Бессмертник

      Розмари провела рукой по фотографии отца. Он, как всегда, смотрел на нее веселыми, ласковыми глазами. На фотографии он походил скорее на ее старшего брата. Наверное, будь он жив, их и принимали бы за брата и сестру. Постаревшим Розмари его не могла представить. Но какое было бы счастье, если бы сейчас он сидел в соседней комнате — может, в очках, с залысинами или сединой в волосах, ставший чуть ворчливее, чуть капризней, но все так же любящий жизнь. И живой.       Ей не хотелось сейчас бороться с Филом, хитрить, обманывать. Она видела, что он чувствовал искреннюю боль, когда рассказывал ей о смерти отца. Может быть, он никому раньше не открывал душу. Но он же ей и лгал. И был, вероятно, как-то связан с тем самым Хокли. Розмари должна была узнать, как — ради отца, ради Данбара. Ради правды.       Ей почудилось, что отец с фотографии ободряюще улыбается. Она кивнула ему, и тут позвонили в дверь.       Фил появился на пороге — в отличном костюме, прекрасно пахнущий, с букетом алых роз. В руках он держал небольшой чемоданчик.       — Ты ко мне насовсем, с вещами? — рассмеялась Розмари, наблюдая, как Фил оглядывает квартиру явно с большим интересом, чем стоило бы.       — Ну, планы у меня не столь далеко идущие, но уверен, они тебе понравятся.       Он достал из чемоданчика кусок сыра, а следом большую темно-зеленую бутылку с горлышком, обклеенным серебристой фольгой.       — Пробовала когда-нибудь шампанское?       — Интересно, где бы я могла его попробовать? — хихикнула Розмари. — Такого чаю в забегаловках не наливают.       — Что верно, то верно. В этом доме есть что-то, куда я мог бы налить сей нектар?       Ничего, кроме стаканов, конечно, не было, и Фил тяжело вздохнул. Розмари вышла поставить букет в чудом пережившую все беды их семьи вазочку, потом нарезала сыр. Когда наконец уселась, Фил протянул ей стакан.       — Прошу. Ну что, за наше лето?       Розмари кивнула и чокнулась с ним. Отхлебнула немного. Вкус был приятный, чуть горький, пузырьки забавно ударили в нос.       — Неплохо, правда? — подмигнул Фил.       Она спешно поднялась, не выпуская стакан.       — О, кажется, я забыла закрыть кран, когда наливала воду для букета. Сейчас вернусь.       Прямо со стаканом Розмари пробежала в ванную и там аккуратно, стараясь не шуметь, вылила шампанское в раковину. Она заранее продумала этот трюк, поскольку подозревала, что Филу может понадобиться для чего-нибудь усыпить ее. Если ему нужно обыскать квартиру — а зачем ему еще понадобилось напрашиваться в гости — то ему придется или подмешать Розмари снотворное, или под любым предлогом ее выслать. Итак, она вернулась в комнату, прикладывая стакан к губам — делая вид, будто допивает.       — Ого, ты уже все? — удивился Фил. — Закуси хотя бы сыром. Слишком быстро. С непривычки может закружиться голова.       Розмари последовала его совету насчет сыра: она не была уверена, но все же ей казалось, что еда может как-то отсрочить или ослабить действие снотворного. Если, конечно, в шампанском оно было.       …Снотворное было. В этом Розмари смогла убедиться через полчаса, когда, вдоволь наболтавшись с Филом, как следует насмеявшись — впрочем, он будто бы немного нервничал — принялась с ним танцевать под граммофон. После первого же круга по тесной гостиной Розмари почувствовала, как непреодолимо слипаются у нее глаза, наливаются тяжестью виски, веки и лоб. Захотелось зевать, но когда она позволила это себе, легче не стало. «Предатель», — разозлилась она, но очень вяло.       — Давай присядем, — наконец попросила она. — Меня что-то клонит в сон. Это все шампанское, да?       — Я же говорил, не пей так быстро, — согласился Фил, усаживаясь с ней на диван. Она прильнула к его широкой груди, сладко вздохнула и перестала осознавать происходящее.       …Первое, что стала воспринимать Розмари, постепенно просыпаясь — звуки хлопавших ящиков. Кто-то, должно быть, обыскивать шкафчики и бюро, обыскивал торопливо и побыстрее захлопывал, не заботясь о том, чтобы не шуметь. Она еще не могла разлепить веки, когда услышала шаги: кто-то вышел из комнаты. «Я его упустила?»       Розмари заставила себя подняться с дивана, на котором лежала, вытянувшись во весь рост; кто-то, укладывая ее, снял с нее домашние туфли и расстегнул воротничок. Так, ящик хлопнул снова, на сей раз в родительской спальне. Не обуваясь, Розмари проскользнула туда на цыпочках. Испугаться она даже не успела, сердце стучало лишь от азарта.       Фил, без пиджака, но в перчатках, стоял на коленях перед комодом и рылся среди постельного белья. Очевидно, ничего не найдя, с досадой захлопнул ящик и попытался вытащить другой, но не смог. Розмари усмехнулась про себя: этот ящик мачеха всегда держала на замке. Тут были немногие вещи, оставшиеся после отца и мамы.       — Если ты не заметил, ящик заперт. А ключ висит сбоку, на гвоздике.       Фил подскочил и чуть не упал. Потрясен он был так, будто она восстала из гроба. Розмари рассмеялась бы, но после замечательного коктейля из шампанского и снотворного ее подташнивало. И это после одного глотка!       «Ладно, потом разберемся». Розмари открыла ящик ключиком и выдвинула.       — Ищи. Что тебя интересует?       Фил, все еще бледный, явно не знающий, куда деть глаза, дрожащими руками стал перебирать содержимое ящика. Стопка рисунков отца — все они изображали маму, свадебная фотография, прядь маминых длинных волос бронзового оттенка. Кусочек пробкового жилета, вырезанный в форме сердца: папа спасся с «Титаника» благодаря ему; жилет дали маме, но она заставила папу надеть его, чтобы папу хоть что-нибудь согревало, покуда они ждут шлюпки. Шифоновое платье, еще сохранявшее едва заметный оттенок лаванды: в нем мама была в ту ночь, когда они с папой соединились, пока не разлучит смерть.       Фил ощупал и кусочек пробки, и платье самым тщательным образом, но лишь скривился от досады. Розмари позволила себе злорадную усмешку.       — Думаю, вопросов у нас друг к другу накопилось достаточно. Может, начнем их уже задавать? Кто первый?       Фил мрачно на нее посмотрел, но ответил ровным тоном:       — Уступаю даме.       — Спасибо. Твоя настоящая фамилия — Хокли?       Он пожал плечами.       — Нет смысла скрывать, это так. А чем я себя выдал и откуда ты ее знаешь?       — Это уже два вопроса, но я отвечу на оба, так будет быстрее. Ты не слишком тщательно убрал метки с белья, а кое-где и вовсе оставил. Забыл, наверное. Так что я решила не пить до дна то, что ты мне наливаешь. А твоя фамилия — хотя, думаю, речь скорее шла о твоем отце — последнее, что сказал пред смертью мой. Интересно, знаешь ли ты, что его убили?       Она вперила взгляд в его лицо — но оно было уже куда спокойнее.       — Что твоего отца убили, я знаю, но понятия не имею, кто именно. Знаю одно: это был не мой отец и не те, кому он мог поручить подобное. И доказательство тому очень простое: если бы это был он, меня бы здесь не было.       Розмари немного подумала.       — Потому что он бы уже давно завладел вещью, которую ты ищешь теперь, верно? Но что это за вещь?       Фил выдохнул.       — Это непростая история. С твоего позволения, давай вернемся в гостиную, к шампанскому. Мне, если честно, нужно выпить чего-нибудь. Ты меня изрядно напугала.       — Прошу прощения, — саркастически процедила Розмари и знаком велела ему идти вперед. Она сама удивлялась, куда подевались все ее чувства, кроме злого веселья. Должно быть, годы жестокой нужды заставили ее сердце одеревенеть, и она не могла сожалеть о зарождавшейся любви и радужных девичьих мечтах. Она всего лишь хотела наконец приблизиться к разгадке страшной тайны, разрушившей ее детство.       В гостиной Фил плеснул себе шампанского, дождался, покуда осядет пена, и проглотил, как глотают лекарство. Молча прожевал кусок сыра. Наконец заговорил, часто останавливаясь, будто пытаясь точнее подобрать слова.       — Когда ты рассказывала историю своих родителей, ты упомянула, что до встречи с твоим отцом у твоей матери был жених — нелюбимый, навязанный. Им как раз был мой отец. Они вместе путешествовали по Европе. В Париже, незадолго до отплытия «Титаника», мой отец купил для твоей матери подарок — ожерелье с огромным синим бриллиантом. «Сердце океана».       — Синий бриллиант? А разве такие бывают?       — Как видишь. При эвакуации отец, как человек разумный и хладнокровный, не забыл взять с собой самую большую ценность — это ожерелье. Он положил его в карман своего пальто. Но твоя мать к тому времени уже встретила твоего отца и решила остаться на корабле с ним. Отец отдал ей свое пальто и сел в последнюю шлюпку. Вот только…       — Не проверил карманы, — закончила Розмари. На секунду ей показалось, будто тайна проясняется, но тут же она спохватилась:       — Но родители жили в бедности! Мама умерла, потому что у папы не было денег найти ей хорошего врача. А если этот бриллиант стоил так дорого…       — Почему они его не продали? Может, не знали, кому. Или боялись выдать себя, они же скрывались. Тебе их лучше знать, в конце концов. Что касается отца, он считал погибшими их обоих и бриллиант — вместе с ними. Но двенадцать лет спустя после катастрофы твой отец неожиданно позвонил моему. Он сообщил, что сохранил «Сердце океана» и готов вернуть — не безвозмездно, конечно.       Розмари открыла было рот, чтобы возразить с негодованием, но промолчала, потому что вспомнила: именно тогда отец искал деньги, чтобы вылечить ее от туберкулеза. Да, ради этого он был бы готов пойти и на унижение… И на преступление, пожалуй. Зато получала объяснение странная цепочка синяков у отца на шее — должно быть, он хотел провезти ожерелье под рубашкой, убийца застал его перед выходом и в борьбе схватил за воротник, так что ожерелье сдавило горло. Объяснялась и поездка в Питтсбург. Ведь Хокли жил в Питтсбурге? Она уточнила, и Фил ответил утвердительно.       — Ни в чем, кроме фамилии, я тебе не солгал. Так вот, мой отец напрасно прождал твоего дня три. Наконец вместе со стариком Лавджоем — его камердинер, преданнейший человек, тоже был на «Титанике» и чудом выжил — отец сам отправился в Нью-Йорк…       — И там узнал, что моего отца убили, — заключила Розмари с горечью.       — Именно. Отец с Лавджоем пытались выяснить, что же стало с бриллиантом; они обыскали вашу квартиру…       Вот откуда разгром, напугавший тогда Илси!       — Так что я всего лишь решил удостовериться сам. Они тогда ничего не нашли. Благодаря деньгам и связям отца он договорился со следователем, чтобы отца держали в курсе процесса над предполагаемым убийцей. Но, веришь ли — ничего, ни единой зацепки. Отец в итоге махнул рукой на эту историю. Однако, когда он умирал, то вспомнил в бреду и бриллиант, и твоих родителей. Я как раз был при нем. Расспросил потом Лавджоя… У меня младшие брат и сестра; после отца кое-что осталось, и немало, но все же хотелось бы нам всем покрепче встать на ноги. Не сразу удалось выбрать время, придумать план; пришлось нанять частного детектива, чтобы собрать сведения о вас с мачехой. Но вот наконец я здесь.