Мост над туманным заливом

Взгляд Чагина приковывал к месту и лишал воли. Он выбивал почву из-под земли. В лесу, в окружении таинственного мрака, Максиму и вовсе казалось, что бездонные глаза Егора — глаза потустороннего существа, наделённого особой силой и особыми знаниями. Ну не может быть у обычных людей таких глаз! В те недолгие мгновения, пока Чагин наступал, а Володарский пятился, время для второго будто бы остановилось. Жуть, которую внушал вроде бы обычный человек, была для Максима непонятной и иррациональной. — И зачем они тебе? — вдруг спросил негромко Егор, останавливаясь. — Кто? — Володарский уже упёрся спиной в дерево. — Эти, — парень мотнул головой, пристально и исподлобья глядя перед собой. — Они ведь пустые и никчёмные люди. А ты не такой. — Правда? А какой я? — ухмыльнулся Максим. Егор не ответил. И лицо его оставалось непроницаемым, как восковая маска. — Какой я? Что замолчал? Ты же точно знаешь всё обо мне! Так ты думаешь, верно? — Володарский вдруг почувствовал в себе силу, взрастающую из страха. И было уже не понятно, какое из чувств доминировало. — Так вот! Ты ничего обо мне не знаешь. И меня не знаешь. И то, что ты ходишь за мной — это ты ходишь за образом, который сам себе и придумал. Егор отвёл взгляд и посмотрел в гущу деревьев. Затем снова взглянул на парня. — Нет, — глухо и уверенно отозвался он, качая головой. — Всё не так. — А как? Как может быть, если мы даже не знакомы. Ты не знаешь, какой я. И тебе нравится только то, что снаружи, — отчеканил Максим, сузив глаза. Он вроде как даже начал обвинять. — Я видел тебя задолго до нашего знакомства, — прошелестел Чагин. — Как это — видел? Где? В театре? — удивился Володарский. Егор отрицательно мотнул головой. — На улице? — Нет. — А где же? — Ты явился ко мне во сне, хотя я бы не назвал это сном. Это была явь, которую я смогу, быть может, когда-то доказать с помощью неевклидовой геометрии на уровне диссертации, а пока я доказал это только у себя на бумагах. Так вот. Это было в… в лагере. После того, как ты явился, у меня появились силы жить. И я выжил. Я как будто знал, что мы ещё обязательно встретимся, и вот, встретились. Благодарю судьбу и Бога, что всё так и произошло. Я знал тебя задолго до нашей встречи в Москве. От услышанного по коже Володарского пополз холодок. Это было пугающе и отталкивающе. И пугали даже не столько слова, хоть они и были странны, но и интонация, с которой произнёс их Егор. В его голосе была заточена такая глубокая уверенность, уверенность непоколебимая и стальная, что становилось не по себе. — Что ты молчишь? — всё так же негромко, но с тёмной властностью спросил Чагин, склоняя голову набок. Максим не знал, что сказать. Мысли путались, а сердце бухало в груди: бух-бух-бух. Словно там находились часы, тяжёлые и пыльные. Стоящий напротив парень не был демоном, это был обычный человек из плоти, но рядом с ним казалось, что летишь в бездну, где немыслимое связывается с рациональным. Чагин не угрожал, не орал и не оскорблял. И именно в этой тихой, спокойной уверенности, таилось нечто жуткое. — Ты думаешь, должно быть, что я сумасшедший… — Егор сделал шаг вперёд, и ветка хрустнула под его ногой, заставляя Володарского вздрогнуть. — Но я в здравом уме. Поверь. — Я так вовсе не думаю… — прошептал Максим, который не мог исключать, что Чагин в следующую секунду не вытащит нож и не пырнёт его. Что этот парень психически болен, сомнений не было. А с такими, насколько знал актёр из прочитанных книг, лучше соглашаться. — А что ты думаешь? — Надо выбираться из леса… — Зачем? — грустно улыбнулся Егор. — Может, нам лучше остаться здесь? По спине Володарского побежали мурашки. Тьма становилась всё гуще, и лицо Чагина уже напоминало белую луну. «Если я умру здесь, от его руки, это будет безумно нелепая смерть», — с некоторой горечью подумал Максим, понимая, что думать о нелепости в данном случае абсурдно. — Тут холодно, опасно и нет удобств, — тупо пробормотал он совершенно очевидны вещи. — Да. Точно. Об этом я и не подумал. Максим нервно облизал губы. Оторваться от дерева он пока так и не решался. — А как с помощью геометрии можно отличить сны от реальности? Ты упомянул об этом. Я не понял, — Володарский тянул время, пытался отвлечь парня. Глаза того вспыхнули чёрным огнём. — О, на этот счёт у меня имеется теория. Сон и явь — они сокрыты в завесе таинственности, в бездонных просторах нашего сознания. Но что, если я скажу, что есть способ различить их с помощью неевклидовой геометрии? Представим, что наш мозг — это мир, подобный гиперболической плоскости. В этом пространстве, лишённом прямых линий и зажатом между двумя горизонтальными плоскостями, мы можем отыскать ключ к отличию сна от яви. В первую очередь, обращаюсь к аксиомам этой неевклидовой геометрии. Здесь для нас три аксиомы: ни одна прямая не параллельна сама себе; через любую точку, не лежащую на прямой, можно провести бесконечно много параллельных прямых; сумма углов в треугольнике всегда меньше ста восьмидесяти градусов. В состоянии сна наш мозг творит невероятные вещи: летит, трансформируется, меняет законы и физику окружающего мира. Это свободная игра воображения, где всё возможно. Володарский слушал жаркую, явно выстраданную речь Чагина, ощущал лесной холод на лице, и ему казалось, что он медленно, но верно погружается в пучину чьего-то душевного недуга. Парень не понимал почти ничего из того, что так трепетно пытался донести до него Егор. Тем временем Чагин продолжал, пристально глядя на своего собеседника: — Основываясь на первой аксиоме, понимаем, что в мире сна нет ничего постоянного. То, что было только что, мгновенно трансформируется в нечто иное, деформируется и складывается в новые образы. Ведь в сновидениях мы можем оказаться в необычных местах, где прямые линии и классические геометрические фигуры становятся абсурдом. Однако, на противоположном полюсе находится явь. В этом подлежащем нашему восприятию мире, преобладают устои и порядок, ибо он пропитан реальностью. Здесь аксиомы прямых линий и измерений соблюдаются, а геометрические фигуры приобретают привычный вид. Ничего не происходит без причины и все подчинено законам. И вот, с помощью третьей аксиомы, мы можем найти ключ к обнаружению перехода от сна к яви. Когда наше сознание начинает возвращаться к реальности, постепенно осознавая окружающий мир, в нашей памяти формируется воспоминание о снах. В этот момент мы можем задать себе вопрос: были ли извивающиеся треугольники, прямые углы, или иные геометрические аномалии? Если таких элементов в наших снах не было, и аксиомы классической геометрии соблюдались, то, вероятно, мы находимся в мире яви. Когда там, в лагере, ты явился… аномалий не было. Это был не сон, или не тот сон, что выдумка. Я всё высчитал. Я знаю. Максим сглотнул и попытался собраться с мыслями. Взгляд Чагина пожирал его. — Скажи, чего ты от меня хочешь? Ведь не просто же так ты появляешься там, где я? — с трудом выдавил он, наконец. — Это трудно объяснить. — А ты попробуй. Максим предположил, что если ему удастся образумить этого парня хотя бы отчасти, будет уже неплохо. — Я знаю, что люблю тебя, и что буду любить всегда, это ничего не изменит, — заговорил Чагин голосом человека, тихо смирившегося со своей судьбой, при этом пристально глядя в холодные голубые глаза Володарского. — Но я вижу, что мы слишком разные. Это сложно. Такой, как я, тебе не нравится и понравился бы только, будь я сволочью, которая бы вела себя, как эти люди в этом доме… Если бы я был таким, то я бы чего-то мог. А так… Я не могу без тебя, но не представляю, что мы можем быть вместе. Точнее, я представляю, но понимаю, что это — красивые мечты. А в жизни всё проще и примитивнее. Я знаю, что в нашей обычной жизни ты бы не смог и не хотел быть со мной, а я даже не знаю, что это такое — быть с кем-то… Чагин говорил так спокойно и обстоятельно, что становилось понятно — это вовсе не бред безумного. Егор рефлексировал, оценивал реальность, не витал в облаках и не страдал манией величия. И от этого становилось ещё страшнее. Человек-бездна. Именно так окрестил про себя Максим своего странного поклонника. — Ты хочешь сказать, что у тебя никогда ни с кем не было отношений? — прошептал Володарский. Не потому что удивлялся, а потому что не знал, как комментировать остальное. — Не было. — Ну… может, ещё будут… — Я не тот, кто будет питать глупые надежды. Да и мне не нужны другие — мне нужен только ты. Володарский сглотнул. Несколько долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза. И Максима вдруг посетила шальная мысль. Что, если дать этому парню любви? То, чего он так болезненно хочет? Возможно, тот поймёт, что это ему вовсе не нужно, получив свой опыт. Возможно, потеряет интерес к объекту страсти. Возможно, гормоны Чагина уймутся, и он сможет отстать от Максима. Вдруг всё дело в отсутствии какого-либо любовного контакта? И эти мысли слегка опьянили Володарского, увеличивая его решимость на фоне осознания собственной привлекательности. — А ведь ты красив. Есть в тебе что-то… — вдруг сказал он и сделал шаг к Егору. — Во мне нет ничего особенного, — вздрогнул Егор, не ожидающий такого поворота. — Тебе только так кажется. Поехали ко мне? Я хочу, чтобы у нас было… Была близость. Такой прямотой Максим планировал сломить нарастающее напряжение. Чагин отступил, и на лицо его упала тень. — Ты лжёшь. Ты издеваешься. — Вовсе нет. Пусть всё произойдёт. Или ты отказываешься? Как же тогда твоя любовь? — Максим пошёл на него. Теперь он ощущал себя хозяином ситуации. Они поменялись местами. И Егор, исподлобья глядя на парня, казался загнанным зверем. — Зачем тебе эта игра? — прошептал он. — Вовсе не игра. Едем ко мне. Этой ночью я буду твой, — протянув руку, Максим нежно погладил кончиками пальцев щёку Чагина. Он отчётливо ощутил, как тот задрожал от прикосновения. — Я не знаю… Я не умею… — пробормотал Егор, заливаясь краской. — Пустяки. Всё получится. Чтобы закрепить свои слова, Максим подался вперёд и коснулся губами прохладных губ Егора. Целовать его было странно, но не сказать, что неприятно. Язык осторожно скользнул в горячий рот. Чагин ответил на поцелуй с неумелой болезненностью, а потом резко отстранился и зачесал руки, глядя в землю. — Нет… Я не могу… Не умею… Я не хочу позориться… Ты и так меня не считаешь за человека… Прости… Не умею… Бормотал он почти неразборчиво, явно сильно волнуясь, но что-то подсказывало Володарскому, что сейчас самый подходящий момент, чтобы наконец удовлетворить желания Егора. — Не надо слов. Просто поехали ко мне. Тебе понравится, вот увидишь, — уверенно произнёс он, прерывая бормотания парня. Отвернувшись, он пошёл сквозь пелену темноты и призрачные силуэты деревьев. Ветки слегка царапали холодное лицо. Почему-то в душе сидела уверенность, что этот путь выведет его к шоссе. Обернувшись, Володарский увидел, что Чагин, затравленно и испуганно поглядывая на Максима и всё ещё почёсывая руки, следует за ним. Незаметно улыбнулся — Егор не смог отказаться от соблазна.