адно, скромность — это не ко мне. Ко мне совсем за другим: за умелым флиртом, за шикарным минетом, за стонами под Масаши в его номере… А потом я стал восторгаться своим веерочком. Нет-нет! Фотографу я ни словом не обмолвился о своих нарушенных наследных правах. Я как будто впервые увидел подобное. Ну и на все лады упрашивал его снять такую красоту и в анфас, и в профиль, и бочком, и рачком. Тут, конечно, был риск — фотограф немного, но всё же напрягся от моих восторгов и просьб. Особенно по острому лезвию я шёл, когда подробно описал, как и куда ставить линейку, что необходим белый лист для попадания в цвет… Я сказал почти половину правды этому японцу! Умолчал только, зачем именно хочу сделать копию. Но я же говорил, что за шикарным минетом — это ко мне? Говорил. Вот Масаши и заценил. И выполнил просьбу. Я из благодарности ещё постонал под ним, получив флешку с фотографиями. И кстати. Трахался он очень даже достойно! Японцы вообще, как я понял, затейники во многих вещах. А потом уже пришлось хорошо пораскинуть мозгами. Потому что хозяина сокровища никто мне не собирался объявлять, тем более давать его визитку, чтобы я поближе познакомился. Но моё украшение выставляли за последние шесть лет трижды. И на фотографиях с места я увидел несколько повторяющихся лиц. Опять некоторые сложности — но гора-а-аздо меньшие, чем с Масаши. В списках гостей на открытиях выставок мне нужно было, видимо, прочувствовать: кто он? Кто-о-о? Мне нужен был отпрыск китайца, владеющий моей реликвией. Шен. Шен Жю Ли. Особенно Ли. Как тут не почувствовать?! Я следил за его передвижениями — это было несложно, он мало путешествовал за границу. Но когда оба раза на выставках — в Лондоне, а затем в Дели — я увидел его имя, то меня будто голос из глубины веков направил: «Это он. Забери у него своё». В Токио я уже узнал его, но постарался не мозолить ему глаза. Пока я не знал, как попасть в его орбиту — не стоило, чтобы он меня обнаружил. Но, судя по всему, я зря опасался. Парень оказался немного наивным, не очень внимательным. И на выставку аксессуаров «Кашарель» я тоже сходил с удовольствием — красиво у них! Мне, кстати, больше ароматы этого дома нравятся. Так вот. После выставки я узнал прелюбопытный нюанс: Ли не выносит красного вина. Сам видел! Он чуть не со всей высоты своего чудовищного роста свалился! Образно говоря. Кстати, Косельни — тот француз, который тащил потерявшего мозги красавчика в номер — сам не ожидал, что парня так срубит! А он-то уже рассчитывал на жаркую ночь с красивым китайцем. А не вышло! Со мной у него тоже не вышло. Я ограничился умелым флиртом, разузнав ещё кое-какие детали про Ли. Странно, кстати, но «Шен Жю Ли» так по-французски звучало из уст настоящего француза! Хрен догадаешься, что имя-то чисто китайское. Отец всё время повторял: «Справедливость нужно восстановить!» Я тоже так считаю. Ведь дедушка знал наверняка — он бы не стал разбрасываться такими обвинениями! …«Когда он наконец приехал в Сеул в 1946 году, мне было всего шесть лет. Я не очень помню подробности, но помню атмосферу: все были чопорными, напряжёнными — и мой отец, и англичанин. Он говорил по-корейски с заметным акцентом. Я помню его: красивый статный старик. Нас, детей, тогда отправили гулять с няней. А когда мы вернулись, то Ионы Кима уже не было в нашем доме. Но после его визита отец и дедушка часто в разговорах упоминали о нём. Мне, надо признаться, нравилось в детстве звучание его имени — такое необычное, не понятно что означающее… Но когда я повзрослел и узнал, что произошло во время его приезда в Сеул, то испытал полное разочарование. Он сам, как глупец, пошёл в логово змеи! И попав в злосчастный дом китайца Ли, нашёл свою смерть! Совершенно бодрый Иона, увлекшийся в Корее фотографией и путешествиями, внезапно оказался мертв. Очевидно, он был отравлен своим бывшим слугой. Потому что наша семья обыскала весь его дом — но веера королевы Виктории там не оказалось. Вот так обманом китаец смог заполучить наше фамильное украшение, которое Иона должен был завещать нам!»… Иона, конечно, был экстравагантен всю свою нелепую жизнь. Но даже он не расстался бы добровольно с вещью, которую держали в руках короли… Боюсь представить, как бы скакал камердинер, когда его господин отдал сапфирово-бриллиантовый веер фабрики «Гаррард» в жёлтые грязные руки жёлтого грязного китайца. И вот интересно, что бы он при этом сказал? «На тебе, мой верный прихлебатель и приживалец, охуеть какую ценную штучку. И помни, блять, обо мне!» Невозможно! Но почему-то эта картина меня сильно злит… Да! Именно так! И воровство, которое случилось в середине прошлого века, сейчас будет уравновешено моим хитроумным поступком. Я не считаю себя преступником! Я восстановлю справедливость! Но мне важно, чтобы Жю как можно позже обнаружил подмену. А желательно не обнаружил вообще. …Гениально точную копию из белого золота, цирконов и синей шпинели изготавливали почти три месяца. Вот ювелир, конечно, страшно опытный. Ушлый, как тот китаец! И умный. Не был бы таким умным, не смог бы даже в живых оставаться при его бизнесе. Он тончайше рассчитал вес изделия! Фантастика! То есть количество камней, их каратность, толщина всех деталей крепежей — это всё выверяется и просчитывается. А их тут хреналион, этих деталюшек! Мастер сказал, что мог ошибиться буквально в десятой грамма. Не больше! Вот это мастерство! Н-да… Преступники — это часто талантливые люди. Вот что точно не стану рассказывать, это как я на него вышел. Ни за что! Стараюсь вообще забыть тех, кто мне дал на парня наводку. Блять! Вспомнил! Но буду молчать как можно молча… Сколько денег? Ха! Да целое состояние! И даже больше. Но ценность настоящего веера не измерить деньгами. Это справедливость. А она бесценна. И то, как посмотрит на меня семья, когда они увидят у меня в руках нашу семейную реликвию — это вообще словами не описать! И вот сейчас он у меня. Веер королевы Виктории лежит в моей ладони. Почти не верится… Я весь дрожу, когда рассматриваю его. …Но как же я заколебался тогда! Как я перенапрягся! Думал, спину сорву к хренам! Я прибежал к нему вечером, когда уже все гости разбрелись. Примерно через час после вечеринки вышел и сосед, Мин Юнги. Очень мешает этот парень. Зато как была на руку неожиданная задержка с подключением охранной электроники! Новый квартал, все такое… Ни камер, ни сигнализаций, будто сама судьба предлагала воспользоваться нерасторопностью подрядчиков. Да, так вот. Пришёл — Шен, конечно, меня впустил, хотя и удивился. Я типа потерял свой пропуск. А потом так красиво сделал, что мой наивный философ побежал за полотенцем — я ж облился вином, по-настоящему мокрый был. Пока он отрывал бумагу, я влил в бокал белого совсем немного хитрого, хе-хе, сиропчика. Ну точно немного! Просто притупляет разумность. Мы потом ещё выпили за Канта. За Шопенгауэра. За Гегеля, ещё за какого-то гоголя-моголя… Потом уже я предложил не дожидаться нового года и попробовать «Шато». Ну он и пустил слюну с пузырями. Я же понимал, что мне нужно было, чтобы хозяин оказался поближе к сейфу. Так вот я его в кабинет — а он мне: «Друг! Хочешь я тебя с Дивумом познакомлю?» Я ору: «Нет! Не надо! Я боюсь искусственный мозг! Вдруг он меня поработит!» Окей, успокоился с колонкой. Я опять его мягенько так за талию поближе к кабинету — а он что-то… сейчас… А! «Подарю, говорит, тебе красивый шарф — ты такой классный будешь в нём!» Я опять вывернулся. Словом, умаялся и упарился, пока дотолкал его до комнаты с сейфом. Дал ему бокал красного и что-то там провозгласил в виде тоста. Он выпил как миленький. И н-на! — как секвойя рухнул на меня! Я, конечно, не устоял на ногах, вместе с ним завалился. Но очень смягчил этому телу удар — иначе быть бы его морде расплющенной об пол! Пусть поблагодарит своего спасателя. Но с другой стороны: он бы и не стал падать, если бы не я со своим «сиропчиком» и с французским красным. Ладно, тогда квиты. Но я должен сказать: двадцать один сантиметр — это вам не шутки. Это настолько серьёзно выглядит! А как ощущается, особенно когда оно на мне! Да это почти пугает! То есть я себя вижу в зеркале и совершенно не боюсь. Но когда рядом оказывается человек, который на двадцать один сэмэ выше меня, тут я теряюсь на фоне. Особенно если эта рельса падает на меня в полной отключке. Словом, я из-под него выполз и подтащил поближе к сейфу. Уже примерился, как я его буду подтягивать выше, чтобы по очереди пальцы прикладывать к панели; придумал, где буду заказывать корсет для сорванной спины… Но тут дай, думаю, проверю — а вдруг он цифрами озаботился? Там на табло есть индикатор, когда шифр введён. Посмотрел и чуть не упал рядом с Шеном! Сейфовая дверца была, а сейфа за нею не было. И панель тёмная, не активированная. Это было неожиданно настолько, что я не сразу понял — вот он настоящий подарок судьбы! Не нужны мне ничьи отпечатки и дешифратор тоже не сдался, хоть я и заплатил за него нехило. Вот я тогда заметался… Где же? Где она, моя прелесть? Точно говорю, я ощущал себя Горлумом! Чемоданчик сразу привлёк внимание. Он вроде как заметный, а вроде и обычный. Но я ещё порыскал вокруг книжных полок — а вдруг какую-то шкатулку обнаружу? Ну вот как у меня со всякими любимыми безделушками. И всё-таки чемоданчик подходил лучше всех. Как я и думал, наш философ оказался наивен и неосмотрителен… Вы не представляете, как я мысленно бурно кончил, когда увидел это под двумя новыми шарфами… Неужели, один из них Шен хотел мне подарить? Эх! Надо было сразу соглашаться! Словом, когда откинул крышку металлического кейса и увидел мешочек, я понял… Столько лет — да что там лет! Десятилетий! Я шёл к тебе, моя красота, мой ВКВ… И как я тогда смог ещё вспомнить про валяющегося Ли? Глянул на него, отвернулся спиной и… И открыл. Всё-о-о-о-о… Весь блеск всех снегов и синева всех небес лежали у меня на ладони… Как я его хотел! Не. Не хватит у меня слов. Я не литератор. И не поэт. Они бы смогли. Но поверьте, я чувствовал слишком много… И как же он прекрасен! Небесно! Предначертано!..» Мужчина снова испытал усталость, заканчивая свой рассказ. Его каждый раз распирало от переживаний — ведь путь к победе едва ли не слаще самой победы! Но он не может сейчас никому поведать о том, какие трудности преодолел. Поступить, как его прадедушка, и написать мемуары, которые когда-нибудь прочтут потомки? Не-е-ет. Это так далеко! Ему не терпится сейчас, сегодня рассказать, выплеснуть и разделить свои переживания и своё удовлетворение! Вот он и раз за разом и наговаривает на диктофон увлекательную длинную историю. И раз за разом стирает запись. Он всё-таки испытывает некоторое — пусть и недолгое — успокоение после этих рассказов никому и в никуда. Глядишь, в двадцатый раз уже совсем сможет не прикусывать себе язык. Удалено. Он закрывает глаза и касается кончиками пальцев хрупкого веера, затем кладёт его в свою яремную ямку, тихо гудя голосовыми связками и чувствуя ответную вибрацию благородного металла… Он медленно скользит украшением по груди, царапает бриллиантами и сапфирами свои соски, выгибаясь от удовольствия… Спускается по ложбинке пресса и ниже… И внезапно он вскрикивает: что это?! 💎 — Оу. Добрый вечер, — Тэхён с порога широко улыбнулся незнакомому красивому мужчине. Очень эффектный типаж: высоченный, плечистый, длинные волосы в каком-то художественном хвосте. А глаза — вау! Причём явно видно, что красавец распахнул глаза шире приличного, рассматривая Тэхёна. Ну-у, льстит, да. — Привет, Тэхёни, заходи! — слишком непринуждённо ответил Мин — словно за двоих, потому что незнакомец молчал и теперь смотрел из-за плеча Юнги с каким-то испугом. А математик выглядел уверенным и хитрым. — Я думал, ты один, — Тэ смотрел всем телом на Мина, чтобы не смущаться самому и не позволить выпасть глазным яблокам незнакомца. — Мне бы Абрикоса выгулять, а то я на такси ехал — не успел. — Да легко! — заверил Мин и развернулся к мужчине за своей спиной: — Познакомься, это Шен Жю Ли — мой сосед и друг. И философ. А это Абрикос и Ким Тэхён. Догадайся, кто где, — подмигнул он. — Очень приятно! — ответили представленные друг другу люди. Абрикос приветственно подышал. — Дивум? — Да, Мин Юнги! — Запомни человека с этим бархатным баритоном и не пускай его без меня, — хохотнул Мин. Тэ тоже ухмыльнулся. — Как тебя зовут, человек с бархатным баритоном? — спросила колонка. — Ким Тэхён. — Ты красивый? — Очень, — без сомнения ответил Тэ. — Скажи, пожалуйста, какая погода на улице? — понятно, что целью Дивума был не светсткий разговор о погоде, а распознание и запоминание нового тембра. — Эм… На улице около нуля градусов, снег не растаял. Но его мало, снежного ангела не сделать. Достаточно? — Да, у тебя и голос очень красивый. Спасибо, Ким Тэхён! — Ха, Тэхёни, ты его обаял, — хмыкнул Мин. Всё это время Шен никакими силами не смог заставить себя сказать что-либо, кроме «Очень приятно». Но всеми силами рассматривал Тэхёна. — Тэ, — предложил Мин, — вы с Абрикоской выходи́те уже, а мы с Шеном сейчас оденемся. Правда, Жю? Жю кивнул, не отрывая взгляда от Кима. — Ага, — с облегчением согласился Тэхён, желая поскорее отойти на какое-то расстояние от пронизывающего взгляда философа, друга и соседа Юнги. Едва закрылась дверь, Жю зашипел, как разъярённая змея в брачный сезон: — Какого хера?! Я не готов ещё с ними встречаться! Мин выставил руки на свою защиту, но Шен выбил их и прижал математика к стене прихожей, вцепившись в костлявые плечи. — Ну во-первых, — Юнги подёргался, но сразу понял, что это бесполезно, — их тут один. Что уже легче. И ты бы никогда не собрался — так мне начало казаться. А Тэ просто возле нашего дома оказался, он ко мне ведь без приглашения может приходить. А тут я у тебя. По-моему очень всё удачно! — А по-моему ты не спросил меня и пригласил в мой дом призрака! — на мгновение голос Шена дрогнул. — С его собакой. — Жю, брат, перестань… Ну какой он призрак? Он классный мужик, поверь. А его Абрикос — вообще золотой пёс! Жю чуть ослабил хватку на плечах Мина. — Одевайся. Погуляем по городку, присмотришься к Тэхёни. Всё будет хорошо! Угу? — Угу. Только я тебя очень сильно — услышь меня! Очень сильно прошу! — Жю тряхнул друга за плечи. — Ну вот прям ни единым намёком не говори ни про фотографию, ни про что. — Не вопрос, — пообещал Мин. — И он красивее, чем тот, на фотографии, — задумчиво выдал Шен. — Но всё-таки очень похож. — Вот! Именно так! Очень похож, а не он и есть! — обрадовался Мин, подавая пуховик Шену и держа свой наготове. — А второй? Который Чон? — напрягся Жю. — Когда он нарисуется, тогда и посмотришь. Но нескоро, не волнуйся. Эти два дурака сильно поссорились, поэтому Тэ и прибежал. Ему нужно страдать какое-то время. Шарф дать? — показал он на кашне. — Конечно! Только вот тот, бордовый, — Ли уточнил нужный аксессуар. — А что, когда они ссорятся, то идут к тебе? — Тэ ко мне, а Чон всегда к Хосе. Несколько раз они у нас и мирились, когда приходили страдать одновременно. Мы с Хо тогда просто выходили, чтобы под обстрел не попасть. Они смешные и дурные. Влюблённые. Всего-то год встречаются, так что… Ну, ты понимаешь, — Мин открыл дверь на улицу и пропустил вперёд друга, погрузившегося в философский настрой. Взял с крючка магнитный ключ и щёлкнул замком. 💎 — Чо-о-он, мне уже поперёк горла твоя особенность! Не говори, что всю эту дурь ты не можешь удержать! — кричала Клэр, тряся сумочкой с поддельной металлической «F». — На хрена тебе эта китайская подделка? Ладно, если бы украла настоящую «Фенди», но это?! — Я… Я не знаю… — всхлипывала Чонха, размазывая макияж. — Если бы я могла так не делать… — Если бы! Не «если бы», а как только ты действительно перестанешь так делать! Это глупо. Даже тупо. Фак! На вашем корейском что «глупо», что «тупо» не передают, насколько это тупо! — Но ведь… Ведь ты раньше говорила, что шопоголики… — Ну конечно! Вот же запомнила… Шопоголики платят за это деньги! А ты воруешь! А потом эту дрянь даже не трогаешь, у тебя всё это валяется. Оно тебе не нужно, понимаешь? — ещё продолжала Клэр, но уже с меньшим накалом. — Я не могу-у-у… — начала подвывать женщина. Клэр бросила сумку в кресло и подошла ближе к подруге, взяла её за плечи и наклонилась, стараясь заглянуть в глаза. — Ты понимаешь, что если тебя поймают, то ты не отделаешься только увольнением? Могут ведь и в тюрьму посадить — смотря что тебе захочется украсть. Чон-и, подумай сама… Но Кларисса Кан точно знала, что клептомания вот такими разговорами не лечится, что страдальцы заходят в своих кражах дальше и дальше, чувствуя хоть какое-то удовольствие лишь только в момент совершения проступка. А потом — слёзы, угрызения совести, стыд и желание провалиться. Они не могут управлять своими руками, когда те уже тянутся к вожделенной вещи. Причём, ведь действительно даже сам клептоман не представляет, на что у него «встанет»! Вот что обидно. Бессмысленная какая-то блажь… В отличие от самой Клэр, которая тщательно планирует, готовит прилегающую территорию, знакомится с нужными людьми, никак не вызывая подозрения. Она в этом плане может служить примером. Вот только кому? Кому похвастаться, что теперь она очень умно поступает? Вот именно, что некому… Раньше же… Даже стыдно вспоминать, как она по-дилетантски потакала своим маленьким прихотям. Фу такой быть! Единственное оправдание, что она была совсем молодой. Жизненный опыт, знаете ли, не приходит один — он непременно несёт с собой шишки и синяки. И набить их нужно лично! Когда она очень неплохо училась в университете, изображая милую мисс из добропорядочного английского семейства, особое удовольствие доставляли ей очень далёкие от этого образа делишки. В пабах рядом с футбольными клубами молодая, аппетитная девушка привлекала и красавцев-футболистов, и простых искателей приключений, чьи пустые карманы на утро были неожиданностью. Для них. На своём первом месте работы — в неплохой школе в восточном пригороде Лондона, Хакни — почти полгода она планомерно зарабатывала себе репутацию: надёжная, методичная, профессиональная, культурная. Умная. И совсем немного нелюдимая. Но очень воспитанная. А потом всё случилось, как в порно: два старшеклассника оказались в небольшой квартирке строгой учительницы. Ну просто классический сюжет! Куда ж деваться от классики? Она и сейчас усмехнулась, вспомнив, как высокие холёные мальчики по очереди поняли, для чего их позвала мисс Кларисса. М-м-м, как она тогда отрывалась! Но совсем недолго. Глупо вышло… Сейчас она внимательная, взрослая, за свои сорок лет поменявшая двоих мужей и страну проживания… Но тонкие красивые мальчишечки всё же остались её нежной страстью. — Клэр? — негромко позвала Чонха, успокоившись. — Но ты же меня всё равно любишь? Давай я рыбу пожарю? Ох, эти девичьи дурости… Любишь. — Конечно. Я люблю твою рыбу. Но ты такая глупышка, — почти ласково сказала она, разливая по чашкам какао. Кларисса уже давно поняла скрытую выгоду этого соседства — в случае необходимости любое возникшее подозрение легко можно будет перевести на несчастную клептоманку. Крайне удобная кандидатура. Ну да, вот такое несчастье! А что поделать? Это психическое расстройство — лечить нужно! 💎 — Н-да, неудобно вышло… — посетовал Шен, когда они уже отошли на достаточное расстояние от дома, в котором была квартира лингвисток. — Я не люблю такие сцены наблюдать или слушать… — Угу, — тоже скривился Юнги, — но она так кричала, что мы услышали бы в любом случае. Так что извините, мы невольные свидетели. Не специально же, правда, Абрикосик? Абрикосу было вообще всё равно, кто на кого ругался. А вот его хозяин в задумчивости покусывал свой идеальный ноготь. — Слушайте, парни, — наконец, произнёс Тэхён. — А мне показалось или это был голос моей англичанки? Та которая Кан? — Ну да, это она, — кивнул Жю, продолжая их неспешную прогулку. Он совсем успокоился: Тэ был действительно обычный симпатичный парень, который время от времени тяжко вздыхал, но не распространялся о своих делах. Деликатно дожидался, когда останется с Мином с глазу на глаз. Всё правильно. — Мерзкая баба! — решительно высказал мнение студент. — Фу-у-у, как некрасиво, господин Ким! — пристыдил Жю. — Знаете, господин профессор, если бы она тебе устраивала то же, что и мне, ты бы сказал ровно то же самое! Ну… Смотря, чего бы она от тебя добилась, — нахмурился Тэхён и прошёл чуть вперёд за тянувшим поводок псом. — Стой! О чём речь-то? — заинтересовался Шен и спросил попутно у Мина: — Ты не знаешь, о чём он? — Пока нет. Но надо расспросить. Он обычно уважительно про женщин, — заметил Юнги и крикнул вслед: — Тэ! Абрикос! Куда вы ускакали? Тэхён остановился недалеко, прикрывая собаку, собравшуюся делать свои дела, и сказал через плечо: — Мерз-ка-я! Из-за этой мисс Кан моя дипломная сессия может накрыться, понимаете? У меня ведь есть всё, что не даёт парню хорошо сдать у неё зачёт: я высокий, худой и, блять, симпатичный. — И как это мешает знать английский? — подошёл поближе Жю Ли. — Ты не расслышал, друг-философ. Не мешает знать английский, а мешает сдать английский. — Сие неподвластно моему мозгу! — честно воскликнул профессор. — Объясни, прошу. — Рассказываю. Она выбирает парня по своему вкусу — как я уже сказал, чтобы был красивый и худой — и ставит зачёт только через постель. Ну или… Даже думать не хочу! И вот то, что я высокий красавчик, сейчас мне очень вредит. — Высокий? — А ты не видишь? — хмыкнул Тэхён, убрав за Абрикосом. — Вижу, конечно, — задумчиво протянул Шен. — Вот только… Хм… Высокий. — Надо с ней поговорить! — высказался Юнги. — Ха! О чём? Вот и Гук тоже сразу «поговорить». С ней надо переспать! А я не могу и не хочу. — Ну подожди, неужели она не поймёт, если я… — О Майн Год! — раздалось почти рядом. — Молодые люди? — Клэр? — и четыре пары глаз упёрлись в лицо женщины, одетой в простой спортивный костюм, отягощённой лишь небольшим мусорным мешком. Шен не смог скрыть напряжения в голосе: — Гуляешь? — Я? Нет, мусор вот выношу, а то Чонха рыбу чистила, требуха будет ведь вонять. Пока она там жарит, я как раз… — суетливо принялась объяснять Кларисса, лихорадочно дёргаясь взглядом между Шеном и Кимом. — Мисс Кан, — перебил её Тэхён и раздражённо кивнул. — Клэр, — приветствовал и Мин. Абрикос демонстративно промолчал.💎