***
Они отправляются на склад. Джон явно думает, что за всем этим стоит какой-то план, в то время как Альфи все еще пялится на него краем глаза, пытаясь разобраться, есть ли реальная причина это делать или нет. А Олли просто… сидит. Томми понятия не имеет, что тот думает обо всем этом. Он всегда был странным фоновым присутствием; не совсем представляющий угрозу, также не слишком спокойно относящийся к насилию. Томми полагает, что у того должны быть какие-то полезные качества, иначе Альфи не стал бы держать его подле себя. По правде говоря, плана нет. Это совершенно бессмысленное занятие, подпитываемое иррациональной необходимостью получить какого-то рода контроль над ситуацией. Не столько над планом поджога, сколько… над всем остальным. Но кому не поебать, решительно думает Томми, не то чтобы когда-либо раньше его останавливало отсутствие готовой стратегии. Он может импровизировать, если придется. Они теснятся в одной машине, поскольку Альфи настоял на своем водителе; что оставляет Джона, Олли и Томми прижатыми друг к другу на заднем сиденье. Не совсем комфортно, но и не самая худшая ситуация на свете. Само расположение Томми вполне устраивает, потому что он ненавидит быть спереди, когда ведет не сам. Тут дело в наличии кого-то за спиной без возможности этого кого-то видеть. Если бы он должен был вдаваться в аналитические рассуждения, то предположил бы, что это, пожалуй, означает присутствие у него каких-то проблем с контролем, но он не должен, так что не станет. Не то чтобы Альфи предложил кому-либо еще пассажирское сиденье, но суть остается. Джон не проявляет радости от того, что зажат посередине между ним и Олли, думает Томми, но тот уж как-нибудь, блять, да справится. Все равно поездка короткая. Когда они прибывают, мало что происходит, хоть местность и далеко не безлюдная. Томми дважды в одиночку обходит вокруг всего здания и изо всех сил старается придать себе вид, будто делает это с какой-то целью. Затем он встает в стороне, засунув руки в карманы, в добрых пятидесяти метрах от машины, и пытается привести мысли в порядок. Будет лучше, если пожар начнется где-нибудь в восточной части здания, думает он. Соседних участков нет только там, всего лишь унылое, широкое, открытое пространство, окруженное забором, что давным-давно, возможно, было полем, так что шанс причинения ущерба чему-нибудь еще будет меньше. Если он собирается это делать, конечно. Краем глаза он видит, что Альфи уже идет сюда, положив трость на одно плечо так, как другие бы стали нести охотничью винтовку. Стоящий возле машины Джон не мог бы выглядеть более скучающим, если бы попытался. Когда начнется возгорание, часть товаров должна находиться в здании, думает Томми, чтобы все выглядело нормально. Товаров необязательно должно быть много: в конце концов, существует простое объяснение, что они находятся в процессе ликвидации, поскольку продают недвижимость. Затем Альфи встает рядом, вместе с ним несколько моментов молча рассматривая склад. Томми аккуратно достает пачку сигарет и, как только закуривает, сразу же чувствует себя спокойнее. — Ясно, — внезапно говорит Альфи, словно только что припомнил нечто важное, что прежде вылетело из головы. — И кстати, ты на ночь остаешься? Томми проглатывает большую порцию дыма и закашливается. Он не уверен, чего ожидал. Он также не уверен, что сейчас происходит с его лицом, но знает, что что-то точно далеко не спокойное и не собранное. Твою ж, блять, мать. — В Лондоне, в смысле, — говорит Альфи с самодовольным видом, свидетельствующем о том, что он вообще не это имел в виду. — Может быть, — хрипло говорит Томми, изо всех сил стараясь казаться безразличным; Лиззи вчера уже забронировала для них с Джоном два гостиничных номера, но не то чтобы Альфи нужно об этом знать. — Пока не решил. Альфи издает гудящий звук, словно отлично понимает. — Мне понадобится имя, Альфи, — говорит Томми, возвращаясь к их неизвестному козлу отпущения, считая, что сейчас самое время. Взгляд Альфи молниеносно поднимается к его лицу; тот выглядит чуть ли не впечатленным, вздергивая один уголок губ вверх, будто пытается не улыбаться. Он однозначно думает, что Томми пытается соединить две вещи воедино: дело со складом и… то, что бы они, блять, еще ни делали. Потому что он невыносимый ублюдок, который себя серьезно переоценивает, что на данный момент не такие уж и новости. — Вот как, да? — говорит тот, понижая тональность голоса, даже несмотря на то, что тут сейчас нет никого, кто бы услышал. Определенно нет. Томми даже не уверен, что хотел бы совершить такого рода сделку. Когда-либо и по какому-либо поводу. И все же, думает он с колотящимся сердцем, было бы интересно узнать, пойдет на это Альфи или нет. Он пожимает плечами. — Ни на что не соглашусь, пока не узнаю, кто это, — говорит он, затем добавляет: — Вне зависимости от того, остаемся мы на ночь или нет. Кажется очень странным реально обсуждать эти вопросы; даже если это и происходит в одном из окольных путей, где не покажется подозрительным никому из посторонних. Чуть ли не сюрреалистично. Словно скрытый смысл действительно выдуман и существует исключительно в голове Томми. Альфи рядом с ним молчит. Просто стоит, лениво почесывая щеку, кажется, погруженный в свои мысли. Когда Томми наконец докуривает и возвращается к машине, Альфи следует за ним, не говоря ни слова.***
Как только они возвращаются в Кэмден Таун, не успевает машина полностью остановиться, как подходит еврей средних лет и начинает стучаться в окно машины. — Да ну нахуй, — раздраженно говорит Альфи, завидев его лицо, и распахивает дверь машины с достаточной силой, чтобы едва не вышибить тому мозги. — Не вздумай мне, блять, сказать, что это все еще продолжается! — Я очень сожалею, мистер Соломонс, — говорит мужчина, не кажущийся слишком запуганным. — Но, возможно, лучше всего было бы, скажи вы им лично… — Да, хм-м, мог бы, так, или, возможно, я бы мог сходить туда лично, да, и поотрывать им хуи. Думается мне, в сложившейся ситуации то было бы только правильно. — Все, что посчитаете нужным, мистер Соломонс, — невозмутимо соглашается мужчина. — Пиздец, — бормочет Альфи, потирая рукой губы, и поворачивается к машине. — Олли! Все уже вышли из автомобиля, и теперь Олли поспешно перебирается на пассажирскую сторону. — Вы хотите, чтобы я…? — спрашивает он, явно колеблясь вдаваться в подробности рядом с Томми и Джоном. — Нет, — очень саркастично говорит Альфи. — Нет, на самом деле я хочу, чтобы ты тут стоял, да, как дебил и любовался этим замечательным видом… да, я, бля, прямо-таки хочу. Ну давай, пошевеливайся и пиздуй. Так держать. Затем тот указывает обвиняющим пальцем на другого мужчину. — Так вот. Детали, блять. Они отступают ко входу в ромокурню, где Альфи прислоняется к кирпичной стене, складывает руки и сосредоточенно вперивается взглядом в пол, слушая, что говорит ему парень. Томми закуривает. Они все равно тут более или менее закончили, по крайней мере, на время. По какой-то причине он чувствует почти что… разочарование. И он совершенно точно не должен, говорит он себе, поскольку, учитывая все, это, пожалуй, один из лучших исходов. Тем более, что он не был с самого начала уверен, чего ожидать. — Хорошо, — бормочет Джон в его сторону. — Знаешь, я не жалуюсь, но о чем вообще была вся хуйня с тем объездом? — Неважно, — говорит Томми потому, что это звучит куда лучше честного ответа, который на данный момент был бы: «Ни о чем, кроме как чтобы побесить Альфи Соломонса». — Слишком сложно, чтобы объяснять сейчас. — Джон проявляет гораздо большую терпеливость, чем, честно говоря, ожидал от него Томми, но очевидно, что тот почти на пределе своих возможностей. Ничего страшного, думает Томми, ему не нужно, чтобы тот пребывал в хорошем настроении, ему просто нужно, чтобы он был тут. — О, опять двадцать пять, — внезапно говорит Джон, кивая головой на Альфи, который снова на пути сюда, и демонстративно шагает прочь дожидаться Томми в их машине, припаркованной неподалеку. — Занятой денек? — спрашивает Томми, когда Альфи подходит ближе. Было бы интересно узнать, в чем дело. — Что-то типа того, да, — говорит Альфи. Тот не смотрит на него, устремляет взор куда-то за правое плечо Томми, передавая ему кусок неровно сложенной бумаги. — Держи. Наслаждайся. Томми смотрит вниз. На бумаге карандашом написано имя и адрес. — Ладно, — медленно произносит он, пытаясь не заострять внимание на возможном значении этого, за исключением того факта, что Альфи делится соответствующей информацией, касающейся их общей работы по сжиганию склада, и засовывает кусок бумаги в карман. Альфи единожды кивает, будто закончил свою экспертизу, и поворачивается, чтобы уйти. — Единственный оставшийся вопрос — как поделить прибыль, — поспешно произносит Томми, ведь совершенно очевидно, что это все, на что Альфи готов пойти со своей стороны, и поскольку это единственное, что он может придумать, что бы обосновано продлило их разговор. Альфи останавливается на полуобороте, опускает трость и демонстративно оглядывается по сторонам; они стоят посреди улицы, которая, следует признать, не идеально подходит для такого рода беседы, и как раз поэтому Томми изначально это и сказал. Альфи заметно просчитывает. Томми не уверен, очевидно ли это потому, что он научился лучше читать его, или потому, что на самом деле Альфи позволяет ему видеть. — Ты все еще будешь в городе около семи? — очень непринужденно спрашивает тот тогда. Позади него появился взбудораженный мужчина, разговаривающий с первым парнем и яростно размахивающий руками. — Может быть, — говорит Томми, сосредотачиваясь на сигарете между пальцев. — Хм-м-м, — говорит Альфи. — Тогда обсудим? Томми прочищает горло. — Так что, — говорит он, — я просто должен снова прийти сюда? — Если не придешь, значит не придешь, — говорит Альфи, пожимая плечами и наконец-то устанавливая зрительный контакт. — Тебе решать, да. Томми несколько секунд пялится в ответ, старательно удерживая лицо непроницаемым. — В семь, так? — Да. — Ладно, — говорит Томми, не соглашаясь ни с чем окончательно. Сейчас им, пожалуй, стоит пожать руки, думает он, но по какой-то причине это кажется самой опасной идеей на свете. Глубоко внутри он уже знает, что придет, но иметь возможность этого попросту не делать все же обнадеживает. Он бы мог уехать вместе с Джоном, думает он, вернуться домой и не делать… что-либо из этого. Что бы они такое ни делали. Конечно, тот факт, что у него есть вариант не совершать что-то опрометчивое и потенциально опасное ни по какой причине, кроме как той, что ему вроде как правда хочется, делает лишь более вероятным, что он это сделает, а не менее. Он мог бы попытаться отрицать эту свою тенденцию, но какой смысл? Если бы он должен был вдаваться в аналитические рассуждения… Но он не должен, так что не станет.***
Они заезжают к Эйде без предупреждения, поскольку эффект неожиданности предотвращает ее загадочное «ухожу по делам», когда они приходят в гости. Обычно, если им удается застать ее врасплох достаточно для того, чтобы в самом деле их увидеть, в результате она всегда рада их видеть. Томми отправляет Джона внутрь первым, чтобы смягчить ее реакцию. Если она увидит Томми, то автоматически предположит, что что-то не так. — Какого черта вы тут забыли! — говорит она наполовину негодующе, наполовину обрадованно; поднимается, чтобы обнять Джона, и целует Томми в щеку, все это время глядя на них с подозрением. — Эсме вышвырнула его из дома, — невозмутимо говорит Томми, пытаясь не ухмыляться в ответ на тотчас же возмутившееся выражение лица Джона. — Поэтому он ищет убежище. — Эй! Да ни хуя она не… — кричит Джон в тот же момент, как Эйда говорит: — Что? Джон, что ты, блять, такое учудил? — Ничего я не учудил, ладно, — говорит Джон. — Да даже, блять, не слушай его. — Он укоризненно указывает пальцем на Томми. — Пиздит, как обычно. Они проводят ранний ужин, вместо столовой сидя на кухне Эйды. Она и Джон обмениваются историями о своих детях; а потом они рассказывают все Эйде о том, как на прошлой неделе Лиззи застукала Майкла с какой-то девушкой в его кабинете, что, говоря объективно, просто чертовски уморительно, поскольку Лиззи было совершенно наплевать, в то время как Майклу было так стыдно, что в течение следующих двух дней он не смотрел ей в глаза. Когда они заканчивают есть, Эйда приносит виски и все пропускают по стаканчику. Джон хочет куда-нибудь пойти — это одна из главных причин, по которой тот в принципе поехал в Лондон. Еще до того, как они покинули Бирмингем, Томми сказал ему, что не уверен, будет ли свободен — возможно, придется кое-что уладить — так что Джон вполне может остаться один. Но, конечно же, у Эйды в городе есть какие-то друзья; они все, естественно, коммунисты или как минимум в непосредственной к ним близости, но Джона не то чтобы настолько волнует политика, чтобы так или иначе иметь твердое мнение. Обычно он рад выпить с кем угодно, кто рядом и кто достаточно общителен. Томми про себя оценил вероятность, что Эйда действительно скажет «да», на пятьдесят на пятьдесят, но та довольно охотно соглашается, и, когда Томми покидает их с туманным обещанием присоединиться попозже, если ему удастся вернуться вовремя, они начинают оживленно обсуждать, в какое место пойти первым.***
Он почти прибывает в ромокурню вовремя, но за три улицы спонтанно решает остановить машину и выждать дополнительные десять минут, в тишине и покое закуривая сигарету. Когда он наконец приезжает, Альфи уже дожидается снаружи в какой-то странной смене ролей, прислоняясь к машине со скрещенными руками. Тот демонстративно достает карманные часы и смотрит вниз на них, вверх на Томми, а затем снова вниз. — Около семи, — говорит Томми, не впечатленный. — Твои точные слова. И неважно, что на самом деле он ни на что не соглашался, думает он, но таков Альфи — всегда ожидает, что все пойдет так, как хочется ему, будто убежден, что если просто будет достаточно настойчиво игнорировать саму реальность, то в конце концов она передумает. — Ну да, — деловито говорит Альфи и убирает часы. — На мой взгляд, есть два варианта: мы либо идем внутрь… — На этом тот показывает на дверь ромокурни, словно Томми может понадобиться визуальное напоминание. — …и обсуждаем финансовые вопросы как взрослые. Либо мы этого не делаем, так, и просто… идем куда-нибудь еще. Томми чувствует, как его настороженность возрастает, хотя тут нет ничего неожиданного: на самом деле это почти в точности то, на что он надеялся. — Ну и куда мы теперь? — О, ну, на виселицу, очевидно, — серьезно говорит Альфи, поскольку, разумеется, сразу же замечает подозрительную реакцию Томми. — Потому что вот это, так, это больший успех, которого я смогу сегодня добиться, что касается собственно произошедшего. На этом наступает неловкая пауза, они оба вспоминают времена, когда Альфи действительно добивался большего успеха в прошлом, что касается собственно произошедшего. Томми не уверен, уместно ли вести подобный разговор с кем-то, с кем ты планируешь, ну… в ближайшем будущем вести дела. Но, опять же, это Альфи, так что кому какое дело; он, черт возьми, заслуживает этого и худшего. К тому же, Томми может ошибаться, но у него почти создается такое впечатление, будто Альфи сожалеет, что сделал это конкретное замечание. — Очень мило с твоей стороны поднять эту тему, — все равно сардонически говорит он. Альфи пожимает одним плечом, определенно слегка испытывая дискомфорт. — Так что выбираешь? И вот так мяч снова оказывается на стороне Томми. Он не понимает, как Альфи может быть тем, кто, блять, предлагает и все равно перевернуть ситуацию так, что все уязвимые решения приходится принимать Томми. Это было бы почти впечатляюще, не будь это столь неприятно. — Попробуем второй вариант, а? — почти неохотно говорит Томми. Это похоже на признание поражения. Второй раз за один день они оба садятся в машину Альфи. Даже водитель тот же самый. Альфи не приходится говорить тому, куда ехать, ему достаточно лишь с кряхтением кивнуть головой, и они сходят с дороги. Сама поездка столь же короткая, сколь тихая. Машина останавливается перед таунхаусом на улице, что, должно быть, находится на краю Кэмден Тауна, Томми вполне уверен. Если это и в самом деле дом Альфи или по меньшей мере место, где он остается регулярно, то, пожалуй, хорошо, что Томми оставил свою машину у ромокурни. В любом случае, будет гораздо менее изобличающе, если на ночь она останется там. — Завтра как обычно? — спрашивает водитель Альфи, как только он и Томми оба встают на тротуар рядом с машиной. — Да, да, только если не наступит конец света или что-то вроде, — рассеянно говорит Альфи, почесывая щеку. Тот на это и глазом не моргает. — Доброй ночи, мистер Соломонс, — говорит он и отъезжает. — Веская причина для беспокойства, — невозмутимо говорит Томми, стоит тому уехать. Теперь, когда остались только они вдвоем, он чувствует, как сквозь него начинает протекать некая нервная энергия; не совсем тревожная, но что-то очень близкое. — Да, что ж, если завтра правда наступит конец света, — говорит Альфи. — Ты будешь стоять, чувствуя себя идиотом, не так ли. — Я рискну. За входной дверью насчитывается в общей сложности четыре замка, а затем и сами ворота. Альфи пробирается через все с отточенной легкостью, ему даже не нужно смотреть на каждый отдельный ключ, чтобы убедиться, что он выбрал верный. Томми предпринимает и проваливает попытку не обращать внимание на его руки. Кажется, эта штука между ними назревала целый день и теперь, наконец, очень медленно закипает. Внутри дома темно и тихо. За ними захлопывается входная дверь, и внезапно Томми наводняется адреналином. Какого хуя он вообще тут забыл? В тусклом свете Альфи почему-то кажется гораздо более внушительным. Дело в его проклятом пальто, тупо думает Томми, должно быть в нем. Всегда по какой-то причине заставляет того выглядеть так, будто он над всем возвышается. Он следует примеру Альфи и снимает кепку; затем прочищает горло, игнорируя то, как кажется, что это отдается эхом в напряженном молчании между ними. Нет никакого смысла продолжать притворяться, ведь так, рассуждает он сам с собой. Лучше перейти в нападение и нанести первый удар. — Итак. В спальню? Альфи ошеломленно смотрит на него. — На сей раз прямо к делу, черт возьми. Судя по голосу, тот чуть ли не возмущен, что странным образом помогает Томми успокоить нервы. Затылок начал зудеть, и он жаждет закурить. Также ему хочется сказать в ответ что-нибудь язвительно саркастическое, но он не может думать ни о чем, так что пытается придать себе вид, будто ему в любом случае все равно, и ожидающе поднимает бровь. Альфи молниеносно оправляется от своей первоначальной реакции, о чем можно судить по тому, как тот пылко глядит на Томми с явно написанным на всем лице желанием, не пытаясь что-либо скрыть. Это одновременно ужасает и захватывает. — Следуй за мной, — говорит он и уходит. Спальня, оказывается, расположена на первом этаже с самым настоящим, мать его, засовом на внутренней стороне двери. Именно эта деталь, как никакая другая, заставляет Томми осознать, что, да, это, пожалуй, реальная спальня Альфи, где тот в самом деле спит. Он бегло осматривает комнату, анализируя; два окна, но лишь одна дверь. Кровать с двумя прикроватными тумбочками по обе стороны. Один аккуратно организованный, но очевидно пребываемый в использовании, рабочий стол и три книжных шкафа, забитых книгами до отказа. Одно крупное горшечное растение, что… неожиданно. Альфи, ей-богу, запирает дверь на засов; рациональная часть мозга Томми знает, что ему стоит беспокоиться, но, опять же, если Альфи собирается попытаться убить его на данном этапе, то это, должно быть, одно из самых витиеватых покушений на его жизнь, которые Томми когда-либо видел. Когда Альфи поворачивается, то столь явно проверяет реакцию Томми, что Томми уже пересекает комнату, даже не успев понять, что делает. Он не хочет слушать то, что бы Альфи ни хотел сказать, так что вместо этого целует его. Это действительно странно, думает он, как поцелуи делают ситуацию менее неловкой, но вот они, блять, и здесь. Они с легкостью устраиваются в поцелуе со странным чувством знакомости, хотя едва ли делали это раньше. Альфи кладет руки ему на шею, затем обхватывает ладонями лицо; когда он приподнимает голову Томми, Томми проталкивает язык ему в рот. Он чувствует, что у него уже начинает вставать. Они продолжают так некоторое время, покачиваясь друг против друга посреди комнаты; в конце концов Томми просовывает руки под пальто Альфи, ощущение пистолетной кобуры тоже уже как будто знакомо. По негласному соглашению они разъединяются и начинают снимать одежду. Это действует на нервы так же, как и в прошлый раз, думает Томми, поскольку, как только появляется момент разъединения, его мозг начинает работать на полную мощность, пытаясь тщательно все проанализировать. Вот только ничему из этого, очевидно, нет никакого, блять, рационального объяснения, так что вместо этого он чувствует, как медленно начинает паниковать. Он сбрасывает всю одежду на пол и оказывается вынужден одной лишь силой воли удерживать руки от дрожи, что заставляет его упустить из виду действия Альфи. Когда он снова поднимает взгляд, тот оказывается прямо здесь, вторгаясь в личное пространство Томми и вновь его целуя. Это должно нервировать сильнее, думает Томми, но сейчас, в этот момент, больше всего это похоже на облегчение. Каким-то образом они оказываются голыми в постели. Со стороны Альфи есть некая нерешительность, возможно, из-за первоначальной реакции Томми в прошлый раз, когда они этим занимались; но сейчас Томми не может найти в себе, нахуй, силы беспокоиться. Он обеими руками тянет Альфи на себя, поскольку, в конце концов, именно для этого они и здесь. Нет смысла тратить время, сдерживаясь или любезничая. Альфи легко подается, переплетая их ноги друг с другом. Тот лежит солидным, недвижимым грузом, что по какой-то причине заставляет Томми хотеть попытаться его оттолкнуть, просто чтобы убедиться, что сделать этого не получится. Теперь они глубоко целуются, Альфи поглаживает рукой по макушке Томми так, будто должен удерживать его на месте. Затем Альфи внезапно приподнимается и хватает Томми за бедро, отводя его ногу в сторону и убирая с пути, и, до того как Томми успевает хотя бы запротестовать, Альфи наваливается на него снова, тяжело устраиваясь между ног. И, блять, бессвязно думает Томми, пока возбуждение наводняет живот, боже… Он даже не реагирует на физическое ощущение, по крайней мере, не совсем. Да, сейчас, вот так, Альфи, пожалуй, мог бы заставить его… сделать всякое, потому что будь он проклят, если тот не силен, с широкими плечами и изгибающимися мышцами, и, да, это не иначе как раздражающе привлекательно. Но, честно говоря, дело в надменной непринужденности, с которой тот, мать его, это делает; то, как он кажется абсолютно уверенным в том, что Томми это понравится, да, он мог бы просто расслабиться и позволить Альфи продолжить. Это одновременно заставляет Томми стиснуть зубы и болезненно затвердеть, заставляет хотеть кусаться, драться и царапаться. Альфи вжимается зубами в шею, вызывая острую, расцветающую боль прямо поверх точки пульса, заставляя Томми прошипеть сквозь зубы. Он запускает одну руку в волосы Альфи и совсем не бережно оттаскивает его; пытается в то же время двигаться навстречу весу Альфи. Тело, кажется, не знает, какой именно должна быть конечная цель, все инстинкты говорят ему о разном: столкнуть Альфи, притянуть поближе, сопротивляться, сделать что-то. Он упирается пятками в постель, напрягая мышцы ноги; а затем они покачиваются друг против друга, и он слишком занят, тяжело дыша у рта Альфи, чтобы подумать о чем-нибудь еще. Альфи просовывает руку между ними. Томми поначалу даже не обращает внимание, пока Альфи не берет их обоих в руку, крепкой хваткой сжимая члены вместе. Томми выгибается и отчаянно стонет; фактически он ни на что не может повлиять, так что он никуда не денется, что почему-то делает это более горячим. После чего все заканчивается постыдно быстро, и единственное спасение заключается в том, что Альфи кончает раньше, и чувствовать триумф по этому поводу иррационально, но Томми все-таки чувствует. — Бля-я-я, — наконец шепчет Альфи и отталкивается в сторону. Некоторое время они лежат молча, переводя дыхание. Еще не совсем неловко, но совсем скоро может снова стать. Томми предпринимает попытку вспомнить последний раз, когда так быстро с кем-то кончал, и приходит ни с чем. Он глубоко удовлетворен и в то же время по-странному взволнован, словно зуд, который все еще надо почесать. В комнате прохладно, что особенно чувствуется, поскольку они немного вспотели, так что он начинает распутывать одеяло. Пожалуй, лучше было бы одеться, но почему-то это кажется слишком сложным. По прошествии нескольких секунд Альфи решает помочь, и вместе они наобум умудряются растянуть одеяло поверх них обоих. Ему правда стоит уйти, думает Томми. Просто встать, попрощаться и уйти до того, как произойдет что-то катастрофическое, до того, как наступит конец света или типа того. У него есть веские основания полагать, что в этом случае он бы почувствовал себя идиотом.