journal de l'oiseau de lune.

Автопортрет на фоне поеденной молью обивки стен, пыльных штор и бязи на пальцы намотанных холодных мыслей. Мутная пыль полуночи, алый багрянец покоя, след, оставшийся от руки — гневной руки громового прибоя. Нежность, нагрянувшая внезапно, перелив трепетной глади вод, зов пустоты в звоне отражённого взгляда, бархатный, пурпурный, посмертный аккорд. Возможно, сейчас, с гранита отскабливая стук моих каблуков, По своему надгробью к загробью шагаю. Слышится звон вертиги, власяницы сползает покров. --- У меня есть много вопросов к тому, что за задвинутой сёдзи. Я знаю лишь то, что там адская комната и мне, вероятно, не стоило б ни входить туда, ни выпархивать оттуда, ни близ неё находиться… Но под пьяной луной уж больно режет очи клинок. Лишь не скрипнула бы половица…