По пути сквозь тернии

      С той самой встречи уже минула неделя. Она была наполнена для Рябинского той самой обыденностью, к который он давно привык в доме Златарева. С раннего утра наш Яшка уже был на ногах, охваченный хлопотами: он ухаживал за лошадьми, убирался в конюшне, выполнял мелкие поручения и просьбы обитателей дома. За всеми этими заботами время летело так быстро, что юноша не успевал и оглянуться, как уже стрелки часов показывали полдень.       В небольшой старенькой комнатке, оборудованной в качестве столовой для прислуги, к тому времени за общим столом уже собралась основная часть обитателей дома: дворецкий, батлер , камердинеры , лакеи, камеристки , кухарки, горничные, а также их дети от мала до велика. По всей обедне распространялся аромат свежеприготовленного супа и жаркое, что представляли собой сегодняшнюю полуденную трапезу слуг. За столом не утихали разговоры: взрослые обсуждали свои насущные занудные вопросы, а дети, лишь время от времени отвлекаясь на замечания старших, придумывали всевозможные игры и шалости на предстоящий день.       Среди прочих слуг был и Яша, который только было успел притронуться к супу, как неожиданно позади него со скрипом открылась дверь, привлекая тем самым внимание всех сидевших за столом. Стихло звучание столовых приборов, затихли и голоса присутствующих. Взгляд каждого обратился на вошедшего, коим оказался управляющий имением, всеми любимый и уважаемый Архип Рябинский, он же отец Яши. Мужчина с родительской теплотой во взгляде посмотрел на сына и, жестом дав понять остальным, чтобы ни о чем не беспокоились и продолжали обедать, подошёл к Яшке и вполголоса произнёс: —Сынок, тебя наш барин к себе вызывает по личному делу...ты только не волнуйся, господин сегодня в хорошем расположении духа. Только доедай поскорее и ступай к нему, он ждёт тебя.       Архип мягко потрепал сына по голове и, получив его безмолвный кивок, неспешно покинул обедню, вновь отправляясь по своим делам. Такова уж была его роль в барском доме, что зачастую мужчине не удавалось даже как следует подкрепиться в установленные для приёма пищи часы, а что уж было говорить о личном времени и досуге. Однако он был человеком поистине привилегированном, ведь Рябинский, в отличие от прочих слуг, вместе с сыном жил в отдельной пристройке, напоминавшей небольшую хижинку. Поскольку в иерархии подчинённых мужчина занимал главенствующую позицию, у него была более высокая заработная плата, а также бóльшее количество выходных и прочие своего рода «льготы», в том числе и для его сына.       Младший Рябинский, наспех закинув в себя остатки супа и так и не притронувшись к жаркое, под недовольные возгласы одной из кухарки на тему того, что «и без того от ребёнка одна кожа до кости», выбежал из столовой и уже более размеренным шагом прошёл в просторный роскошный холл особняка, при входе в который сразу становилось понятно, на сколько состоятельные люди проживали в этом доме. Холл был украшен изысканными элементами интерьера: высокими потолками с резными элементами карнизов, массивными деревянными дверями с резьбой, шикарными узорчатыми коврами на полу и причудливой формы стеклянной люстрой. Также всё великолепие убранства входной гостинной отражали дорогие шкафы и комоды из красного дерева с резными узорами, стильные консоли с зеркалами, украшенными золотыми рамами, и мягкие бархатные софы.       Но самым важным элементом холла была главная мраморная лестница, ведущая на второй этаж. Та лестница была широкой, с причудливыми поручнями и изящно расписанными балясинами . По этой самой лестнице сейчас и поднимался наш Яшка, томимый надеждой, что он не идёт к барину за взысканием за какую-то из своих провинностей, которые юноша обычно старался не допускать, поскольку это могло подорвать не только его собственный, но и отцовский авторитет перед господином.       Поднявшись на второй этаж, Рябинский неспешно принялся идти вдоль широкого коридора, минуя роскошное панорамное окно, украшенное множеством цветных витражных элементов, создававших в единой композиции цельный узор. Вдоль того окна протянулись обтянутые дорогой кожей пуфики и небольшие софы, там же находилась и совсем маленькая оранжерея, дивные растения которой утопали в радужных бликах, создаваемых мозаикой на стекле.       Пройдя несколько метров вдоль тёмной части коридора, до куда не дотягивались лучи солнца, Рябинский остановился напротив массивной дубовой двери, что вела в главную обитель барина - его кабинет. Немного помявшись у входа, а после набрав в лёгкие побольше воздуха, парень смачно выдохнул и громко постучал в дверь. Вскоре из-за неё донеслось звучное, но совершенно спокойное «входите», что немного подкрепило веру Яшки в слова отца. Юноша потянул за ручку и слегка толкнул дверь, оказываясь за порогом кабинета. Это было роскошно обставленное дорогими элементами интерьера помещение, отделанное преимущественно деревом. Основной элемент кабинета – письменный стол, стоявший в центре комнаты. Он был сделан из темного дерева с резными узорами и обшит кожей. На столе том находились различные предметы, говорившие об основных занятиях его владельца: перьевые ручки, чернильница, какие-то бумаги, лупа и очки с позолоченной оправой. Позади стола находилось такое же, как и в коридоре у лестницы, большое окно с витражными узорами, что открывало вид на внутреннюю территорию особняка. Подле стола, с левой стороны, находилось глубокое кресло, а вместе с ним и софа, обтянутые мягкой тканью; с правой же стороны располагался массивный книжный шкаф, доверху забитый книгами, сборниками и всякими бумагами. На полу кабинета находился плотный ковёр с орнаментальным узором, а на стенах - светильники из кованого железа со стеклянными свечами.       За столом по своему обыкновению важно восседал хозяин имения, Олег Фёдорович Златарев. Стоило Яшке войти, как он тут же встретился с взглядом проницательных серых глаз, источавших, казалось, небывалое спокойствие. Уголки губ мужчины слегка приподнялись, он, до этого занятый перечитыванием каких-то бумаг, снял с лица пенсне в золотой оправе и приветственно кивнул Рябинскому, жестом приглашая его присесть на стул, находившийся напротив стола. —Благодарю, что не заставил ждать меня слишком долго, Яша. —Начал было размеренным тоном и без всякой эмоции в голосе говорить Олег Фёдорович, когда парнишка оказался напротив него. —Дело важное и не терпит отлагательств... и его исполнение я могу доверить только тебе. Не окажешь ли ты мне одну услугу? Тебе, мой мальчик, нужно будет отправиться уже знакомой тебе дорогой в имение Николая Петровича Ясенца и передать ему кое-какие бумаги...       Златарев, аккуратно сложив лежавшие у него на столе бумаги, достал из верхнего ящика плотный конверт и набор для изготовления сургучных печатей.       Наблюдая за тем, как барин топит воск, чтобы впоследствии сделать рельефную печать и закрыть тем самым конверт, куда он предварительно сложил бумаги, Яша ловил себя на мысли, что об этом самом поручении он мечтал с прошлой недели, ведь это давало ему возможность вновь оказаться рядом с прекрасным райским садом и увидеть... —Яшка, ты меня слушаешь? Не витай в облаках! —С деланной суровостью в голосе произнёс мужчина, переключая внимание мечтательного юноши на свою персону. —Повторяю: в этом конверте содержатся весьма важные бумаги...могу лишь сказать, что они имеют отношение к нашему общему с господином Ясенцем делу. Поручая их тебе, а не простой почте, я тем самым возлагаю на тебя ответственность за них, и уверен, что ты меня не подведешь. Ну, так что, я могу тебе доверить это дело?       Яша, не желая посеять сомнения в выборе барина, несколько раз кивнул и твёрдо ответил: —Вы можете на меня рассчитывать, господин. Я вас не подведу.

***

      Рябинскому потребовалось около четверти часа, чтобы собраться в путь. За это время он успел переодеться в чистую одежду, расчесать свою дивную золотистую шевелюру и, что самое главное - подготовить коня для дальнейшей дороги. Когда сборы были окончены, Яшка простился с отцом и, положив конверт с документами в дорожную сумку, запрыгнул на лихого скакуна и помчался в чисто поле, оставляя позади имение Златарева.       Ровная дорога, ведущая вдоль золотых колосьев, со временем сменилась скалистой местностью, что была полна узких горных тропинок, по которым приходилось ехать весьма и весьма осторожно, рискуя на особо опасных участках даже спровоцировать обвал. Однако наш Яша был годами наученным обитателем этих земель, так что никакие встречающиеся на его пути опасные участки дороги не могли пошатнуть его уверенность в том, что он без проблем доберётся до нужного ему места.       Долго ли, коротко ли ехал наш молодой путник, да вот уже впереди его встречало раскидистое поле дивных алых цветов, которому, казалось, не было конца. Эти цветы так и манили в свои крепкие сети каждого, кто попадал в их владения, однако Рябинский, словно чувствуя, что в будущем он непременно сюда ещё вернётся, чтобы остаться на подольше, дал ходу, дабы как можно скорее проскакать маковое поле.

***

      Ведя своего скакуна по уже мало-мальски знакомому подворью, Яша вновь ловил себя на мысли, что его, как и в прошлый раз, с невиданной силой манил фруктовый сад, занимавший основную часть земли имения и укрывавший его своими могучими деревьями от внешнего мира. Однако в очередной раз у Рябинского не было возможности как следует полюбоваться этим дивным творением хозяина имения, так что юноша, сам того не желая, отвел взгляд в сторону и резко дёрнул за уздечку, направив тем самым коня в сторону конюшни.       Оставив его на попечительство одного из слуг, весьма крепко сложенного мужчины средних лет по имени Осип, а заодно и спросив у того, куда следует пройти, чтобы лично передать в руки их хозяина важный документ, наш Яша поспешил в сторону бокового входа в особняк, где располагалась небольшая, но уж очень уютная летняя веранда, где уже вовсю хлопотали слуги, явно накрывая стол для скорого чая. Одной из слуг была весьма крупного телосложения женщина лет тридцати с пышными формами и красными от жары и, как видно, постоянной работы на кухне, руками и лицом. Одета она была в простой хлопковый сарафан прямого кроя, под которым находилась льняная рубашка, а её аккуратно убранная коса на голове была покрыта красным повойником , обшитым кружевами, так что сразу становилось понятно: женщина замужем. Завидев Яшку, она, только закончив выкладывать на тарелку фрукты, с деланным любопытством в голосе громко спросила: —А это что ещё за голубчик пожаловал к нам? Прежде я тебя не видала у нас...       Марья, так звали эту женщину, обтерла о передник руки и вперила свой вопрошающий взгляд в юношу.       Яша же не растерялся и, явив на лице обаятельную улыбку, без колебаний ответил: —Добрый день! Я здесь по личному поручению господина Златарева, что гостил здесь неделю назад. Он послал меня отвезти кое-какие бумаги вашему барину, по этой причине я и приехал. —А звать-то тебя как, прекрасный незнакомец? —Уже более мягко поинтересовалась Марья, убедившись в том, что перед ней никакой не бродяга, а самый обычный посыльный. —Яшка...Яшка Рябинский. —Просто ответил паренёк, помявшись с ноги на ногу. —А по батюшке? —Тут же спросила женщина. —Архипович.— Также пылко ответил Яша, а после с уже более расслабленным выражением лица поинтересовался: —У нас что, допрос здесь? —Вот что, Яшка Архипович, мал ты ещё острить. Мне важно было понимать, кто передо мной стоит. Тебя, я так понимаю, Осип через этот вход в дом направил? Видала, как он подходил к тебе. Тебе ни к чему сейчас идти внутрь и шататься в поисках нашего барина, он скоро спустится сюда к чаю, так что можешь дождаться его здесь.       Паренёк смиренно кивнул, сложив руки за спину. Слушая эту женщину, Яша невольно улыбался, ведь весь её облик источал какую-то чопорность и самобытность, а в то же время в нотках её голоса чувствовалось, что она до глубины души добра и по-женски нежна.       Неожиданно Марья, поручив прочим слугам расставлять сервиз, нести сладкое и дать настояться чаю, взяла из корзины золотистый в рыжую крапинку нектарин и, встретившись взглядом с Рябинским, кинула в него фрукт, оценив при этом скорость реакции парнишки, который без труда его словил. —На-ка, посмакуй, пока ждём господ. Если захочешь, брошу ещё один, всё равно у нас они не особо едятся. Николай Петрович с Ольгой Дмитриевной и Елизаветой Николаевной больше по эклерам да бисквитам, а вот старшие дети страсть как любят фрукты.       На самом деле, эти имена мало о чем говорили парнишке, однако немудрено, что речь шла о членах семьи графа Ясенца.       Заметив какое-то лёгкое замешательство на лице Яшки, Марья вскинула ладони и торопливо произнесла: —Ах, да что же это я... ты уж прости, постоянно говорю без умолку всякое... —Нет-нет, что вы! В этом совершенно нет ничего такого... и спасибо вам большое за угощение. —Юноша благодарно улыбнулся и, увидев, как смягчилось лицо женщины, из чистого любопытства спросил: —Могу ли я узнать ваше имя? —Ой, что-то я совсем засуетилась, даже представиться забыла! Я Марья Анисимовна, но все меня зовут просто Марья. В доме я главная по кухне. А ты, чай, конями у своего барина заправляешь? Не удивляйся ты так, обычно эту должность как раз занимают такие молодые и крепкие молодцы, как ты.       Женщина улыбнулась и, снова поймав себя на том, что в очередной раз она заболтала своего собеседника, как бы отвлеклась на стол, который был окончательно готов к приёму господ. А Яшка, всё ещё пребывая под впечатлением от этой милой, добродушной крестьянки, поспешил попробовать на вкус нектарин, который оказался до того сладким, что в юноше невольно проснулась жажда... однако только он успел подумать о том, чтобы спросить у Марьи, где можно было бы найти ближайший колодец, как неожиданно за дверью послышались голоса и на веранду вышли несколько человек. Впереди процессии выступал не кто иной, как Николай Петрович Ясенец, который, к несчастью нашего гостя, был явно не в духе в этот прекрасный летний день. Одет он был по обыкновению строго, но со вкусом: белая рубашка с высоким воротником и застежными манжетами, тёмно-синий жилет поверх неё, украшенный металлическими пуговицами, и такого же цвета брюки с отворотами снизу. Однако невзирая на, казалось бы, безупречный внешний вид, всем своим существом Николай Петрович источал негодование. —Нет, ну как понимать это поведение? Он совершенно не готов воспринимать то, что я ему говорю...позволяет себе такие вольности! Да у него ещё молоко на губах не обсохло, только шестнадцать лет стукнуло, а он уж совсем распоясался! —Пронёсся по веранде басистый голос Ясенца, за которым последовал голосок нежный, шелковистый, но в то же время по-женски лукавый: —Никола, ты обещал мне, что мы больше не будем возвращаться к этой теме. Ты просто прими для себя ту правду, что это только твоё упущение, к тому же ты сам все эти годы был противником того, чтобы я занималась воспитанием твоего ненаглядного первенца.       Голос этот принадлежал хозяйке дома, а именно Ольге Дмитриевне, супруге Николая Петровича. Она была одета в изысканное атласное платье цвета янтаря, местами украшенное вышивкой из драгоценных камней и кружевами. Курчавые рыжие волосы женщины были убраны по подобию причёски Букли, их также местами украшали драгоценные камни. В её маленьких ручках, скрытых за тонкими шёлковыми перчатками, находился небольшой веер, расшитый кружевами. Ольга Дмитриевна медленно проплыла вслед за своим супругом, присаживаясь подле него за столом.       Следом за прекрасной дамой на веранду прошёл молодой человек, на вид тех же лет, что и ранее упомянутый Ольгой первенец. Павел Николаевич, он же Павлуша для домашних. Одет молодой человек был в клетчатый твидовый костюм кофейного цвета, что отлично сочетался с его огненно-рыжими вьющимися волосами. На аккуратном белом лице в хаотичном порядке были рассыпаны веснушки, придававшие ещё бóльшее очарование его детскому личику. В серых глазах читалось невыразимое спокойствие, словно молодого человека совершенно не заботили разговоры взрослых. Больше всего его внимание занимала маленькая девочка, чью аккуратную ладошку он так бережно держал в своей. Совсем ещё юную Елизавету, которую родители ласково называли «Лиззи», уже можно было назвать настоящей южной красавицей: тёмно-каштановые волосы малышки волнами ложились на её хрупкие плечики, чёрные как смоль глаза таили в себе какую-то известную только ей загадку, а неглубокие ямочки на щеках, появлявшиеся каждый раз, когда девочка улыбалась, придавали её улыбке ещё больше выразительности. На первый взгляд кроткая, однако на самом деле невероятно бойкая для своих пяти лет девчушка с самого детства купалась в горячей любви и всеобъемлющей заботе родителей, однако совершенно не была капризна. Будучи с детства привязанной к своему старшему брату, Лиззи всегда держалась рядом с Павлушей и везде ходила с ним, подобно хвостику. Даже сейчас брат и сестра, пройдя за стол, сели рядом друг с другом, однако в то время, как Павла, казалось, совершенно не заботила тема разговора родителей, девочка то и дело поглядывала своими кукольными глазками поочерёдно на каждого из родителей, стараясь понять, чем же так раздосадован отец и от чего так горячится маменька. —Много же хлопот он мне приносит...несносный ребёнок. Даже отказался явиться к чаю! Ну и поделом, пускай гуляет, коль времяпрепровождение с семьёй ему в тягость. А ведь поди стыдится своего поведения! При появлении господ Марья Анисимовна, а также ещё парочка слуг отошли к самому ограждению, уступая дорогу, а когда же все расселись, то принялись под аккомпанементы брани Николая Петровича хлопотать вокруг стола, одним подливая чаю, другим поднося пирожные.       Смотревший на всю эту весьма занимательную картину Яшка был слегка сбит с толку и не совсем понимал, как бы привлечь к себе внимание. Внезапно к нему на помощь пришла Марья, которая, дождавшись, когда граф окончит свой словесный поток, как бы невзначай озвучила: —Николай Петрович, тут к вам пожаловал посыльный из дома Златарева...изволите ли принять?       Внезапно взгляды всех сидевших за столом направились к Рябинскому, вперил в него свой суровый взгляд и хозяин дома. Парнишка, неловко спрятав за пазуху недоеденный нектарин, с лёгким волнением в голосе обратился к Ясенцу: —Добрый день, прошу меня простить за то, что явился в не совсем подходящий час...мне велели передать вам... —Да...да-да, теперь я вспомнил. Олег Фёдорович предупреждал меня неделей ранее...Что ж, приветствую...Яков, верно? —уже более мягко, но также чеканно произнёс мужчина, делая из чашки глоток горячего чая. Когда Яшка кивнул, Николай Петрович, выждав несколько секунд, продолжил: —Мой милый мальчик, ты, что весьма досадно, в самом деле пожаловал в не самое подходящее время. Будь так любезен, озадачь вопросом документации моего сына, он и так сейчас наверняка сидит где-нибудь в саду без дела. Мне бы совершенно не хотелось заставлять тебя ждать, пока мы закончим с чаем. Марья! —Упоминание собственного имени заставило женщину встрепенуться. — Проводи нашего гостя в сад. Думаю, найти Дмитрия вам не составит труда.       Марья лишь покорно кивнула и, обратив взор на Яшку, взглядом пригласила следовать за ней. Юноша успел лишь поблагодарить хозяина дома и пожелать его семье приятного чаепития и стал идти следом за своей провожатой. Он обратил внимание, что женщина, начиная с момента появления Николая Петровича, как-то переменилась в лице: брови Марьи были нахмурены, во взгляде читалась тоска, а также она то и дело прикусывала нижнюю губу, словно хотела что-то сказать, да не имела на это право. В конечном итоге она не выдержала и, прежде оглянувшись по сторонам и убедившись, что никого поблизости нет, заговорила с чувством горького осуждения: —Всегда Он так суров с ним...бедный мальчик для Него как козёл отпущения, возможность слить на него всё своё негодование по любой причине. Такое повторяется уже не в первый раз, а я и помочь-то не знаю как...       Яша внимательно слушал Марью, а в душе его то и дело шевелилось какое-то странное чувство...с одной стороны, парнишка понимал её негодование и даже разделял его, а с другой он не мог даже представить себе, что же такого мог натворить старший сын, чтобы так обозлить отца?       Путь их пролегал мимо парадной части особняка, где величественно стоял белокаменный многоярусный фонтан с резными узорами, барельефами и чудеснейшим изваянием в лице древнегреческого Бога Посейдона на верхнем ярусе. Они направлялись в ту часть сада, где среди кустов душистой белой спиреи и находилась под стать фонтану белокаменная беседка с высокими причудливыми колоннами, балюстрадой и куполом, под которым можно было укрыться в жаркий знойный день, при этом оставаясь в саду и имея возможность любоваться его красотами. В этой беседке путники и застали Диму, который сидел на ограде, прислонившись спиной к одной из колонн. Веки юноши были прикрыты, а грудь размеренно вздымалась в ровном дыхании, словно юноша пребывал в каком-то сладком и безмятежном сне.       Марья, видимо, подумала то же самое, поэтому тихо шепнула Яшке на ухо, чтобы тот не беспокоил молодого господина и дождался, когда тот проснётся, а сама поспешно ушла тем же путём. А парнишка, признаться, даже и не допускал такой мысли, чтобы потревожить сон Димы...ведь так любо Рябинскому было наблюдать за тем, как лучи солнца едва ли касаются его нежного лица, заставляя хмуриться, в каком спокойствии и умиротворении пребывало всё его существо в эту самую минуту, и даже весь окружающий его мир словно замирал в то время, когда юноша мирно почивал вдали от мирских забот и суеты.       Прислонившись к пилястре у входа в беседку, Яша без всякого стеснения любовался молодым господином, зная, что тот не уличит его в этом маленьком правонарушении. Пока что юноша совершенно не понимал, да и не старался понять, от чего ему с первого взгляда так запал в душу Его дивный, казалось, даже в какой-то степени неземной образ, сравнимый разве что с самыми прекрасными заморскими принцами. Яшка желал лишь одного: подольше остаться в этом чудном мгновении, не забивая свою голову совершенно никакими мыслями... —Долго ещё будешь глядеть на меня?       Неожиданный вопрос, в миг разрушавший всю магию, созданную временем и местом, резко вывел Рябинского из его неглубокого транса, заставляя обратить всё своё внимание на источник звука. Как и следовало ожидать, голос принадлежал Дмитрию, который, в который раз сощурившись из-за светившего в глаза солнца, спустился с балюстрады и посмотрел на Яшу тем самым нечитаемым взглядом, который выдавал состояние усталости и некоторого опустошения. —Я...мне жаль, правда...я ничего такого и не думал, честное слово! —Начал было палить юноша, с трудом сохраняя зрительный контакт с этими стеклянными и словно неживыми глазами. —Зачем ты пришёл? —Резко спросил Дима, вперив пронзающий взгляд в юношу напротив, пока тот с трудом глотал ртом воздух, боясь выдать что-нибудь лишнее. —Ваш отец...у моего барина было к нему поручение, но господин Ясенец послал меня к вам... —Прерывисто проговорил молодой человек, стараясь сохранять самообладание, пускай это и давалось ему с трудом под тяжестью этого холодного взгляда. —Ах, ну теперь-то всë ясно! Мой ненаглядный отец послал! Немудрено, это в его стиле: сбросить на меня свои дела, когда он, видите ли, не в настроении! А кто этому причина? Я собственной персоной! —С явно различимой обидой и какой-то горечью в голосе заговорил Ясенец, с каждым словом всё ближе и ближе подходя к Рябинскому. —Но да что я тут распинаюсь, излагая свои чувства тому, кому и дела-то до этого нет! Но, понимаешь ли, порой как раз и хочется поделиться с тем, кто просто молча выслушает, не будет сыпать советами, а то и вовсе забудет обо всём в тот же день! Ты ведь такой человек, Яша?       Парнишка таки остолбенел от такой внезапной тирады, к которой он подсознательно уже готовился, направляясь сюда. В глубине души ему было горько от того, что этот молодой человек так расстроен, к тому же, как выяснялось, по причине некоего конфликта с его же родным отцом...с другой же стороны Яшка понимал, что говорить что-либо сейчас будет лишним, тем более, когда тебя прямо об этом просили. —Молодой господин, я...я готов вас выслушать, если вам станет от этого легче...       Неожиданно в поведении юноши что-то резко переменилось: взгляд его словно оттаял, с лица ушло былое напряжение, и Дима, схватившись рукой за голову, как-то неловко отшатнулся в сторону, упираясь спиной в балюстраду. —Не бери в голову...ты не должен был видеть меня таким. Просто забудь всё, что видел и слышал, бóльшего не прошу. Ты просто оказался не в то время не в том месте. Яша наконец-то почувствовал под собой ноги и даже немного сдвинулся с места, укрываясь под куполом беседки от палящего июльского солнца. Резкая смена в поведении парня наводила на него множество мыслей, которые Рябинский в данную минуту хотел бы отодвинуть на второй план: неподходящее было время для мозгового штурма. —Я уже второй раз за день слышу такую фразу...у меня, выходит, талант неудачно возникать.       Такое самокритичное замечание вызвало на лице Ясенца короткую усмешку и тот, исподлобья взглянув на Яшку, а точнее на краешек конверта, что выступал из его сумки, с мнимой заинтересованностью спросил: —Что это у тебя там? На сколько я понимаю, то самое «дело»? Юноша не нашёл более подходящих слов, чем их отсутствие. Он кивнул, вынимая из сумки тот самый конверт с документацией. —Ах, скука смертная! Должно быть, очередные бумаги с расчётами доходов и расходов винодельни за месяц...дай-ка мне его.       Яша протянул Диме конверт и тот, повертев его в руках и убедившись, что он сделан не из самой качественной бумаги, грубо разорвал, вынимая оттуда аккуратно сложенные листы. —Как я и думал...       Наблюдая за небрежностью молодого господина, Рябинский случайно увидел, как из упавшего на пол разорванного конверта виднелся небольшой кусочек бумажки, что была в разы меньше остальных. Паренёк наклонился и поднял её, чем сразу привлек внимание Ясенца. —Я что-то пропустил? Хм...похоже на обычное письмо личного характера, с бóльшей долей вероятности предназначенное для моего отца. Что ж, взглянем, пожалуй... Однако только было юноша потянулся за письмом, как Яша сделал шаг назад, убирая его за спину. —Господин Ясенец, я не уверен, что стоит...       Дима встал на одном месте, сокрушая на парнишку взгляд, в котором отчётливо виднелись отголоски закипающей ярости. —Рябинский, ты на что нарываешься? Отдай сюда письмо сию же минуту!       Брюнет вновь сделал выпад вперёд, стараясь ухватить белокурого за руку, однако тот ловко увильнулся от этого нападения и круто обогнул парня. —Дмитрий Николаевич, простите мне моё непослушание, однако я не могу обмануть доверие своего господина...вам также хорошо должно быть известно, что именные письма не должны попадать в открытом виде в руки к третьим лицам, кем бы они ни приходились адресату. Исходя из этого я, к сожалению, не могу вам просто так позволить его прочесть.       Неожиданно на устах молодого господина, к удивлению Якова, расцвела одобрительная улыбка. Дмитрий, сверкнув очами, прихлопнул в ладоши и более бодрым голосом воскликнул: —Браво! Рад был убедиться в том, что ты, невзирая на свой юный возраст, знаком с таким очевидным, но таким важным и в то же время часто несоблюдаемым правилом. Твой барин гордился бы тобой! На самом деле, мне не очень-то и хотелось, не удивлюсь, если там очередное приглашение на охоту или пикник...да и заскучал я порядком, вот и решил проверить тебя, как говорят, на «вшивость». Спешу тебя поздравить, проверку ты прошёл.       Яша в тот момент почувствовал такое облегчение, не столько от того, что поведение Димы оказалось простой юношеской шалостью, сколько от того, что тот как будто бы снова стал самим собой. Отпали даже мысли как-либо в сердцах браниться на молодого человека, так уж любо было наблюдать его слегка надменную, по-лисьи хитрую, но такую яркую и искреннюю улыбку. —Ладно, что-то и в самом деле скучно стало...пойдём-ка со мной, покажу кой-чего.       Ясенец поманил Рябинского жестом руки, а тот без раздумий отправился следом за ним, ещё дальше в глубь сада. Под сенью сказочных цветущих деревьев черёмухи и яблони юноши вскоре преодолели небольшое расстояние от беседки до небольшой деревянной постройки, располагавшейся вдоль забора. —Постой-ка здесь, я сейчас...— С каким-то таинством в голосе озвучил Дима, с прищуром взглянув на Яшку. Тот покорно остался на месте и стал наблюдать, как юноша скрылся за деревянной дверью. Спустя несколько секунд он шагнул из-за порога, появляясь в поле зрения Рябинского. При виде Ясенца парнишка дался такому диву, что с трудом сдержался от того, чтобы не лишиться дара речи: прямо на обоих предплечьях молодого человека сидели два сизых сокола, неотрывно глядя на чужака. —Это...это просто невероятно! У вас в хозяйстве даже такое имеется? Ну надо же! Я впервые вижу соколов так близко...       Дима, будучи явно довольным тем, что смог произвести впечатление на Яшу, не поскупился на нежную улыбку. —Ты можешь прикоснуться к ним, если хочешь...они не кусают хороших людей.       Ясенец слегка приблизил свою согнутую руку к Рябинскому, а сидевший на ней сокол, уловив движение чужой руки в направлении него, чуть извернулся, подставляясь под неё. —Вы думаете, что я хороший человек?... —Из чистого любопытства спросил парнишка, искоса взглянув на молодого господина. После столь доверительного жеста со стороны птицы Яшка восторженно коснулся ее шеи и осторожно провёл ладонью по мягким перьям. —Я нисколько в этом не сомневаюсь, Яша. И, быть может, перейдем на ты?... —Как бы невзначай добавил в конце юноша, ловя на себе весьма удивлённый взгляд. —Не пойми меня превратно, ведь мы с тобой одного возраста...да и ты не мой слуга. Почему бы не попробовать, как ты думаешь? —Коли вам так угодно, Дмитрий Николаевич... —Прошу, зови меня просто Дима.       На Рябинского эти слова действительно произвели небывалое впечатление. На самом ли деле всё это происходит с ними сейчас? Прямо сейчас Дмитрий...Дима предстал перед ним в том обличии, которое бывало доступно разве что его самым близким людям...он хотел быть открытым, не унимать улыбку на лице и просто говорить то, что чувствует, а не то, что велит его статус и собственное эго.       Яшка впервые за долгое время почувствовал себя на столько хорошо рядом с ним, что улыбка, казалось, готова была вечно не сходить с его лица. Неожиданно неловкое молчание было прервано самим же его виновником. —Знаешь...эти соколы - последние в своём роде. У нашей семьи, я имею в виду. Долгое время мои предки держали их у себя, разводили в качестве птиц-почтальонов, но в последние годы их становилось всё меньше и меньше...остались только эти двое. Однако, очень может быть, что вскоре у них появится потомство, на что мы очень сильно надеемся.       Юноша бережно провел подушечкой указательного пальца по головке птицы, что сидела у него на левом предплечье, а та в свою очередь мягко клюнула Диму в плечо. —Её зовут Гроза...это потому, что она прославилась своими безупречными полётами в любую непогоду. А этот, которого ты гладишь... —Ясенец взглянул на то, как второй сокол уже, явно ощущая какую-то вседозволенность, яро тыкал клювиком в ладонь Рябинского, от чего парнишка еле сдерживал смех, однако не решался прекратить ласкать птичку. —..., и который уже явно наглеет в плане обращения с гостем!       После этих слов молодой человек слегка тряхнул рукой, стараясь тем самым привести сокола в чувства. —Непоседа он. В прямом и переносном смысле. Думаю, здесь объяснения, почему именно такое имя, совершенно не требуются. —Я и подумать не мог, что птицы на столько бывают необычные...каждая со своим характером, нравами...почти всё, как у людей. —Восторженно лепетал Яша, все-таки убирая ладонь, чем явно задел Непоседу. —Они лучше людей, Яша. Как и все животные в целом. Они хотя бы не способны на предательство. А что до людей...       Однако молодой господин в ту же секунду отмёл эти пагубные мысли, ведь заметил, как тут же переменился доселе расслабленный беззаботный юноша, как напряглись мышцы на его прекрасном, пускай и немного пыльном после дороги лице, как сузились его нежно-персиковые губы, а в кристально чистых лазах застыл немой, но явно волнующий его вопрос.       Ясенец отвёл взгляд в сторону и случайно увидел вдали идущую в их сторону девочку. То была Василиса, дочь старшей горничной в поместье барина. Уже издали становилось понятно, что она идёт не просто так, а что её направили к ним. Девчонка явно торопилась, что становилось понятно по её слегка растрепавшимся светлым волосикам и покрасневшим щёчками.       Подойдя к парням, Вася неловко поклонилась и, всем своим видом словно извиняясь за беспокойство, с ноткой смущения в голосе произнесла: —Молодой господин, Марья просила передать вам, что чаепитие подошло к концу и... —Ах, да, я понимаю. —Тут же, явно не питая никакого интереса к данной информации, резко пресёк её дальнейшие слова парень, устало вздыхая. —Спасибо, что сообщила. Я скоро буду, пускай дождётся меня.       Ничего не сказав, Василиса кивнула и поспешила скрыться из-под тяжёлого взгляда Димы, который тут же смягчился, стоило ему вновь посмотреть на Яшку. —Отец, я правильно понимаю? —Внёс свои предположения последний, с толикой сожаления отвечая на взгляд парня. —Верно...ты уж извини, он не любит, когда его заставляют ждать. И не беспокойся насчёт конверта, я передам его в целости и сохранности.       Вскоре юноши снова направлялись вдвоём в ту часть имения, где находилась веранда, ведь оттуда можно было сразу попасть в то крыло дома, где располагался кабинет Николая Петровича. Шли они, не беседуя ни о чем, словно старались насладиться последними минутами тишины в компании друг друга. Когда же они пришли, пришло и время прощаться, Ясенец, сделав над собой усилие, чтобы голос его звучал максимально уверенно, заговорил: —Яша, я бы хотел сказать тебе...ты можешь заезжать к нам просто так, без причины, если будет время и желание. Уверен, отец не будет против, а мне...мне просто с тобой было весело сегодня.       Дима, борясь с каким-то неизвестно откуда взявшимся чувством волнения, протянул ладонь Яшке, дабы закрепить своё предложение рукопожатием, а заодно узнать, что именно думает на его счет парень.       Рябинский, словно больше всего на свете мечтая услышать эту фразу, с лучистой улыбкой на устах чувственно ответил: —Я с большой радостью принимаю ваше предложение, Дмитрий...Прости, Дима. Я ещё очень не скоро привыкну...       В тот самый миг почувствовав прилив небывалой радости, молодой человек без колебаний вложил свою руку в протянутую ладонь Димы, осторожно её пожимая.       А чего только стоило лицо Димы в этот дивный момент...казалось, впервые за долгое время Ясенцу хотелось как можно дольше сохранять улыбку на лице и радовать ею окружающих, ведь так она была прекрасна, и так были прекрасны эти совсем ещё юные, не обремененные тяготами порочного взрослого мира парнишки, которым сейчас хотелось думать только об одном: о том, когда они встретятся вновь.