Последний шанс на спасение

      Весь маршрут от зала суда до своей квартиры Щербакова провела с одной лишь мыслью. Если еще до начала заседания она испытывала сомнения в своем решении о сделке, то уже в ходе пересмотра дела ее окутала тоска и злость.                     «Ее тут нет».                     Пройдя в сопровождении Валиевой в квартиру, девушка брезгливым взглядом осмотрела слой пыли, что мирно покоился все время ее отсутствия на каждой детали интерьера. Затем она прошла в спальню. Кровать аккуратно убрана. В последний раз, когда она вылезала из нее, постель была вся перевернута, а в этом ворохе ткани досматривала свои сны Косторная.                     — В прошлый раз я даже не заметила насколько у тебя уютно. — Камила все время молчала, то ли осознавая свою победу, то ли давала Анне возможность осознать реальность.       — Спасибо.       — Какие планы на ближайшее будущее?       — Будущее? — Анна обернулась, склонив голову и немного прищурив взгляд, разглядывая свою «спасительницу», — Кажется, этот вопрос должна я тебе задавать. Не так ли, Камила?       — Я не думала настолько далеко. И не надо на меня так смотреть.       — Как так? А может вот так лучше? — девушка срывается с места, вбивая Валиеву в стену за ее спиной. Немного безумный взгляд, немного зловещий оскал находились буквально в паре сантиметрах от лица. Камила ощущала горячее тяжелое дыхание, что аритмично обжигало ее губы, — Че ж ты так сжалась, Камилочка? Разве не этого ты хотела? Вот, смотри, я вся твоя.       — Немного неожиданно. — девушка попыталась отодвинуть Щербакову.       — У меня слишком долго не было секса, а если верить стереотипам обо мне, то я люблю секс больше всего в жизни. Обожаю жестко трахаться! Именно этим я сейчас и хочу заняться.                     Она хватает Камилу за руку и резко дергает на себя, после чего сознательно швыряет на кровать. Наклоняется над ее телом, поднимая края свитера.                     — Может не стоит, Ань? — дрожащим голосом просит Валиева.       — От чего же? — Щербакова приближается к уху, медленно целуя шею, а руками сжимая теплое тело, — Я уже вся мокрая. А ты?       — Делай так, как считаешь нужным. — Камила снимает с Ани рубашку, дав понять, что ее таким не напугать. И Аня все понимает, продолжая гнуть свою линию. И лишь когда Валиева от наслаждения перешла в стадию напряжения, девушка резко остановилась.       — Пожалуй, ты права. Сделаю так, как хочу. А хочу я нормально поесть, — самодовольно ухмыльнувшись и бросив напоследок воздушный поцелуй, Щербакова оставила обнаженную и доведенную до оргазма, но не успевшую кончить Камилу в постели.                     _______________                     Когда в Лос-Анджелесе идет дождь, лучше всего остаться дома. Заварить зеленый чай, завернуться в теплый плед, завалиться на уютный диван и открыть какой-нибудь роман или посмотреть очередную мыльную оперу. Даже лучше было бы, если бы в дождливый день остался дома, чтобы удобно расположиться на подоконнике и смотреть как расплывается город в каплях дождя, что разбиваются со всей силы о стекло и медленно скатываются вниз.                     Впрочем подобная практика у Щербаковой уже была. Обе не нашли отклика в ее сердце. Находясь уже ровно двадцать два дня в поисках себя, ограничивая появление своей персоны в людных местах, девушка начала потухать еще сильнее, чем этот же процесс протекал в тюремной камере. Там она хранила надежду на победу, здесь она уже проиграла.                     Валиева превратилась для нее в привычный элемент интерьера ее квартиры. Идеально красивая статуя, которая обычно подпирает стену и просто смотрит на нее. Так могли пролетать целые часы: одна неподвижно сидит, пялясь в экран телевизора, ноутбука, телефона, в окно, в книгу. Куда угодно, но не в сторону девушки. Иногда эта статуя оживала, исчезала в дверном проеме, после чего мертвую тишину квартиры разрезал свист чайника.                     Сегодняшний дождь, разбивавшийся и падавший вниз по стеклу, напомнил Ане саму себя. Она такая же — каждый день разбивается, падает. Потом встает и заново. Замкнутый цикл. Иногда ее статуя разговаривает с ней, но не подходит, продолжая держать своими изящными плечами стены в доме Анны.                     — Хочу прогуляться, — неожиданно Щербакова сама уничтожает тишину, соскочив с подоконника.       — Там ливень. Ты можешь простудиться.       — Я возьму зонт и плащ. — Аня останавливается рядом с девушкой, нежно улыбаясь, — Но, если я заболею, ты же будешь рядом?                     Камила кивает, получает на это поцелуй в щеку, пребывая в шоке. Аня улыбнулась. Глаза Ани горели каким-то живым огоньком. Она поняла о планах Щербаковой, но не стала препятствовать.                     _____________                     Очередная ледовая тренировка за неделю до этапа Гран-При в США. Косторная влетела в этот сезон с двух ног, точнее с двух коньков. Она хочет крушить, ломать все вокруг, но выбирает делать это на льду. Она будет «закатывать» своих соперниц в лед, как машина для укладки асфальта.                     Ее настрой витает в воздухе, вызывая трепет и страх. Тренеры говорят ей не форсировать подготовку, чтобы избежать нежелательной травмы, но она не слышит. Она разрезает пространство своим упорством так же, как конек разрезает лед под ней. И всем страшно — тренерам, хореографам, другим фигуристам, небольшому количеству зрителей на трибунах. Всем, кроме двух человек, находящимся внутри ледовой площадки.                     Натянутый капюшон и шапка должны были дать надежду, что никто не обратит на нее внимание. Типичный зевака, который не захотел в такую погоду сидеть дома, предпочитая бесплатное зрелище.                     Анна не боялась такой Косторной, напротив, восхищалась ее силой воли. У Ани, как она думает, такого нет. Алена приняла проблемы, живет дальше. Аня пошла по более легкому пути.                     — Привет. — немного картавый знакомый голос раздался сбоку.       — Привет, коллега, — Аня улыбнулась Марку, пожав руку, — Я думала, что ты уже давно в Москве.       — Пытался решить кое-какие вопросы по горячим следам.       — И как оно?       — В стадии «Я не знаю, Марк, мне надо время», — он подпер голову, — А еще ищу себя, репутация подмочена, дорога в фигурное катание мне закрыта. Столько лет жизни отдать делу, чтобы какая-то дура сломала все.       — Ну-ну, тише, Кондратюк, — Аня пригрозила ему кулаком, — Ты говоришь о моей пассии так-то.       — На свадьбу пригласишь? — парень улыбнулся, переводя глаза на лед.       — Шафером будешь.       — Честь какая. Не знал, что ты любишь фигурное катание. За кого болеешь?       — За Медведеву, — Щербакова встала, когда Алена покинула лед. — Мне пора. Рада была тебя увидеть.       — Взаимно, Ань. Пока!                     Анна даже не задумывается над тем куда идти, благо этот спортивный комплекс знает наизусть, ведь еще давно, когда только зарождалась дружба между ней и Аленой, ей провели целую индивидуальную экскурсию. И сейчас она не думает о людях, что пытаются заглянуть под капюшон, не думает о коридорах, которые словно лабиринт. Открыв дверь, без стука и разрешения, сразу же ловит взволнованный взгляд.                     — Просто хотела пожелать чистых прокатов.       — А, это ты. Видела тебя на трибуне с Кондратюком. Спелись? — Косторная продолжила протирать лезвия коньков.       — Ну, есть общие темы для общения. Тем более, он мне должен за освобождение.       — Поздравляю, кстати.       — Почему ты не пришла на суд? — Щербакова присаживается рядом, рассматривая вблизи профиль, по которому успела соскучиться. — Проколола хрящ.       — Времени не было. Тренировки, все дела.       — Выступаешь в США и в России? — видя отстраненность фигуристки, напор, с которым сюда летела Щербакова сквозь дождь, охранника, многочисленные коридоры, стал постепенно сходить на нет. Она вновь та самая капля, что бьется о стекло и медленно скользит вниз.       — В интернете вся информация есть. Так что, заканчивай этот разговор ни о чем.       — Я ничего не делала с Камилой.       — Мне-то какое дело? Это теперь вроде бы как ваше, семейное дело. — Алена решает, что сегодня переодеваться ни к чему, быстро доедет до дома, там примет душ и ляжет быстрее спать, чтобы этот очередной тяжелый день закончился. Нет, этот уже точно хуже всех предыдущих.       — Поцелуй меня, — шепчет Анна.       — Что… — фигуристка наконец-то повернулась, увидев перед собой бледное тощее лицо, а глаза будто молят о чем-то, — Нет, Ань. С нами все кончено.       — Ты же скучала, я чувствую. Я вижу в твоих глазах нежность и любовь, но ты их прячешь под пеленой безразличия и холодности. Не ври, Алена.       — Нас больше нет, Ань. Прости.       — Не верю, но настаивать не буду.                     Приблизившись максимально близко к лицу Косторной, Аня поцеловала ее в щеку, и, не сдержав желания, прильнула к уху, к шее, оставляя поцелуи, словно крапинки на теле. Алена уперлась кулаками в ее исхудавшее тело, отталкивая, но позволяла целовать, запрокидывая голову. И не смогла, вцепившись руками в шею.                     — Нас больше нет.       — Не лги себе хотя бы.