ANIMAL CORPSE

Я встретил девушку, когда начал работать в мясной лавке. Раньше она была очень замкнутой и сдержанной, не очень разговорчивой, поэтому я был не против пообщаться с ней, ведь она не была клиентом. Я подумал, что она дочь владельца заведения, хотя фамилия в ученическом билете у нее была не та. Она была Ан, а владельцем был Ким. Я так много думал, прежде чем меня поразила реальность. Я не думаю, что это нормально — по крайней мере, необычно — для родителей, дядь или законных опекунов иметь такие явные отношения, как у этих двоих. Я сразу понял, что она проститутка, а он её сутенёр. Господин Ким (ему нравилось, когда его так называли) подошел ко мне, схватил за воротник рубашки и прижал к стене. Тогда я увидел, как он засовывает руку ей в трусы. Если он и хотел меня запугать, то ему это не удалось. Я помню выражение своего лица: я никогда не чувствовал, чтобы мои лицевые мышцы были настолько расслаблены. Он сказал мне, что это предупреждение, но было более чем ясно, что это угроза. «Если ты кому-нибудь это расскажешь, я тебя убью. Я разрушу твою жизнь, понял? Я не хочу, чтобы ты был рядом с ней. И не хочу, чтобы ты смотрел на нее или разговаривал. Она моя, она принадлежит мне. Если я увижу вас вместе, я убью вас двоих», — вот, что он сказал мне в тот раз. Я мог бы сообщить о нем тогда, и она бы отправилась в центр для несовершеннолетних, а он — в тюрьму, но если он рассказал мне о своей игрушке, то только потому, что знал, что я этого не сделаю. Не потому что я был совершенно бессердечным, а потому что мне некуда было идти. Она терпела его насилие и эксплуатацию в течение двух лет. Я не сообщил о нем тогда и я бы не сделал этого сейчас, особенно ради девушки, которую не знал. Затем однажды он угрожал ей на моих глазах. Он показал ей, что произойдет, если она не подчинится. Все потому, что она отнеслась ко мне по-дружески, попросив у меня кусок жвачки. Каждый день я напоминал себе, что я неудачник, никчемный, неграмотный и необразованный, что он забрал меня с улицы и что я обязан ему жизнью. Я не лгал. Он это сделал, и я не мог от него убежать, потому что мне некуда было идти. Итак, я сказал ему не волноваться, потому что не вмешиваюсь в дела, которые меня не касаются. Из-за этого девочке досталось больше всего. Если бы я не знал, что со временем человек становится каким-то образом невосприимчивым к определенным уровням боли, меня бы удивило то, что она оставалась в сознании. Это напомнило мне Нану. Это напомнило мне и об остальных. Я ненавидел его в тот момент и даже хотел убить. Я увидел в нем отца на долю секунды, но успокоился и не стал его трогать, хотя должен был. Девушка смотрела на меня и просила о помощи. Не понимаю, почему она это делала, если именно я был виноват в том, что заговорил с ней тогда. Хотя, возможно, я поспешил, а она могла видеть меня насквозь и знала, что я все еще просто подвергшийся насилию ребенок, запертый в теле взрослого. «Бедный Юнги… — должно быть, подумала она. — Ему нужен друг, ему нужен кто-то, чтобы он не сошел с ума от одиночества!» Я был прав, и она вернулась ко мне, несмотря на последствия. Я дал ей понять, что не хочу никаких проблем или чтобы ее забили до смерти, как бездомную собаку, но это была моя ошибка, как и твоя, Чимин. Я показал ей заботу и немного привязанности, и она виляла хвостом, как щенок. Говоря о тех же ошибках, я имею в виду то, что ты, Чимин, показал мне свою харизму, свою доброту и теплоту; ты показал мне свою жизнь с улыбкой, и я полюбил тебя в тот момент. Я думал, что ты бог, пришедший на Землю, чтобы проявить ко мне милосердие после стольких лет молитв о том, чтобы произошло чудо. Когда мы впервые встретились — спустя пару лет после того, как я начал работать в мясной лавке, — у меня был плохой день. Обычно каждый мой день был таким, но тот был хуже всего. Ты был первым, кто за долгое время отнесся ко мне, как к человеку. Тогда я и понял, что не смогу отпустить тебя. Зная, что такого, как я, ты не заметишь, я даже не принял во внимание твою сексуальную ориентацию; скорее, я поспешно предположил, что однажды у меня появится шанс стать твоим любовником. Я ничего о тебе не знал, кроме того, что хотел, чтобы ты смотрел на меня так, как я смотрел на тебя… И любил меня, желал. Сейчас не столь важно возвращаться в прошлое и рассказывать, как я начал преследовать тебя и менять свою жизнь, чтобы получить шанс быть с тобой. Я никогда не говорил этого раньше, но всему свое время, а пока давай продолжим с того момента, где была та девушка и я. Как я уже говорил тебе раньше, она была там. Возможно, я настолько погрузился в свои мысли и каннибалистическую цель кастрации того персонажа, что не осознал, что она здесь. Я даже не услышал ее шагов, не заметил никаких признаков ее присутствия, как и твой коллега-педофил, потому что если бы это было так, он бы уже закричал о помощи. Мы не были друзьями, хотя общались и иногда даже ругались друг с другом, что еще? Не уверен, что это сделало нас больше, чем просто знакомыми и жертвами одного и того же негодяя, но мне стало ее жаль, когда она попыталась от меня сбежать. Для нее я, должно быть, выглядел монстром-вампиром со всей этой кровью во рту… Но как бы мне ни было ее жаль, хоть и временами мне хотелось спасти ее от ее же участи, я не мог позволить того, что она заберет тебя у меня. Схватив нож, я ринулся за ней. Ее шаги были неуклюжими, она споткнулась на последней ступеньке, и мне удалось схватить ее за ногу. Она закричала так же, как когда ее сутенер хватал ее за руки, и это заставило меня заколебаться, из-за чего она смогла вырваться. Она поднялась и бросилась к двери, открывая ее, чтобы сбежать, но я схватил ее за рюкзак и втащил внутрь. Я прижал ее к стеклянной двери. Было три тридцать дня, все были дома или на работе; было бы странно видеть здесь гуляющих людей, особенно в июньскую жару. Она дышала так, словно у нее украли каждый вздох, она дрожала, как будто ей было холодно, и смотрела на меня, прося пощады. — Почему? Почему из всех людей это должна была быть ты? Она снова вскрикнула и всплеснула руками, умоляя оставить ее в живых. — Не убивай меня, пожалуйста… — просила она, но я не мог это так оставить. Я с силой обхватил ручку ножа, чтобы нанести удар, и я бы солгал, если бы сказал, что у меня не дрожал пульс, однако она выкрикнула: — Я беременна! Это остановило нож всего в сантиметре от ее живота. Я посмотрел на нее так, как будто она призналась мне в худшем преступлении, совершенном человечеством. Мои глаза расширились за те секунды, которые мне потребовались, чтобы осознать, что она сказала. «Черт, — подумал я и отпустил ее, выпуская нож из рук. — Трус». Она медленно опустилась на пол, переводя дыхание. Лицо ее было похоже на лицо жертвы, которая видела, как ее жизнь пролетела перед глазами и которая чудом Небес была спасена от страшной смерти. В тот момент я тоже подумал: «О чем, черт возьми, я думал, когда напал на нее?» Я хотел извиниться, но не смог приблизиться к ней ни на дюйм. Больше всего меня беспокоило то, что она мне сказала даже не то, что она видела, как я совершил преступление. — Что, черт возьми, ты сказала? — спросил я ее еще злее, чем раньше, потому что если это была шутка, то это было совсем не смешно. Не ответив мне словами, она торопливо достала из переднего кармана рюкзака тест на беременность. Ее трясло, как желе, но она все равно протянула его мне. Когда я взял его в руки, то обнаружил, что он оказался положительным. Я вздохнул, чувствуя, что иду по зыбучим пескам и вот-вот утону, умерев похороненным за все ошибки, которые я совершил за всю свою жизнь. Я еще раз взглянул на две полоски и снова посмотрел на нее. — Кто-нибудь еще знает? Она покачала головой. — Нет, только ты, — ответила девушка, все еще тяжело дыша, а ее голос дрожал от страха. — Я хотела… чтобы ты узнал об этом первым, потому что доверяю только тебе. Я снова вздохнул, раздраженный. Даже похожий на того гребаного убийцу, которым я стал, она не переставала смотреть на меня, как брошенный щенок, который не отрывается от моей ноги только потому, что я проявил к нему доброту. Я действительно сомневался, правильно ли я поступил тогда, ведь мы оба были жертвами, жертвами злых людей в прошлом и жертвами одного и того же мужчины в настоящем. — Ты знаешь, кто отец? — Он. — Что ты планируешь делать дальше? Она покачала головой и вдруг зарыдала. — Я не хочу этого… — она поднесла руку к животу и слегка надавила. — Он не заслуживает того, чтобы родиться в таком мире, с такой матерью. — Сделаешь аборт? Или родишь, а потом оставишь в каком-нибудь детдоме? Она снова покачала головой, еще больше испугавшись. — Я не могу этого сделать. Если мой отец узнает, он убьет меня, а если не узнает, то все равно убьет. — Я понимаю. Наступила довольно комфортная и зловещая тишина. Она в ужасе уставилась на меня и аккуратно приняла ту позу, которая позволила бы ей убежать, как только я ослаблю бдительность. Казалось, она ждала простого моргания, чтобы встать, открыть дверь и сбежать. Она мне больше не доверяла, я это знал, потому что она видела, как я зубами отрывал член мужика. — Ты знаешь, что сейчас произойдет, да? Она кивнула. — Я… я знаю того человека, которого ты запер в подвале. «Что?» Я даже не смог скрыть своего удивления. Я смотрел на нее так, как будто моя жизнь зависела от ее смерти прямо здесь и сейчас, но мое тело не могло пошевелиться. На самом деле я не хотел убивать ее, так что я не понял, почему она мне в этом призналась. Итак, у меня появилась еще одна причина избавиться от нее. Я потерял самообладание и вздохнул, закрыв лицо руками. — Он мой учитель математики, а также мой репетитор, — продолжила она, а я не понимал, к чему она клонит, и это только еще больше нервировало меня. — Его зовут О Джунджэ. — Почему ты говоришь мне это? Еще минуту назад я подумывал отпустить тебя, пригрозив. Ты ищешь повод, чтобы я убил тебя? Этого ты хочешь? Она покачала головой и медленно поднялась, все еще глядя прямо на меня. — В этом мире нет ничего, чего бы я хотела больше, чем жить и быть свободной… — сказала она, повернувшись ко мне спиной. У меня было впечатление, что она убежит, что она уже положила руку на стекло и с силой толкнула дверь, чтобы это сделать. Однако вместо этого она схватила табличку на двери и перевернула ее. Магазин из «открытого» превратился в «закрытый». Я был уверен и точно помнил, как переворачивал табличку раньше, но ее положение изменилось, когда несколько минут назад я толкнул Чеён к двери. Она обернулась и посмотрела на меня, явно не утратив страха передо мной, но в ее взгляде стало больше решимости. — Я никому не скажу, обещаю тебе, клянусь матерью! Более того… Я помогу тебе избавиться от тела. Это удивило меня больше, чем предыдущее откровение: внезапно я почувствовал необходимость отругать ее, сказать ей, что она может пойти домой или куда угодно, ибо я не могу позволить ей бросить свою жизнь на произвол судьбы. Если она допустит ошибку, то тоже пострадает. У меня никогда не было намерения привязываться к ней, даже то, что я знал, что она уже была несовершеннолетней правонарушительницей за то, что занималась проституцией, я понимал, что она делала это не потому, что хотела, поэтому я не мог превратить ее в настоящую преступницу. Я не успел ничего сказать — она не позволила. Возможно, она прочитала мои мысли, поэтому поспешила ко мне и показала синяки на своих руках и раны на ключицах. — В классе у меня нет друзей, кажется, все подозревают, кто я на самом деле. Я не могу сказать, когда начался мой Ад, потому что он происходит каждый день: дома, в школе и когда я с господином Кимом. Я всегда прошу помощи, хотя особо и не общаюсь ни с кем, я пытаюсь дать людям понять, что мне тяжело, но знаешь… Все это понимают, но никто не хочет мне помочь, — сказала она, и мне показалось, что ее голос может сломаться в любой момент. — Ты хоть представляешь, как я оказалась с господином Кимом? Из-за моего отца: он продал меня этому человеку, как мешок риса за несколько серебряных монет. То же самое он сделал и для профессора О, когда он пригрозил заявить на меня за проституцию. Мой отец сказал ему, что они могут заниматься бизнесом, а господин Ким позаботится о встречах. После этого в школе все стало еще хуже… Иногда я думаю: «Это будет мой последний день в жизни», — когда я на учёбе и мне приходится терпеть оскорбления со стороны одноклассников, со стороны профессора О… — тогда она не смогла сдержать слез, и комок в груди подступил к ее горлу, отчего она заплакала. — Профессор О сделал все возможное, чтобы оставить меня на второй год; как бы я ни старалась получить хорошие оценки и окончить школу, чтобы наконец покинуть этот Ад, он и мой отец взяли на себя задачу саботировать мое будущее. Я ненавижу это. Я их так ненавижу… Если бы это был кто-нибудь другой, я бы не поверил ей, даже если бы это было правдой, потому что считал, что она говорит мне все это для того, чтобы я имел хоть каплю милосердия и отпустил ее. Но я почему-то поверил ей сразу, каждому ее слову. Услышав эту историю, я не мог не сочувствовать ей, хоть это и было чувство, которое я никогда ни к кому не испытывал. Это напомнило мне меня самого. Я обнял ее, поддавшись своей человечности. Ее крик был таким искренним, а ее боль такой настоящей… Ты можешь задаться вопросом, Чимин, почему я был так уверен? Почему я ослабил бдительность? Ну, причина проста: я плакал, как и она. Она так плакала и кричала. Даже испачкав лицо кровью, которая была на моей одежде, она все равно не отпускала меня. Чем больше она плакала, тем крепче меня обнимала. Хоть я и боялся, что позже у нее может возникнуть ужасная головная боль, я не осмелился отстраниться. Я не знал, как ее утешить, не знал, что сказать, чтобы она перестала рыдать. Меня не беспокоили ее слезы, но… мне было больно слышать, как она вот так разбивается. Отдышавшись, она отодвинулась от меня и посмотрела мне в глаза. Было заметно, что ее страх передо мной немного ослабел, хотя она и продолжала смотреть на меня так, как будто я в любой момент способен ее задушить. — Пожалуйста, Юнги, позволь мне помочь тебе. Обещаю, что унесу эту тайну в могилу. — И как я могу тебе доверять? Ты боишься даже собственной тени. Я нехороший человек, ты даже не знаешь, почему я похитил его и сделал с ним то, что сделал… Я также не помогал тебе раньше, когда Ким Чен У плохо с тобой обращался. Что заставляет тебя думать, что я отличаюсь от них и не причиню тебе вреда? — Ты обнял меня так, как будто понимаешь мою боль, — сказала она, и это неожиданно тронуло меня. — Я даже не могу сказать тебе, когда все это началось, но могу сказать, что у меня нет никаких приятных воспоминаний из детства. Я помню мужчин в моей комнате, избиения моего отца во время менструации, потому что педофилы не хотели меня, потому что им была противна кровь. Честно говоря, мне все равно, хороший ты человек или нет, единственное, о чем я могу думать, — это то, что профессор О больше не сможет причинить мне вред. — Чеён… — В моей голове не живет ничего, кроме ненависти, обиды и моей мечты о свободе. Я не думаю о кумирах, художниках или актерах, нет мальчиков или девочек, для которых мое сердце бьется иначе… Но есть имена: Ким Чен У, О Джунджэ, Ан Хёсон… и каждый человек, который причинил мне боль. Я хочу увидеть их всех мертвыми. Думаешь, я бы тебя предала? Прямо сейчас я благодарна тебе, Юнги. Я вытер кровь с ее щек. Это было трудно, потому что она уже засохла. Я убрал пальцами все следы ее слез, прежде чем попросил успокоиться. — Чеён-а… — сказал ей я, это был первый раз, когда я назвал ее так. — Не плачь больше, ладно? Теперь я собираюсь добить этого сукиного сына, который причинил тебе столько боли. Я верю, что ты не пойдешь в полицию и не заявишь на меня, поэтому попрошу тебя пойти домой или куда-нибудь еще, где ты можешь спокойно посидеть, послушать музыку или почитать книгу. Позволь мне позаботиться об этом. — Нет, — ответила она категорически. — Я хочу увидеть это. — Что? — Я хочу посмотреть, как ты его прикончишь. Пожалуйста… — Чеён, я не думаю, что тебе стоит видеть что-то подобное. — Я видела вещи и похуже. Я на мгновение заколебался, но она проявила такую решимость, что я не знал, как выкрутиться. И вот мы спускаемся в подвал. Тот человек, который теперь мне не нравился еще больше, чем прежде, не умер от кровоизлияния, но он был уже готов, его лишь нужно было немного подтолкнуть. Он поднял голову и расширил глаза, как только увидел ее. — Чеён… Ты… Что ты здесь делаешь? Она ему не ответила, а просто встала перед ним, за лужей крови. Я посмотрел на кусок мяса слева от неё и улыбнулся. — Чеён-а, позвони в полицию! Этот парень сумасшедший! — когда он увидел, что я беру нож побольше и поострее, он забеспокоился. — Чеён! Какого черта ты не двигаешься?! Скажи что-нибудь, дура! Проклятие! Сука! Помоги мне! Он собирается убить меня! Помоги, помоги! Помоги! Губы Чеён дрожали, но с каждой секундой ее улыбка становилась все шире. Когда я встал позади него и яростно схватил за волосы, он впал в еще большее отчаяние. Он снова посмотрел на Чеён, по щекам которой текли слезы. — Чеён… — О Джунджэ всхлипнул. — Чертова сука… — потом он обратился ко мне: — Я думал, что все это из-за Чимина, ублюдок, сукин сын. Я проигнорировал это. — Чеён, — позвал я ее, — когда ты мне скажешь. Чеён поклонилась на девяносто градусов, а затем сказала, как будто представившись перед классом в первый день учебы: с энтузиазмом и энергией. — Спасибо за такую заботу обо мне, профессор! Благодаря вашим учениям я становилась сильнее с каждым днем. Желаю вам благополучного путешествия в Ад! Каждое ваше преступление окупится в будущем, я вам обещаю, я этого никогда не забуду. Я буду часто приходить к вашей могиле и плевать на нее. Вы не представляете, как я вам благодарна! Но теперь пришло время прощаться. Никогда не увидимся, профессор… — после выступления она посмотрела на меня и кивнула головой. О Джунджэ даже не смог сказать своих последних слов, хотя ему и не нужно было их говорить, мы оба знали, что это было бы оскорбление, особенно по отношению к Чеён, которая видела, как он на нее смотрел. Я взял нож и глубоко вонзил в его шею. Кровь хлынула из раны, и через секунду он утонул в ней. Я перерезал ему горло. Он умер за считанные секунды, а Чеён даже не моргала, пока О Джунджэ не перестал подавать признаки жизни и не превратился в жалкий мешок из плоти и костей. Мы стояли, глядя друг на друга, не говоря ни слова. Я только что убил человека, а она стала моей сообщницей. Нам не нужно было говорить себе очевидное: это случилось, и пути назад уже не было. Вот так мы с ней действительно встретились. Это казалось басней размышлений: она была овцой, а я волком. Я знал ее и до этого, поскольку она нарушила правило и подошла ко мне тогда, чтобы поговорить, но, наконец, с этого момента я узнал ее истинное лицо. Не путай, Чимин. В отличие от тебя, она была наивной. Она была падшим ангелом, которая искала свои крылья в земном мире, чтобы вернуться в свой рай. Я не имею в виду, что ты им не был, потому что ты был моим ангелом. Ты всегда казался одним из них, особенно когда общался с другими. Хотя накануне я убил твоего коллегу по работе, в тот день я был там, перед твоей работой, и наблюдал, как ты с таким вниманием и добротой относился к своим ученикам. В то же время я часто ходил туда, просто чтобы увидеть тебя. Ты никогда меня не видел, но меня это не беспокоило, я верил, что однажды ты меня заметишь. Ты был образцовым молодым человеком. Никто не мог представить себе твой секрет с покойным О Джунджэ. Хоть я и знал, но хотел понять, почему ты оказался с ним. Я не мог поверить в то, что ублюдок рассказал мне о тебе, потому что ты не был похож на такого человека. Ты понимаешь, о чем я. Кроме того, Чеён часто говорила о тебе. Она рассказала, что ты единственный человек, который по-настоящему заботился о ней. Ты всегда спрашивал, все ли с ней в порядке, завтракала ли она или обедала каждый день. Она рассказывала, что ты находил время, чтобы объяснить ей то, чего она не понимала, и что ты относился к ней, как старший брат (или почти как отец). Любой другой подросток устал бы от тебя и раскритиковал бы за такое любопытство, но только не моя Чеён. Она была такой милой и обожала тебя. Так что я до сих пор не понимаю… Почему ты с ней так поступил?