Дижонская горчица

1999

      Жаркое лето в Лионе не обойдётся без бассейна и солнечных ванн. Шедид в купальнике играет в волейбол с Ведатом, Илона помогает Бенуа стричь кусты вдоль забора, я курю сигаретку в бассейне, Ги ест мороженое в бассейне. Летний отпуск «адской семейки» прошёл ужасно: Габин заболел. Зато Анн Ле купила нам с Паскалем купальники. Паскаль в тропических шортах и плавательном кругу-фламинго на животе катает вокруг бассейна Аттилу в чепчике. Руайе удерживает неугомонного Юго в фиолетовых шортиках и кепке. Дворецким запрещено обнажаться при ведьмах, обнажение скрыто накладками на соски.       — Нам бы подучить этикет, а мы тут в трусах плаваем, — Ги поправляет солнечные очки, откусывает мороженое.       — С кем ты собралась болтать на балу? С Хорхоллей? — перегибаюсь через бассейн, кладу на траву мундштук.       — Я чавкаю, когда ем суп.       — Не ешь суп, пей алкоголь.       Анн Ле и Фату занимаются йогой на ковриках. Юго тащит Руайе к третьему коврику, где Габин в закатанных до колен синих трениках — с гусями — и сигарой во рту делает взмахи ногами. У мужиков Анн Ле это семейное — заниматься спортом в трениках. Габин идёт на поправку, скоро Лермитт перестанет поставлять невидимому колдуну лекарства.       — Куда ты? Ну куда ты? — Руайе догоняет Юго.       «Хе-хе! Отдай кепку!» — Габин забирает фиолетовую кепку, откидывается на спину и подбрасывает Юго.       — Кто колдует? — Илона следит за левитирующим маленьким дворецким. — Признавайтесь!       Мы с Ги поднимаем ладони в знак непричастности, Анн Ле принимает вину Габина на себя.       — Ведат не хочет на бал, — признаётся Ги. — Пытался уговорить Илону не пускать его, отправить меня без дворецкого.       — А почему?       — Говорит, боится ошибиться в танцах. Врёт, он прекрасно танцует.       Паскаль раздевается — жаль, не снимает шорты — сажает на плавательный круг Аттилу.       — Подойди, — отклеиваю накладку с левого соска. — Немножко эротики не помешает.       Последние приготовления к балу — покупка платьев. Помимо трёх выбранных пар в Мон-сен-Мишель едут Клотильд и Анн Ле. Анн Ле отвечает за кейтеринг — как же не проставиться лучшей поварихе Франции! Клотильд ей поможет, понесёт подносы с канапе — на самом деле она хочет напиться и натанцеваться с молоденькими шевалье.       — Паскальчик, а можно побыстрее? — возникает Габин с задних сидений «Богини». — Газку подбавь ножкой.       Впереди нас «Прима-балерина» с водителем Руайе и пятью пассажирами: Шедид на своём месте с высунутой в окно головой, Клотильд ютится между Ги и Ведатом.       — И тебе костюм? — смотрю на Габина через зеркало заднего вида. Бенуа остался в пансионе «мажордомить».       — Не переживай за меня, переживай за себя. Ты полдня будешь слоняться в отделе платьев.       Мы выбрали классику и ведьмовство. Благородная девица скромная, красивая, утончённая. Ведьма таинственная, могущественная, соблазнительная. За вином из Долины Роны Габин посоветовал мне не раскрываться, а наслаждаться очарованием в глазах тех, перед кем я прохожу в зелёном платье в пол с длинными рукавами и закрытой шеей. Среди представителей Лионского Пансиона я единственная салемская ведьма — ебать, я шикарна! У всех слюни текут! Простите, в замке Мон-сен-Мишель нельзя материться. Лионских ведьм не сжигали на костре, мы не восстали из пепла. В кружеве, в рюшечках, в вставках из шерсти и вельвета мы — благородные девицы, не скрывающие ведьминское нутро. Целомудренные и ошеломляющие. Высшие силы выбрали нам цвета: зелёный, синий, чёрный, красный, голубой. Несём их достойно и склоняем головы перед Советом.       Лион — это сыр Сен-Марселен. Десять стеклянных блюд с канапе: сыр, дижонская горчица, колбаса Розетта и малина. Одновременно солёные и сладкие. Рождённые в Дижоне живут в Лионе.       Наша дама червей — мадам Клотильд Рольяно в пышном красном платье. Миллионы звёзд упали на сине-чёрное платье мадам Анн Ле Бонне. Ночное небо поклонилось ведьме-поварихе, их выбор фаворита одобрен, мужчина счастлив. Недотрога мадам Ги Осилья воздушная и ласковая в голубом платье с жемчугом на поясе. Мадам Шедид Маруáни выставила наружу женскую натуру, надев белый кружевной воротник, но ответственность и целеустремлённость в базовом чёрном платье с широкими рукавами. Что сказать о зелёном, почти болотном, платье с пуговицами и погонами, как на мужском пиджаке? Бритоголовая мадам Гайя Бут высокая на низких каблуках, добрая с бесцветными когтями, верная с чёрным гагатом на безымянном пальце.       — Мой любимый Лионский Пансион Благородных Девиц! — распыляется Габин в роли изувера по правую руку Хорхолле. Шифоновый платок завязан в галстук-бабочку, двубортный пиджак и белая рубашка с расстёгнутым воротничком, ботинки намазаны блестящим кремом. — Ведьмы! Нет равных Лионскому Пансиону!       «Дэнь, перегибаешь», — стараюсь не смотреть в глаза Хорхолле. Поклон верховной, поклон летописцу, поклон изуверу.       «Блин, я ужасно хочу пить», — Габин заворожён Анн Ле.       — Рады видеть вас, Лионский Пансион, — приветствует Хорхолле.       Мальчики на побегушках выстраиваются вдоль стен, не теряют из вида своих мадам. Полчаса на знакомство. Анн Ле и Клотильд общаются с приятельницами из старых пансионов, Габин выискивает молоденьких ведьм или алкоголь, Ги в поисках уборных, Шедид сторонится намазюканных выскочек и горластых колдунов.       «А где Дижонский Пансион?» — спрашиваю поедающего наше канапе Габина.       «Справа от тебя. Так, я забираю эту тарелку», — с канапе во рту и блюдом в руках он удаляется в неизвестном направлении.       Я пристраиваюсь к Шедид, обе подпираем стену.       «Никого не узнаю в Дижонском Пансионе, — признаюсь. — Все новенькие, ни одного старенького».       Среди представителей Каркассонского Пансиона нет Селестин и Дидьё. И там ты не прижилась, шлёндра.       Бородатого дворецкого нельзя потерять из вида. Бездушные недомужчины смотрят в пол, Паскаль не сводит с меня глаз, Ведат наблюдает за Хорхолле. К нам приближается высокий мужчина с щетиной и зачёсанными наверх волосами: дорогая тёмная тройка, остроносые ботинки на каблуке, брошь на галстуке, голубые глаза.       «О боги, это он…» — Шедид хрустит пальцами.       «Не переживай. Он не сделает ничего плохого. Познакомьтесь», — я отхожу на шаг в сторону.       Шевалье Нантар кивком здоровается с Шедид, со мной. Не буду мешать.       — Здравствуй, — он широко улыбается.       — Здравствуйте, — Шедид волнуется.       — Меня зовут Ксавье, — Нантар подаёт руку. Неловкое пожатие от ведьмы и уверенный поцелуй от колдуна. — Мадам Хорхолле через минуту объявит начало бала. Вы потанцуете со мной, мадам Шедид?       — Я… я…       «Соглашайся! Соглашайся!» — пинаю её в голове.       — С удовольствием.       Нантар уводит Шедид ближе к центру.       «Пригласишь меня на танец?» — смотрю на Паскаля.       «Низкорослый колдун из Онфлёра не сводит с Вас глаз. Думаю, Вы ему приглянулись».       «А мне приглянулся ты».       Хорхолле объявляет начало бала. Я иду навстречу Паскалю, сбоку подкрадывается коротышка-колдун.       — Мадам Бут, позволите…       — Не позволю, — прогоняю взмахом кисти.       Первая пара взрывает замок венским вальсом. Это Анн Ле Бонне и Дэни Габин. Девицы и шевалье подхватывают зажжённые огни. Габин умеет танцевать только вальс — мне призналась Анн Ле.       «Ты прекрасна, — голос Хорхолле в голове. Верховная следит за мной и Паскалем. — Я горжусь тобой, Бут».       Новый век наступает под радостные крики и шампанское. Все сожрали наше канапе. Приличная часть бала прошла, настала неприличная. Никакого этикета и стеснения. Я по очереди хожу курить то с ведьмами, до с дворецкими, то с шевалье. Дарю танец-нервное-дёрганье коротышке-колдуну. Ги забавляется с тремя колдунами. Габин и Анн Ле отчаливают на кухню за ручку. Дармон «дэнсит» с Бенуа. С Бенуа! Дармон где-то потеряла перчатки до локтей. Клотильд идёт по головам и рукам в танцевальном зале, как Иисус по водяной глади. Шедид общается с Нантаром — смеются, случайно касаются друг друга, Руайе подносит им закуску и выпивку. Я хоть и пьяная, но не вижу Хорхолле с Ведатом, будь я не пьяной, тоже не увидела бы.       Мне понравилось встречать новый век. Лионский Пансион нажрался в говно, вернулся домой утром. До чердака я не дошла, затащила Паскаля в комнату целоваться до полудня. За стенкой игривая Анн Ле не вырывалась из любви Габина.       Паскаль приболел, Паскаль всегда заболевает весной, поэтому я ночую у себя. Рано утром мы одновременно с Анн Ле выходим из комнат.       — Доброе, — здоровается она.       — Доброе.       Габин вылетает из комнаты и целует Анн Ле:       — Я полетел, буду вечером, — оборачивается на меня, надевает шляпу: — На работу! — исчезает.       Паскаль не в лазарете Лермитт, Паскаль помирает на чердаке с маленькой температурой. Я приношу ему горячий чай с битыми огурцами и не целую на ночь, потому что он боится, что я подцеплю от него заразу. Желаю всем ведьмам сладких снов и отправляюсь к себе.       В ванной горит свет, в ванной кто-то моется. Парится! Бутылка виски на бортике — больше половины выжрал! Пыльный костюм с торчащими из рукавов кандалами, сапоги и синие трусы с острым красным перцем валяются на плитке. Габин стряхивает сигару в унитаз.       — У меня был очень-очень тяжёлый день, — пена скрывает срам.       — А какого хера ты в моей ванне моешься и бухаешь?!       — Ле не любит, когда я пью виски, когда я пьяный от виски.       — Пиздуй отсюда! И манатки свои забери! И ванну после себя помой!       — Вместо того, чтобы орать, лучше бы присоединилась, — он бросает половину сигары в унитаз и вылезает из ванны. Ему не стыдно, Габин не торопится. Пьяный и голый передо мной. — Ну как? — улыбка красавца.       Как-как? Нормально! Спокойный и большой! Я нихрена не счастлива.       — Всё? Письку показал — успокоился? Вали давай, Габин. Два яйца, один конец. Ты меня не поразил, — меня больше настораживает вдавленная кожа.       — Покажи сиськи. Будем квиты.       — Блять… — тихо ругаюсь. И как назло я в ночной футболке без бюстгальтера. Задираю, жду.       Габин широко улыбается, сверкая глазами. То ли помрёт на радостях, то ли кончит.       — Ты такая классная, Бут, — он прикрывается моим полотенцем, прячет «хобот» взрослого слона, забирает бутылку виски. — И красивая, — водит пьяными глазами по груди. Вздохнув, опускает футболку.       — Даже не потрогал, — надуваю губы.       — Я, — тянется к уху, — говорил, что хорошо отношусь к Бутам. Спасибо.       — Стой, — не даю ему выйти. — Терпи, — вырываю три волоска на груди. Под градусами ему не больно. — Потом займусь твоими бровками, немного подправлю.       — Мечтаешь сделать из меня шлюху? На мою нежную кожу не всякая косметика ляжет.       А воду в ванне слить?       Габин присаживается в кресло, делает глоток виски и ставит пустую бутылку на пол. Задержится. Тяжёлый день — изувер сжигал нарушителей. Я быстро разбираю кровать и ложусь на живот лицом к Габину.       — Почему тут ночуешь?       — Паскаль болеет. Не разрешает лечить его по ночам.       — Ле меня не отпускает на пол, когда я болею, а когда я болею, меня так и тянет к ней прижаться.       — Ты ел сегодня что-нибудь? Разогреть ужин?       — Съел на заправке невкусный чизбургер с невкусной котлетой, невкусным кетчупом и невкусным сыром. Не говори Ле, — Габин трёт виски. — Не хочу есть.       — Скольких сжёг?       — Шестерых, — он выливает из бутылки на язык каплю виски.       Не желаю слушать об изувере-Габине, о циркаче-Габине слушать забавно.       — Что у тебя было с мадам Моной? — подкладываю под подбородок кисти.       — Я хотел быстро трахнуть её в задницу и выпить бренди из киски, — он вытягивает ноги, скрещивает лодыжки, разваливается на спинке.       — Что скрывается за грубостью, Дэниел?       Ему жарко после ванны, мелкие мурашки бегут по изуродованной коже. Жёсткие волосы на голове похожи на поседевшую шерсть старого пса-бродяги.       — С Моной был приятный многолетний секс, — Габин смотрит на дверь позади меня, вспоминает, отвлекается.       — Как это «приятный»?       — Это когда я прихожу к Моне в комнату не за сексом, но получаю его. Это когда перед сексом мы разговариваем и после засыпаем прижавшись друг к другу. Это тупо секс, без любви. Долгожданный, страстный, привычный.       — А с Валравенс у тебя было?       — Было, — Габин выпячивает второй подбородок.       — Для тебя нормально строить шашни с матерью и дочерью?       — Да. А что такого? Я ж не одновременно с обеими.       — Не говори, что оприходовал кого-то из Бутов.       — Что касается Бутов. Я грешен перед Ракель, твоей бабкой. А может, и не грешен. Я раскрыл ей влюблённые глазки и вложил в красивую ручку острый ножичек, которым она убила своего дворецкого Шарля, — ну хоть не трахнул, спасибо.       — Расскажи о фаворитке, — ложусь на бок.       Габин сжимает подлокотники, распаренная грудь вздымается. Рассказ начинается неожиданно.       — Есть отличие: любить фаворитку и любить любимую женщину. Я не любил фаворитку, она не любила меня. Я хорошо к ней относился, с благодарностью, она вытащила меня… — Габин вертит головой, — из дерьма, спасла. Моя благодарность — сопровождение, защита. Восемь лет — ровно столько мы бродили по миру, скрывая от людей свои способности. А потом она умерла. За всё время я так и не научился воскрешать мёртвых. После её смерти я сопровождал и защищал другую ведьму.       — А продолжение?..       — Ради этого мы и сошлись. Продолжение последовало. Салемский колдун и салемская ведьма дали начало сильному салемскому роду.       — У тебя… ребёнок от фаворитки? У тебя по всему миру дети?       — Дочка, — Габин трёт стопы и ухмыляется. — Мои яйца заточены производить дочек. У меня два ребёнка.       — Общаешься с первой?       — Нет. Она умерла, — Габин поджимает губы, — погибла, убили. Так себе из меня защитник. Поначалу плохо получалось быть доблестным рыцарем, со временем я придрочился. А сейчас так вообще мастер!       — А любовь?       Габин склоняет голову к плечу и смыкает толстые веки:       — Я побоялся признаться ей в чувствах, а она выбрала другого — кто не побоялся, — на глазах слёзы. — До смéрти, ещё при нормальной жизни, я был совершенно другим — был Дэниелом. Женщина, что я любил и упустил… Мою любимую женщину обвинили в том, чего она не совершала. Пойми, Бут, есть большая разница между любовью к фавориту и любовью к любимому человеку. Я любил всех баб, которых трахал, и тебя люблю, но Ле люблю больше всех. А ещё лучше любить себя, — Габин пошатываясь идёт к кровати. — Как я себя ненавижу, — плюхается на подушку.       Я ложусь рядом на спину, смотрю в потолок, замедленно дышу.       — Признаюсь, ни один голый мужчина не лежал в моей кровати.       Габин с тяжёлым вздохом нависает. Мы ничем не соприкасаемся, не трогаем открытые и закрытые участки тел. Глаза в глаза. Он подставляет щёку под ладонь. Кожа тонкая, бугристая, горячая.       — Больно?       — Нет.       Габин тянет мою руку к затылку. За левым ухом под волосами я нащупываю глубокую вмятину.       — Экзамен по Астралу показал мне страшную картинку, — Габин прикладывает мои пальцы к губам. — Паскаля. Дэни, я боюсь за него.       — Не бойся, — он целует ладонь. — Ты справишься. Без тебя Паскаль не справится.       — Сколько тебе было лет на момент смерти?       — 44. Сейчас мне — 351. Я прекрасно выгляжу.       — Какой у тебя сексуальный нос, — не сдерживая улыбки, провожу ногтем по горбинке.       — Самый сексуальный нос в пансионе? — Габин склоняется к лицу.       — Угу.       — Я не скажу Паскалю, и ты не говори. Не сравнивай его с другими мужиками. В мире нет мужчины лучше Паскаля, — он отстраняется и сводит брови. — Я говорю, как шлюха! В кого ты меня превратила! Я признаюсь в любви к Паскалю! Ну тебя! Я пошёл спать и храпеть на ушко Ле, — Габин громко чмокает меня в щёку. — И ты без дела не оставайся, — поднимается с кровати, полотенце развязывается на талии.       — Видно! Видно! — смеясь, прикрываю глаза.       — Хорошо, когда видно! — Габин держит полотенце на паху. — Иди к лучшему в мире мужчине. Шмотки мои оставь, я завтра заберу и помою ванну.       Паскаль гундосит соплями. Трогаю лоб — нет температуры, не придуривайся. Вытираю пузырь с ноздри, натягиваю одеяло до шеи.       — Мадам? Зачем Вы пришли, я же просил…       — Спи давай, — прижимаюсь к Паскалю. — Если не хочешь, чтобы я заболела, быстрее выздоравливай.       В этом году Илона и Оди поехали на зимние каникулы в долину Шамони. Фату собрала чемодан в последний момент: «Горнолыжный курорт? Я сбросила пятнадцать килограммов, я готова скатиться на лыжах с Белой Долины!» И они уехали покорять знаменитую вершину Монблана.       Нантар увёз Шедид и Руайе в Порт-дю-Солей. «Ксавье снял домик в альпийской деревушке. Запретил Руайе готовить для нас. Завтрак, обед и ужин в ресторанчиках. Ведьма, кажется, пора использовать презервативы». Да, она готова, и Руайе не станет препятствовать любви ведьмы и фаворита. Нантар галантный, умный, аристократичный. В нём больше «колдунского», чем в Габине.       — Я всё слышу, — Габин в кресле под моими умелыми руками.       Не понимаю ведьм, уезжающих зимой в ещё более зимнюю зиму. А поплавать? А позагорать? А бёдрами покрутить на пляже? Нет, надеваем двадцать курток, столько же шерстяных трусов, шлема, палки в руки и встаём на лыжи — едем за кофе и круассанами.       В пансионе нет директора и половины учениц. На первом этаже Воздействие, на втором — Намерение, на третьем — Мысль. Четыре дня назад Нантар приехал в Лион на катафалке — ебать, он ездит на катафалке, нормально, да? — забрал Шедид с Руайе, оставил чёрных собак породы грюнендаль. Пансион под защитой.       — Губами не шевели. Я не могу красить, когда ты елозишь подо мной.       Ладно, елозит! Габин заглядывает в блузку — улыбается, губы надувает, глазами двигает в стороны, как я сиськами, наслаждается!       — Я не могу спокойно сидеть, когда ты взгромоздилась на меня!       Звонкий лай за дверью и детский смех — Аттила играется с Намерением. Паскаль в комнате наводит порядок — подметает пол, ёлка осыпалась.       — Это за то, что я показал тебе член в прошлом году? — Габин проводит ладонями по бёдрам, подталкивает вперёд — ближе к члену, ближе сиськами к большому носу.       — Это за то, что я показала тебе сиськи, — убираю помаду на стол. — Губками подвигай.       — А-м… — Паскаль замирает с веником.       — Вот тут, Паскальчик, иголочка, — Габин указывает мыском сапога на угол кровати.       — Ты ногти отрастил на пять миллиметров, как я просила? — беру его за руку.       — Да-а-а-а. Давай без ярких цветов? Остановимся на чём-то нежном или нейтральном.       Через пятнадцать минут в зеркале гримёрного столика отражается дива. Бровки выщипаны, реснички загнуты, губки алые, тональный крем спрятал шероховатости, жёсткая мочалка уложена гелем и лаком на манер «холодные волны». У Габина миндальная форма ногтей и мои кольца.       — Наверное, тут подойдёт слово «красиво», — Паскаль позади нас также оценивает новый образ изувера.       — Ха-а-а-а, — Габин рассматривает себя в зеркале. — Я такая шлюха. И я этим очень горжусь.       — Шлюха господин Габин, — поправляю волну на лбу.       В прачечной на третьем этаже сегодня заведуют Диавара и Тибо. Свои бюстики я тоже кинула в стирку.       — Да ёб твою… Что это, мать твою, такое?! — Анн Ле буйствует в комнате.       — Предположу, мадам Анн Ле не понравился новый образ мужа, — вздыхает Паскаль.       В царстве Габинов-Бонне магическая борьба. Телепортация, Левитация. Хорошо, что волосы в разные стороны не летят.       — Она хочет меня убить! — Габин в углу на потолке. — Помогите!       Паскаль подставляет руки — ловит. Анн Ле перехватывает Габина в Телепортации и откидывает в стену.       — Проститутка! Ты выглядишь, как проститутка!       — Как шлюха! — Габин забирается на шифоньер. — За секс, — через «е», — денег не беру, — он спасается от Анн Ле бегством. — Детка, мы влипли, — телепортируется со мной в коридор.       Диавара и Тибо свешиваются через перила. Габин становится невидимым.       — Чей урожай? — ведьма и немой дворецкий показывают синие трусы с сердечками и уточками.       «Хе-е-хе-хе!» — у шлюхи прокуренный смех.       — Мой, — Бенуа ловит на лестнице Аттилу, подбрасывает на плечо трёхлетнюю ведьмочку. — Люблю яркие и свободные.       «Всегда меня выручает, — Габин прикуривает сигарету. — Люблю его».       Остаётся один нерешённый вопрос. В пансион звонит отец.       — Я на месте.       — Отлично. Скоро будем. Паскаль пошёл разогревать «Богиню».       — До встречи, котятки.       Только я вешаю трубку, как она повторно трещит. Отец не мог так быстро соединиться с пансионом.       — Пансион Благородных Девиц. У аппарата мадам Бут.       — Пансион Благородных Шевалье. Мадам Бут, это шевалье Нантар. Добрый день.       — Привет.       — Не позовёте мадам Шедид к аппарату?       — Нантар, ты ждёшь благословения Хорхолле, чтобы сделать предложение Шедид?       — Ни в коем случае, Гайя, — через трубку ощущаю колдунский парфюм: ваниль, какао и цветы табака. — Согласие верховной не повлияет на моё решение. В скором времени, обещаю.       Шедид изменилась за год благодаря Нантару. Ведьма выросла и стала женщиной. Я не про любовные утехи с онфлёрским колдуном. Красивому мужчине хочется соответствовать. Шедид перестала красить ногти ярким лаком, отрастила волосы, поменяла гардероб. Больное сердце лечит фаворит.       «Ведьма, твой шевалье звонит».       «Уже лечу».       — Мы всё-таки поедем на «Богине»? — подходит Паскаль.       — Нет, никакой крыши над головами.       На кухне Анн Ле чистит яблоки для Тарт татена. Распущенные волосы наматываются на невидимый кулак, невидимые губы шагают поцелуями по шее.       «Ты не будешь мешать-помогать Анн Ле с Тарт татеном. Я забираю тебя».       Паскаль в коляске в шлеме, я с неприкрытой головой держусь за бока Габина. Сильвен Виаль ждёт дочь и её дворецкого на открытой веранде кафешки на площади Терро.       — А он что здесь делает?!       — И тебе привет, Сильвен, — Габин снимает шляпу.       — Я хочу, чтобы вы помирились, — держу обоих за плечи. — Тридцать три года собачитесь.       — Тридцать три? А ничего, что пятьдесят три? — отец застёгивает кнопки на джинсовке, у фонтана Бартольди сильный ветер. — Он отлупил меня в 48-м!       — А ты влепил мне в челюсть в 48-м! — шляпа улетает, Габин успевает её поймать.       — Ты предлагал Жозефине колдуна вместо меня! Конечно я тебе всадил!       — Успокоились! — отталкиваю обоих в грудь. — Вот опять за своё! Забудьте старые дурацкие обиды и пожмите руки. Я люблю отца и дружу с Габином, ради меня вы можете помириться?       — Ладно, — уступает Габин, — но руку ему я жать не буду.       — Можешь пожать мой член, — отец хватается за пах.       — А может, скрестим мечи? — Габин порывается расстегнуть ширинку на брюках.       — Ага, поцелуемся членами, — отец повторяет за ним.       Я не готова к оргии.       — Враги становятся друзьями, совершая благое дело. Паскаль, — Паскаль передаёт мне пузырёк с ускоряющим зельем. Нахожу припаркованный в теньке Мобилетт. — Ключи, — требую от Габина. — Паскаль со мной на Велочетте, отец с Габином на мопеде.       — Куда? — не понимает отец.       — Устроим гонки. Мы в равных условиях, — выливаю на колёса мопеда зелье. — Вы тридцать лет гоняетесь зачем-то, попробуйте вдвоём обогнать меня. Ведьма с человеком против колдуна с человеком.       — Я не поеду с ним, я поеду с Паскальчиком.       — Господин Габин, мопед не выдержит нас двоих. Я… я тут самый тяжёлый.       — Нефиг было сиськи качать, — Габин щиплет Паскаля через пиджак.       У мопеда и мотоцикла одинаковая скорость. Габин с недовольным лицом пристраивается сзади к Сильвену, поднимая высоко колени.       — Гайя, шлем! — командует отец.       — Я не хочу! — передаю шлем Паскалю в коляске. Разумное решение надеть джинсы, а не юбку.       — Да, чувствую, так я буду в небольшой безопасности, — он экипируется.       — На, — отец подаёт шлем Габину.       — Да пошёл ты в жопу, Виаль! Заводи свой велосипед.       По площади Терро не ездит транспорт. Лионцы не видят гонку чёрного Велочетте и белого Мобилетта. Всего лишь сильный ветер поднялся, и жучки жужжат. Габин катал нас с Паскалем вокруг пансиона две недели назад. Мы веселились, я запоминала, как водить мотоцикл.       — Направо! Направо, сворачивай! — орёт Габин в шлем. Мобилетт скрывается в узкой улочке.       — Чёрт! Они срезают! Грязный салемец!       — А? — Паскаль нихрена меня не слышит.       Мобилетт выскакивает на перекрёстке, проносится перед глазами.       — Отсоси! — Габин трясёт кулаком.       — Не говори такое моей дочери!       — Я образно, Виаль! Я возбуждён, но не до такой степени.       Сбавляю скорость. Чёрно-белые выиграют, белые проиграют. Мобилетт возвращается на площадь Терро. Габин и Сильвен Виаль поднимаются на мопед, расправляют руки и с гордыми лицами пересекают невидимую финишную ленточку, рисуя круг вокруг коней Бартольди.       — Поздравляем победителей! — я слезаю с мотоцикла, Паскаль вываливается из коляски.       — А у тебя хороший агрегат, они почти догнали нас, — отец хлопает по плечу Габина.       — Твоя «тырыкалка» отлично тырычет, — колдун не сбрасывает с плеча руку бывшего дворецкого. — Я подгоню тебе мощные колёса, ни одна птица не догонит.       Я целую Паскаля у Велочетте, не стесняясь победителей и прохожих.       — Сильвен, мы так не будем делать, — Габин подаёт кисть. Рукопожатие долгое. Отец без злости, с расстроенным лицом обнимает изувера.       Летом благородные девицы стараются есть здоровую пищу. Жирного употребляем мало, но от сладкого отказаться невозможно. Анн Ле приготовила меренги к чаю. Пансион не дождался чая, плетёнка на кухне опустела за десять минут. Тридцать четыре минуты до команды «Отбой!» от Фату. Лионский Пансион встречает закат.       Невидимый Габин забирается на козырёк крыльца:       «Что? — хрустит меренгой. — Что за взгляд? Бут, я сейчас поперхнусь».       «Это не шарманка. Что это?»       «Концертина, маленькая гармошка».       «И что ты на ней играешь?»       «Да всё. Что пожелает мадам Бут?» — Габин стряхивает крошки с губ и берёт интрумент.       «Твой любимый вальс».       «Опять песенки в голове?»       — Та-ра-ра-ра, ра, ра-а-а, ра-ра, ра-а-а.       Я не колдую музыку, Габин играет на маленькой гармошке на козырьке.       Меренга напоминает лёгкое прикосновение губ любимого человека. «Меренга» означает «Поцелуй».       Что такое любовь?       Шедид взлетает на железный забор, аккуратно ступает поверху между прутьями, держа равновесие с помощью вытянутых рук. Руайе следует за мадам по земле. Первая любовь тебя не отпустит, не отступит от тебя. Шедид притягивает Руайе наверх и целует.       Ведат качает на качелях Ги. Старший брат любит младшую сестру, любит, когда она смеётся. Он раскачивает её сильнее, Ги прыгает на Ведата и целует в скулу над густой бородой.       Диавара и Тибо закрывают бассейн. О любви не говорят вслух, любовь передают мыслями. Тибо двигает за край плёнку, но Диавара надвигается на него с поцелуем.       Илона стаскивает с Оди полосатый пиджак, Оди вытаскивает у неё изо рта сигарету. От любви бессмысленно убегать, когда её так жаждешь. Оди сажает Илону на плечи, мадам и дворецкий падают на траву. Ведьма покорила человека, мадам оседлала дворецкого. Илона держит скрещенные запястья Оди над головой и околдовывает долгожданным поцелуем.       Юго и Аттила прячутся от Клотильд в плюще. Старая ведьма делает вид, что не может найти детей. Будущая королева вуду и её маленький дворецкий взлетают над плющом в уверенной бачате. Материнская любовь — самая сильная стихия. Детские поцелуи дороже кубка по латиноамериканским танцам.       Маленькая гармошка Габина продолжает играть вальс. Невидимый раскрылся перед любимой. Анн Ле и Габин любуются закатом на крыше пансиона. У любви нет возраста. Любовь — это её вкусная еда и его нежные объятия. Поцелуи — это венский вальс на её губах.       Фату и Бенуа неожиданно встретились в прекрасном саду. Любовь — это её смущение и его уверенность. Бенуа дарит букет розовых пионов. Фату стесняется, теряется. У любви, как и у людей, проходит юность, а в старости любви не хватает тепла. Смелая Фату набрасывается с поцелуем на влюблённого в неё Бенуа.       — Мадам, крыша свободна, — Паскаль склоняет голову передо мной. Любовь — это его кривой нос и густые ресницы.       — Ты любишь меня?       — С Вашего рождения, — любовь — это его зелёные глаза.       — Тридцать три года.       — И всегда буду любить, — любовь — это ямочка на подбородке.       На крыше плед, ягоды, два бокала шампанского и меренга — Паскаль отложил из общей плетёнки для меня. Любовь — это его подчинение и тонкие губы со вкусом ванили и бриоши.       Любовь живёт в Лионе.