Инеж. Кеттердам
Инеж оттирала пол в своей комнате, не сильно торопясь заканчивать это занятие. В конце концов, чистая неделя не требовала спешки. Она требовала тщательной очистки — как помещений и улиц, так и собственных мыслей — по крайней мере, так эту традицию видела Инеж. Чистая неделя — неделя перед праздником Обновления. Время очищения, когда вся Керчия вычищает мусор из жилищ, притворяясь, что никакого мусора и нет. Притворяясь, что город чист. Что все готовы к новому году. Надеясь, что в чистый дом придут удача и счастье. Что всё станет иначе. Но Инеж не верила, что в ночь, когда — по повериям Керчийчев — Гезен запускает новый круг сезонов, новый год, происходит какая-то магия. Нет. Она верила только в то, что физический труд и уборка хорошо прочищают мозги. И дают возможность спокойно подумать о своей жизни. Да и справедливости ради, жить в чистом помещении приятнее. А потому Инеж вручную оттирала каждое пятнышко на полу. Она до этого момента даже не осознавала, сколько грязи и пятен крови здесь было. Даже для оттирания маленького кусочка пола, что был в её комнате, воду в ведре приходилось несколько раз менять. К концу работы руки совершенно озябли, но Инеж была довольна проделанной работой. Теперь оставалось протереть небольшой столик, прибраться в шкафчике и перестелить бельё на кровати. И, конечно же, поухаживать за ножами. В Клёпке было непривычно тихо — почти никто не общался сейчас, каждый был занят своей комнатой — Инеж слышала лишь, как кто-то недовольно бубнил себе под нос, и как этажом выше Каз тяжело переступал, опираясь на трость. Возможно, она могла бы подняться к нему и предложить помощь. Или просто подняться и тут же получить очередное поручение, не успев сказать и слова. Но она опасалась подниматься. Малодушно драила свою комнату, думая о том, что произошло в Нью-Йорке накануне. Да, она наконец-то поговорила с Казом. Да, они окончательно решили друг друга отпустить. Но что это в итоге значило? Они продолжат общаться? Вопросов было много, а желание видеть Каза Бреккера сейчас — отсутствовало. *** Буквально день назад, у Джеспера — когда все проснулись и начали дарить подарки — они с Казом оба были тихи. Это заметили все — но Инеж просто не могла заставить себя улыбаться. Нет, подарки правда были милыми. Ей было приятно внимание друзей, но… Но ей приходилось бороться со слезами, давиться противным комком в горле. Она соврала, что ей плохо, что тошнит после алкоголя. Сидела с закрытыми глазами и была бледнее обычного. Возможно, ей бы и поверили — все точно видели, сколько она вчера выпила — если бы не состояние Каза. Он смотрел на неё виновато. Но Инеж видела — он загорелся целью. Теперь он не будет нуждаться в ней так сильно. Наверное, это было хорошо. А ещё все обратили внимание, что они всё же перекидываются фразами. Но, наверное, это ощутили все, то утро было неправильным. Их с Казом улыбки были натянутыми, в их фразах звучала неловкость. Инеж сбежала домой, едва представилась такая возможность — Нина едва успела её перехватить и напомнить о ночёвке. Нина явно хотела обсудить, что происходит с Инеж. Инеж тогда только и кивнула, пообещав, что напишет позже. И сбежала, не дожидаясь, пока Матиас освободится и сможет её подвести. Она не плакала, пока была у Джеспера. Не плакала в такси. Она смогла добраться до дома и поздороваться с родителями. И только оказавшись в своей комнате, сославшись на плохое самочувствие, она закрыла дверь и сползла на пол. Было чувство, что её лишили стержня. Каз — и его присутствие рядом — всегда ассоциировалось с безопасностью — особенно с тех пор, как Бреккер вытащил её из Зверинца. Теперь же — она знала — ей придётся учиться жить самой. Но без этого стержня было не то что трудно жить — дышать. Её целью было быть рядом с ним, спасаясь от собственных демонов — не дать ему утонуть в его проблемах. Не дать ему замкнуться и остаться одиноким. Но не обманывала ли она себя? Такой, как Каз, всегда сможет получить то, что ему надо. Он не будет один. И он найдёт выход из любой ситуации. И она сама дала ему последний толчок к самостоятельности — без неё. А вот сама Инеж — чем она жила? Учёбой? Свежим ветром и крышами Кеттердама — вперемешку с кровью врагов? Желанием вернуться к сулийской семье? Эти вопросы стайками атаковали мозг, заставляя чувствовать себя жалкой и никчёмной. Разум не мог пробиться сквозь эмоции, она ощущала себя пустышкой без цели. Ощущала себя никому ненужной — все друзья по парам, Каз нашёл свою цель — да так быстро, словно что угодно было важнее Инеж. Словно все его слова про зависимость — пустой звук. Она была бы рада, что он переключился. Хотела быть рада за него. Но это заставляло её сомневаться в себе. Она была зависима от него — и остро ощущала сейчас окончательный его уход из своей жизни. Он же просто пошёл дальше, строя планы. А она не могла даже возненавидеть его. *** Но если сейчас окажется, что она и Бреккеру абсолютно не нужна… Это будет очень больно. И Инеж очень хотела избежать этой боли, оттягивая неизбежное — встречу с боссом. В конце концов, сегодня её точно никто трогать не будет — она домоет пол, пробежится по городу, ловя свежие сплетни и слухи, а потом вернётся к уборке. И если ничего существенного в городе не происходит, ей даже не придётся идти к Казу с отчётом. А воронов она и из своего окна покормить может.Каз. Кеттердам
Едва ли не впервые за всё время в Кеттердаме Каз так активно взялся за уборку в честь чистой недели. Но сегодня он не просто убирался — а за день навести порядок на чердаке не так-то просто — у него была цель. Он перебирал все документы в ящиках под своим импровизированным столом и искал то, что не являлось отчётами или статистиками по доходам. Он искал свои записи и черновики со схемами электронных и механических приборов Нью-Йорка. Одно время он активно изучал всё во сне, а потом пытался зарисовать это в реальности. Пытался понять, возможно ли это реализовать. Но со временем забросил это дело, фокусируясь на других вещах. Но теперь, когда слова Инеж странным образом всколыхнули в нём эти воспоминания, он снова загорелся ворохом идей. Гезен, да он словно сто лет не чувствовал себя таким вдохновлённым. И нет, эта мания точно не была попыткой переключиться с мыслей об Инеж. Закончив с бумагами в одном ящике, Каз встал, чтобы немного пройтись и размять больную ногу. Дошёл до тумбочки рядом с кроватью и с усилием сдвинул её с места. Затем привычным жестом перехватил трость и клювом ворона вскрыл небольшой тайник в полу. Ничего супер-секретного там не было — но было то, что любому филе подтвердило бы наличие души у Бреккера — рисунки. В той же самой потрёпанной сумке — они уже столько лет оставались для Каза напоминанием о прошлом, что и представлять будущее без них было сложно. Тогда, в детстве, он смотрел на мир иначе. Мечтал и много улыбался. Сейчас Казу бы не помешало немного того оптимизма, это точно. Хотя сумку он достал вовсе не за тем, чтобы ностальгировать. Он точно знал, что здесь тоже были схемы — те, что были наиболее подробными и уж точно не должны были попасться в руки тех, кто решит покопаться в его столе — не то, что кто-то решился бы на такую отчаянную глупость, но Каз никогда не сомневался в интеллекте людей. Кто-нибудь может оказаться достаточно глуп, чтобы рискнуть. Кто-то может оказаться достаточно умён, чтобы разобраться в его зарисовках. Так или иначе, сейчас Каз хотел собрать все свои черновики в одном месте, а потом хорошенько с ними поработать. Что-то точно должно будет работать. По крайней мере рация точно! А уж если придумать, как можно использовать силу Гришей… Интересно, удастся ли ему создать подслушивающие устройства?Кеттердам. Праздник
Инеж
Клёпка шумела — равно как и вся Бочка. Ещё бы — самая долгожданная ночь года — ночь Обновления. Гезен пару минут назад запустил колесо нового года. Но как можно надеяться на изменения, если из раза в раз начинать год с выпивки? Инеж смотрела на галдящих Отбросов, рассыпающихся в поздравлениях и хлещущих пойло сомнительного качества, и понимала — на долго её не хватит. Праздничного ощущения не было совершенно, а духота в помещении действовала на нервы. Ещё через пару минут Инеж выскользнула на улицу и удивлённо замерла. В Кеттердаме редко шёл снег. Даже зимой улицы оставались грязно-серыми, неприятными. И тем страннее было сейчас наблюдать, как белоснежные хлопья — по истине самое чистое, что могло быть в этом городе — медленно кружились в воздухе и оседали на всех поверхностях. Дорога уже начинала превращаться в слякотную кашу, но, видимо снегопад продолжался уже достаточно давно — кое-где снег уже лежал не тая. Это было так красиво, что Инеж даже захотелось поверить в чудо этой ночи. Она протянула ладонь, ловя мягкие хлопья. На руке они сразу таяли, оставляя лишь ощущение холода и пустоты. Словно смеялись, намекали, что красота и чистота не могут долго жить в Бочке. Инеж вздохнула. Всё равно к завтрашнему утру всё растает. Скрипнула дверь Клёпки, послышался стук трости. Бреккер остановился рядом с Инеж, так же молча глядя на снегопад.Каз
Празднование в Клёпке начинало действовать на нервы. Словно за прошедший год Каз успел забыть, насколько пьяными, неадекватными и счастливыми все становятся в эту ночь. С какой надеждой все ждут боя часов на церкви Бартера, и загадывают желания, надеясь на изменения в следующем году. Глупо. Бессмысленно. И идеально, если хочешь вытянуть из туристов и отчаявшихся горожан побольше денег. Все должные верить, что новый год принесёт им удачу. Кивнув своим мыслям, Каз направился к выходу из Клёпки. Пожалуй, прогулка до Клуба Воронов и наблюдение за филями способны поднять ему настроение. Чего Каз не ожидал, так это снегопада. Окна в помещении были запотевшими из-за толпы Отбросов, собравшихся на первом этаже, а потому улицы совершенно не было видно. Снег застал его врасплох — но не то, чтобы это его сильно волновало. А вот от того, с каким восторгом Призрак разглядывала падающие хлопья, сердце застучало быстрее. Каз просто не смог пройти мимо и, поравнявшись с девушкой, остановился. Разрушать тишину не хотелось, поэтому он просто поднял голову, подставляя лицо снежинкам. Это было не похоже на него, но кроме Призрака тут никого нет, а она не осудит. — Выглядишь… умиротворённым, — заметила Призрак через несколько минут. Это потому, что ты рядом. — Умиротворённым? Разве можно в Бочке чувствовать умиротворение? Призрак фыркнула. — Я чувствую его, когда молюсь, — ответила она, — и в такие моменты, как сейчас. Когда не наду никуда бежать, когда есть возможность увидеть хоть немного красоты этого мира… — Что ж. Я не молюсь сейчас, красоты в Бочке не наблюдаю, и определённо спешу в Клуб, — парировал Каз, однако с места не сдвинулся. Ему было интересно, что ещё скажет девушка — Ну да. И снег тебя не радует. — Ни капельки! — настроение на свежем воздухе росло, и будь Каз сейчас в Нью-Йорке, он уже постарался бы слепить снежок и кинуть его в девушку. В конце концов, он тоже человек. И сейчас ночь, когда все немного верят в чудо. — Ты же знаешь, меня радует только звон монет. Инеж усмехнулась. — Приятно знать, что в эту сумасшедшую ночь хоть кто-то остался верен себе. И всё же, с праздником, Бреккер! — Тебя тоже с праздником, Призрак, — отозвался Каз раньше, чем успел прикусить язык. А потом кинул взгляд на дрожащую девушку, — иди уже в Клёпку. Если ты заболеешь, от тебя будет мало толку. Призрак закатила глаза. — Не поскользнись, пока будешь спешить в Клуб Воронов, — она кинула выразительный взгляд на его трость, и через пару мгновений уже скрылась за дверью. Каз окинул взглядом свой дом, задержавшись глазами на окнах чердака, и осторожно ступая по слякоти, направился в сторону Клуба.Инеж
Инеж смотрела на шляпную коробку — разумеется, внутри лежала шляпа — и пыталась прикинуть, как бы поудобнее с ней вылезти в окно. В конечном счёте было принято решение обмотать коробку лентой, и держать её за ленту в одной руке. Готовая конструкция смотрелась не очень надёжно, но до чердака её должно хватить. Инеж аккуратно вылезла через окно своей комнатушки и по фасаду успешно добралась до нужного окна. На секунду замерла — окно было открыто — а потом всё же забралась внутрь. Если, уходя в клуб, Бреккер оставил окно открытым, он ждал, что Призрак придёт — это был из тех условных знаков, что установились между ними. В темноте Инеж добралась до стола и собиралась уже поставить свой подарок, как заметила небольшую коробочку. С учётом того, что окно было открыто, а столешница была абсолютно пустой, Инеж сделала вполне логичный вывод — эта коробка для неё. Сердце пропустило удар. Неужели Бреккер решил сделать ей подарок? Вот уж действительно — праздничное чудо. Впрочем, он не только подготовил ей подарок — он словно знал, что она что-то принесёт. Инеж усмехнулась. В какой момент они с Бреккером так хорошо начали понимать друг друга? Оставив шляпу, Инеж забрала коробочку. Ещё спускаясь в свою комнату, она уже знала, что внутри новый нож. *** Когда Инеж готовила завтрак на следующее утро, новый кинжал — Санкта-Елизвета — уже обрёл своё место в ножнах за поясом. При желании она могла ощутить его тяжесть и почувствовать защиту. Когда Бреккер спустился на завтрак в новой шляпе, Инеж пришлось срочно от него отворачиваться, чтобы он не увидел её довольной улыбки.Инеж. Нью-Йорк
Стоило Инеж переступить порог Нининого дома, на плечи словно навалилась тяжесть. Подруга что-то весело щебетала, хотя обе знали — сегодня им предстоит долгий и откровенный разговор. Инеж знала, что Нина вознамерилась вытащить из неё всю правду о происходящем между ней и Казом. Чего не знала Нина, так это того, что рассказ выйдет намного больше, чем она ожидает. Но Инеж приняла решение — сегодня она поделится с подругой правдой о своих снах. О Кеттердаме. А ещё Нина не знала, что Инеж принесла с собой бутылку вина — ровно до того момента, как Инеж не выставила её на кухонный стол. — Я не вывезу этот разговор на трезвую голову, — честно призналась она. Хотя на самом деле ей и не нравилась мысль о том, чтобы напиваться. Но Инеж просто не представляла, как объяснить всё подруге. И как Нина это всё воспримет. Поверит ли? — Всё настолько серьёзно? — скептично поинтересовалась Нина, поднимая бровь. Но бокалы всё же достала. — Может хотя бы пиццу подождём? Инеж кивнула. Да, подождать курьера с пиццей — хорошая мысль. Это поможет ещё немного отложить разговор. Да и вообще, к чему торопиться? У них вся ночь впереди. — Расскажи пока, как твои успехи с подготовкой к экзаменам? *** Инеж всё же смогла найти в себе силы начать рассказ. Правда, к тому моменту пицца уже была съедена, вино выпито, а сами подруги успели переместиться с кухни в комнату Нины. И последнее было как раз кстати, потому что Инеж всё же решила показать подруге все свои шрамы — их было предостаточно на руках, спине и даже животе. — И все они были получены во сне? — спросила Нина, аккуратно проводя пальцами по следу от собачьего укуса. — Да, — кивнула Инеж, — и этот тоже. Ты была права тогда. Ты не помнила этого шрама и никогда не знала, что он был. Потому что его не было. Он свежий. — Но… Как такое вообще возможно? — Нина подняла на подругу взволнованный взгляд. — И почему их так много? Инеж усмехнулась, дёрнув уголком губ. Теперь ей предстояла не менее сложная часть — рассказать подруге, что же в этих снах происходит. — Я не знаю, как. Ты и сама видела, я пыталась найти ответ… — Так вот к чему были все эти копания в библиотеке! — не сдержалась Нина. — Именно, — ответила Инеж, опять усмехаясь, — а вот что касается количества шрамов… Когда я сказала, что во сне попадаю в другой мир, что ты представила? — Ну-у, — Нина задумалась, явно вспоминая все фантастические фильмы, которые знала, — это какая-то супер-геройская реальность? А ты там всех спасаешь? Инеж рассмеялась. — Хотела бы я, чтобы это оказалось правдой, но, — смех скис сам собой, — мне приходится бороться за то, чтобы спасать себя. Каждый день. Кеттердам — город, где я сейчас живу во снах, — и особенно район Бочки — прогнившее место. Там буквально грязь и вонь на улицах, из гавани часто налетает запах тухлой рыбы. Люди могут устроить перестрелку на улице, могут пить, не просыхая днями — если у них есть деньги. А если денег нет, они непременно попытаются кого-нибудь ограбить. Конечно Кеттердам намного больше, чем просто Бочка. Там есть и приличные торговцы, и университет с библиотекой, и церкви, и обычные жители… Но там, куда занесло меня, люди сбиваются в банды, чтобы выжить. Чтобы разбоем, грабежом и уничтожением других банд заработать — славу, власть, деньги. Чтобы оплатить свои долги. И да. Там очень много домов удовольствий — и отвратительных мужчин, которых интересуют девушки… Девочки, которым нет даже шестнадцати. Рот наполнился горечью, словно слова имели вкус. Словно вся грязь Кеттердама оживала сейчас здесь, перед Инеж, в Нью-Йорке. Нина молчала, осмысливая сказанное. Смотрела на Инеж, словно пытаясь найти какие-то ответы на свои невысказанные вопросы. — Что с тобой там случилось? — наконец нарушила тишину Нина. Инеж подняла на неё взгляд. — Сначала — в детстве — всё было прекрасно. Я жила в другой стране. Но потом меня похитили работорговцы и продали в бордель. Через год меня оттуда вытащил Каз Бреккер, и я присоединилась к Отбросам. Я стала пауком — шпионом — Призраком. Я могу добыть любые сведения. О ком угодно. И Бреккер использует это, кирпичик за кирпичиком уничтожая своих врагов. Я получаю за это деньги, чтобы выкупить свой контракт и вернуться к семье, из которой меня похитили. Инеж говорила и говорила, но всё это казалось чужим. Словно это было не про неё, словно просто рассказ, который она где-то прочитала. Потому что если бы она начала вдаваться в детали, если бы позволила настоящим воспоминаниям вернуться… Нет уж, пусть лучше так. Краткой информации будет достаточно, чтобы Нина всё поняла. Когда Инеж закончила говорить, Нина опять ответила не сразу. — Это всегда происходит, каждую ночь? И идёт всегда параллельно с реальной жизнью? То есть, там ты всегда такого же возраста, как и здесь? — спросила она наконец. — Да. На все вопросы. Я буквально живу две жизни параллельно… Кстати, помнишь мой образ на хэллоуин? Примерно так я выгляжу в образе Призрака — то есть практический каждый день в Кеттердаме. — Ого… Мрачное местечко, конечно. — Нина попыталась усмехнуться, но было видно, что ей трудно представить всё рассказанное подругой. Представить и уложить в свою привычную картину мира. — А что ты говорила на счёт Каза Бреккера? — О, — теперь усмехнулась Инеж, — да. В Кеттердаме есть Каз Бреккер, Нина Зеник, Джеспер Фахи, и даже Уайлен с Матиасом. И судя по рассказам Зеник, даже Назяленская есть где-то в Равке. И Аника кстати. А, ну и родственники мои, один в один. Много сходств в людях, на самом деле. Только, к счастью, судьбы другие. Хочешь о ком-то подробнее узнать? Инеж не могла не поддразнить подругу. Знала, что Нина захочет узнать о другой версии себя — вот только история ей вряд ли понравится. — Ха-ха, — изобразила смех Нина, — конечно я хочу о себе узнать! Только… наверное и у меня там жизнь не сахар? — Ну… Ты тоже присоединилась к Отбросам, позже меня, правда. Ты, ох, как бы объяснить. Если коротко, то в этом мире существуют Гриши — по-нашему волшебники. Они подразделяются на несколько групп, в зависимости от своих возможностей. Я потом как-нибудь подробнее расскажу. Так вот, у тебя есть способность исцелять людей. Уж не знаю, как именно, но и вот эту мою рану ты залечила, буквально за пару минут превратив в шрам. Так вот, ты… Нет, всё-таки буду говорить Зеник. Так мне привычнее. Зеник работает в доме удовольствий, но не торгует телом. Зеник помогает людям справляться с различными недугами. С мигренями, в основном, но бывают и раны серьёзней. Этим Зеник зарабатывала, чтобы подкупить суд и вытащить Хельвара из тюрьмы. — Что?! И Инеж рассказала. Всё то, что успела узнать на улицах Кеттердама из обрывков слухов. Всё то, что рассказала ей сама Зеник. Рассказала, каким образом Бреккер всё же втащил Хельвара из Хеллгейта пару дней назад. Ответила на все вопросы Нины, потом сменила тему, рассказывая про Фахи и Ван Эка — совсем незнакомого Призраку, но так похожего на их Уайлена. И всё оттягивала момент, когда придётся рассказывать про Бреккера — хотя и хотелось поделиться терзаниями последних месяцев. И вдруг… — А можешь сказать что-нибудь на равкианском? — попросила Нина, кутаясь в плед. И что-то в её тоне насторожило Инеж. Это не было похоже на простое любопытство. Тем не менее, она поздоровалась и представилась на равкианском. Потом уже собиралась сказать, что никогда не пробовала говорить в реальности на каком-либо языке из сна, как вдруг Нина ответила: — Приятно познакомиться, меня зовут Нина Зеник, — на равкианском. Обе девушки замерли, глядя друг на друга круглыми от удивления глазами. Нина прижала пальцы к губам, а Инеж задумалась. Фраза подруги не была простым повторением её слов. Нина явно говорила осмысленно. — Я… Я случайно, — выдавила Нина в своё оправдание, — просто, когда ты рассказывала мою историю с Матиасом, когда говорила про Равку, мне иногда казалось, что я знаю, о чём ты говоришь. Словно я была там, видела это. Видела, но не помню. И у меня точно никогда не было жизни на два мира, как у тебя! Глядя на тараторящую подругу, Инеж расхохоталась. Рождённый полиглотом, остаётся полиглотом. — Боюсь даже проверять, сколько языков ты в итоге знаешь, дорогая моя. Зеник знает штук шесть, и ты — сколько? Если все эти знания объединить… Жуть, как у тебя столько в голове помещается-то? Нина смех подхватила, но всё же со скепсисом поинтересовалась: — Думаешь, я знаю все языки из твоего сна? — А давай проверим! Я сейчас что-нибудь на керчийском скажу… После нескольких фраз на разных языках они выяснили, что Нина может спокойно отвечать Инеж, но практически не улавливает смысл самих фраз. И уж точно не может ничего перевести дословно. И что бы Инеж не писала, Нина ничего не могла понять и прочитать — хотя с любопытством запомнила написание своего имени. — Ладно, — сказала наконец Нина, откладывая ручку, — это всё интересно конечно. Но что у тебя с Казом-то? И с Бреккером? Последний, я так поняла, вообще мрачный бука? Инеж вздохнула. — В том и проблема, что я запуталась. Они так похожи, словно это один человек… Ну нет, ладно, Каз всё же чаще улыбается, шутит, но… У них слишком много общего. И я не могу, меня тянет к обоим. Но с Бреккером точно ничего не выйдет — он просто отталкивает всех, кто пытается стать к нему ближе. Я нахожусь рядом лишь потому, что ему нужны мои навыки, сведения, которые я могу добыть… — хочется верить, что ему нужна я, — А Каз, он милый, мне с ним хорошо и уютно. Но у меня такое чувство, что мы упустили то, что могло бы быть между нами. Мы ведь поговорили на Рождество. Мы решили отпустить друг друга, и я знаю, что у него появилась цель. Он загорелся идеей, будет идти, стремиться вперёд. А я… А я не знаю. Я зависла между непонятными чувствами к одному и к другому. И не могу быть ни с одним из них. И… Нина, я нуждаюсь в нём. Каз, Бреккер — неважно. Его поддержка, просто он рядом… Да я словно с ума схожу! — Мда… Стоите вы друг друга. Честно, я не понимаю, почему вы с Казом не начали встречаться! Не знаю уж, что там на уме у Бреккера, но Каз… Ох, ну придушит он меня, если узнает, что я тебе рассказываю. Но он же без ума от тебя. Он потому и играл в молчанку столько времени, что боялся привязаться слишком сильно. Но он уже привязан, я же вижу! — Может, поэтому мы и не в месте, — тихо ответила Инеж, — что хорошего в такой привязанности, когда жить без человека не можешь? Думаю, это не очень здорово. Нина вздохнула, но не нашла, чем возразить. Инеж вздохнула, прекрасно понимая мысли подруги. — Так действительно будет лучше, — снова нарушила тишину Инеж, — тем более, что скоро колледж, мы разъедемся все. С Казом видеться перестану, а во сне останется Бреккер. А может и не останется. Если мы успешно провернём аферу с похищением, я просто уплыву в Равку. Бреккер сам сказал, что сможет найти другого паука — вот пусть ищет. Плевать на него — и во сне, и здесь, в реальности. Пусть каждый разбирается со своей жизнью сам. — Только не обманись сама, — тихо попросила Нина. Но ничего больше не добавила. Инеж всхлипнула и отвернулась от подруги. Ну вот. Она не планировала сегодня плакать. Пришлось наскоро вытирать глаза тыльной стороной ладони, и преувеличенно бодро заявлять: — Ну всё, время спать! Мне ещё во сне мир покорять… — О да, чужие секреты так и жаждут быть похищенными! — усмехнулась Нина, чувствуя настроение подруги и соглашаясь сменить тему. — Бойтесь тайны, Призрак идёт за вами! — Оо-о, Нина, мне предстоит похищать не только тайны, — загадочно улыбнулась Инеж, — сегодня мы уплываем из Кеттердама во Фьерду. Нам предстоит похитить человека. — О, — только и смогла выдать удивлённая Нина. И Инеж в очередной раз за вечер начала рассказывать. Про юрду и про юрду-парем, про шуханского учёного и про непреступный Ледовый Двор. — Но это же жутко опасно! — возмутилась подруга в конце рассказа. — Как вы вообще собираетесь это сделать? Инеж пожала плечами. — У Бреккера наверняка готов очередной гениальный план, в этом я уверена. — Но ведь есть столько вещей, которые могут пойти не так! — Да. Но это всё равно лучше, чем мотаться по улицам Бочки и с потом и кровью добывать очередную монету.Инеж. Кеттердам
Инеж поправила лямку рюкзака, спеша к гавани. Голос Хелен всё ещё звучал в ушах, и Инеж подавила противную дрожь, ускоряя шаг. В конце концов, она уже действительно опаздывала, и была уверена, что Бреккер не сдержит какого-нибудь едкого комментария на этот счёт. И ему будет плевать, что она опоздала из-за его же поручения найти этот дурацкий парафин. Ну ничего, однажды она ему всё выскажет. Сквозь туман, поднимавшийся от воды, Инеж разглядела Бреккера и остальных, ждущих её у пирса. В грубой, невзрачной одежде моряков, силуэты выглядели непривычно, но Инеж всё равно безошибочно узнала Бреккера. Даже сменив костюм на мешковатое пальто, он умудрялся выглядеть гордо и уверенно. Пересчитав фигуры, Инеж нахмурилась. Не хватало ещё четверых Отбросов, отобранных в их небольшую команду для управления шхуной. Не ужели кто-то опаздывал сильнее, чем она? Или они уже на борту? В этот момент Инеж споткнулась. А опустив взгляд вниз, обнаружила труп Дирикса — одного из тех, кто должен был плыть с ними. Плохо дело. Она едва успела выкрикнуть имя Бреккера, как шхуна взорвалась. Горящие обломки усеяли доки, а саму Инеж откинуло назад — и спасли только уроки отца по приземлению. Через секунду, окинув команду быстрым взглядом, Инеж уже растворялась в тенях. В её силах было обеспечить отступление команды. *** Всё что Инеж может чувствовать сейчас — боль. С каждым резким шагом Каза, её тело ударяется об его грудь, а из раны под рёбрами толчками вытекает кровь. И Инеж знает, что, если потеряет сознание сейчас — очнётся с такой же раной у Нины дома. И это будет катастрофа. Как отреагирует Нина? Сколько будет ехать скорая? И как они вообще будут объяснять эту рану? — Да и доживёт ли Инеж до этих объяснений? — Я не хочу умирать, — слова выходят такими тихими, что она сама едва их слышит. Но в них больше правды, чем она когда-либо произносила в Кеттердаме. Ей нужно всего лишь дотерпеть до шхуны — и Зеник сделает свою работу. — Сделаю все возможное, чтобы найти тебе занятие поинтересней, — голос Бреккера кажется глухим, доносится словно сквозь слой воды. Инеж чувствует, как он покрепче её обхватывает и старается ускориться. Инеж не может повернуться в его руках, не может увидеть, как далеко их корабль. Но напряжение Бреккера, его тон — это говорит ей о многом. — Продолжай говорить, Призрак. Не ускользай от меня. — Но именно это получается у меня лучше всего, — в самом деле иронично. Инеж бы усмехнулась, будь у неё чуть больше сил сейчас. — Просто потерпи до шхуны. Открой свои чёртовы глаза, Инеж! И она пытается. Пытается сделать так, как говорит Бреккер, даже умудряется разглядеть бледный шрам на шее парня. Но перед глазами всё плывёт, а в голове лихорадочно крутятся воспоминания, об их встрече в «Зверинце». Она даже не замечает, что он назвал её по имени. — Я могу помочь тебе, — шепчет она, только краем сознания догадываясь, что это совершенно не в тему. — Помочь в чем? Инеж не может вспомнить. Кажется, нужно было что-то ему рассказать. В прочем, это уже не имеет значения. В сознании вспыхивает мысль, что на точно отключится раньше, чем окажется на шхуне. — Говори со мной, Призрак, — она даже не может разобрать интонаций Бреккера. Да и не пытается. — Ты вернулся за мной, — внезапно осознаёт она. — Я защищаю свои инвестиции. «Инвестиции». Вот и всё, что ей нужно было знать о Бреккере. — Как я рада, что испачкала тебе кровью всю рубашку. — Запишу это на твой счёт. Возмущение вспыхивает внутри и дарит ещё несколько секунд ясного сознания. Всё верно. Он задолжал ей извинения. — Попроси прощения. Если это будет последнее, что она услышит в Кеттерадаме — или вообще в жизни — она бы хотела услышать это. Просто и эгиостично хотела бы знать, что на самом деле нужна ему. — За что? — Просто скажи это. Но она не успевает услышать ответ. Мир меркнет.Нью-Йорк. Ночь
Инеж
Мир меркнет. Только лишь за тем, чтобы снова наполнится светом и шумом. За окном ветер гнёт деревья к земле и с шумом перебирает голыми ветками. Уличного освещения достаточно, чтобы Инеж могла оглядеть комнату. Голова ощущается чугунной, а тело едва слушается. Инеж чувствует, что кровать под ней уже мокрая от крови. Инеж зажимает рану, надеясь выиграть себе ещё немного времени. Поднимается с кровати и смахивает на пол вазу — нет сил даже задумываться, сколько она стоила — и шепчет вскочившей от резкого шума Нине: — Говори всем, что это был какой-то воришка. Он пырнул меня, разбил вазу и сбежал через окно. К концу фразы она оседает на полу, а слова выдавливаются сдавленным шёпотом — слышным лишь потому, что в комнате звенит тишина. Нине требуется несколько секунд на осознание ситуации, но стоит ей заметить кровь, она хватает телефон, вызывая помощь. Её голос дрожит, но, стоит ей положить трубку, она подрывается с кровати и распахивает окно. Инеж наблюдает за ней из полуприкрытых вех, отчаянно цепляясь сознанием за реальность. Нина задаёт какие-то вопросы, и сил хватает лишь на слабые движения головой. Да, это рана из сна. Нет, это не было запланировано. Да, Нина, если я отключусь, то всё будет очень печально. Именно поэтому я так отчаянно вслушиваюсь в твои слова, наблюдая, как ты достаёшь аптечку.Нина
Нина трясущимися руками скидывала свои медицинские справочники с полки, чтобы достать аптечку, и вслушивалась в дыхание Инеж за спиной. Волна паники пыталась подняться всё выше, но Нина гасила её. Она должна собраться. Должна узнать у Инеж подробности. Должна перебинтовать рану, чтобы подруга не потеряла слишком много крови. С глубоким вдохом Нина постаралась унять тремор в руках и опустилась на пол рядом с подругой. Инеж с трудом держала веки открытыми и тяжело дышала. Рука, которой она пыталась зажимать рану, была вся в крови. — Тсс, всё хорошо, — мягко сказала Нина, замечая слёзы в глазах подруги, — сейчас перебинтую. И скорая вот-вот будет здесь. Инеж дрожала и одними губами выдохнула «холодно», но всё же нашла в себе силы подвинуться и убрать руку, пока Нина обрезала её ночную футболку — совершенно целую, так странно выглядевшую с учётом раны — и обматывала бинтами как можно плотнее, пытаясь хоть так приостановить кровь. Нина вслух проговаривала все свои действия, чтобы не сбиться, и чтобы Инеж не отключалась. Подруга ничего не отвечала, только хрипло дышала и морщилась от боли. И наблюдая за Инеж, Нина изо всех сил старалась сдерживать панику. Это сейчас совершенно ни к чему. Когда наконец послышались звуки сирены, Нина на секунду замерла. Ей нужно было открыть дверь, но оставлять подругу не хотелось. — Ты будешь хорошим врачом, — выдохнула Инеж, а потом снова сморщилась от боли. — Было бы лучше, если бы не проверяла это таким способом! — таким же тихим шёпотом отозвалась Нина, покрываясь мурашками. Инеж была слишком холодной, а её слова не внушали оптимизма. — Ладно, я сейчас приду. Просто открою дверь и вернусь, постарайся не отключаться. Инеж слабо кивнула, но в её взгляде не было уверенности. — Отруби электричество… Камеры… — тихо выдавила она, указывая глазами на дверь. Нине оставалось только кивнуть и вылететь из комнаты, молясь, чтобы с подругой всё было в порядке. *** Инеж всё-таки не отключилась, пока Нина встречала врачей. Она сделала это позже — уже в машине реанимации. И Нине оставалось только неотрывно следить за монитором, показывающим пульс подруги — слабый, но достаточно стабильный. Она знала, что ей нужно сообщить родителям о «грабителе», знала, что должна сообщить родителям Инеж о произошедшем. И ей, вероятно, стоило написать друзьям. Но Нина не могла заставить себя оторвать глаза от монитора. И только когда к ней обратилась медсестра, когда начала задавать вопросы о личных данных Инеж, Нина слегка очнулась. Пришла в себя и всё же отыскала в списке номеров контакты Гафа-старших, нажала кнопку вызова. Здравый смысл подсказывал, что лучше обо всём сообщит она, чем врачи. Кроме того — Нина не могла отрицать очевидное — Инеж могло потребоваться переливание крови.Джеспер
Джеспер со вздохом покосился на часы и отложил телефон. Обычно он ложился и вставал рано, и его вполне устраивал такой режим. Но последние несколько дней его режим сбился абсолютно — ночные переписки с Уайленом начинали входить в привычку. Но, несмотря на усталость, Джес чувствовал, как на губах играет улыбка. Он так и не поговорил с Инеж и Ниной насчёт омелы на Рождество — но теперь не был уверен благодарить подруг, или возмущаться. На телефон пришло очередное уведомление. Джеспер опять покосился на часы и попытался прикинуть, насколько важные сообщения ему могут писать в половину пятого ночи. Ещё одно уведомление заставило его протянуть руку и разблокировать телефон. В следующее мгновение он уже вскочил с кровати, сбрасывая остатки сна. В открытом чате высвечивалось всего два сообщения от Нины: «Инеж в больнице. Она в коме» «Кто-нибудь, приезжайте, пожалуйста» Напечатав в ответ «Скоро буду. Какая больница?», Джеспер начал собираться, краем глаза поглядывая в телефон. Пришло новое уведомление — Уайлен спрашивал, что случилось — а потом телефон зазвонил. — Джес, заедешь за мной? — без расшаркиваний сразу спросил Уайлен. — Да, окей, — ответил Джеспер, ставя разговор на громкую связь и прокладывая в картах маршрут, — буду у тебя через двадцать минут. — Отлично, спасибо, — Уайлен отключился, очевидно тоже собираясь. Уже через пару минут Джеспер заводил машину, слушая голосовое Нины — её голос дрожал, пока она рассказывала, как проснулась от шума в комнате и увидела Инеж в крови. История звучала дико и жутко. Джеспер барабанил пальцами по рулю и разгонялся явно больше разрешённой скорости — но тревога заставляла всё внутри сжиматься в пружину. Он старательно отгонял от себя возникающие в голове образы. Представлять Инеж в крови было невыносимо — и он не мог представить, в каком состоянии сейчас Нина. Джеспер мог лишь надеяться, что Матиас тоже прочитал сообщения и приедет поддержать свою девушку. До Уайлена он доехал за тринадцать минут, кажется, даже ни разу не тормозя на светофорах — хорошо, что улицы в такое время были пусты. *** Как они доехали до больницы, как узнавали всю необходимую информацию в регистратуре — Инеж Гафа, третий этаж, на операции по переливанию крови — и поднимались на нужный этаж Джеспер помнил плохо. Помнил только, что в машине они ехали молча. Что после слов регистратора Уайлен вздрогнул. Помнил, как гулко звучали их шаги в пустой больнице. А вот вид бледной, заплаканной и дрожащей Нины, вид мистера Гафа — словно посеревшего, всего ссутуленного и нервно мнущего в руках какой-то талисман — явно отпечатался в его памяти. Нина вскочила со стула и влетела в объятия Джеспера, отчаянно нуждаясь в поддержке. И он обнял подругу, начал шептать, что всё будет хорошо. — Это же Инеж, она может выбраться из любой передряги. Нина только всхлипнула. — Это из-за меня. Я позвала её на ночёвку. Она не должна была… Это… — Нина не договорила, но Джеспер и не собирался давать ей заканчивать мысль. — Ты точно ни в чём не виновата! И, слышишь, хорошо всё будет! Нина что-то буркнула в его плечо, но Джеспер не разобрал ни слова. Он лишь продолжал гладить подругу по спине и стараясь сам верить в свои слова.Каз
Каз резко сел в кровати, пытаясь отдышаться. Что ж, он в Нью-Йорке, значит ему всё же удалось уснуть. Уснуть, несмотря на то, как тряслись руки и пропадало дыхание от воспоминаний о ране Призрака. Несмотря на то, что весь день его не отпускало нервное напряжение и злость. И несмотря на тот страх, что сковал его, стоило спуститься в каюту, где лежала Призрак. Зеник спала, не отпуская руки девушки, словно даже во сне проверяя её состояние. А Призрак лежала совершенно неподвижно, ровно в той позе, в которой её положили. Кожа была бледнее обычного, и, казалось, даже волосы потускнели. Каз смог сделать лишь несколько шагов вперёд. В голове настойчиво билась мысль, что в произошедшем виноват он. И только рациональная часть твердила, что это не так. Что Кеттердам — сам по себе воплощение опасности. Что Призрак сама рисковала собой, сама сделала свой выбор. Но это не сильно помогало. Призрак продолжала неподвижно лежать, и Казу стоило больших усилий не пойти и не обвинить во всём Фахи. Но стрелок, терзаемый чувством вины, был ему совершенно не нужен. Крепче сжав трость, Каз вышел в коридор и, стараясь не стучать тростью слишком громко, направился в свою каюту. Несмотря ни на что, усталость всё же взяла своё, позволяя провалиться в спасительный Нью-Йорк. И теперь первым порывом было взять телефон и написать Инеж. Написать что угодно, лишь бы увидеть ответ, лишь бы убедить её на встречу. Лишь бы ещё раз вдохнуть полной грудью, видя её улыбку и живой взгляд. Даже зная, что это обман сна, обман подсознания. Каз всё же протянул руку к телефону. Даже зная, что сейчас — в пять утра — Инеж наверняка спит и не ответит ему. Но ему была нужна хотя бы малая доля спокойствия. Хотя бы иллюзия, что всё хорошо. Вот только сообщения в общем чате заставили его сердце провалиться куда-то вниз. Подсознание играло с ним слишком жестокую игру. Нервы всё же сдали, и телефон отправился в полёт до ближайшей стены. Каз сел в кровати, вцепившись руками в волосы. Он не может потерять её. Не вот так, не в двух мирах сразу. Это не её вина, что она стала его чудом — и что жизнь забирает у него все чудеса. Забирает самых близких. Нетнетнет. Она будет в порядке. Если кому и под силу ускользнуть от лап… смерти… то Призрак точно сумеет это сделать. Каз заставил себя подняться с кровати и начать собираться. Если днём он не мог позволить себе слишком долго находиться у неё кровати, то во сне этого ему никто не запретит. Телефон, несмотря на сеть трещин по всему экрану, работал сносно. По крайней мере, вызвать такси Казу удалось. *** Стоило ему оказаться в больнице, в голову ударили воспоминания, а нога отозвалась болью. В самом деле, последний раз он был здесь после пожара. После того, как потерял семью — окончательно. Каз решительно отмёл прочь всё ненужное. Прошлое — в прошлом. В настоящем — Инеж и друзья, которые — конечно же — уже все собрались больничном коридоре. Не было только Матиаса — но никто и не ждал, что он сейчас появится, все знали, что парень на ночь переводит телефон в беззвучный режим и соблюдает режим сна. Каза тоже не ждали — он ведь даже не написал в чате, что приедет — и, потому, не сразу обратили внимание на него. Джеспер с Ниной, сидя рядом, о чём-то тихо переговаривались. Джес при этом одной рукой поглаживал всхлипывающую Нину, а второй — беспрестанно барабанил по подлокотнику. Уайлен и мистер Гафа сидели рядом и молчали. А потом Уайлен заметил Каза, вскочил на ноги и сделал два шага в его сторону, прежде чем замереть в нерешительности. Все остальные тоже его заметили — Нина с Джесом тоже вскочили на ноги. — Каз… — начала было Нина, но не закончила фразу. Да и что бы она могла сказать сейчас? Слова, как и любые действия, сейчас не сыграли бы никакой роли. Но было и кое-что, что Каз мог — и хотел — сделать. Привычный мотиватор — месть — уже поднимала голову. — Можешь ещё раз рассказать, что произошло? — спросил он у Нины. — Я… Я не знаю точно. Инеж оставалась у меня на ночёвку, мы болтали, а потом уснули в моей комнате. Я проснулась от шума разбитой вазы и чьих-то шагов. Инеж… Она сидела около кровати, — голос Нины дрожал, но Казу было нужно знать, — я не знаю, что она пыталась сделать. Но когда я проснулась, кроме неё в комнате уже никого не увидела. А Неж… у неё такая рана под рёбрами. Г-глубокая и… я смогла только вызвать неотложку, и перебинтовать рану потуже… Только теперь Каз обратил внимание, что Нина сидит в своём пальто и пижаме, на которой бурыми пятнами засохла кровь. Особенно много крови было на пижамных штанах — и Каз не хотел даже представлять, сколько крови Инеж потеряла. — Она потеряла больше литра крови, — совершенно сухим голосом сказал мистер Гафа, ни поднимая ни на кого взгляд, — моя жена согласилась на переливание крови. А я сижу здесь и ничего не могу сделать. Но я найду того ублюдка, который это сделал! Пусть только всё будет хорошо… Фраза закончилась тихим шёпотом, мистер Гафа отчаянно опустил лицо в ладони. А Каз подумал, что никогда ещё настолько не сходился в мыслях с малознакомым человеком. — Нина, ты уже вызвала полицию? — совладал со своим голосом Каз. Нина побледнела и покачала головой, опустив взгляд. — Я… только написала родителям. Но… — Я понял, — сказал Каз, позволяя ей не заканчивать. Он видел, насколько Нине непросто сейчас. Он не представлял даже, чего ей стоило держать себя в руках, вызывая помощь или перебинтовывая рану. Но он был уверен, что Нина не поддавалась панике. Но вызывать полицию, оставаться с ними, разбираться в произошедшем… Каз понимал, почему Нина сейчас здесь. Но чем больше времени проходит, тем дальше оказывается тот ублюдок. — Каз… — виноватым голосом позвала его Нина, и ему не понравился этот тон, — уже когда неотложка подъезжала к дому, электричество отключилось… Казу захотелось материться. Хорошо, если записи с камер передавались куда-то в облачное хранилище. Но слишком велика была вероятность, что последние несколько минут записи не восстановить. Странно только, что грабитель — или кто это был — не выключил электричество заранее. — Мне стоило остаться в доме… Дождаться полицию. Тот урод не мог быть далеко… Я… Но я просто не могла оставить Инеж. Нина задрожала мелкой дрожью и спрятала лицо в ладонях. — Хей, — мягко сказал Джеспер, — ты сделала всё правильно. Его всё равно поймают. Не переживай. Нина сделала вдох, пытаясь успокоиться, но разные мысли, очевидно, продолжали давить на неё. А потом она подняла взгляд на Каза — взгляд одновременно и виноватый, и полный надежды. Она верила, что Каз сможет что-то сделать. — Мы разберёмся с этим, — устало выдохнул он, но никуда не помчался. Опустился на стул, сжав ворона на трости, — но сначала дождёмся новостей.Инеж. Где-то
Инеж проснулась и успела подумать: «Ну что опять? Где я на этот раз?», прежде чем открыла глаза. Вот только обстановка вокруг никак не походила ни на шхуну, где она должна была бы оказаться, если Бреккер донёс её тело в порту. Ни на больничную палату, где она должна была бы оказаться после скорой помощи. Инеж оглядывалась, пытаясь понять хоть что-нибудь. Но вокруг не было ничего, что могло бы ей помочь. Вокруг не было вообще ничего — только пустое белое пространство с клубящимся вокруг туманом. В тумане то и дело мелькали какие-то тени, но поскольку они никак не пытались с ней взаимодействовать и даже не обретали чётких форм, Инеж быстро перестала их бояться. Потом она пыталась их преследовать, но те исчезали, растворялись в белых клубах слишком быстро. Инеж ощущала, что буквально зависла в этом пространстве. Что хоть и может перемещаться, всё равно остаётся на месте. Никакого движения для неё. Новые и новые вопросы возникали в голове, но оставались без ответа. А если она произносила их вслух — слова теряли смысл. И время тоже словно перестало значить что-либо. Инеж стало страшно. Что, если она умерла? Что, если никогда больше не увидит родных и друзей? И вечность будет здесь — в нигде. Но она не могла ничего сделать. Зато ей оставалось бесконечно много времени чтобы думать.