шоколадный

какое же всё-таки это волшебство. он склоняет голову в чистейшей любви, позволяет растрепать темные волосы... широко улыбается, продолжая сидеть на паркете, скрестив ноги, а затем смотрит исподлобья — так хитро выглядит, точно лис. — луна такая красивая, — говорит, — хочешь, посмотрим вместе? как же очарователен. придвинуться ближе, не вставая с пола в этой опустевшей танцевальной студии с красными стенами — опустить ладонь с его макушки на щеку. Ян без труда считывает желание, упирается руками в паркет и подвигается вперёд... тянется, воздушно целует одними губами, затаив дыхание — поворачивает голову и кончиком носа утыкается прямо под ухо. — это “да“? для него — только “да“. посмотрим на луну? да. пойдем поужинать? да. любишь меня? да. а Чонин готов до сорванных связок признаваться в чувствах, но больше него об этом скажут только прикосновения его пальцев к ключицам, только его сбитое “задержись ещё немного“ на ухо и откровенные разговоры про самые сокровенные тайны. больше него об этом расскажет луна цвета его кожи, до невозможности красивая и неисчислимо далёкая... прямо как он. Чонин кусает в мочку уха — просто потому что может, — тихо смеётся, уворачиваясь от мести — хочется укусить в ответ. он хватает за руки, падает на спину, затягивая на себя, сверкает графитовыми глазами и до невыносимой боли в груди улыбается. какое же это волшебство. он скользит длинными пальцами до запястьев, кладет ладони себе на грудь, на черную майку — чуть погладить, прощупывая ткань, — щурится, раскинув руки по полу, и молчит пару минут... как же хочется просто жить. улыбается ещё шире, едва сдерживаясь от смеха, и говорит: — сделаешь мне бойфренд материал фотки в инсту? Ян ловит момент замешательства — привстает на локтях, звонко чмокает в щеку... рывком обнимает поперек спины, поворачивается на бок и практически вжимает в пол, полунависнув сверху. ведёт губами по спинке носа выше, ко лбу, отодвигая волосы, затем спускается немного ниже — целует. под ним — тепло даже на холодном паркете. под ним — комфортно и ничуть не страшно. под ним... хочется любви. обнять руками за обнаженную шею — его майка провисает, обнажая ложбинку груди. Ян бы немного смутился и спрятал ее — если бы не был сейчас занят. а целуется он до неприличия хорошо — до пугающей пустоты в голове и пульсирующего жара под куполом диафрагмы, до трепета по рукам и мурашек по спине... и, может, только в эти моменты осознаётся жизнь. чистейшее волшебство. Ян отстраняется, нехотя, медленно, жмется губами ещё раз, утыкается носом в ямочку ключиц и наваливается сверху, скользнув руками под спину... дыхание его сбито — и сердце не на месте. какое же это чудо. Ян в действительности существует. и он, как лисенок, после изматывающей репетиции греется в чужих руках: прикрыв глаза, вслушиваясь в сердцебиение. в такую минуту понимается в полной мере и эта луна — бледная, как он, — это небо, общее на двоих, это мгновение неизлечимой любви... и как же это прекрасно — жить, какое же всё-таки это волшебство.