Revival Gone Wrong! (Gone Sexual!) Not Clickbait!

Дрим убивает Томми. Возвращает его обратно. И всё портит. "Томми, прекрати." "Томми, прекрати". Томми насмехается. "Посмотрите на меня, я уродливый Дрим, и я даже не могу воскрешать людей правильно. Тупая сука." Дрим выглядит так, будто хочет ударить его. Но не бьёт. "Знаешь, есть и другие способы причинить тебе боль". Вместо этого он говорит, всё ещё пытаясь сохранить свой фасад контроля. "Есть люди, которые всё ещё верны мне. Они–" "А я прыгну с ёбаного моста". говорит Томми, скрещивая руки. "Ты сделаешь какую-то хрень, обидешь кого-то из моих друзей, и всё это? Это конечно." "Томми–" "Что, как будто я не делал этого раньше?" Он смеётся. "По крайней мере, я бы забрал тебя с собой". Дрим хлопает ладонью по обсидиану. Ладонь Томми жжёт. "Ты этого не сделаешь". говорит Дрим. В его голосе нет уверенности. Томми улыбается. Это не доходит до его глаз. Его кожа всё ещё ползёт по его телу. Его неживому телу. Он был мёртв. Он был мёртв, а Дрим вернул его. Он вернул его, и теперь они чувствуют всё, что чувствует другой. Это... Благословение. Проклятие. Дрим не может причинить вред Томми, не причинив вреда себе. Убить другого - значит умереть. Если бы он не чувствовал себя так неправильно, это могло бы его утешить. Это самое безопасное место, где он когда-либо был от Дрима, думает он. Последнее, что он чувствует в своём живом, дышащем теле, - это безопасность. Сэм выпускает его из тюрьмы, когда тот идёт дать Дриму еду. Он ужасается, когда приходит туда, потрясённый, выкрикивая приказы, и лишь отшатывается, когда Томми кричит в ответ. Он умер, Томми умер, а у Сэма хватает наглости обвинять его в этом... Как будто Томми никогда не кричал о помощи. Томми впервые за три месяца трогает траву и чувствует, как чужие ногти впиваются в его ладонь. Когда Томми ложится спать, уже поздно. Всё вокруг ещё так ново и пугающе, что он трижды прошёлся вокруг дома, протягивая руки, чтобы потрогать разные предметы, но при каждом новом ощущении отдёргивал руку. Это холодно. Это грубо. Диван мягкий и плюшевый, и в конце концов он выпрыгивает из него - мягкость слишком похожа на небытие. Он направляется к своей кровати, где лежит матрас. Он с трепетом смотрит на него, а затем медленно опускается на него. Не слишком мягкий. Но и не твердый, как пол камеры. Он немного бугристый, с впадиной посередине, и прохладный на ощупь. Он выдыхает. Это... хорошо. У него всё получится. У него всё получится. Он жив, поэтому ему нужно поспать. Может быть, если он будет говорить это достаточно часто, он поверит в это. Он вздрагивает, натягивая одеяло на плечи. Но не на голову. Попробовав это, он вырывается обратно, решив не думать об этом. Он остался нервным и измученным, не в силах найти покоя. Он вздрагивает при каждом крике совы. Ему кажется, что он уже привык к этому, но крик лисы заставляет его сердцебиение учащаться. Он вскакивает с кровати, и крик раздаётся в его ушах, как крик стражника, как крик человека, как крик ребёнка, взывающего о помощи. Он выбегает на улицу и хватает свой лук, стоящий у двери. Ночь шумная. Цикады, ветер, и эта чёртова лиса, просто рядом. Он выстраивает траекторию выстрела, дыхание замедляется, превращаясь в злобную размеренность при оттягивании тетивы. Прицеливается, чуть выше и чуть левее, чтобы компенсировать свой всегда уходящий влево локоть. Отпускает, пальцы слетают со струны, стрела летит в ночь. Она вонзается в бок лисы, мгновенно убивая её. Томми смотрит, расширив глаза, на лису. Не двигается. Не дышит. Просто... ничего. Его тошнит, и он с ужасом представляет себе это тёмное, пустое место. "Отъебись", - шипит он, когда чувствует, как призрачные волосы касаются его затылка. Волосы Томми не длинные. Дрима здесь нет. Он всё ещё там, так почему Томми таскает его за собой, как какой-то грёбаный труп... "Блять..." Он задыхается, потирая глаза. Он не может этого сделать. Только не здесь, не здесь, с этим огромным пустым небом и ветром, который всё время налетает на него. Ночь вдруг кажется слишком тихой. Всё просто... всё. Это мир. Томми не привык к нему. Он возвращается в дом, судорожно зажигая три фонаря. Делает себе чашку чая, которую не может выпить, потому что она слишком горячая, и слишком сладкая, и слишком острая, и слишком, блядь, много чего. Выливает его в раковину, после чего падает обратно в кровать и смотрит в потолок. Он мужественно пытается вспомнить, как успокоиться. Он... он что-то вспоминает, даже когда чьи-то пальцы отстукивают быстрый ритм, заставляющий его дергаться каждый раз, когда он переходит на шаг. Он считает свои вдохи. Вдох и выдох. Один. Вдох, задержка, выдох. Четыре. Вдох... выдох. Десять... Двадцать пять... Шестьдесят... Когда паника проходит, он остается настолько обессиленным, что не может больше ничего делать, кроме как лежать. Не покидает ощущение, что он всё ещё умирает, но его успокаивает то, что если так, то он заберёт этого ублюдка вместе с собой. Он уже почти заснул, когда по его коже скользнула рука. Он напрягается, когда рука проходит по его груди, теребит сосок. Она тянет за него, и Томми распахивает глаза, а сердце подпрыгивает к горлу. Он не спит. Он... Он вскрикивает, когда чувствует, как кто-то начинает хватать его за член. Это странно, как будто они находятся не с той стороны. Но это, несомненно, реальность. Это не сон... Дрим.Дрим дрочит. Томми чувствует каждый дюйм. Он ударяет рукой в стену, так сильно, что картина на гвозде дрожит. Рука на его члене останавливается. Томми ошарашенно смотрит в пустую комнату, молясь, чтобы Дрим догадался, в чём дело. Он чувствует, как кто-то ущипнул его за бедро. Он щипает в ответ. Медленно, осторожно, рука на его члене снова начинает двигаться. "Отъебись!" говорит Томми, чувствуя себя в ловушке. "Что не так с– прекрати!" Рука не убирается, даже когда Томми кусает свой кулак достаточно сильно, чтобы пустить кровь. Дрим просто бьёт рукой обо что-то - вероятно, об пол камеры, - пока Томми не прекращает. Рука возвращается, пульсируя от боли, и дразнит верхушку члена Томми– Дрима– их членов. Томми, несмотря на свой ужас, начинает твердеть. "Этого не может быть". говорит Томми, уткнувшись лицом в подушку. "Прекрати, прекрати". Дрим не слышит его. Дрим не останавливается. Он чувствует, как другая рука начинает ласкать его яйца, и вздрагивает от этого прикосновения. Оно ещё такое легкое, просто кончики пальцев прижимаются к коже. Почти щекотно. Это абсурд. Для такой жестокой вещи чувствовать себя такой... такой мягкой. Он застывает на кровати, когда Дрим начинает сильнее давить на его– их– его член. Поглаживая его медленно, словно смакуя. Сжимает его у основания, затем начинает выкручивать запястье на конце. Томми гримасничает, сжимая пальцы в простынях. Блять. Блять. Это... это призрачно. Легко, как пёрышко. Он начинает потеть, заставляя себя оставаться мягким. Он не собирается наслаждаться этим. Дрим вдруг делает сильный рывок от основания до кончика. Томми издаёт стон, закрывая рот рукой. Рука останавливается, и он чувствует, как кончики пальцев касаются его губ. Он покраснел до безобразия, ненавидя то, что он дал Дриму понять, что он стонет. Как– как– В голове у него проносятся сотни оскорблений, которые Дрим мог бы выплеснуть на него. Возможно, он так и сделал бы, будь он здесь. Назвал бы его шлюхой. Идиотом, отвратительным, что он заводиться только от того, что Дрим дрочит. Они оба одновременно отдёргивают руки. Томми чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы. Дрим... Дрим, наверное, сейчас смеётся над ним. Как он всегда это делает. Этот идиотский смех. Томми хочется чтобы он подавился им. Рука Дрима снова опускается к его члену. Томми вздрагивает, чувствуя, как его рука гладит. Он чувствует её на своей ладони и на своем члене, хотя они находятся на огромном расстоянии друг от друга. От этого его собственное ощущение пространства рушится, и мир кажется ложным. Он опускает руку вниз и нависает над членом, надеясь, что мир перестанет казаться ему вращающимся. Это не срабатывает. Его сознание вращается само по себе, а рука дрожит. Он случайно задевает эрекцию в штанах и отдёргивает руку обратно на кровать, молясь, чтобы Дрим этого не заметил. Место, к которому он прикоснулся, покалывает от возбуждения, подливая масла в огонь. Всё, что ему остаётся - только не начать трогать себя. Чёрт, он действительно твердый. Он ненавидит это. Он мёртв. Он не должен чувствовать, как что-то колышется в его внутренностях, если только это не черви, грызущие его кишки. И уж точно он не должен кипеть от возбуждения, сжимая штаны по мере того, как тянется время. Он вспотел. Мир вокруг него меркнет, и он закрывает глаза, пытаясь отгородиться от всего остального. Слишком много. Руки на коже. Всё ещё поглаживают, но другая уже легла на живот, тёплая, мягкая и... Руки Томми поднимаются к его собственному животу. Он хочет сорвать его с себя, но там ничего нет. Он вздрагивает, из его горла вырывается высокий крик. Он в ловушке. Его... его держат. Он мёртв, но это уже не небытие. Его член болит в том месте, где он прижимается к ткани. Призрачная рука Дрима опускается вниз, к тому месту, где пояс Томми впивается в кожу. Он нежно поглаживает его пальцами. Это чертовски щекотно, и Томми ворочается в простынях. "Пошёл ты", - говорит он, вставая на колени на кровати. "Прекрати, блядь, трогать меня!" Вес его твёрдого члена здесь более очевиден, гравитация тянет его вниз. Он снова запульсировал, когда Дрим провёл большим пальцем по его кончику, и Томми медленно опустился на колени, прижавшись лбом к матрасу. Свободная рука Дрима снова блуждает, проводя ногтями по бёдрам, животу, груди. Томми бьётся головой о кровать, пытаясь отгородиться от него. Не получается. Его бёдра сотрясаются от усилий не двигаться в такт с ним. Не вжиматься в руку, которой нет. Он впивается пальцами в постельное белье, просто - напрягаясь. Как будто его мышцы пытаются вырваться из кожи, оставляя его слишком большим для своего тела. Нет давления. Никакого удовольствия. Если Дрим намерен заставить его почувствовать это, то он намерен сопротивляться. Он дрожит, держась на ногах, раздвинув их так, чтобы не скрестить бедра. Дрим, похоже, воспринимает отсутствие ощущений как вызов, замедляя движение руки, чтобы Томми не мог даже потеряться в повторении движений. Он вынужден чувствовать каждую мозоль, каждый сустав, когда они прижимаются к его стволу. Костяшки пальцев Томми побелели, когда он вцепился ими в простыню. Он тяжело дышит, щёки разгорелись, когда его собственное дыхание снова ударило ему в лицо. По его виску скатывается бисеринка пота. Он... он думает, что это его висок. Свободная рука Дрима несколько раз постукивает по его животу. Томми не знает, что он может пытаться этим передать. Тап-тап, тире. Тап-тап, тире. На секунду ему кажется, что это азбука Морзе. Это длится до тех пор, пока Дрим не растягивает свое искусство, покрывая им весь живот. Точка - с одной стороны рёбер. Точка - с другой. Линия, изгибаясь, тянется от рёбер вниз, к пупку и обратно. Это улыбка, понимает Томми. Он вскрикивает, теряя дар речи от ярости. Он падает лицом в простыни, обе руки, потеряв опору, рвут его кожу. Он кричит снова, надеясь, что сможет вырвать голосовые связки Дрима вместе с ним. Рука Дрима не двигается, но он не обращает на неё внимания. Его больше заботит то, как оттереть остатки грязи на своей коже. Он не знает, в какой момент он начинает плакать, свернувшись калачиком вокруг своей сырой кожи и ноющего члена. Он знает только, что ему больно. Всё болит. Всё. Он... он, блядь, хотел бы снова умереть. Тогда он знал, чего ожидать. Безумие. Небытие. Нет. Этого. На его лицо ложится рука. Она нежно гладит его по щеке. Затем она даёт ему пощёчину. Он отдёргивает голову, хотя удар не был сильным. Он не сразу понимает, что произошло, а затем разражается резким смехом, представляя, как Дрим бьёт себя. Он перерастает в полноценный гогот, сотрясающий его тело до тех пор, пока у него не перехватывает дыхание, а слёзы не заканчивают свой путь по щекам. Они присоединяются к его поту на кровати внизу. Дрим всё ещё лениво поглаживает свой член. Медленно. Спокойно. Кипящий жар. Томми, обессиленный всем происходящим, не может больше бороться с этим. Он даже не знает, как с этим бороться. У него мелькнула мысль покончить с собой, но она была похоронена. Не... не сейчас. Не сейчас. Он ещё даже не сказал "привет", не говоря уже о "прощай". Он не шевелится, пока Дрим доводит их до оргазма. Он изо всех сил старается не шуметь, издавая лишь задыхающиеся вздохи. Больше ничего. Теперь, когда он преодолел шок от всего происходящего, его не покидает мысль о том, насколько это вуайеристское ощущение. Он не просто наблюдает за тем, как Дрим дрочит, он чувствует, как бы Дрим делал это с собой. Он чувствует легкую боль в запястье, прежде чем разжать его, чувствует, как его вторая рука опускается вниз, чтобы поиграть с их яйцами, почти что в последнюю очередь. Он чувствует, насколько чувствительны яйца Дрима, больше, чем Томми привык. Дрим подводит их к оргазму. Всё больше и больше, пока Томми не забывает, что это вообще Дрим. Это тёплая рука, в которую можно трахаться. Она влажная, тугая и слишком медленная. Она... замедляется ещё больше. Всё ещё там, не уходит, но затягивает. Томми стискивает зубы и шипит в бессильной злобе. Да пошёл он. Нахер это. Нет. Нет, сейчас ему это не нужно. Ему нужен сон и, возможно, смерть, но не нужно, чтобы его дразнили всю ночь. Как будто он просто... просто ебаная игрушка. Как будто– Как будто он не имеет значения. Одним резким толчком Томми срывает штаны и вжимается в кровать. Он издаёт шокированный стон, когда наслаждение удваивается. На секунду он замирает, и тут же рука Дрима судорожно сжимается, а другая впивается в бедро. Удовольствие отражается не только на Дриме, но и на них обоих, они чувствуют всё. "Твою ж мать", - задыхается Томми, его бёдра замирают на матрасе. Руки Дрима снова начинают двигаться вверх, сильнее, быстрее. Томми чувствует, как пульсирует их возбуждение, нарастает в их телах. Он ощущает биение своего сердца на лице, чувствует, как его щёки нагреваются до покалывания. Его спина выгибается дугой, и он снова сжимается в собственном ритме. После столь долгого отсутствия прикосновений он теряет сознание. Это... это не имеет права быть таким приятным. Последнее, чего он хочет, это чтобы Дрим чувствовал себя хорошо. Его бёдра замирают на месте, но затем он чувствует, как Дрим сжимает основание его члена, и тогда его бёдра снова замирают в такт, пока не встречаются где-то посередине. "Ох, блять", - стонет Томми, вжимаясь лбом в простыни. "Блять, блять, блять. Ты такая сука, Дрим", - говорит он, не заботясь о том, что мужчина его не слышит. Ему просто нужно это сказать. Ему нужны эти слова, чтобы в груди стало на одного человека меньше. "Пошёл ты. Ёбаный инцел. Ёбаный– блять". Дрим его не слышит, но рука, которая не гладит, вдруг переходит от ласкания его яиц к твердому трению кончика его члена. Томми чувствует, как нарастает его собственное возбуждение, потом возбуждение Дрима, потом его, а потом они оба доходят до оргазма так быстро, что Томми только и может, что продолжать двигаться. Он едва дышит, наслаждение удваивается и удваивается, его тело содрогается от переполняющих его ощущений. Он издает хриплый крик, всё его тело двигается в такт его толчкам в простыни. Этого недостаточно. Слишком много. Он чувствует, как они оба опрокидываются одновременно, перед глазами два взрыва, по телу разливается вдвое больше жара. Он кончает, кончает и кончает, всхлипывая, когда из его тела вырывается оргазм. Он ложится, трясясь, стуча зубами. Он медленно восстанавливает дыхание. Он не чувствует, что Дрим тоже двигается. Только он сам, в удовлетворённом экстазе, вдвое сильнее, чем обычно. В течение нескольких минут в мире нет ничего страшного. И с Томми всё в порядке. В течение нескольких минут после оргазма он доволен. Он чувствует воду на своем члене, что заставляет его тревожно вскрикнуть. Он смотрит вниз, щёки вспыхивают красным, когда он понимает, что, конечно же, это Дрим убирается. Он... он знает. Он не забыл, с кем связан. Кто всё ещё контролирует его. Только теперь... более открыто. Для Томми, во всяком случае. Эта мысль ударила его по мозгам. Он встаёт с кровати, с ужасом глядя на беспорядок на своих простынях. Он отказывается смотреть на это, срывая их и бросая себя и их в душ. Он включает воду и заходит в душ. Через секунду он чувствует толчок в колено и ладони. Ему требуется секунда, чтобы соединить точки. Дрим... споткнулся. Просто упал, когда почувствовал, что вода попала на кожу. Томми насмешливо фыркнул. "Ты заслуживаешь худшего". говорит он, обращаясь к воздуху. Его лицо опускается, когда вода нагревается. Он не выдержал, свернувшись калачиком на полу душевой. Он отвлекается от агонии, скручивающей его изнутри, и надеется, что Дрим не сможет различить его слезы и воду, смывающую их.