Детства беззаботная пора

Сегодня Танизаки предстояло прийти на работу в первой половине дня. Обычно он радовался такому раскладу: после работы в школе оставалось меньше уроков. Однако без Наоми сидеть даже такое количество времени одному было даже не скучно, а грустно. После того, как в агентстве появился маленький Дазай и все перессорились еще больше, девушка не разговаривала с ним. Игнорировала его в школе, на работе, дома — даже в одной кровати! Танизаки весь извелся, но не знал даже, как к ней подойти. Поведение Наоми словно кричало, чтобы он держался подальше. Как назло, его попросили с самого утра посидеть с Дазаем. Когда он пришел на работу, мальчик уже был занят оздоровляющим трудом под руководством Куникиды: прибивал к столу ножку. Отвлекшись на Танизаки, Осаму повернулся и попал молотком по пальцу, сразу же начиная кричать и причитать, что жизнь очень тяжелая, а его способность терпеть боль не бесконечная. Танизаки почесал затылок и замялся, не зная, как на это реагировать. Он и взрослого Дазая едва мог понять с этими его мрачными шуточками, а уж ребенка без царя в голове и подавно. Благо, Куникида, закатив глаза, подул ему на палец, отобрал молоток и закончил все за него. — Мне сегодня надо будет уехать, — сказал он, поправляя очки и собирая документы в папку. — Последи за Дазаем, я буду как раз к тому времени, когда ты уходишь в школу. Ты же не забыл, что сегодня у тебя замена и на один урок больше? Танизаки застонал и потер лоб. Вот об этом-то он и забыл, даже нужный учебник не взял. Придется еще и домой заезжать… — Спасибо, что напомнили, Куникида-сан, — ответил он и поймал в ответ понимающую, но ободряющую улыбку. — Вы не устали? Дазай-кун вас сильно напрягал? Судя по взгляду коллеги, сильно. Он поджал губы и скосил глаза на Дазая, который взял со стола степлер и игрался с ним, поглядывая в ответ глазенками-безднами. — Дазай, не проколи себе палец, тут просто подуть не поможет. Я… оставлю твой вопрос без комментариев. И да, проследи, пожалуйста, за тем, чтобы он хорошо питался. Сам он об этом не заботится. — Я забочусь, — вполголоса пробурчал Дазай. — Я просто был не голодный. — Ты всю дорогу делал мне мозги со своими онигири, а потом даже один не доел! — Куникида взмахнул папкой и глубоко вздохнул. — Так, хорошо. Я поехал, если будут трудности — я на связи. — Понял вас, Куникида-сан, — улыбнулся Танизаки. — Я постараюсь изо всех сил. После этих слов раздался треск: Дазай раскрыл ладони, в которых ощерился металлическим каркасом сломанный степлер. Вздохнув, Куникида отобрал его у мальчика и положил на стол, пригрозил пальцем, чтоб не трогал снова. В офис постепенно стекались и остальные: молча заняла место в самом углу Наоми, уселся за стол и свалил на него горку сладостей Ранпо, заглянула Харуно со свежими документами. Танизаки перетащил свои бумаги поближе к столу Дазая и сел рядом, чтобы их заполнить и заодно проследить за ребенком. Дазаю окружающая рутина была ни капли не интересна. Достав пустой листок и черную ручку, он что-то рисовал. Танизаки глянул искоса и улыбнулся: мальчик заполнял страничку забавными черными котиками. — У тебя здорово получается, — негромко сказал он. Дазай поднял взгляд: чуть удивленный, но довольный. — Часто рисуешь? — Когда есть настроение, — вздохнул тот и нарисовал силуэт, в котором угадывался растянувшийся во весь рост кот. — Или когда надо дать голове отдохнуть. — Это правильно, — кивнул Танизаки. — Отдыхать важно. Но чем ты таким занимаешься, что голове так часто нужен отдых? Дазай не ответил, но его взгляд помрачнел. Движения стали медленными, осторожными: он штрихами закрашивал рисунок изнутри. — Ох, ладно, извини. Можешь не отвечать. Вернувшись к документам, Танизаки продолжил заполнять их молча. Все остальные, как назло, тоже были словно в воду опущенными — или еще не проснулись, или же обижались на него. Стоило ему бросить взгляд на место Наоми, как та демонстративно отворачивалась к окну. Штришки под рукой тоже сначала были слышны, но затем замолкли. — То, чем я занимаюсь, тоже непросто, — прошептал Дазай, глядя в лист перед собой. — Скорее это тренировки, однако мне говорят, что я на многое способен. Что в будущем я стану страшным человеком. Танизаки поежился. Он понятия не имел, о ком говорит младшая версия коллеги, но те факты, которые он знал про его мафиозное прошлое, заставляли кровь в жилах застыть на месте. Этот ребенок, который вчера выпрашивал онигири и сейчас рисует котиков, станет лучшим дознавателем японской мафии. Это не укладывалось в голове: предрасположенность к такого рода деятельности можно было заметить только в тяжелом взгляде, который Дазай до сих пор направлял строго перед собой. — Разве… Разве тебе не говорили что-то другое? — осторожно спросил Танизаки. — Что ты, например, красиво рисуешь? Или рассказываешь интересные истории? — В ответ на это Дазай хмыкнул, и он стушевался, вздыхая. — Неужели некому было дать тебе капельку чего-либо позитивного? У тебя есть родные? Поскольку Дазай продолжал молчать, Танизаки чуть повысил голос и покосился в сторону Наоми. — Родные люди — это всегда очень важно. Они ведь… поддержат тебя. Помогут в трудную минуту. Можно потерять друга из-за разницы взглядов, но близкие всегда будут повернуты к тебе лицом, а их теплые объятия будут открыты тебе в любое время. Судя по выражению лица Наоми, та хоть и не обернулась, но вслушивалась внимательно. — Ты так дорожишь своими родными? — повернулся к нему Дазай. — Что… такого особенного в связи, которая есть между тобой и этими людьми? Разве только участие и похвала держат тебя ближе к ним? — Я просто их люблю, — улыбнулся Танизаки. — Это сложно объяснить, потому что надо понять. Вернее, стоит только раз испытать, и ты поймешь сам. За любимых людей я готов умереть, даже если это просто коллеги, потому что я дорожу ими и в своем роде их тоже люблю. И они любят меня! Я готов извиняться и заглаживать вину, радовать их и быть уверенным, что ради меня эти люди готовы на то же самое. В общем… любовь это и вправду хорошо, Дазай-кун. Тот хоть и выглядел мрачно, но слушал с интересом, а потом повернулся к Наоми. Та опустила голову и теребила прядь волос. — Я слышал, что ты поругался со своей сестрой, — подметил Дазай. — И это самое чувство — любовь — заставляет тебя мириться? Проходить через вину и стыд, чтобы снова его испытывать? Если бы это стоило тебе пережить боль, ты бы тоже на это пошел? Танизаки слегка завис от внезапного шквала недетских вопросов, но потом улыбнулся и кивнул. — Конечно. Я не хочу терять близких. — Тогда вам с Наоми-чан стоит помириться, — Дазай снова повернулся к рисункам и взял ручку. — Чтобы дальше не было больно. — Ты абсолютно прав. Наоми как раз поднялась с места и подошла ближе. Танизаки почувствовал, как уши начали гореть: на них смотрели все, кто был в офисе, а Ранпо без стеснения улыбался и попивал рамунэ, как будто смотрел драматическую постановку. Приняв это как призыв к действию, он вздохнул и осторожно взял ладонь сестры в свою. — Н-наоми-чан, я… очень виноват. Я на тебя накричал, еще и толкнул… Мне не следовало так делать, и мне… — Бра-а-ати-и-ик! — не дав ему закончить, Наоми кинулась брату на шею и крепко обняла. — Прости меня, я тоже виновата! Не надо было доводить тебя, чтобы ты не кричал. Мне было так одиноко все это время… Может, отойдем, наверстаем то, что упустили? Танизаки покраснел еще сильнее и, кашлянув, обернулся к Дазаю, который следил за ними пораженным взглядом. — Дазай-кун, посиди тут пару минут, хорошо? Если тебе что-то понадобится, обратись к кому-нибудь. Помирившись с сестрой, Танизаки словно сбросил гору с плеч. Работа шла быстрее, будни стали радостнее, и перспектива идти на лишний урок тоже больше не тяготила. Тем более, как оказалось, Наоми о нем помнила и недостающий учебник прихватила с собой. Ранпо же, когда двое помирившихся сели вместе и принялись щебетать как раньше, довольно потянулся, слез со стола и подошел к Дазаю. — Красивые котики, — сказал он. — Хоть в рамочку ставь. Ты молодец, станешь настоящим детективом! Не лучше меня, разумеется, но, возможно, даже не хуже! Дазай поднял удивленный взгляд и широко, совершенно искренне, улыбнулся. *** Ближе к обеду Дазай отложил ручку и потянулся. Рядом, в поле зрения, остался только Кенджи, и он подошел и дернул его за штанину. — Что случилось, Дазай-кун? — слегка взволнованно спросил он и присел на корточки. — Ты проголодался? — Сразу видно настоящего детектива, — улыбнулся он. — Да, я бы съел что-нибудь. Куникида-кун говорил, что внизу есть кафе, и в нем все обедают. — Это верно! — обрадовался Кенджи. Он поднялся и протянул Дазаю ладонь, за которую тот охотно взялся. — Там наши хорошие знакомые, а еще готовят очень вкусно! Так что пойдем, я как раз собирался поесть. Сложив бумаги в аккуратную стопку, Кенджи взял кошелек и повел Дазая вниз. Тот принялся разглядывать кафе: небольшое, но от этого более уютное. В час обеда там уже сидели люди, но один столик как раз был пуст. Кенджи взял себе сразу несколько блюд, Дазай ограничился раменом. Казалось бы, мальчик вел себя спокойно и даже не пытался устроить попытку суицида, как делал при остальных, но все равно оглядывался на входящих людей, проезжающие машины и источники громких звуков. Кенджи невольно замечал это, пока усердно работал палочками. Стоило взять еду в офис и пообедать там, но Дазай уже разделался со своей, да и он почти закончил. — Тебе нравится в агентстве? — Скучновато, но неплохо, — Дазай вежливо улыбнулся. — Не хватает динамичного чего-то. Драки, перестрелки, погони. А тут сидишь и бумажки считаешь. Хотя, может, я просто не видел работу оперативников. Только когда появился от способности эспера, но там было чуть более… подвижно. Кенджи покивал: когда их — оригинальный — Дазай пострадал от взрыва, они все были как на иголках. Тут уже бумажки не считал никто. Еще и после того, как на них свалился ребенок, который зачем-то активно стремится убить себя и завоевывает все оставшееся внимание и время. Даже если сейчас он ничего такого не вытворяет — кто знает, вдруг он что-то готовит исподтишка? — Бывает весело, — улыбнулся Кенджи. — Особенно, когда на город нападают сильные враги вроде Гильдии или Достоевского. Тогда мы все усердно работаем как один большой механизм! У каждого есть своя роль, и каждый помогает защитить Йокогаму. Это очень здорово. Я чувствую себя сильнейшим в мире, когда могу защитить то, что мне дорого. Дазай слушал его внимательно, уставившись темнющими глазами прямо в лицо. Кенджи не смутился и заулыбался, жмурясь. Потянулся — после еды клонило в сон. — Пойдем-ка назад, хочу немного подремать. Думаю, Ранпо-сан сейчас в офисе и сможет за тобой присмотреть. Ранпо оказался на месте: сердито пыхтящий над какими-то документами. Кенджи не стал ему мешать и просто проводил Дазая до стола, за которым он постоянно сидел, дал новых листов и ручки разных цветов. Рисовать мальчику немного наскучило, поэтому он потянулся к сломанному степлеру и принялся разбирать, помогая короткими ногтями. Он оказался не так сильно сломан: всего пара минут, и он вернулся в прежний вид. Улыбнувшись сам себе, Дазай воткнул его в органайзер и подтащил к себе листок и ручку, намурлыкивая под нос незамысловатые мелодии. От безделья его отвлек Ранпо. Шумно выдохнув, он оглянулся, задержался взглядом на Дазае и подошел к нему со стопкой документов в руках. Наклонился, чтобы посмотреть его рисунки: на листе были разные рожицы, выполненные как-то карикатурно, но умело. Все они были черными, цветные ручки лежали в стороне. — Я тут самый красивый, — улыбнулся Ранпо. — А Куникида смешной. Ты не сильно занят? Я бы попросил тебя отнести документы Фукудзаве-сан, он наверху. Мне так лень подниматься… Пока я голодный, я вообще не хочу никуда ходить, а больше никого нет. Я знаю, что ты ничего не натворишь, по тебе видно, когда ты в хорошем настроении. Дазай фыркнул и улыбнулся: Ранпо его раскусил. Кивнув, он взял документы и равнодушно мазнул по ним взглядом. Показательно зевнув, мальчик отправился наверх. Всего пара этажей, несколько шагов по коридору — и нужный кабинет прямо перед ним. Дазай уже готов был постучаться и зайти, счастливый, что ему доверили что-то самому принести, но из-за двери раздался голос Куникиды. Нахмурившись, мальчик остановился. Он уже приехал? Почему не зашел в офис, не проверил его как обычно? Куникида говорил на повышенных тонах, поэтому прислоняться к двери не требовалось. Мало того — Дазай отошел на пару шагов назад, прижимая к себе бумаги. Голос звучал сердито, устало, немного отчаянно, а главное — совершенно искренне, что делало слова равносильными ударам в грудь. — Я не хочу оставаться с ним еще на одну ночь, это какой-то кошмар! Я не успел доделать половину работы из-за того, что он отобрал у меня компьютер для своих глупых игр. А еще он морочил мне голову странными вопросами, которые до дрожи пробирают. Я просто… очень устал. Я хочу немного пожить в спокойной обстановке. Почему вы не можете поручить его кому-то другому? Дальше Дазай слушать не захотел. Он нахмурился, поджал губы, размышляя, как лучше поступить, оставил документы на пороге — чуть сбоку, чтобы на них не наступили — и бесшумно ушел вниз. Остаток рабочего дня он проспал на диванчике, повернувшись к спинке лицом. *** Присматривать за Дазаем сегодня пришлось все же ему. Куникида пытался тщательно скрыть злость, но было тщетно: Ацуши, находясь рядом, принюхивался и старался не смотреть в глаза, коллеги вообще стали послушными и продуктивными, а Дазай притих, выводя на бумаге закорючки. Куникиду не интересовало, что он там рисует — может, какие-то суицидальные мотивы, как обычно. С него станется. Главное, что он на виду и не мешает работать. Его под конец дня бесило абсолютно все. Тормозящий ноутбук, чертовы бумаги, их, взрослый Дазай, который и сегодня ничем не отличался от трупа, подключенного к аппаратам, а также его мелкая версия. Последний служил живым напоминанием о произошедшем, мозолил глаза, как бы говоря: «Если бы ты проконтролировал ситуацию лучше, этого не было бы. А теперь — кто знает, что с ним будет? И это все — твоя вина.» Все, чего хотел Куникида в этот вечер, это спокойно доделать работу и хорошо выспаться, не подскакивая от тревоги за ребенка, который зачем-то отчаянно пытается убиться, и следующих за этим кошмаров. Это он и говорил по дороге себе под нос, ведя Дазая за руку. Тот молчал и послушно шел, даже не клянчил что-либо и не ныл о том, как ему надоела жизнь. Ему говорили, что Кенджи-кун водил его в кафе, но там он ел не так много — нужен ли ему ужин? На вопрос об этом мальчик помотал головой. Куникида свой тоже решил пропустить: не было никаких сил готовить, а полуфабрикаты закончились. С этой суматохой он совсем отбился от графика и не следил уже практически ни за чем. Как ни странно, сегодня Дазай решил внемлить его просьбам и не морочил голову. Послушно принял душ, переоделся в пижаму, тихо почитал книгу и ушел в комнату. Куникида немного забеспокоился: может, что-то случилось? Может, это он оставил документы под дверью и… могло ли быть так, что мальчик услышал те слова? Вздохнув, он помассировал переносицу: может, это к лучшему, немного присмиреет. Он же не ругал Дазая, просто просил Фукудзаву пристроить его куда-то. — Спокойной ночи, — сказал Куникида, не оборачиваясь. Его внимание уже было приковано к компьютеру с ненавистными цифрами, плывущими перед глазами. — Покойной. Дверь мягко закрылась, и теперь внимание Куникиды ничего не отвлекало. Первые пять минут. Мысли то и дело возвращались к Дазаю. Точно ли он не был голоден или просто не хотел добавлять ему забот? Он говорил, что плохо спит ночью, да и весь вечер в агентстве он проспал — заснет ли теперь? Может, он очень расстроился и не хочет даже об этом говорить? Сколько бы Куникида ни старался избавиться от этих мыслей, они роились в голове, делая рабочий процесс невозможным. Он был прав: с тех пор, как ребенок появился в агентстве, все пошло наперекосяк. Даже его замечательный выработанный годами график. Ни поешь, ни поспишь, ни поработаешь. Совесть взяла свое. Встав с кресла, Куникида подошел к двери и, услышав тихий шорох, постучал по ней костяшками пальцев. Не спит? Ответа не было, но он все равно вошел. Впоследствии Куникида с ужасом вспоминал тот миг и думал: если бы он зашел буквально на пару секунд позже, что было бы? Или на пару минут? А если бы он не внял голосу совести? Смог бы он жить с этим дальше или комнату украшало бы два тела? Увидев в полутьме Дазая и привязанную к люстре веревку, Куникида, не думая, подскочил и схватил его в крепкие фиксирующие объятия. Стул под ним зашатался, мальчик вздрогнул и вцепился в его плечи. Некоторое время они стояли так в полной тишине, прерываемой лишь тяжелым дыханием взрослого и недовольным сопением ребенка. — Ну и зачем? — недовольно спросил Дазай. Он все же отлип от Куникиды — тот выпустил его с трудом — и снял петлю с шеи. — Ты спятил?! — хрипло крикнул он в ответ, зарываясь в волосы и оттягивая их. — Зачем ты это делаешь? Почему? Как можно стремиться умереть в таком возрасте?! Куникида ощущал дрожь каждой клеточкой тела. От взгляда на веревку его начинало мутить, и он быстро отвязал ее и отбросил подальше. Сел у стены, пытаясь успокоиться, поднял голову. Дазай сидел на спинке стула — ноги стояли на сидении — и в противоположность ему был спокоен, как удав. Темные глаза, которые не освещал даже свет, падающий из-за приоткрытой двери, были похожи на бездны. — Мне все равно нет смысла здесь находиться, — негромко сказал он таким тоном, словно отвечал на очевидный вопрос. — Не понимаю, как все еще не осознали этот факт. Вы же детективы. — В обязанности детективов не входит присмотр за детьми, которые стремятся убиться на каждом шагу, — выдохнул Куникида. — И за взрослыми тоже! Но я почему-то продолжаю следить за твоей идиотской взрослой версией, который, видимо, с детства вообще не поменялся! Неужели за всю жизнь никто мозги на место не вставил?! Дазай бесстрастно пожал плечами. Чтобы успокоиться, Куникида подышал «по квадрату», снял и протер футболкой очки. Если бы он не услышал мягкое падение стула на ковер и тихий звон люстры… Если бы не зашел в это время… — Почему бы не дать ему — и мне — просто уйти на покой? — меланхолично спросил Дазай. Он поставил локти на колени, подпер ими голову и смотрел Куникиде в глаза. — Так всем будет проще. — Потому что так дела не делаются, — вздохнул он, снова ероша волосы. — Неужели никто не смог тебе этого объяснить? Каждая жизнь ценна. Каждый человек, даже самый одинокий, рано или поздно находит того, кому оказывается нужен. Смысла жизни нет и искать его не надо, она заключается в маленьких прелестях, которые ты можешь видеть, пока жив. Некоторое время они молчали. Дазай задумался надолго: застыл, глядя в пол, казалось даже не дышал. Потом слез со стула, отодвинул его и сел на пол напротив Куникиды, прислоняясь спиной к кровати. — Все это было бы неплохо. Однако… Мне здесь точно не место. Ты не задумывался о том, почему ничего не возвращается на круги своя? — Добившись того, что Куникида поднял голову, Дазай махнул рукой. — Дазая легко могла бы вылечить Йосано-сан, однако она не спешит этого делать. Ранпо-сан сказал, что она не сможет применить способность. У нее есть только одно ограничение: если раненый пытался совершить самоубийство. Так может, Дазай и не хотел возвращаться и послал меня сюда вместо него? У Куникиды перехватило дыхание. Во-первых, то, как цинично мальчик рассуждал о связанном с ним, выбивало из колеи. Во-вторых: неужели все, что делал Дазай, не было шуткой? Все старания, которые он оказывал, тщетны и он все же хочет покинуть этот мир? Улыбаясь им в лицо, продумывал шаг за шагом план собственного убийства и вот — окончательно запутал их, послав свою маленькую, но такую же мрачную копию, чтобы отвлечь внимание. — Но это еще не конец моих рассуждений, — прервал тишину Дазай. Он положил голову на колени, глядя исподлобья. Внешне — совершенно обычный ребенок с бинтами на руках и щиколотках, но по взгляду как будто глубоко отчаявшийся старик. — Ты ведь был учителем математики, Куникида-сан, значит должен знать, что такое закон сохранения энергии. — Энергия не берется ниоткуда и не пропадает в никуда, — хрипло ответил он, чувствуя, как пересохло горло. — К чему это? — Откуда я взялся, если энергия не возникает просто так? Способность эспера просто выдернула меня из моего времени, но теперь в этом нет порядка. Не может существовать одновременно два одинаковых человека. Либо я, либо он. Поэтому, чтобы вернулся ваш Дазай, я должен умереть и вернуться «к себе». С твоей стороны разумнее было бы просто дать мне это сделать. Тем более, от меня уже все устали. Куча проблем. Твоей вины тут не было бы, вряд ли от меня осталось бы даже тело… — Прекрати. В работе бывало всякое, но Куникида просто не мог вынести такие слова из уст маленького Дазая. Тот послушно замолчал и не проронил больше ни звука, пока мужчина всеми силами пытался не заплакать. Они словно поменялись ролями: Дазай был «взрослым», сухо излагающим ужасающие факты, а он — ребенком, неспособным принять реальность. К сожалению, это звучало невероятно правдоподобно и в расшатанном состоянии вызывало холодок по коже. Два человека не могут существовать одновременно… Что если он прав? — Я не так силен, как ты думаешь, — выдохнул Куникида, закрывая лицо ладонью. — Возможно, в твоем окружении ценится хладнокровие, готовность покончить с собой и расчет, который основан только на фактах, но я бы никогда… я бы никогда не позволил ребенку умереть на моих глазах. К сожалению, в такие истории я попадаю более чем часто, как будто жизнь пытается мне что-то сказать. На этот раз я не провалюсь. Вспомнился Дазай, который пошутил на эту тему как раз перед заданием. Этот придурок знал или просто неудачно выбрал момент? Если он как-то планировал погибнуть там, значит, все же знал о способности преступника и что ее нельзя будет отменить. Посмеялся над ним или это какое-то послание? От размышлений уже трещала голова. Куникида потер влажные глаза и поднял взгляд на Дазая. Тот все еще равнодушно молчал, но смотрел как-то… печально. Это было уже что-то отличное от тупого стеклянного взгляда, но совсем не радовало. —Мы не ненавидим тебя, — сказал Куникида. — Просто в агентстве не лучшие времена. Конечно, каждый будет сердиться, если ты доставляешь хлопоты. У нас своих по горло. Но никто — абсолютно никто — не хотел бы тебе смерти. Даже зная, что в этом случае вернется «наш» Дазай. Мы придумаем другой выход. Не обязательно идти таким путем. Может быть, если ты немного откроешься миру, то увидишь, что он лучше, чем ты думаешь. Пожалуйста, давай спать, мы оба устали. Некоторое время Дазай не отвечал, глубоко задумавшись, но затем кивнул и поднялся. Послушно лег в постель и поднял брови, когда Куникида сел рядом. — Я вряд ли смогу уснуть сегодня, — объяснил он. — Даже если ты больше ничего не будешь творить. Посижу с тобой? — Только не смотри на меня всю ночь, это крипово, — улыбнулся мальчик. — Как хочешь. Я, может, и сам не буду спать, но не хочу больше разговаривать. Хочу подумать. — Думай. Может, что-то нормальное надумаешь. Дазай фыркнул. Куникида потянулся к нему рукой — медленно, чтобы он увидел — и погладил по голове. И впервые он не уклонился и не вздрогнул, а спокойно принял этот жест и прикрыл глаза, позволяя зарыться пальцами во вьющиеся волосы. — Спокойной ночи, Дазай-кун. — Спокойной ночи. Я, кстати, починил степлер. — Я видел. Спи.