Сердца полные заката

Вивьен пожелала навещать Лючию каждый день; и тогда я стал возить ее в госпиталь в соседнем городке . Я не столько переживал за ее кузину (ведь она уверено и быстро шла на поправку), сколько просто был рад бывать с ней наедине. Одним облачным и безмятежным днём, мне пришла в голову идея посетить цветочные поля. Трава так и рябела разнообразием цветов, ярких бусин в зелени, незатейливых, душистых, исполненных того чинного достоинства, присущего только простым, но прекрасным вещам в природе. Восхищённый взгляд тонул в ярком бархатном ковре. Аутентичность обозначилась во всем; и в скромном домике неподалёку, старом колодце, узкой сельской дороге и первозданной красотой зелёного мира. Ви принималась собирать цветы, пока я осматривался вокруг. Тут я начинал насвистывать какую-нибудь песню, а она подпевала, и это напоминало мне наши вечера в Монако, когда мы вместе проводили закатные часы за пианино. И у неё на уме было то же: — Нам надо будет поиграть вместе, когда будем в Монте-Карло. — Обязательно. — улыбнулся я и внутри разлилось какое-то тепло. От ее присутствия в моем настоящем, присутствия в моих воспоминаниях. Просто оттого, что она была в моей жизни, а я в ее. Мне бы хотелось, чтобы так было всегда и чтобы наше хорошее отношение друг к другу крепко укоренилось. Я принёс из машины свою рубашку, чтобы она могла сесть, не запачкав белых брюк. Мы просидели здесь не один час, делясь сокровенным. Ведь мы были юными птицами, сильно привязанными к своим гнёздам, но бесстрашно расправляющими свои крылья, готовясь к первому полету. — Моя мама для меня — просто какое-то волшебное существо. — заговорила она, когда речь коснулась наших родителей. — Иногда я просто радуюсь, что она есть у меня, такая грациозная, немного надменная, но настоящая леди. На неё можно равняться. Я хочу быть похожей на неё, но она уверенна, что мы с Грейс пошли в папу. — Твоя мама и впрямь не похожа на других. Как и ты, впрочем. — ответил я, на что она улыбнулась. Через время она сказала мне: — Я знаю, что во всем ты подражаешь отцу, Шарль. Я вижу, как ты любишь его. — Это правда. Он сделал все, чтобы я мог осуществить свою мечту. И он замечательный человек. Я так хочу однажды, добившись грандиозного успеха, увидеть гордую улыбку на его лице. И мамину тоже, само собой. — Я уверенна, что так и будет! Ты знаешь, как осчастливить их. Я вот нет. — Мне кажется, для твоих родителей превыше всего твоё счастье. Если ты будешь счастлива, то будут счастливы и они. — А что нужно для счастья? У меня, казалось бы, есть все: я свободна в деньгах, у меня любящие родители, много друзей и университет мечты. Я ведь должна быть счастливой, не то получаюсь избалованной и неблагодарной девицей. Но я не знаю счастья, как такового. Я чувствую радость, предвкушение, веселье... но чего-то мне не хватает. — И мне. — ответил я. — Нам надо поскорее это найти. — добавил я, смутно ощущая, что недостающая часть, последний кусочек пазла, довершающий картину моей жизни, находится очень близко. С тех пор это вошло в нашу привычку — после визита Лючии мы непременно куда-то заезжали. Я запомнил нас — то есть, ее — под зелёной густой тенью кедровых деревьев, под ослепляющим солнцем в воде, укрывавшейся под зонтиком веранды кафе, улыбающейся мне, красивой, радостной, игривой, но спокойной и мирной, какой она была всегда. Я помню ее руку, похлопывающую мою ладонь, наши ноги, нечаянно соприкоснувшиеся и то, как мы опускали их в воду, щедрый загар на ее лице и плечах, который придавал им бронзовый вид. И ее нерешительность, когда она, на прощанье чуть не поцеловала меня в щеку, но вдруг быстро передумала и отвернулась со словами: — Доброй ночи, Шарль. Но Пьер не собирался оставаться в стороне и не было дня, когда он не перекидывался с ней словами, не уговаривал ее сыграть с ним в карты или настольную игру. Или когда она удалялась на балкон, и я знал, что она просто хочет побыть одна. Однако Гасли непременно присоединялся к ней. Я слышал их голоса, ее приятный тихий шёпот и ненавидел Пьера, но питал нежные чувства к ней. Они как раз спускались с лестницы. — Шарль, — вдруг обратилась ко мне Лючия. — В мою комнату пробрался большущий паук, посмотришь? С тех самых пор, когда я помог Лючии, она стала считать меня своим другом и потому всячески общалась со мной. Поначалу она все благодарила меня, хоть я и не считал, что сильно помог ей — она ведь все равно свалилась. Но видимо, так считала она. Я встал и пошёл за ней, прямиком по лестнице, чувствуя на себе взгляды их двоих. И только быстро на них глянул, подмигнув Ви. Она только смущённо отвернулась и была молчалива весь оставшийся вечер. Но моя любовь росла к ней каждый день. Я позволял себе полюбить ее, раствориться в ней, я любовался ею, ее восхитительными чертами, пронзительным бриллиантовым взглядом. Я любил ее за неравнодушие; неравнодушие к людям, к жизни, к искусству и музыке, к происходящему в мире и даже к моим гонкам. За ее умение замечать все вокруг, а иногда не замечать ничего; так, бывало,глубоко она пребывала где-то внутри себя. Ее чудесный голос был усладой для моих ушей. Ее загорелое тело, сандалии на ногах, большая шляпа на голове, яркая помада к солнечным очкам, безудержная жизнерадостность — все это стало для меня таким родным, сладостно привычным, но не теряло при этом прелести. Мое восхищение только приумножалось; ее компания была отрадна в любую минуту. За ужином, на фоне рыжего заката, у мраморного фонтанчика, на пассажирском сидении... Мы никогда не будем так активны, жизнерадостны, ресурсны и молоды, как мы есть сейчас. Мне казалось, что наши личности так всеобъемлющи и велики, что мир должен сам растянуться, чтобы вобрать нас. Она горела своими мечтами, а я жил миром автоспорта. И неугомонное стремление к высоким целом сближало нас, и я не сомневался, что нас обоих ждёт успех во всем. Мне казалось, вселенная исполняла любые желания, когда ты был хорошим и молодым человеком, влюблённым в жизнь и не только в неё. ...Вот так бывает самонадеян и преисполнен чувств юноша в свою пору взросления. Всю любовь, которую заключала в себе моя душа и сердце, я направил только в одну сторону. В сторону Вивьен Дрейфус.