Прежде чем всё стало хорошо

      Мандариновый закат опустился на город, окрасив многоэтажки рыжеватым оттенком. Тяжёлый городской воздух, казалось, тоже пропитался оранжевым цветом. На востоке небо переливалось красками, чем-то напоминавшими блеск черничного джема, постепенно растекавшегося по всему небу, прогоняя солнце-мандарин и его последние светлые лучи. Звёздочки веснушками усыпали небеса. Сквозь шум города, создаваемый любившей погулять вечерком молодёжью, едва ли можно было расслышать звук двигателей самолёта. Большой тяжёлый боинг медленно спускался. Дети проводили его счастливыми глазами, пока очередная многоэтажная панелька не укрыла железную птицу за своей усеянной антеннами крышей. Малыши тыкали пальцами в небо, взвизгивая и подпрыгивая на месте от восторга.       «Дикари!» — подумал Михаил, доставая сигарету. Парень с волосами шоколадного оттенка и зелёными-зелёными, как трава, глазами сидел на скамье вместе со своими дружками. На нём была серая короткая куртка без капюшона, чёрные кеды и голубые спортивные штаны. Друзья Миши, одетые в нечто похожее — различались лишь цвета, в свою очередь бурно обсуждали музыку — старую добрую и уж очень заезженную тему в этой группе. Никто не знал, почему, но всегда, когда наступала неловкая тишина, эта четвёрка начинала обсуждать свои музыкальные вкусы.       — Денис, ты головой ударился или что?! Ну, какие Градусы?! Ты что, в прошлом застрял? — кричал Илья, махая руками. Его кудрявые рыжеватые локоны, которые, казалось, светились в мандариновом свете садящегося солнца, весело подпрыгивали, — Ты скажи ещё, что Мураками слушаешь!       — Э, Мураками не трожь! — встрял Герасим, недовольно нахмурив густые чёрные брови. Его тёмные волосы едва доставали до плеч парня. Пухлые губы сжались в полоску.       — Ещё один! — всплеснул руками Илья.       — Ты хочешь сказать, что твоя Дорочка лучше Градусов и Мураками?! Серьёзно? — спросил Гера.       — Да, лучше, — гордо заявил Илья. Он толкнул задумавшегося Мишу локтем, в поисках поддержки.       — А?       — Ты где сегодня витаешь, пацан? — вздохнул Илья.       — Нигде я не витаю, — Миша пожал плечами и взглянул на друзей.       — Эй, что-то не так? Ты в самом деле сегодня сам не свой. Ты только скажи, кто тебя обидел, мы все вместе этому гаду зад набьём! — Гера показательно помахал кулаками и широко улыбнулся. Ветер потрепал его чёрные волосы, словно прося придержать свой буйный нрав для следующего раза.       Обиженный на Илью хиленький по телосложению Паша вопросительно взглянул на Мишу. Парень же только отмахнулся.       — Да мне Горох грозится отчислением за прогулы, — махнул рукой Миша, после чего вздохнул. Сухой, пожелтевший от проказ осени листочек залетел мальчику прямо в рот. Парни залились смехом. Миша со злостью выплюнул его и отвернулся от друзей.       — Ну… Ну чего…ты, М-мишка? — сквозь истерический, напоминающий скорее лошадиное ржание, смех парней прорвался гогочущий голос Ильи. Тот снова толкнул его локтем, за что получил кулаком в плечо. Однако парень вовсе не расстроился, а лишь схватился за живот, пытаясь сдержать порывы смеха.       Терпению Миши пришёл конец. Он встал и быстрым шагом удалился, бормоча себе под нос что-то невнятное. Смех становился всё тише и тише, пока совсем не стих. Его друзья что-то выкрикивали ему, однако он не слушал их. Они не понимали, что будет, если его и правда отчислят. Не понимали, потому что выбрали эту профессию сами.       Его мать — строгая пожилая женщина, которая родила, вырастила и «превратила в людей» четверых парней, и она попросту не переживёт, если последний, пятый, не сможет окончить институт. Все его братья связали жизнь с авиацией — кто стал пилотом, кто бортпроводником, кто диспетчером. Если кратко — их семья изначально изобиловала помешанными на небе людьми. Матушка была стюардессой, отец уважаемым штурманом, родители отца во время Великой Отечественной летали на военных самолетах, гоняли врага из стороны в сторону. Даже дядя и все три тёти Михаила работали в аэропортах. И, конечно же, всё ожидали такой же любви и от него самого. Но не дай бог его отчислят…       Так и не зажжённая сигарета выпала из его руки. Миша просто достал новую, решив не утруждать себя поднятием старой. Он вытащил из кармана зажигалку, поджёг сигарету и убрал обратно. Резкий запах табака защекотал нос и заставил хоть немного расслабиться. Миша поморщился, потёр нос и пошёл дальше. Он проходил мимо аллеи, что находилась недалеко от его дома. С нее доносилась музыка, крики детей и запах вкусных свежих булочек из той самой пекарни. Оттуда в своё время Миша мог не вылезать часами. На скамейках сидели парочки и родители, гуляющие со своими детишками. Знакомые глаза уставились на Мишу. Когда же глаза парня посмотрели в сторону, откуда смотрели на него, он увидел лишь чью-то русую макушку. Но понять, кто смотрел на него он не успел, потому как кто-то окликнул его:       — Молодой человек! — Михаил обернулся и увидел за собой хмурую бабульку, — Извольте сделать одолжение — не мусорьте, вот же рядышком с вами совсем ур…       — Тебе надо — ты и поднимай, — фыркнул парень, развернулся и ускорил шаг. До дома оставалось всего ничего.       Бабулька недовольно покачала головой и медленно наклонилась за сигаретой, держась за больную спину.       Миша юркнул во дворы. По бокам от каждого подъезда красовались клумбы с цветами. Когда-то он с Ильёй нарвал целый букет, который бы в любом цветочном магазине стоил не малые деньги. Букет они подарили маме Миши. Конечно, на вопросы матери откуда они достали его и почему пришли такими растрёпанными они не стали отвечать, что убегали от злого дворника, который с метлой гонялся по всему двору за проворными хулиганами. Парень набрал номер своей квартиры на домофоне и облокотился на дверь. Закрыв глаза, он тарабанил пальцами по своей куртке и ждал, когда ему откроют. Как всегда, открывать никто не торопился. Пиликающие звуки, которые издавал домофон, прекратились. Дверь не трогалась с места, оставаясь все такой же запертой. Миша сказал бы пару ласковых той, которая живёт вместе с ним, но очень вовремя к двери подбежала маленькая девочка с ключами. Проблема решилась, как только девочка приложила свой ключ к считывателю.       Парень молча зашёл в подъезд. Малышка удивлённо похлопала глазами, но ничего не сказала. Она явно ожидала хотя бы банальное «спасибо».       Дверь квартиры оказалась открытой. Миша снял обувь, прошёл в свою комнату и грохнулся на кровать. Дома была его пожилая матушка, что готовила на кухне ужин. Оказалось, она не успела добежать до домофона и открыть сыночку дверь. Дочистив картошку, женщина шаркающими шагами прошла в комнату юноши.       — Хоть привет маме скажи, — вздохнула пожилая дама.       — Привет, — сквозь подушку сказал Миша. Женщина закусила губу.       — Кушать будешь? Я пельмени…       — Нет.       — Как? — женщина удивлённо всплеснула руками, — Ты ж голодный! Да люди некоторые с помойки едят, лишь бы что в рот засунуть, а ты? Ты никогда ничего не ешь! С голоду помереть хочешь?       — Мам, отстань. Не хочу я есть.       — Опять своими чипсами объелся. Глистов нахватал всяких, вот живот и полный! — пробормотала женщина, ещё раз печально вздохнула и скрылась в дверном проеме.       Как только дверь комнаты закрылась, парень передразнил слова матери и поднялся с кровати. Голубые обои, два дивана, красный пол, полки с учебниками и тетрадями, да и просто всякая мелочь, валяющаяся по комнате окружали парня со всех сторон. В этой комнате вместе с Мишей спал его брат — пока не выпорхнул из родительского гнезда. Как только тот стал жить своей жизнью, его место заняла Её Величество Бардак, или просто Помойка и Хаос. Были и другие вариации, которыми мать щедро одаривала Мишину комнату: Дворец Бомжей, Рай Вонючих Носков и Вечные Мучения Будущей Жены Моего Неряшливого Сына. Почему-то пожилая мамочка была уверена, что её новая невестка поселится в этой квартире.       Миша достал телефон из кармана. Восемнадцать пропущенных от Ильи, два от Геры, и двадцать девять от «Павлина». Можно догадаться, что под «Павлином» скрывался Паша. Миша неохотно набрал номер Ильи.       Гудки. Гудки, гудки, гудки. Илья решил отомстить?       — Алло, ты где?! — закричал Илья так, что у парня зазвенело в ушах. Он поморщился и ответил:       — Ты чё разорался?! Я не глухой! Дома я!       — И какого ты дома? — уже тише спросил Илья, — Мы гулять вышли чтобы ты домой ушёл или что? Подумаешь, поржали над тем что листик тебе в рот залетел. Ну, смешно же! А ты такая обижулька у нас.       — Потому что я вам о серьёзном говорю, а вы над листиком смеётесь. Смешно-смешно. Обхохотался, — с сарказмом сказал Миша.       — Мы больше не будем! Выходи давай, мы сейчас подойдём к твоему дому.       — Нет уж.       — Ой-ой-ой, какие мы вредные! Выходи давай, вместе подумаем, что сделать, чтобы не выгнали тебя. Да Горох можно запросто уговорить!       — Если бы можно было, я бы уже давно это сделал.       — Слушай, в какой-то раз я с ней об автомате договорился! Не переживай, сделаем! Всё норм будет, — Илья говорил ободряющим голосом, таким, что Миша даже на секунду поверил другу. Однако в голове всплыли слова и разъярённый взгляд Горох, отчего вся надежда так же быстро, как появилась, рассеялась в воздухе и пропала в неизвестном направлении. Миша вздохнул, — Братан? Ты меня слышишь?       — Завтра если что встретимся. Не хочу сегодня выходить и ни о чём думать не хочу. Устал.       — Ну-ну. Потом не ной нам, усёк? — сказал Илья. Миша готов поспорить, что Илья сейчас погрозил пальцем и хитро улыбнулся. Такой уж он.       — Ага, — безэмоционально пробормотал Миша. Безнадега утягивала его на дно.       — Тогда до завтра. Удачи.       — Ага.       Звонок завершился. Миша тяжело вздохнул, протёр глаза и уставился в потолок. Мысли в его голове начинали расти, однако их концы быстро терялись, и смысл утекал, как песок сквозь пальцы. Комок несвязных мыслей постепенно нарастал, увеличивался в своём объёме и начинал давить на Мишу изнутри. Парень и не заметил, как уснул.