Воспоминания об убийстве.

Он бесился. Бесился, когда видел меня, когда смотрел в мои глаза и когда меня не было. Можно было считать, что Субин зависим от меня. Я не понимала, в чем причина того, почему он так меня ненавидит. Почему кровь вскипает в его жилах, когда просто упоминают мое имя. Ю Джимин.   Можно подумать, я лёгкая добыча: у меня нет сил и смелости, чтобы дать сдачу, чтобы показать, что со мной не стоит связываться. Больно каждый раз, когда Субин втаптывает меня в землю. В прямом и переносном смысле. Каждый раз, когда его ноги касаются моего тела, каждый раз, когда он отчаянно пинает меня, бьёт и материт за школой. Все делают вид, что ничего не происходит, а я молчу, потому что только это и умею. Лишь защищаю свое лицо, потому что не хочу, чтобы мама видела эти ссадины и раны — на теле их скрыть куда легче. Потом я часами рассматриваю свои гематомы и роняю слезы от того чувства, что на протяжении всей жизни меня будет преследовать одно: боль и унижения. Я знаю, мама будет винить себя, если узнает. Знаю, что когда узнает, что наша соседка проболталась о нашем положении своей дочери, а эта дочь — всей школе, она будет ненавидеть себя за излишнюю болтливость.   Но она не виновата. Ей просто нужно было выговориться.   Субин стал моим ночным кошмаром. Он был хуже, чем все хулиганы вместе взятые, а в его глазах было столько ярости, сколько я не могу найти ни в чьих. Как такого чудища, как он, можно любить? Есть ли в нем что-то, за что можно зацепиться? Что-то, что мне поможет взглянуть на него другими глазами. Мои глаза были перекрыты пеленой ненависти. Я ненавидела его так же, как и он ненавидел меня.   Неделя пролетела за неделей. Однажды, когда я пришла в школу, меня никто не ударил. Шиен и Черен вели себя нервно, им не было до меня дела. А Субин так и вовсе не появился. Косые взгляды в мою сторону прекратились в следующую же неделю после того, как Субин со своими подружками начал надо мной издеваться. Меня стали воспринимать как его "игрушку для битья", поэтому не обращали никакого внимания, лишь избегали.   А я усердно избегала Бомгю. Он был очаровательным парнем и я благодарна ему за то, что он встал в мою сторону и начал защищать перед хулиганами, но наша с ним связь только причиняла мне вред. Каждый раз, когда нас видели вместе, Субин находил повод надо мной поиздеваться (хотя, на самом деле, он не нуждался в поводе).   Вероятно, Бомгю не понимал, почему я его избегаю, хотя это, должно быть, очевидно. Я тряслась от страха, я сходила с ума. Иногда мне казалось, что скоро начну слышать голоса в голове.   Но когда в то утро Бомгю подсел ко мне в столовой, я не стала его отгонять. Иногда я нуждалась в простом человеческом разговоре. Я скрывала слишком много, это порой сжирало меня изнутри.   — Говорят, Субин не вернулся вчера домой. — произнес Бомгю, взглянув на меня.   — Разве это что-то, что может удивить? — спросила я без особого энтузиазма. — Меня выворачивает от одного упоминания его имени.   — Пусть у него и ужасная репутация, по слухам, Субин никогда не пропадал без предупреждения. Он всегда возвращался домой или заранее говорил об этом кому-то. Но сейчас он даже не отвечает на сообщения.   — Выпил где-то, уснул, все ещё не проснулся, — я ответила, взглянув на Чхве краем глаз. — Скажу тебе честно, я буду рада, если он не вернётся.    Бомгю молчит. Он пристально глядит на меня. Поднос с едой все еще не тронут. Такое чувство, будто он пришел сюда только ради этого.   — Мне очень жаль.   Я застываю. В его голосе сплошная искренность. Внезапно я чувствую такую слабость от того, что хоть кто-то действительно чувствует жалость ко мне и хочет изменить происходящее.   — Я знаю, Бомгю, — я кладу на стол вилку и складываю руки перед собой. — Спасибо, что не делаешь вид, будто ничего не происходит. Мне кажется, единственное о чем я мечтала — чтобы кто-то оказал мне хотя бы малейшую поддержку. Ненавижу то, как все они игнорируют то, как Субин рушит мою жизнь.   — Ты тоже это игнорируешь, — Бомгю склоняется ко мне ближе. — В первую очередь, разве не ты сама должна бороться за свою свободу? Кто тебе поможет, если ты не сама?   — Разве я могу что-то поделать? Я — маленькая пешка. Как я могу пойти против того, кого поддерживают не только две подружки с какими-то сраными расстройствами личности, но и половина всей школы? На него равняются, Бомгю, вот, что на самом деле страшно. — мой голос дрогнул.   Мои руки начинают дрожать. Кажется, это какая-то паническая атака. Бомгю быстро хватает мои плечи и глядит в мои глаза.   — Я боюсь. Боюсь, что однажды доведу себя до того состояния, что захочу умереть. Мне и сейчас тяжело жить и дышать воздухом, приходить в эту школу и делать вид, что все нормально. Ещё один шаг — и я буду лежать с порезанными венами в школьном туалете. Я всех прокляну. Всем пожелаю, чтобы они прошли через то, что прохожу я. Всем, кроме тебя.   Я вижу, что в его глазах что-то промелькнуло. Что-то, что мне незнакомо. Это что-то совсем на него не похоже. Через стиснутые зубы Чхве выдает:   — Я не позволю. ***   Следующий день. Субина снова нет. У Шиен под глазами теперь синяки, а Черен так вовсе витает в облаках. Но всем все равно. Все думают, что Субин просто где-то завис, как это подобает хулигану.   Ещё один день. Теперь, идя по коридору, можно услышать, как ученики шепчутся. Я знаю, что они про Субина, но каждый раз, когда это происходит, я отключаю свой слух, потому что ненавижу все, что с ним связано.   Еще один день. Теперь вся школа об этом говорит. Черен и Шиен уходят регулярно после первого урока, но на меня не перестали смотреть, как на жалкое отродье. Бомгю тоже витает в облаках. А я не скрываю то, насколько мне плевать.   Последний день.   День, который все изменил.   Тихий урок физики прерывается странным гулом из других кабинетов. Дверь в наш класс распахивается и внутрь заходят две мужчины: один из них в возрасте, у него бородавка на щеке и коротко подстриженные волосы, немного лишнего веса и гордый взгляд. Второй — чуть помоложе — собрал свои длинные волосы в высокий хвост, а он высокий и плотного телосложения, а так же довольно симпатичен. Однако всем было не до их внешнего вида. Все были напуганы. Особенно в тот момент, когда первый не начал говорить:   — Извините, что прерываю ваш урок. Я детектив Мин, а это мой напарник детектив Гу, — я сама не заметила, как мое сердце пропустило удар. Что-то не так... — Было найдено тело ученика этого класса Чхве Субина. Мы должны поговорить с каждым учеником.   Я не помню, что произошло в этот момент. Некоторые громко воскликнули, у некоторых уже глаза на мокром месте. Я застыла на месте, словно меня ударили по голове. Гул вокруг делал всё только хуже, я не понимала, какого черта здесь происходит. Медленно начала переводить взгляд в сторону и встретилась с не менее напуганными глазами Бомгю.   ***   Это похоже на какой-то странный сон. Я до сих пор не пришла в себя. Не могу понять, что испытываю. Для меня не дошло осознание того, что умер человек. Не просто левый человек, не просто одноклассник, которого я видела каждый день, а тот, кто регулярно портил мне жизнь и превратил его в ад, кто создавал все новые и новые ссадины на моем теле и на моей душе. Тот, кто не только угробил мое тело, но и мое сердце.   Это был Чхве Субин. Он мертв. До сих пор кажется, что он просто издевается надо мной. Что все это — глупая шутка, которую он организовал. Кажется, будто он сейчас выйдет из кабинета с улыбкой до ушей и остановится передо мной. Противным голосом скажет:   — Ну ты и дура, Джимин. Как ты повелась?   — Ученица Ю Джимин, — из мыслей выводит голос старшего детектива. — Вы перевелись сюда месяц назад из Пусана. Вам есть что сказать?   Я поднимаю свои глаза и тереблю пальцами подол своей школьной юбки.   — Что я должна сказать?   — Все ученики, которых мы допрашивали раньше вас, единогласно твердят, что у вас с покойным учеником Чхве были сложные отношения.   — Сложные отношения? — я не могу скрыть эту отчаянную насмешку в своем голосе. — Он издевался надо мной. Он издевался надо мной так, как пытают преступников, чтобы добиться признания.   Они молчат. Я смотрю им в глаза и не знаю, что они думают и что чувствуют. Но не могу остановить слова, которые вырываются из моих уст:   — Вам, должно быть, стыдно. Маленькая девочка подвергалась сильным издевательствам. Ее избивали и морально убивали каждый день. И она даже не первая жертва. Одну девочку довели до суицида, теперь она в коме. Один человек со своими подругами испортил жизнь стольким людям. Всем известно, что происходят в этой школе. Я уверена, вам говорили про то, что здесь происходит. Но вы закрывали на это глаза, потому что не считали это чем-то важным. Даже когда человек лежит на грани смерти — разве нужно умереть, чтобы привлечь внимание к этой проблеме? — я задыхаюсь, потому что говорю все на одном дыхании. — Вы боитесь, что останетесь без работы. Боитесь, что останетесь без премии, что вашу зарплату понизят. Знаете, чего боимся мы? — я смотрю в их глаза по очереди, пытаясь смахнуть слезы. — Боимся, что это будет продолжаться вечность. Мы боимся, когда закрываем глаза, потому что перед глазами воспоминания того, как нас избивают. Мы боимся, что единственный способ все это закончить — это умереть.   Я, не сдержавшись, бью кулаком по столу. Они снова молчат, сжав зубы. В один момент детектив Гу произносит:   — Вы не чувствуете жалости к мёртвому однокласснику.   — Да как я могу чувствовать жалость... — я снова задыхаюсь, пока слезы льются ручьем, не останавливаясь. — Как я могу чувствовать жалость к нему? Почему все его жалеют, а меня нет? — я вскакиваю со стульчика. — Он умер. Но я умирала целый месяц и умираю до сих пор. Я ухожу, хлопнув дверью за собой, и детективы даже не думают меня останавливать. Я очень надеюсь, что им на самом деле стыдно, что чувство вины пожирает их изнутри. ***   Прихожу домой после третьего урока — сразу после незапланированного допроса. После меня зашел Бомгю, он видел мои красные глаза и мокрые щеки. Ничего не успел сказать — я сбежала так быстро, что от меня остался лёгкий ветерок.   Легла на кровать, глядя в потолок. Мысли съедали меня, мне было невыносимо больно. Все чувства смешались, подобно фруктовому шейку. Поэтому совсем скоро я уснула, дабы избежать себя.   Проснулась ближе к вечеру. Мама вторую неделю приходит домой поздно ночью, поэтому я даже не готовлю ужин — оставила маме последнюю порцию вчерашнего ужина, а сама отправилась на улицу.   Солнце село за горизонт, темные улицы освещали фонари. Я села на лесенку у моего дома, приобняв себя за плечи. Тишина сбивала с толку, я только вытащила наушники, чтобы забить уши и послушать музыку, как услышала разговор за соседними вратами. Это был голос Черен, определенно. Я не знаю почему, но напрягла слух, чтобы услышать то, что она говорит.   — Енджун сказал, что не хочет видеть на похоронах чужих людей. Поэтому сказал не рассказывать не могу, — впервые ее голос звучит настолько разбито. — Похороны пройдут завтра, в девять, в то время, когда все будут в школе. Насколько я знаю, он хочет провести их в Сеульском кладбище. Енджун сказал, что будет один, поэтому сказал прийти нам позже, уже после похорон.   В моей голове что-то щёлкнуло. Это сумасшедше. Я явно не в своем уме. ***   Я проснулась в семь утра. Мама до сих пор сладко спала — сегодня ее смена начнется в десять, поэтому она может не торопиться. Я надела школьную форму, словно иду в школу, поцеловала маму в висок, а затем побежала на остановку вместо школы.   Сердце обливалось кровью. Я до смерти хотела оказаться на похоронах Субина. Не знаю, что мне это даст. Может, мысли в голове удвоятся, но мне казалось необходимым то, что я творю.   Приехала на кладбище ровно в девять. Оно оказалось гораздо больше, чем я представляла. Взглянула на список сегодняшних похорон, нашла имя Субина и направилась бродить между могил.   В пустоте стоял высокий парень. У него были черные волосы. Смотрела на него со спины, но это не помешало мне увидеть, как его плечи дёргаются от истерики.   На могиле было написано «Чхве Субин».   В голове — куча вопросов. Мне всегда казалось, что Субин — тот самый богатый и избалованный парнишка, поэтому ему и всё сходит с рук. Но почему на его похоронах только один человек и почему в таком дешёвом месте?   Я не знаю, почему мне становится плохо. У меня нет ни одного ответа на свои вопросы. Убегаю прочь и останавливаюсь в коридоре. Сажусь на корточки и прикрываю лицо, когда моя грудь тяжело поднимается и опускается. Неожиданно у меня начинается истерика. Мои слезы не останавливаются, и по пустому коридору проносится эхом мое нытье. Я не знаю, сколько времени проходит. В таких ситуациях все превращается в какое-то непонятное месиво, в котором сложно разобраться. Я плююсь словами, словно проклятьем:   — Почему ты совершил это? Как? Как я могу чувствовать жалость к тому, кто превратил мою жизнь в ад? Я мечтала от тебя избавится. В тот день я сказала «Надеюсь, что он не вернётся». Каждый раз, когда ты избивал меня и морально уничтожал, я хотел, чтобы ты умер. Я ненавидела тебя. Ненавижу тебя. За все, что ты натворил, — мой голос дрожит. — Но почему мне так больно? Почему мне так жаль тебя? Я не должна это испытывать. Я не должна желать, чтобы ты был жив. Я мечтала избавиться от тебя, но почему хочу, чтобы это оказалось сном? Почему ты умер, чертов кусок дерьма? Ублюдок. Сволочь.   Мой монолог перебивает чужой голос.   — Мне очень жаль. Не знал, что мой брат способен на подобное.   Я поднимаю голову. Эти чертовы глаза, до чертиков мне знакомые.