***
Хёнджин не до конца понимает, какого он отношения к этому дню. С одной стороны, алгебра последним уроком, когда ты уже выглядишь как выжатый лимон, и вообще всё, что хочется — это только завалиться домой, а не решать все эти уравнения, так ещё и со строгим учителем — полный отстой. Но с другой стороны, знакомство с Ликсом — это единственное, что скрасило происходящее и подарило хорошее настроение до конца учебного дня. Пока внимание на него не обратил тот, от кого внимания хотелось меньше всего. — Хван Хёнджин, я вижу, что Вы очень хорошо усвоили сегодняшнюю тему урока, поэтому, пожалуйста, выйдите к доске и решите нам пример из новой темы, — раздаётся строгий и хрипловатый голос учителя Чхве, который почти сразу же заставляет Хвана прервать все свои мысли и наконец обратить внимание на реальность. Хёнджин молится всем богам, чтобы сейчас каким-то чудом прозвенел звонок и ему не ставили двойку — плохих оценок за последнюю четверть ему хочется в последнюю очередь. А точнее не хочется вовсе. Он без понятия, как выкрутиться из этой ситуации, и, когда он уже стоит у доски, держа в руке мел и пытается хотя бы переписать пример, он хочет развернуться и извиниться перед учителем, дабы избежать конфликтов с ним, но тут в класс кто-то стучится, а после заходит. Хёнджин не смотрит на зашедшего — он просто выжигает перед глазами доску, надеясь, что Чхве сейчас куда-то срочно вызовут, и он не будет здесь его пытать. — Учитель Чхве, наш классный руководитель попросил, чтобы Вы выставили оценки за прошлую контрольную, — тишину перебивает раздавшийся низкий голос, который точно принадлежит одному-единственному человеку. — Хорошо, я передам потом кому-нибудь журнал, чтобы отнесли. — Я могу подождать, — опять этот голос. Боже, думает Хван, что это за день такой, полный неожиданностей. Он уже подготавливает морально себя ко всему, что ещё может произойти за эти последние десять-двадцать минут урока. Но Хёнджин всё же до сих пор надеется, что сейчас каким-то чудом прозвенит звонок, и он сможет пойти домой или просидеть некоторое время в библиотеке. Однако на данный момент он здесь, стоит у доски на уроке алгебры и должен решать пример со сегодняшней темы, которую он полностью прослушал. А ещё, как вишенка на торте, сзади него стоит тот самый Ли Феликс и смотрит на Хвана, потому что он затылком чувствует его взгляд. Хёнджин, переписав пример, старается сосредоточиться на нём, но все иксы, игрики и цифры превращаются в какое-то неразборчивое месиво, потому что кто-то приближается к нему запредельно близко, аккуратно укладывая руку на талию. Хвана током пробивает, когда Феликс наклоняется к его уху, тихо и еле слышно подсказывая решение. Хёнджин сам не понимает, как смог написать всё правильно под диктовку, так как всё его внимание было уделено лишь одному человеку, который стоял позади него и почему-то всё ещё не отходил от Хвана ни на шаг и даже руку не удосужился убрать, учитывая, что Джин уже всё написал. Но Хёнджин не против. Не был и никогда не будет. Ведь когда ещё появится возможность стоять с ним настолько близко? Вероятно, никогда.***
Урок закончился. Хёнджин практически вылетает из кабинета, после которого он на удивление самому себе остался жив. В коридоре он пересекается с Сынмином: — Ты чего такой нервный? — непонимаюше смотрит брюнет. — Забей, не важно, — отмахивается Хван, надеясь, что его друг сейчас не начнëт как всегда его поддразнивать. — Ты домой? — Нет, в библиотеку, иди без меня, — ему нужно как можно скорее переварить всё, что произошло за сегодняшний день. — Опять своего ненаглядного будешь рисовать и тихонько вздыхать на него? Господи, да уже заговори с ним и признайся в конце концов, что в этом сложного? — возможно, Сынмин слишком самоуверенный, который если испытает даже обычную симпатию, то сразу же напрямую скажет об этом тому человеку. Хотя, это так и есть. Он живёт с девизом, который сам же придумал: «Если взаимно, то чудесно, а если нет — забей хуй и продолжай жить дальше». Может быть, Хёнджин даже немного завидует такому пофигизму, ведь ему действительно не хватает такой уверенности в себе. Он ничего не отвечает Киму, быстро прощается и идёт в сторону школьной библиотеки. Там всегда настолько пыльно, что кажется, что там не убирались год так точно. Он забегает в самый дальний угол, берёт с полки первую попавшуюся книгу, скорее для вида, ведь найти здесь что-то действительно по душе достаточно трудно. Да и приходит он в библиотеку для прочтения чего-либо крайне редко. Скорее всего, просто для того, чтобы отдохнуть от всей суеты, которая практически ежедневно присутствует в школе. Он садится за свободный стол у окна, за стеллажами книг. Тут никого нет, поэтому очень тихо. Пытается вчитываться и сосредоточиться на книге, но с первой страницы она не цепляет ничем. Он всё ещё находится в каком-то странном окрылëнном чувстве и не понимает, как вернуть своё прежнее состояние, в котором он хотя бы думал разумно и не был настолько рассеян, как сейчас. Решив, что из-за мыслей он не сможет никак сконцентрироваться на сюжете, Хëнджин лезет в свой рюкзак за своим потрёпанным временем скетчбуком. Если прежде у него получалось рисовать Феликса, только подумав о нём, то сейчас это не выходит. Может, это из-за того, что он уже перепробовал нарисовать его с различных ракурсов, эмоциями на лице и даже положениями, а может быть из-за того, что они поговорили первый раз лицом к лицу и теперь сердце и душа жаждут этого снова. Понимая, что нарисовать он ничего не может, он достает из кармана школьных брюк наушники, включая расслабляющую песню. Он просматривает старые рисунки в скетчбуке, отмечая в который раз, что ту красоту, которую имеет Феликс, не сможет нарисовать ни он, ни даже самый профессиональный художник. Это нереально. Из-за громкости звука он не сразу чувствует позади себя кого-то, поэтому слегка пугается, когда кто-то вынимает правый наушник из уха, а поворачивая голову, он встречается с чужими, глубокими, как бездонное море, глазами из-за чего сердце чуть не уходит в пятки. Феликс вставляет наушник в ухо, улыбаясь взгляду Хвана на себе, а тот только безбожно краснеет от этой улыбки и от ответного взора. А когда Хёнджин ставит песню на паузу, то тут же Феликс говорит: — Люблю эту песню, — Хёнджин пытается хоть что-то ответить, но ничего не выходит. Будто бы весь словарный запас просто испарился. Всё, что он способен выдавить из себя, это тихое: — Я тоже, — Хёнджин рад, что у них есть хоть что-то общее с Ли. Взгляд Феликс уводит в другую сторону, а Хван даже сперва не осознает, куда он смотрит, но когда понимает, то пугается. Феликс наклоняется ближе к Хвану, смотря на раскрытый скетчбук. Несколько секунд просто непонимающе глядит, будто бы не до конца веря, что на листе действительно рисунок, а потом расплывается в удивлённой улыбке. — Ты ещё и рисуешь? Это очень красиво! — слава богу, что была открыта страница с обычным пейзажем, иначе Хёнджин не знает даже, что бы сделал с собой, если Феликс увидел себя в скетчбуке незнакомого до этого дня ученика. — А ты сможешь нарисовать меня? Могу заплатить, — предлагает блондин. А Хёнджин опешил. Он, конечно же, и раньше рисовал Феликса, но чтобы он сидел перед ним… — Нет! Я могу нарисовать просто так, за бесплатно, — пытается поднять уголки губ в подобии улыбки и у него, это, наверное получается, несмотря на внутренне волнение. То есть у него в самом деле будет возможность провести с Феликсом время наедине? Если бы ему однажды об этом сказали, то он ни за что бы не поверил. — Мне кажется, что за такие работы тебе нужно получать вознаграждение, — отвечает Феликс. — Спасибо, но мне будет неудобно, — отказать такому чуду практически невозможно, но, кажется, он справился с этим. На самом деле, его вознаграждением является совместное времяпровождение с этим неземным мальчиком, а остальное ему и вовсе не нужно. — Хорошо. Прямо здесь будешь рисовать? — спрашивает Феликс. — Ну, можно и тут… Феликс кивает, улыбаясь, и проходит дальше, чуть отодвигая стоящий стул на другом конце стола к окну. А когда садится, поворачивает голову в сторону, из-за чего Хёнджин может видеть его точёный профиль. Хван даже не сразу осознает, что Феликс позирует для него, а только задерживает взгляд на то, как солнечные лучи опять освещают это создание. Он выглядит сейчас как самое настоящее произведение искусства, и никто не сможет поменять его мнение. — Так ведь нормально? — слышится голос Феликса. — А… Да. Замечательно, — заторможено отвечает Хван. Честно говоря, Хёнджин бы сказал, что он в любом ракурсе и позе выглядит очаровательно, но вовремя затыкает себя. Пусть это останется только в его мыслях. Время проходит чересчур быстро и незаметно. Всё-таки Хёнджин ошибался, когда считал, что уже наизусть выучил расположение всех его веснушек. Они, оказывается, есть не только на щеках, но и на ушах. Хёнджин сосредоточенно и старательно выводит каждый поцелуй солнца, в очередной раз убеждаясь, настолько они милые и обворожительные. Тишина, в которой они находятся, до безумия комфортная. Ещё никогда он не чувствовал чего-то подобного рядом с другим человеком. Когда Хёнджин заканчивает с мелкими деталями, откладывает карандаш, оценивающе смотря на получившийся рисунок. Феликс, больше не услышав звук проходящего грифеля карандаша по бумаге, поворачивает голову к Хвану. — Ты закончил? Могу я посмотреть? — спрашивает Феликс, ожидая ответ. — Не думаю, что получилось хорошо… — действительно, результат не такой, какой ожидал Хёнджин. Но он надеется, что Феликсу понравится. Он протягивает скетчбук в чужие руки, но из-за рассеянности роняет прямо на пол. Феликс опускается, чтобы взять скетчбук, а когда всё-таки она оказывается в его руках, то Хёнджин видит удивлённое выражение лица Ли. Будто он увидел то, что не должен был. Хёнджин напуганного смотрит на то, как Феликс продолжает рассматривать какой-то рисунок в его скетчбуке. Это ведь может быть любой рисунок, а у Хёнджина их много. И некоторые из них он точно не хотел бы показывать Феликсу. — Разрешу, — только и выдаёт коротко Ли, спустя некоторое время. — Что?.. — Хёнджин не понимает ничего. — Поцеловать меня. На столе перед его глазами появляется совсем другой рисунок, не тот, который он сейчас рисовал. На нём тоже изображëн Феликс, но акцент делается именно на веснушках. А в левом нижнем углу написано: «Тебя само солнце поцеловало. Разрешишь мне тоже?» Щёки предательски краснеют. Он хочется спрятаться или вообще убежать отсюда, лишь бы не видеть этот взгляд и эту улыбку. Ему до безумия стыдно. Хёнджин уже успел попрощаться со своей репутацией в школе. Всё, теперь Феликс всем расскажет, что он из этих, а потом Хван станет изгоем во всей школе. Но Феликсу, кажется, наоборот очень весело наблюдать за его реакцей. Он не выглядит так, будто ему стало противно или ещё что-то в этом роде, что заставляет Хёнджина хотя бы более-менее перестать себя так сильно накручивать. — Ну же, поцелуешь всё-таки или мне самому это сделать? — он поднимается, подходя к брюнету, нависает над ним, смотря с хитрой улыбкой. Откуда у этого солнечного мальчика столько смелости? Хёнджин думает. Очень долго думает, пока в один момент, будто бы непроизвольно встаёт со стула, параллельно хватая рюкзак, и, задерживаясь около чужого лица, оставляет быстрый чмок на веснушчатой щеке. Ещё никогда он так быстро не жалел о своих поступках. Вдруг Феликс просто пошутил и хотел посмотреть, как он на это отреагирует? Хёнджин пулей вылетает из библиотеки, отдалённо слыша голос Ли: — Эй, Хёнджин! Ты куда?! — Феликс идёт следом за ним, но, выходя из библиотеки, уже никого не замечает. Возвращаясь к столику, он замечает забытый скетчбук, ещё раз смотря на самого себя. Улыбаясь своим мыслям, он говорит напоследок пустоте: — Ещё увидимся, Хван Хёнджин, — и берёт чужую вещь с собой, обещая самому себе, что вернёт еë, как только встретит Хёнджина.***
Понимая, что он не может долго прятаться от Феликса в коридорах школы, что он делал уже два дня, потому что скетчбук вернуть всё же хочется, Хёнджин решает больше не убегать и не избегать. Будь что будет. Ударит? Заебись. Постебётся? Вообще круто. Главное, чтобы больше никто не узнал. Иначе — будет плохо. Уроки проходят быстро. Последним была физкультура, но Хёнджин решает её пропустить. Он не раз это делал, отпрашиваясь по состоянию здоровья, и всегда прокатывало. Хёнджин, выходя за пределы школы, решает сразу пойти домой, потому что сегодня пятница и можно как следует отдохнуть. Ему не терпится как можно скорее оказаться дома и, желательно, в своей кровати, и отоспаться за эту неделю. Он думает об этом, как его резко хватают за руку, таща на заднюю территорию школы. Всё, что он видит, так это знакомую блондинистую макушку. — Феликс? Что ты делаешь? — его резко прижимают к грязной стене, смотря снизу вверх из-за разницы в росте. Хёнджин слегка пугается, когда Феликс, вставая на носочки, тянется к его губам, прикасаясь к ним своими до безумия тёплыми и мягкими. Всё, что происходит на данный момент, просто не может быть реальностью. Если всё, что происходит сейчас, всего лишь сон — то это какое-то издевательство. Они просто стоят, прижимаясь губами друг к другу. Хёнджину не хватает смелости даже шелохнуться, не то что на поцелуй ответить. Да и нельзя сказать, что он обладает каким-то опытом в поцелуях. Абсолютно нет. Он просто наслаждается разливающимся по всему телу теплом, из-за ощущений чужих таких любимых губ к собственным, но вскоре у него отнимают это удовольствие. — Так и будешь стоять и не ответишь? — обиженно надув нижнюю губу, Феликс складывает руки на груди. — Но я не умею… — смущённо отвечает Хван. — И что? Я тоже, — говорит Феликс, а Хёнджин удивляется. Он не думал, что такой парень, как Феликс, за которым бегает добрая половина — если не вся — школы, не умеет целоваться. Но теперь он хотя бы не один, похоже, чувствует смущение. Потому что он замечает лёгкий румянец на веснушчатых щеках, и Хван, в порыве желания и резко пришедшей смелости, наклоняется к мальчику, целуя уже первым. Совсем неумело начинает сминать пухлые губы, а Феликс, обхватывая маленькими ладони чужие щëки, отвечает на поцелуй так же нежно, как это сделал брюнет. Хёнджин чувствует, как его сердце начинает биться быстрее, а в животе появляются бабочки. Он даже никогда не мечтал о том, что происходит сейчас, как оказалось, всё-таки наяву. Это так приятно — ощущать, как сладкие губы проходятся по его. От этого становится дурно и до безобразия приятно. Его щёки уже горят, и Хёнджин может поспорить, что Феликс это почувствовал, ведь он до сих пор не убирал ладони с его лица, поглаживая бархатную кожу. Феликс отстраняется, заглядывая в тёмные глаза брюнета и выдает: — Ты такой милый. Не смей больше убегать от меня и прятаться, — грозит ему Феликс. — Ах, точно… Чуть не забыл, — блондин шарит по своему рюкзаку, а после в его руках оказывается скетчбук Хёнджина. — Не теряй больше. Я посмотрел все твои рисунки, и… Всё, Хёнджин пропал. Он конечно же знал, что его скетчбук остался у Ликса, но он до последнего надеялся, что тот ничего больше смотреть не будет. — Скажи, я тебе нравлюсь? — вот так спрашивает настолько прямолинейно, что Хёнджин пребывает в лёгком шоке. Как об этом можно спрашивать так спокойно? Он что, надеется, что Хёнджин в таком же тоне ему ответит? Нет, он ещё не настолько смелый. Он очень хотел бы соврать. Сказать, что нет, не нравится ни капельки, но как потом объяснить, почему почти весь его скетчбук заполнен им? Его же могут принять, за какого-то ненормального, а что хуже — вообще за сталкера. А он всего лишь глупый влюблённый школьник. — Да, нравишься… — отвечает тихо Хван, но Феликс всё равно слышит. Хёнджин уводит взгляд, лишь бы не пересекаться с чужим, но его за подборок заставляют смотреть на себя. — Ты мне тоже. С самого первого дня, как тебя увидел. Я хотел подойти, но ты казался таким серьëзным, что не решался, — спокойно рассказывает Феликс, будто бы говорить о погоде, а не о том, что влюбился в него почти что с первого взгляда. — Но когда увидел тебя спящим в кабинете химии, то понял, что ты не совсем такой, каким я тебя считал, — улыбка не спадает с его лица даже когда Хёнджин смущён до чёртиков. — Поэтому, надеюсь, ты больше не будешь избегать меня? — Хёнджин отрицательно мотает головой. — Я рад. Увидимся в понедельник! — и уходит. Хёнджин стоит и не может поверить в то, что только что произошло. То есть Хёнджин признался ему, а Феликс ответил взаимностью? Это вообще возможно? Они что, теперь встречаются? Слишком много вопросов, но ответов — недостаточно. Но Хёнджин надеется, что Феликс хотя бы объяснит ему, что теперь между ними. Все его надежды идут к чёрту. Потому что в понедельник Феликс, ничего ему толком не объясняя, заталкивает его в какой-то пустой коридор школы, опять прижимает к стене и вновь целует. Хёнджин не противится, потому что ему нравится. Теперь для них это вошло в привычку — каждый день прятаться в укромных уголках школы только для того, чтобы соединить губы в поцелуе. А когда на протяжении всего дня такой возможности иногда не предстаёт, то они встречаются сзади школы или в уборной. Так продолжается ещё несколько дней, пока в один из них Хёнджин не спрашивает: — Что между нами? — Феликс, уже было прикоснувшись к излюбленным губам, останавливается в каких-то жалких нескольких миллиметрах. — В смысле? Я думал, что мы встречаемся. Разве нет? — не понимает Феликс. — Нет, просто… Феликс его перебивает: — Знай, что больше от меня не отвертишься, мой парень. Хёнджин краснеет, прокручивая в мыслях «мой парень».