нейт диас не вёл бы себя так

      огни севкабеля мигали за спиной, шумная толпа сновала из бара в бар по деревянным тропинкам, кто-то рядом фотографировал корабли, китайские туристы громко ругались с гидом. виолетта, опираясь о перила, пила водку, перелитую в бутылку от воды, даже не морщась. расширенные зрачки вяло следили за мелкими волнами, гладившими бетонные стены.       кто-то рядом спросил, как куда-то пройти. она не ответила, сделав вид, что не услышала. спросили ещё раз. виолетта снова промолчала и ткнула рукой в сторону наугад. люди ушли, но рука продолжала показывать направление. только когда в мышцы забилась усталость, а кожу начало колоть иголочками, виолетта её опустила. подошедший парень хотел познакомиться, но и ему она ничего не сказала. он ушёл.       телефон в кармане молчал, точнее, молчала даша на другом его конце. в другом городе. в другой жизни.       усталость из рук никуда не делась, наоборот, расползлась по телу, оседая в пьяном и одурманенном гашишем мозгу неприятными мыслями. воспалённые глаза резануло, слёзы покатились по лицу. виолетта вытерла их одним широким движением, допила водку в три глотка. выпрямилась, отталкиваясь от перил. присела. упёрлась ладонями в землю, вытянула ноги. отжалась на пробу. потом ещё. и ещё.       рядом останавливались люди. кто-то считал. кто-то снимал. подошедшая девушка уточнила, всё ли хорошо. подошедший за ней парень выразил восхищение ничего не значащими мотивирующими фразами. виолетта бы предпочла, чтобы ей в позвоночник воткнули иглу и прыснули цианид прямо в костный мозг. или засунули в рот дробовик и выстрелили восемь раз. она даже была готова заплатить за такую услугу всем, что имела. впрочем, вряд ли кто-то захотел бы сесть за убийство в обмен на скрепку, горстку мелочи, две заколки, пару ключей от жестяных банок, смятые купюры и карандаш.       в один подход на силе воле удалось отжаться пятьдесят раз. и даже не проблеваться. голова шла кругом, в глазах темнота, щека упиралась в холодную, влажную землю. собравшиеся зеваки начали расходиться, их ботинки хлюпали и шлёпали по мокрому дереву. виолетта полежала, пока зрение не пришло в норму, а тошнота не прекратилась, и сделала ещё столько же.       встала. отряхнулась. пересчитала монеты в кармане. пальцы не слушались. каждая часть тела ощущалась отдельно, будто кто-то разобрал его и собрал не в том порядке. голова была снизу, глаза возле ушей, живот сзади, позвоночник лежал горизонтально, ноги вывернуты и вкручены в плечи, рук не было вовсе, только подушечки пальцев, гладившие металл. она посмотрела на своё отражение в стекле, чтобы убедиться, что ей только кажется, но не смогла себя разглядеть. окружающие были чёткими, даже слишком, шли медленно, давая время себя рассмотреть во всех деталях, пока огибали застывшую посередине улицы виолетту.       их было много, как будто вокруг вовсе и не петербург со своей высокой культурой и низменными потребностями, а полотно босха. только виолетта — не главное, и даже не просто действующее лицо, у неё вообще нет лица. она — пейзаж, случайный мазок, незаметный, если не искать специально. и даже, если искать, всё такой же крошечный и, в общем-то, не важный. она — грязь на ковре в прихожей, надпись матом, закрашенная заботливыми работниками жкх, царапина на стекле трамвая.       мимо прошёл кто-то в таком же свитере. виолетта обернулась, чтобы убедиться, что это не она. залаяла собака. девушка дёрнула поводок, оттаскивая животное. виолетта почувствовала, будто это ей в шею впился ошейник. девушка извинилась и обругала собаку. это была дворняжка.       виолетта зачем-то спросила, как её зовут.       — это мальчик. тотоша.       почему-то от этого стало смешно. девушка тоже улыбнулась. у неё был приятный голос и большая грудь. будь всё по-другому, они бы вполне могли переспать. разговаривали о ценах на корм, кинологах и законодательстве. говорила в основном девушка. виолетта кивала, перестав улыбаться. девушка приняла это за заинтересованность. виолетта не возражала, чтобы её поведение за что-то принимали.       — так… ты тут одна? — спросила девушка, сжимая поводок.       от этой фразы что-то гулко отдалось в желудке. виолетта развернулась и ушла. вслед снова залаял тотоша.       телефон продолжал молчать.       на заправке виолетта купила самых дешёвых сигарет. над дверью непрерывно звенел колокольчик. на него дул кондиционер.       — вам бы проспаться, — посоветовал парень за кассой. виолетта зачем-то соврала, что у неё вирусный конъюнктивит. — тогда тем более.       виолетта зачем-то пошутила, что лечит вирусы водкой. парень не оценил. она вышла, не попрощавшись. в ушах ещё три квартала звенел колокольчик. двигалась по наличной улице на север.       свитер был с тюленем посередине. почему-то виолетта чувствовала, что одета не в него. как будто кто-то выпотрошил настоящего тюленя и натянул на неё тушу, чтобы скрыть насквозь пробитую грудную клетку.       она дошла до реки и свернула налево. канал был идеально ровным, перила ржавыми и шершавыми. кожа цеплялась там, где облупилась краска. оставались царапины. когда виолетта пыталась перейти дорогу, её чуть не сбил таксист, но она этого и не заметила. на другой стороне перил уже не было. чуть дальше начинался пустырь и бараки.       между забором и синей кабинкой биотуалета была натянула верёвка. на ней сушились две футболки. виолетта зачем-то проверила, высохли ли они. из барака вышел цыган и что-то ей крикнул. она не разобрала. он крикнул что-то уже в барак. она пролезла через дыру в заборе и пошла дальше.       под ногами гудел зсд, уходивший вглубь. у морского вокзала её обругал сторож, она снова свернула налево и побрела в сторону новостроек. за ними был ещё один пустырь. и вода.       виолетте жизненно важно было оказаться у кромки финского залива и посмотреть на волны.       фары машин светили в глаза, заставляя их отдавать острой болью в затылок. на остановке виолетта села на лавку и скурила четыре сигареты. тело снова ощущалось нормальным.       приехал автобус. она попыталась угадать, сколько людей выйдет. над ней ветер трепал наполовину отклеившееся объявление. чтобы занять руки начала ковырять скамейку. короткий ноготь на указательном пальце сломался. она продолжила уже средним. когда щепка оторвалась, виолетта положила её в левую ладонь и принялась за новую. и продолжила, пока утренние сумерки не окрасили небо лиловым.       потом встала. отряхнулась, только в свете фонаря заметив, что морда тюленя вся перепачкана. до домов оставалось всего ничего.       только смотря на финский залив, она осмелилась позвонить. хотела услышать голос. хватило бы даже короткого всхлипа. с моря дул ветер.       никто не поднимал, но виолетта продолжала нажимать на иконку трубки. гудки успокаивали. у горизонта вода начинала желтеть от поднимавшегося солнца. телефон звонил дальше.       набор номера…       набор номера…       набор номера…       набор номера…       набор номера всё ещё шёл…       потом залив замер. из глубины звучал женский голос. тихий. самый дорогой из всех.       — алло, — сонно и плаксиво.       виолетта сглотнула, не зная, что ответить.       «алло».       «я хочу умереть».       «я тебя люблю».       — нейт диас проиграл макгрегору.       — уже давно.       — я выпила.       — я тоже. приедешь?       — я в питере.       — приедешь?       — а ты хочешь меня видеть?       — приедешь?       — да.