Добро пожаловать на хуй

— Да пошел ты, — агрессивно шипит Арсений и, зло зыркнув на наглого мужика, сидящего перед ним, с громким скрежетом отодвигает стул, вставая, и стремительно удаляется из кафе, в котором провел от силы минут тридцать вместо предполагаемых пары часов.  Попов не без сожалений оставляет в этом месте и свои надежды на приятный вечер, и шестьсот рублей за два алкогольных коктейля, которые должны были помочь расслабиться и стать немного лояльнее к Арсеньеву спутнику — не помогли, и, соответственно, трезвость. Надеется, что больше в это кафе он не попадет, ибо ловить дерьмовые флешбеки, вспоминая данного индивида и его грязные — даже не намеки — прямые предложения, желания нет совсем. За последние полгода в Москве появилось слишком много мест, которые мысленно помечены красным цветом и носят характер «не входить, убьет».  Но это не Арсений такой, это жизнь такая. Он не виноват в том, что желание поцеловать соседа по общажной комнате достигло пика именно в новогоднюю ночь и не пропало до сих пор. Тогда они отмечали так излюбленный Антоном праздник вдвоем, сидя на полу бок о бок и распивая шампанское, купленное по скидке, и в один момент чуть не поцеловались, но Арсений вовремя зассал — помимо естественных переживаний, появляющихся перед чем-то важным буквально всегда, Арсений столкнулся со страхом, что для Шастуна это всего лишь пьяная ошибка или развлечение — и отстранился, наговорив что-то про не чищенные зубы и желание блевать — как же отвратительно и неубедительно. Попов потом материл себя пару недель за это феноменальное долбоебство, но пообещал и себе, и недовольному Выграновскому — Арсеньеву ближайшему другу, что, если Антон поднимет эту тему, он обязательно заберет свой поцелуй. Но Антон уже полгода молчит — то ли не считает это важным, то ли забыл. А Арсений стабильно пару раз в месяц ходит на свидания, чтоб сбросить сексуальное напряжение и получить свою дозу ласки и восхищения, которых ему так не хватает в жизни — еще и Антон своими дружескими касаниями дразнит вечно. А, может быть, если повезет, и найти человека, с которым захочется начать отношения, ведь чувства к соседу по комнате чувствами, но искренней взаимной любви хочется. Но пока он получает лишь понимание, что либо его тянет на долбоебов, либо в интернете в целом нет нормальных, хороших мужиков. Ведь парни, с которыми он встречается, подозрительно часто оказываются людьми довольно специфичными, знакомство с которыми продолжать не хочется не только в горизонтальной поверхности, но и в целом.  Один, оказавшийся более менее адекватным на первый взгляд — по крайней мере он не разбрасывался мерзкими намеками и рассказывал интересные истории — под конец вечера, когда Арсений уже был готов поехать к парню домой, заявил, что в комнате во время секса должен находиться его пес, обязательно наряженный в чулок (Арсений, блять, до сих пор не понимает, как, и не хочет), ибо без этой детали у него не встанет.  Попов тогда до метро бежал без оглядки, забыв застегнуть куртку — хорошо хоть шарф нормально повязал — и убрать павербанк в рюкзак — пришлось пихать в карман, поддерживая рукой. Все боялся, что горе-извращенец за ним побежит.   Другой же сразу сообщил, что хочет трахнуть Арсения, пока у него самого в заднице будет огурец. Настоящий, блять, колючий огурец. На вопрос, почему не пробка или дилдо, тот ничего внятного не ответил, но категорически отказался от них. Попов чуть не блеванул, пока пытался не представлять этот кошмар, стремительно покидая очередное провальное свидание. И ведь не пойдешь на новую встречу уже через день, ибо после такого нужно раны зализывать да от непрошенных мыслей избавляться.  Иногда, конечно, попадались и более менее нормальные парни, с которыми разок и переспать можно было. Но последний такой встретился Арсению месяца два с половиной назад. Тогда он неплохо провел время, но, проснувшись раньше своего партнера, без раздумий сбежал в общагу, по пути заскочив в кфс, чтоб позавтракать уже с Антоном в их тесной, но уютной комнате. А дальше — ряд странных молодых людей, то не умеющих фильтровать базар, то имеющих необычные (в самом плохом смысле слова) предпочтения.  Сегодня, вот, Арсений надеялся прервать череду неудач. Устал уже разочарованным и неудовлетворенным приходить в комнату, где его неизменно встречает такой хороший и красивый Антон, сразу предлагающий заказать картошки по-деревенски с курочкой из кфс, так участливо спрашивающий, что у Арсения случилось и показушно обижающийся на ответ «не важно».  Чтоб этого избежать, Попов даже общался с этим мужчиной — на которого он и решил возложить огромнейшее надежды — в тиндере дольше, чем обычно, спрашивал какие-то неважные вещи о жизни, работе, предпочтениях, будто по этой информации можно хоть что-то понять о количестве и размере тараканов в голове. Увы, не удалось.  Разочарование накрыло уже в момент встречи — перед Арсением предстал не тот симпатичный широкоплечий кудрявый парень с белозубой улыбкой с аватарки, а невысокий коренастый мужик, имеющий неровную бородку и тяжелый взгляд, который точно не возбуждает — пугает. И, блять, это ни в какие ворота. Но Арсений буквально заставил себя остаться — вдруг такие мужики правда адекватнее еще зеленых парней, желающих получить как можно больше новых впечатлений. Но все надежды разрушились уже во время приветствия, когда тот пошло улыбнулся, смерив Арсения пристальным взглядом, назвал «куколкой», и, грузно сев рядом, сжал Арсеньево колено своей миниатюрной, но сильной — даже слишком — рукой. Арсений, изменяя своей привычке брать сначала легкий салат или десерт, сразу заказал алкогольный мохито, понимая, что без него он не вынесет и пяти минут в компании этого наглого мужика. Но даже после двух стаканов на голодный желудок, чувствуя легкое головокружение и тяжесть в ногах, он так и не поддержал ни одну «шутку» — после каждой Арсеньев спутник гаденько хихикал — про уединение в туалете вот прямо сейчас. Мужик цокал недовольно, Арсений мастерски переводил тему. Мужик снова возвращался в русло похоти и разврата, Арсений делился мнением о мультике, который недавно посмотрел. Мужик забрасывал Попова сальными комплиментами, Арсений рассказывал о любимых породах собак, по-дурацки каламбуря (ну согласитесь, что «спаниель» и «спанипиль» звучат прикольно).  Видимо, минут через двадцать такое поведение Попова окончательно довело мужика. Он заявил, что заплатит за Арсеньевы коктейли, только если тот отсосет ему в туалете, а после этого уже можно будет заняться и чем-то поинтереснее дома у наглого мужика. Самым интересным для Арсения оказался судорожный поиск шестисот рублей в карманах и очередной побег из кафешки в сторону метро. А еще добавление мужика в черный список, покупка сидра и переливание его в стакан с трубочкой, чтоб в метро на него никто не наехал за распитие спиртных напитков, и прослушивание грустной музыки, навевающей еще большую тоску.  Неплохо было бы еще часа полтора пошататься по району, в котором находится общага, ведь пообещал Антону, что вернется не раньше десяти, и тот сейчас может проводить время с кем-то другим. Но Арсению так плевать и на обещания, и на то, что он может увидеть в их общей комнате, и на возможную встречу с Антоновыми друзьями — здоровяком-Илюхой, вечно пытающимся втянуть Арсения в какой-то движ, чего сейчас совсем не хочется, и проницательным Димой, глядящим, кажется, со вселенской мудростью и какой-то крохотной грустинкой, природу которой Арсению не понять. Ему просто хочется постоять под душем — плевать, что он мылся прям перед выходом, надеясь на приятное продолжение вечера, теперь в планах лишь смыть с себя липкие взгляды и легкую усталось — и завалиться в свою уютную постель, а не ходить по темному району в минус три.  Одновременно хочется и остаться одному, чтоб нагруститься вдоволь, и прилипнуть к чьему-нибудь теплому боку, чтоб слушать интересные истории, отвлекаясь от всех печалей и невзгод. Поэтому, пошатываясь, он идет в сторону общаги, надеясь на то, что Антон в комнате один, и он не занят ничем важным. Увидев разбитое состояние Арсения, окутает соседа теплом и заботой, накормит, рядом посадит и создаст именно те условия, когда и не одиноко, и не кажется, что вокруг слишком много всего — звуков, движений, суеты. Только Антону удается быть подозрительно шумным буквально везде — в вузе, на улице, в компании своих друзей, громко смеясь, звеня своими кольцами и браслетами, задевая все подряд — и в меру спокойным наедине с Арсением. А Попов каждый раз удивляется этому, как в первый. И ценит.  Антон вообще оказался идеальным соседом, очаровательным парнем и мечтой Арсения, у которого раньше в качестве второй половинки был лишь главный школьный хулиган и задира, именуемый самым крутым парнем не только параллели, но и старших классов в целом. Тот был слишком дерзким и считал, что ему все должны. Арсений получал какое-то нездоровое удовольствие от понимания, что первый парень школы обратил внимание именно на него. А познакомившись с Антоном, он перестал понимать, как ему мог нравиться тот плохой парень, когда есть вот такие вот. Мягенькие комфортные булочки, переживающие за чужое удобство чуть ли не сильнее чем за свое, глядящие с такой нежностью и неизменно спрашивающие, нужно ли Арсению что-то из магазина принести, и не проголодался ли он.  Попова не могло не завалить лавиной умиления и восторга поведение этого неловкого и слегка стеснительного, но очень обаятельного парня, а его сердце просто обязано было самостоятельно ускакать в Антоновы руки, которые хоть и большущие (как бы случайно не раздавили хрупкое сердечко), но очень ласковые и надежные. Арсений бы и сам с удовольствием спрятался в них, как в домике, и не вылез самостоятельно никогда, была бы такая возможность. Но пока он может лишь находиться рядом в качестве друга, стараясь не прилипать — и не залипать — слишком сильно, дабы Антон не заподозрил ничего ненужного, по ночам видя во снах прошлое, в котором они с Шастуном только начинают общение, постоянно попадая в неловкие, но очень милые ситуации.  Окончательно и бесповоротно Арсений растаял, когда через полгода после их знакомства, Антоновы волосы отросли и стали виться. Попов глазам своим не поверил, настолько он был под впечатлением от еще не до конца оформившихся пшеничных завитушек. Через еще пару месяцев, когда Антоновы волосы после сна напоминали гнездо, а в остальное время являлись самыми настоящими кудряшками, как у барашка, Арсений, услышав от Антона: «задолбали волосы, пора подстричься» — чуть ли не истерично закричал «не надо», еле успев понизить тон.  А Антон почему-то правда не состриг свою шевелюру полностью, а лишь слегка подровнял и проконсультировался с парикмахером о том, как их правильно мыть и укладывать — сам, вернувшись в комнату, восхищенно пересказывал Арсению слова мастера. Попов не понял, почему Антон принял такое решение, но расспрашивать не решился. Не хотелось слышать ничего кроме: «ради тебя». А такое и во сне вряд ли приснится — слишком оно утопическое.  Арсений тогда лишь улыбнулся счастливо и словил солнечную Антонову улыбку, фото которой моментально захотелось на экран блокировки поставить, чтоб видеть как можно чаще. Вообще Антон весь очень светлый и положительный. Даже когда хмурится и вредничает, не теряет этот внутренний свет, озаряющий собой все уголки Арсеньевой — и не только — души и поднимающий настроение одним своим присутствием.  И сейчас Арсений, словно мотылек, летит на этот свет. Заходя в общагу, здороваясь с Зинаидой Степановной, поднимаясь по лестнице на четвертый этаж, перекидываясь парой фраз с Бебуром из триста шестой комнаты, он думает лишь об Антоне, которого увидит вот прямо сейчас. Который снова улыбнется обезоруживающе, заставляя забыть и свидание неудачное, и холод, пробирающий до костей — когда-нибудь Арсений наденет зимнюю куртку, но только не сегодня — и сессию приближающуюся со скоростью света.  Арсений даже первое время думал, не маг ли тот. Вообще-то мужчин-волшебников в их магическом сообществе принято называть колдунами, но люди в своих сказках и фантазиях придали этому слову слишком негативный окрас, чего, на самом деле, нет, но Арсению все равно так Антона называть не хочется. Ведь Антон — человек. Самый обычный, если ставить его в один ряд с колдунами, но совершенно волшебный для одного лишь Арсения. С магической улыбкой — иначе не объяснить, почему Арсению каждый раз хочется улыбаться, видя ее.  У двери Арсений стоит долгую минуту, пока сердце, усиленно стуча, рвется в комнату. К самому заботливому и нежному Антону под бок, в его короткие дружеские объятия, под прицел его ласкового взгляда. Но Арсению нужно удостоверится, что в комнате никто не трахается, чтоб и Антона не смутить, и самому не расстроиться еще сильнее, воочию увидев данное действо. Не хочется мыслить клишированным «почему она, а не я?», но без него в подобной ситуации точно не обошлось бы. И он ухом прислоняется к деревянной поверхности, пытаясь услышать хоть что-то, но комнату окутывает звенящая тишина. Из чего Арсений может сделать вывод, что Антон либо спит, либо сидит в чужой комнате, либо смотрит что-то, используя наушники.  Убедившись в том, что он может зайти в комнату, не испытав никаких негативных эмоций — за исключением отсутствия Антона в помещении — Арсений распахивает дверь и, приоткрыв рот, застывает на пороге, неосторожно взмахнув руками в приступе паники. Вместе с ним застывает и дрочащий Антон, член которого, поддерживаемый рукой, стоит практически на девяносто градусов — что и заставило Арсения натурально ахуеть, и муха, пролетающая мимо Арсеньевой головы, и стрелки часов, оповещающие о том, что Попов в очередной раз заморозил время в помещении.  Первая мысль, появившаяся в голове, призывает захлопнуть дверь и убежать как можно дальше, забыть данный инцидент и вообще нахрен выселиться, чтоб ни дай бог больше не попадать в подобные ситуации. Ибо у Арсения нервы не железные, а тут такой красивый, разгоряченный Антон с голым членом, на головке которого очень приветственно блестит капелька смазки. И нахуй Арсению такой зоркий взгляд.   Вторая, плавно вытекающая из первой, буквально толкает Арсения внутрь комнаты, прямиком к Антону. Ведь тот правда такой красивый, расслабленный и совершенно не имеющий возможности двинуться и, соответственно, отказать. Мозг громко вопит, что нужно брать от ситуации все, пока есть такая возможность. Ведь Антон глаза мозолит уже чертов третий год. И Арсению правда безумно хочется быть ближе. Касаться, целовать, обнимать, ласкать, просто рядом лежать тоже очень хочется. И сесть на его член. Это в данных обстоятельствах первостепенное желание.  Был бы трезвым, точно уже шел бы по коридору в сторону комнаты Эда. Он всегда Арсению рад. Даже разрешил бы у себя переночевать, когда узнал, что Арсений видел обнаженного Антона — все равно Эд с Егором запросто могут поместиться на одной кровати (хотя обычно спят на двух сдвинутых), и им только в радость будет. А Попов бы точно к себе возвращаться не захотел. Ибо увидеть таким Антона и хотелось, и не хотелось одновременно. Как жить после такого зрелища прикажете?  Но он пьян. Пьян, очень разочарован прошедшим свиданием и неудовлетворен. А еще его привставший член настойчиво сигналит о том, что ему точно придется уделить внимание в ближайшее время. И уйти просто невозможно. Невозможно заставить себя сделать шаг в коридор, закрыть дверь, двинуться в сторону лестницы, оставить Антона одного додрачивать, когда время продолжит свой бег. Арсений ведь уже знает, чем тот заниматься будет. И это понимание не позволит ногам двинуться в противоположную от Антона сторону. Магнитом тянет к его разворошенной полуторке и нему самому.  То, как все это будет выглядеть с моральной стороны, Арсению, конечно, не нравится безумно — Антон ведь согласий никаких не давал, а значит это все слишком уж на изнасилование смахивает. Но Арсению очень хочется. А Антон ничего и не заметит — когда время вновь пойдет, Попова в комнате уже не будет. Шастуна доводить до оргазма не обязательно (чисто физически может ли он случиться, когда человек «заморожен» вместе со временем (и семенем)?), а Арсений явно долго не продержится — кажется, что кончит, как только на Антонов член опустится. Просто потому что это Антон. Такой желанный, возбужденный и сводящий с ума.  — Ну и хуй с ним, — махнув левой рукой, звучно проговаривает Арсений и в сторону Антона направляется. Прям на ходу растегивает свою куртку и бросает ее около двери, чтоб потом было удобнее одеваться уже в коридоре. Судорожно вынимает пуговички из отверстий, оставляя черную свободную рубашку на плечах распахнутой — снимать нет времени, каждая секунда на счету. С джинсами сложнее — тугая пуговица долго не поддается. Арсений чуть ли не отрывает ее в спешке, но ему везет — джинсы падают на пол целыми и невредимыми — капельки грязи, приютившиеся внизу штанин, не в счет.  В итоге к кровати он подходит в трусах, расстегнутой рубашке и носках, будто собрался завтрак для своего благоверного готовить, а не скакать на члене. И замирает. В мыслях, когда эта идея только пришла ему в голову, все было таким возбуждающим и невозможно чувственным, но на эмоциях, только увидев Антонов пах в неглиже, Арсений и забыл, что позу «наездница» ненавидит всей своей душой. Даже если она попадается в порно, пролистывает, чтоб не травмировать свою расшатанную психику еще сильнее. Вот не нравится и все тут. Это не красиво, не горячо, так еще и неудобно максимально, по Арсеньевым ощущениям, сформировавшимся только на основе теоретических знаний.  Но, черт, либо так, либо вообще никак — одевайся и вали, дверь открыта, как говорится. Но в сторону выхода из комнаты Попов даже не смотрит, ибо все уже решил. Он просто не простит себя, если сейчас испугается и сбежит, как уже было однажды. Ноги, конечно, устанут, но Попов и не собирается нагружать их до вечера. Думает, что минут за пять-семь точно управится. Да и, будучи на Антоновом члене, увидит Арсений не себя в позе лягушки с растопыренными ногами, не свои судорожные дергания, из которых не понятно эпилепсия у него или оса на попу села, а лишь лицо и грудную клетку Антона. Тому с ракурсом повезло намного меньше, но он не увидит вообще ничего благодаря Арсеньеву дару, который он уже полюбил сильнее, чем это было еще десять минут назад.  Глубокий вдох и медленный выдох. Арсений тянется к резинке трусов и совершенно не грациозно, путаясь в ткани, стягивает их, освобождая свой уже колом стоящий член — смог возбудиться даже от мыслей об этой дурацкой позе. Антон реально творит самое настоящее волшебство. Носочки и рубашку решает оставить, ибо помнит про то, что нужно будет тихонько свалить, наплевав на послеоргазменную негу, выбивающую все мысли из головы и делающую ноги ватными-ватными.  Хочется смеяться из-за серрюалистичности ситуации, но получается лишь громко пыхтеть, пытаясь удобно разместить ноги по бокам от Антонового торса. Картинки, где он самозабвенно скачет на члене, стоя на кортанах, стараясь не поднимать пятки (чтоб не потерять свой лягушачий район), сменяются суровой реальностью, в которой он заваливается то назад, то вперед, еще даже не притронувшись к чужому члену. Приходится сесть на колени — ногам удобнее, но внутренняя поверхность бедра больно упирается в Антоновы костлявые бедра. Арсений морщится недовольно, но стойко терпит данное неудобство. Отодвигает Антонову руку и уже тянется к члену и своей ладонью, и задницей, но вовремя вспоминает про смазку.  Спасибо Антону, который оставил тюбик на прикроватной тумбочке, благодаря чему Арсению не нужно вставать и искать свой, который явно похоронен под горами хлама на полке. А время-то не резиновое. По ощущениям, если Арсений не слишком долго тупил, до разморозки осталось минуты четыре, максимум — пять. Попов щедро поливает ладонь смазкой и, погрузив в себя сразу два пальца — на свидания он ходит уже растянутым, чтоб потом меньше мороки было — совершает поступательно-возвратные движения и разводит внутри пальцы ножницами, чтоб уж наверняка быть готовым к проникновению. Любовно проводит пару раз скользкой рукой по Антонову члену, распределяя смазку, и наслаждается тем, насколько же он ровный и красивый.  Очень хочется сделать Антону минет, аж слюни начинают обильнее выделяться, но это в другой раз. Арсений эгоистично думает, что, если сейчас все пройдет без эксцессов, в будущем опыт можно будет повторить. Ведь, попробовав однажды, невозможно навсегда расстаться с чем-то настолько притягательным и чудесным — а он уверен, что секс с Антоном, даже настолько специфичный, будет нереально классным хотя б из-за Арсеньевой влюбленности, благодаря которой все ощущения и чувства обостряются. Мысли об использовании тела Антона в своих интересах заставляют Попова чувствовать себя последним гондоном. Но зато он самый счастливый гондон во вселенной.  Еще раз огладив Антонов член рукой, Арсений, немного продвинувшись на коленках вперед, замирает прям над членом, который, кстати, так и завис в вертикальном положении — удобно. Попов, коснувшись его, горячего и влажного от смазки, промежностью, коротко вздрагивает и дает себе несколько секунд, чтоб морально настроиться на проникновение. Он все еще не знает, каково же садиться на член, будучи в позе наездницы. А неизвестность пугает.  Но можно же перебороть свой страх, когда дело касается чего-то сокровенного. Поэтому Арсений, глубоко вздохнув в последний раз и оперевшись одной рукой об Антонову грудь, второй рукой направляет член в себя.  Головка входит туго. Арсению приходится задержать дыхание и буквально заставлять себя расслабиться, но через секунд тридцать он, практически не чувствуя былого дискомфорта, продолжает медленно насаживаться. Расслабиться получается только тогда, когда Арсений промежностью ощущает пушистые волоски. Дает себе немного времени на привыкание к ощущениям — не новым, но уже успевшим позабыться. А потом начинает двигаться, постоянно сбиваясь с ритма, ибо самостоятельно это делать неудобно. Еще и рубашка то с плеча скатывается, то ее край между Арсеньевым бедром и Антоновым боком застревает — приходится постоянно поправлять. Поэтому Арсений, остановившись, стягивает ее и кидает к куртке.  Левую ногу довольно быстро начинает сводить и поясница устает, но Арсений, стараясь не обращать внимание на эти мелочи, получает истинное удовольствие. Глядя на такого красивого, раскрасневшегося и прикрывающего от удовольствия — как же удачно Арсений подгадал момент для заморозки — глаза. Чувствуя в себе горячий член, под руками крепкую безволосую грудную клетку, внутренней поверхностью бедра — сильно выделяющиеся тазобедренные косточки. Даже не верится, что это все происходит именно с ним. В реальности, а не во сне.  В один момент Арсений насаживается на горячий член особенно глубоко и скулит протяжно, чувствуя, как по щекам текут неконтролируемые слезы. То ли эйфории, то ли отчаяния. Эгоистично хочется либо заморозить Антона на долгие годы, чтоб Арсений в любой момент мог обнять его, потискать, прижаться к теплому боку на тот промежуток времени, который требуется, либо приковать Антона к батарее и насильно заставить быть рядом, если тот не согласится на это добровольно. Арсений - самый конченый мудак, но ему так обидно, что это все разовая акция. Обидно, что у него мир в данный момент рушится, а Антон об этом даже не узнает.  В следующий момент чувствует, как чужие пальцы  крепко впиваются в его задницу, и дергается в панике. Распахивает глаза и встречается ими с зелеными Антоновыми, глядящими так поражено и заворожено одновременно. Арсений весь каменеет разом, перестает двигаться, но это за него продолжает делать Антон, так осторожно, но в тот же момент надежно держа его за задницу. Хочется убежать с криками, что это не он, и вообще Антону все привиделось, выселиться из общаги, прыгнуть под машину или улететь куда-нибудь в Беларусь, лишь бы больше никогда не пересекаться с Антоном, не видеть в его глазах разочарование, которое там непременно появится.  Чертова заморозка, закончившаяся так не вовремя. Чертова фантазия, придумавшая подобную неадекватную дичь. Чертово желание Арсения быть ближе и невозможность устоять перед Антоном. Просто, блять, сказочное долбоебство. А подумать о том, что ему не хватит этих чертовых нескольких минут, мозгов не хватило. Хотя зачем себе-то врать. Он бы, конечно, все равно полез на Антонов член, даже если б в голову закралось сомнение на счет времени. Это стало понятно еще в тот момент, как только он оголенный член увидел.  Попов чувствует, что его щеки даже не горят, а полыхают как пионерский костер, остужают их только соленые дорожки, все еще текущие из глаз, и уже тянется ладонью к лицу, чтоб закрыть его от внимательных глаз. Но так не вовремя чувствует на своей руке Антонову ладонь, которая укладывает Арсеньеву руку на тяжело вздымающуюся грудь и, накрыв своей, пальцы переплетает. Арсений выдыхает резко, прогибаясь в спине из-за стайки мурашек, пробегающей по плечам, и стонет звучно, почувствовав вторую Антонову руку на своей пояснице. Арсений все еще напряженно сидит и не помогает Антону, громко пыхтящему и совершающему короткие толчки.  Вдох, выдох — нужно мыслить разумно. Раз Антон все еще не снял его с члена и не закатил скандал — наоборот, он сам очень даже старательно двигает бедрами — значит есть какая-то вероятность, что ему происходящее тоже доставляет удовольствие. Как минимум, негатива по отношению к Арсению он не испытывает. Получается, нужно постараться расслабиться и выкинуть все ненужные мысли из головы, чтоб получить максимальное удовольствие. А уже после секса им точно придется серьезно обсудить эту ситуацию, что одновременно и пугает Арсения очень, и узел возбуждения в животе заставляет затянуться еще сильнее. Все-таки ситуация, если анализировать ее не с моральной стороны, а с точки зрения кинков, очень горячая и будоражащая кровь.   Стараясь не думать о предстоящем разговоре раньше времени, Арсений голову запрокидывает да глаза прикрывает, чтоб ничто не мешало ему сконцентрироваться на чужих касаниях и своих чувствах. Антон снова руки укладывает на Арсеньеву задницу — Попов начинает двигаться самостоятельно, без проблем наращивая темп. Ритмично двигаясь, он понимает, чего не хватало еще пару минут назад — крепких Антоновых рук, не позволяющих сбиться с ритма. Теперь-то ему комфортно, если не брать во внимание затекшую ногу, но это можно пережить.  Арсений успевает успокоиться и отойти от шока, но все это зря, ибо он ахуевает даже сильнее (чем в момент, когда Антон разморозился и повел себя так, будто и до остановки времени они безудержно трахались), когда Шастун, особенно высоко вскинув бедра и остановившись, за шею тянет Арсения к себе и вжимает искусанные Арсеньевы губы в свои влажные и теплые. У Попова в груди взрывается сверхновая, и он жмется к Антону теснее, осторожно прихватывая чужие губы. Шастун обнимает Арсения крепко своими огромными ручищами и, жалостливо проскулив в губы, кончает.  Попову для того, чтоб кончить следом хватает тяжелого дыхания прям в губы, приятного давления на член, создаваемого близостью тел, и осознания, что в порыве чувств он даже не подумал о презервативе (хотя даже если б и подумал, все равно бы искать не пошел — собирался же уйти до того, как Антон разморозится), благодаря чему Шастун кончил прям в него. И Арсений понимает, что сперму вымывать будет очень сложно, особенно если она подсохнет — у него такого опыта еще не было, но какие-то представления имеются — и желательно заняться этим сейчас, но ему так хорошо в моменте. Просто сказочно.  Широкая и очень удобная грудь Антона, на которой Попов развалился, мерно вздымается — Антоново дыхание уже выровнялось — и дарит небывалое спокойствие. Антонов член, так и оставшийся в Арсении до сих пор, создает для Попова — хотелось бы, чтобы и для Антона, но Арсений не берется утверждать — еще большую интимность, чем возможна в данных обстоятельствах, поэтому полежать так еще минут десять минимум хочется нестерпимо. Да и с членом в целом расставаться не хочется. Арсений счастлив был бы, если б у него появился безграничный доступ к Антонову члену, ведь он не успел насладиться им вдоволь.   И к Антону хочется доступ двадцать четыре на семь, чтоб обнимать, целовать, трогать, гладить, а не просто сосуществовать, хоть и в таких теплых отношениях. Попову уже давно мало их нежной дружбы, которая некоторым студентам порой казалась самыми настоящими любовными отношениями, но они упорно отнекивались, что каждый раз огорчало Попова, но он виду не подавал. Смеялся да улыбался натянуто, старался тему сразу перевести в надежде, что Антон не заметит его настоящих эмоций за маской веселости.  А Арсению плакать хочется от переизбытка чувств — просто за вечер произошло слишком много, а он готов не был ни к чему (кроме того, что человек, с которым он встретится в кафе, окажется извращенцем), еще и воспоминания так не вовремя настигают его, подбрасывая образы себя прошлого, думающего о том, что еще ближе к Антону стать не получится никогда.  — Арс? — шепчет Антон в Арсеньеву макушку, нежно водя руками по спине, а Попов лениво мычит, потираясь виском о грудь словно кот, — Ты мне нравишься, Арс.  По организму прокатывается волна адреналина, а по спине бегут мурашки — Арсений так долго об этом мечтал, засыпал и просыпался с мыслями об Антоне, тянулся к нему как к солнцу подсолнух. А сейчас этот очаровательный парень признается ему в симпатии. Попов жмурится неверяще и головой легонько мотает, стараясь сдержать слезы счастья. Черт, какой же он сентиментальный этим вечером.  — Ты мне тоже нравишься, — справившись с набегающими слезами, возвращает Арсений, расплываясь в яркой улыбке, — Очень.  И они целуются. Осторожно и нежно. Так, как давно хотелось.  Арсений, прикусывая и прихватывая изогнутые в улыбке губы, отвечающие с таким же трепетом, понимает, что все случилось так, как должно было. Вселенная просто не могла оставить Попову банальное признание в чувствах где-нибудь в парке или кафе, на общажной кухне во время чаепития или четырнадцатого февраля с вырезанным сердечком где-то в коридорах универа. У такого неординарного человека, еще и владеющего даром остановки времени, что в их мире, где простые смертные о магии даже не знают, является не особо часто встречающимся даром, не может быть ничего «обычно». Обязательно должен быть прикол. И его в целом все устраивает, но остается один вопрос:  — Ты даже не спросишь, что вообще произошло?  — Я давно догадывался, что ты время останавливаешь, Арс, — спокойно проговаривает Антон, пару раз чмокая Арсения в макушку.  — Но как? — упираясь руками в чужие плечи, Арсений приподнимается и шокировано вглядывается в Антоновы глаза. Он ожидал вообще любого, но только не такого ответа. — Сложно не заметить, когда ты то моментально перемещался из одного конца комнаты в другой, то оказывался в руках с чем-то, что я уронил, — посмеивается Антон и, приподнявшись, целомудренно целует Арсения в губы и снова укладывается, утягивая Попова за собой.  — А почему ты не поднимал эту тему? — осторожно интересуется Арсений. Сам бы он точно, если б был на месте Антона, заподозрив что-то неладное, засыпал бы парня тысячей вопросов. Оттого удивительней то, что Антон вообще не упоминал ничего про магов, волшебство и способности. И даже сейчас ведет себя сдержанно, хотя мог бы уже задать интересующие вопросы — тайна-то окончательно вскрылась.  — Если ты не рассказал, значит это было важно для тебя, — глубоко вздохнув, начинает Антон, — Ты ж болтливый до ужаса, Арс, и рассказываешь буквально все, что с тобой происходит, — Арсению бы губы надуть да отстраниться, ибо обидно — не так уж много он разговаривает, по собственным ощущениям — но отрываться от Антона не хочется ни в коем случае, — Да и я прекрасно понимаю, что о таком лучше не распространяться — опасно.  — То есть ты даже не ставишь под сомнение существование магии, — даже не спрашивает, а констатирует факт Арсений, хмурясь и губу закусывая.  — Не, у меня в детстве была подруга, которая могла предметы двигать, — Антон, кажется, улыбается, — Бля, с ней в догонялки дома играть невозможно было, ибо она мне дорогу креслами да тумбочками перекрывала.  Арсений снова приподнимается, глядя на Антона еще более охуевше, а тот смеется и по носу Попова бупает. Одно дело подозревать, и совсем другое — наверняка знать, что магия существует. Причем из-за того, что он сам, будучи еще ребенком — обычным человеком — дружил с ведьмой, уже практикующей магию. А потом его, такого погруженного в тему, поселили с колдуном Арсением. У Попова это в голове не укладывается.  — И как ты относишься к тому, что я — колдун? — осторожно спрашивает Арсений, от волнения покусывая губу.  — А я смирился с существованием магии. Особенно глядя на тебя.  Арсению очень хочется расцеловать Антона, ведь прозвучало это как «мне все равно, что ты колдун, ты мне любым нравишься». А это все, что Арсению нужно. В груди становится тепло-тепло, будто цветы распускаются и тянутся своими бутонами к солнцу — к Антону. И Арсений тянется тоже, только к губам, чтоб поцеловать их невесомо и носом об нос Антонов потереться, передавая все свои чувства.  — Шаст, мы же должны.., — голос Димы, проникшего в комнату через незапертую дверь (блять, Арс, ну как так), заставляет Арсения оторваться от Антонова носа и прикрыть их одеялом, лежащим рядом, но это не спасает, — Блять, пидорасы, — видимо заметив их, выкрикивает Позов, — Хоть дверь бы закрыли, — и он сам ее захлопывает, оставляя парней снова наедине, а они смеются громко, так и не отлипнув друг от друга.  На Антонов телефон, который будет удостоен вниманием только утром, приходит сообщение: «Ну наконец-то», а следом еще одно:  «Совет вам да любовь»