***
Кевин ложится спать гораздо позже, чем обычно. Из-за этого он чувствует себя вялым и скованным, когда встает с кровати, скрипя суставами, как старик. Выйдя в гостиную, он обнаруживает Джереми у плиты, который напевает, готовя яичницу. Жан сидит за стойкой и пьет кофе, составляя ему компанию. Они оба поворачиваются, как только видят его. Кевин старается не вздрогнуть. — Доброе утро, Кев, — бодро говорит Джереми. — Вода для чая горячая. Если хочешь, возьми тарелку, еда тоже почти готова. — Спасибо, — хрипло отвечает Кевин, проходя мимо Жана к буфету. Его тут же останавливает рука Жана, ложащаяся на его бедро. Он поворачивает Кевина лицом к себе: — Как ты себя сейчас чувствуешь? — тихо спрашивает он его. — О… лучше, спасибо, — смущенно отвечает Кевин. Он отводит глаза в сторону, пока чужие пальцы не берут его за подбородок и не поворачивают голову назад. Он сглатывает, в животе нарастает жар, когда Жан заставляет его встретиться с ним взглядом. — Правда? — спрашивает он. — Никаких кошмаров? Никакой диссоциации? Кевин качает головой: — Нет, я… не после вчерашнего. Жан еще мгновение изучает его лицо, прежде чем фыркнуть. Он отпускает Кевина, проводит рукой по его животу, а затем возвращается к своему кофе: — Хорошо. По глупости Кевин краснеет, поэтому быстро идет к буфету, чтобы спрятаться. Он берет кружку и заваривает чай, затем берет тарелку и садится за стойку рядом с Жаном. Джереми с помощью лопаточки перекладывает омлет на тарелку Кевина, а затем протягивает ему вилку. С благодарностью Кевин начинает копаться в нем. — Нравится? — Джереми улыбается, наблюдая за ним. — Да, это действительно… — бормочет Кевин, еда все еще находится у него во рту, но он заканчивает жевать и проглатывает. — Это очень вкусно, — заканчивает он. Джереми улыбается. Они ждут, пока он закончит есть, вероятно, чтобы он не подавился, после чего Жан прищелкивает языком и спрашивает: — Итак… как давно у тебя проблемы с командой? Они зря ждали, потому что Кевин все равно давится: — Что? — откашливается он, стараясь не выплюнуть кусочки яйца на стол. — Я не… у меня нет с ними никаких проблем. — Кевин, — укоряет его Жан. — Правда! Или, я имею в виду, я не… это не было… я просто… Жан бросает на него строгий взгляд. — Кевин, — Джереми произносит его имя теперь уже мягким тоном, протягивая руку через стол, чтобы взять его ладонь. Он больше ничего не говорит, но это и не нужно. Плечи Кевина сразу же опускаются. Он тяжело вздыхает, прежде чем признаться: — Ну… уже некоторое время. — Какое время? — Э-э-э, — морщится Кевин. — С самого начала? Оба мужчины смотрят на него. — Кев, — нерешительно начинает Джереми, — это… — У тебя с ними проблемы уже три года? — огрызается Жан, вставая с табурета. — Nom de dieu, какого черта ты тогда оставался с ними? — Ну, видишь ли, есть такая забавная бумажка, называется контрактом… — сухо начинает Кевин. — Ты знаешь, о чем я! — шипит Жан. — Потому что это неважно, — вздыхает Кевин, отпуская руку Джереми, чтобы отнести свою посуду в раковину. — Такое случается с каждой командой. — Конечно, это — что? Что ты имеешь в виду? — озадаченно спрашивает Жан. Кевин пожимает плечами, прислоняясь спиной к стойке: — В каждой команде так. Мы товарищи по команде, а не лучшие друзья. Никто не в близких отношениях. Жан и Джереми обмениваются взглядами. — Нет, — медленно произносит Джереми. — Нет, это неправда. Все профессиональные команды, в которых мы с Жаном были, были близки друг с другом — или, по крайней мере, уважительны и вежливы. Кевин улыбается, но улыбка не отражается в его глазах, когда он отвечает: — Тогда, наверное, все из-за меня. Проблема во мне, — он фыркает, проводит рукой по лицу и добавляет: — Какой сюрприз. Джереми хмурит брови и уже открывает рот для ответа, как вдруг в дверь Кевина стучат. Ну, возможно, «стучат» — это слишком щедро. Кто-то ломится в дверь, громко колотит по дереву, так сильно, что Кевин понимает, что получит жалобу на шум от соседей. Он бросается к двери и распахивает ее. — Наконец-то! Вот ты где! — в квартиру врывается Фернанда — клубок ярости с идеально уложенными волосами и в ярко-белой накидке. Она торопливо расстегивает застежки и продолжает: — Ты не отвечал на звонки, и я не знала, спишь ли ты еще, но — что я говорю, конечно, ты не спишь. У тебя, наверное, болит живот, тебя мучает тревога, потому что твоя команда — это кучка отстойных, ничтожных придурков! Она надвигается на него, тыча пальцем ему в грудь: — Это абсолютная чушь, что они пытаются отстранить тебя от работы, и я буду бороться с этим, дойду до самой верхушки! Я уже трижды перечитала твой контракт вчера вечером, и в нем нет ничего, что говорило бы о том, что тебя могут отстранить за то, что ты забиваешь гребаные голы для команды, Господи Иисусе! Я серьезно, это последняя капля, Кев. Мы больше не собираемся это терпеть. Они игнорируют тебя, они опускают тебя, они целенаправленно саботируют твои рекламные возможности — мы уходим. Мне все равно, сколько они тебе платят — этого недостаточно для такого обращения. Мы собираемся пойти туда, потребовать, чтобы они отменили отстранение и проявили к тебе чертово уважение. А потом мы уберем этот контракт к чертовой матери. Как, сукин сын, как, черт возьми, это снова произошло? Клянусь Богом, на этот раз я найму чертова частного детектива, чтобы он раскопал компромат на твою следующую команду, потому что… Она моргает на Жана и Джереми, наконец-то заметив их. — О, привет, — запоздало говорит она. — Они делают что? — огрызается Жан. — Что значит «опять»? — спрашивает Джереми, нахмурив брови. — Объясни, — требует Жан. — О, с удовольствием, — говорит ему Фернанда, бросает свою сумочку на стойку и садится на табурет рядом с ним. — Фернанда, — предупреждает Кевин. Однако на этот раз она его игнорирует: — Итак, позвольте мне рассказать вам, что сделали с ним эти ублюдочные Викинги. Все началось на этой дурацкой вечеринке по случаю дня рождения… Она со смаком погружается в рассказ, от которого Кевин вздрагивает. Потерпев поражение, он просто вздыхает и закрывает дверь квартиры. День явно предстоит долгий.***
— …А потом случилось вот это. Теперь Стивенс избегает моих звонков последние двадцать четыре часа, потому что знает, какой ад я собираюсь на него обрушить, но если он хоть на мгновение подумает, что я просто оставлю все как есть, то его ждет еще одна неприятность… — Фернанда делает паузу, глядя на свой телефон. — Ой, подождите, это… ну, я думаю, вы догадаетесь… — ГДЕ ОН, ЧЕРТ ВОЗЬМИ? — гремит голос в динамике. — Проклятый Каллаган, — морщится Фернанда, потирая ухо, и кладет телефон на стол, переключив его на громкую связь. — Не моя вина, что его телефон отключен. Она бросает взгляд на Кевина. — Дэй! Ты здесь? — гудит Доминик. — Эм… да? — нерешительно говорит Кевин. Стыд начинает прокладывать себе путь через его организм, когда он смотрит на Фернанду, Джереми и Жана, сидящих за стойкой. Одно дело, когда наставник отчитывает тебя за плохую игру, другое — когда это делается публично. Поэтому он делает глубокий вдох и задерживает его, ожидая реакции Дома. И тут его рот открывается, потому что он ожидает совсем другого. — Черт возьми, я не могу поверить, что они отстранили тебя в третьей четверти! Полная чушь — твой тренер что, в пещере живет? Они что, не видели, что ты в самом разгаре побития гребаного мирового рекорда? — выкладывает Дом все за полсекунды. — Фернанда! Скажи мне, что ты собираешься надрать им задницы отсюда до самой Бразилии! — Чертовски точно, — рычит она в ответ. Кевин, все еще не пришедший в себя от их реакции, медленно качает головой: — Нет, — говорит он им. — Никто ничего не собирается делать. Фернанда смотрит на него: — Что? — возмущенно пищит она. — Мы ничего не будем делать, потому что не можем. Нам не на что будет опереться. — Почему, черт возьми, нет? — требует Дом. — Потому что это моя вина, что мы проиграли. Три пустых лица смотрят на него в ответ. — Что? — говорит Жан. — Опять? — спрашивает Джереми. Кевин высоко держит голову: — Это я виноват в том, что мы проиграли. Поэтому они имеют полное право отстранить меня от игры. Я принимал эгоистичные, пагубные решения, которые испортили игру моей команде. В следующий раз я должен… — Стоп, подожди минутку. Кев, Кев, Кев, — перебивает его Дом. — Это полная чушь. Ты даже не играл в четвертой четверти! Ты дал им преимущество в четыре очка перед тем, как уйти! Как, черт возьми, ты можешь быть виноват в том, что они проиграли? — Потому что… потому что я украл мяч. — Точно, — кивает Джереми. — У другой команды. — Так и происходит в игре, — добавляет Жан. Кевин качает головой: — Нет, я украл его у своих товарищей по команде. Потому что я был не на своей волне. Джереми хмурит брови: — Нет, ты каждый раз крал мяч у Соколов. — Верно, но я лишал возможности одного из других «Гремучих змей» взять его вместо меня. Жан моргает: — Итак… давайте посмотрим, правильно ли я понял. Твоя команда проиграла вчера вечером, потому что вместо того, чтобы оставаться в заранее определенной зоне площадки, ты перебежал в другую часть площадки, сумел отобрать мяч у другой команды и отбиться не только от своей первоначальной цели, но и от той, у которой украл мяч, чтобы затем забить несколько раз, обеспечив своей команде преимущество в четыре очка, — он делает паузу. — Где именно в этом месте находится та часть, где ты заставил их проиграть? — Ну, это… это деморализовало их. — Как деморализовало? — спрашивает Джереми. — Победой? — сухо добавляет Дом. — Потому что… ну, я думаю, потому что они сами не могли этого сделать? — Да, потому что это называется «обладать мастерством», — резковато отвечает Жан. — Почему, по-твоему, они деморализованы тем, что ты забиваешь? — спрашивает Джереми. — Тебе кто-то это сказал? — Да. Они, — отвечает Кевин, не понимая, в чем дело. — Они сказали что? — недоверчиво говорит Фернанда. — Ты что, издеваешься? Абсолютный бред, — рычит Дом. — Чертовы трусы! — Команда сказала… ну, то есть, технически, это сказал Коломбо, но… — Кевин сглатывает. — Он сказал, что я — что я эгоист и болхог, и что я бросил свое место, что так выбило команду из колеи, что в итоге они проиграли, и… — Да, но он был неправ, — просто говорит Джереми. Кевин вскидывает голову и встречается с ним взглядом. Он тупо смотрит на другого нападающего: — …что? — Кев, мы слышали его, — мягко говорит Джереми, придвигаясь к нему ближе. — Мы все слышали. Кевин вздрагивает. Затем он чувствует руку Джереми на своей. Он опускает глаза и видит, что Джереми смотрит на него сверху. Он берет обе руки Кевина в свои и тепло улыбается. — И я говорю тебе, что он был неправ. — Кто он, так это высокомерный, незрелый имбецил, который к тому же оказался посредственным игроком в Экси, — фыркает Жан. — Но ладно. Мы можем остановится на том, что он неправ. Пока что. Кевин смотрит на них обоих: — Нет, нет, это… это моя вина… — Это не твоя вина, — резко говорит Джереми. — Ни на секунду. Кевин моргает: — Но тогда… почему он… — Потому что он ревнует, mon caneton, — говорит ему Жан. — Это так очевидно. — Но… я… — Кевин замолкает, когда белый шум внезапно заполняет его уши. Он слышит голос, рычащий в темноте, видит черные и красные полотна на стене. В темноте мелькает черная ракетка и разбивается о деревянный пол. Он чувствует, как жгучая боль пробирается по руке и запястью, как влажная толща крови стекает по предплечью и пальцам. Паника закручивается в животе. Легкие сжимаются, он задыхается, короткие вдохи становятся все чаще, но воздуха почему-то не хватает. — Мы выйдем на секунду? — слышит он слова Джереми, прежде чем рука, схватившая его за локоть, ведет по коридору. Они доходят до его спальни, где сильная рука на его плече заставляет его сесть на кровать. Затем Жан опускается перед ним на колени: — Дыши, mon caneton. Давай, дыши. — Здесь ты в безопасности, Кев, — говорит Джереми, опускаясь на колени на пол рядом с Жаном. — Его здесь нет. Он не может причинить тебе вреда. Кевин задыхается, зажмуривает глаза, пытаясь не дать приступу паники разгореться: — Я… я знаю, но… я не могу… это не пройдет… — вырывается у него с досадой. — Все в порядке, — говорит ему Джереми. Он берет Кевина за руку и повторяет жест, который Кевин показал ему в туалете в Сиэтле так давно. Он кладет руку Кевина себе на грудь, прямо на то место, где бьется его сердце, и говорит: — Просто следуй моему примеру, хорошо? Мы сделаем это вместе. Он начинает глубоко дышать, пока Жан говорит всякую чепуху на французском языке — лирические истории, которые он рассказывал ему в темноте Гнезда. Сказки, стихи, басни, все, что угодно, лишь бы занять мысли Кевина. Очень медленно напряжение в руках Кевина ослабевает. Воздух постепенно начинает наполнять его сморщенные легкие. И его мысли перестают кружиться настолько, что он может открыть глаза и снова сфокусироваться на двух мужчинах, сидящих перед ним. — Порядок? — спрашивает его Жан. Кевин кивает. — Хорошо, — говорит Жан, прежде чем подняться и положить руку на шею Кевина. Он притягивает Кевина ближе к себе и говорит: — То, что этот Коломбо ревнует, не означает, что он еще один Рико. Он просто конкурент, который знает, что никогда не сможет затмить тебя. Никто из них не может, и они ненавидят себя за это, — он смотрит глубоко в глаза Кевину. — Никто не собирается причинять тебе боль, понял? — Хорошо, — отвечает Кевин, опустив плечи. Он вешает голову. — Хорошо, — повторяет он. Он колеблется еще секунду, прежде чем вздохнуть. Затем он признается побежденным тоном: — Я так устал от этого. — Мы знаем, — мягко говорит ему Джереми, проводя пальцами по волосам Кевина. — Мы бы тоже устали. Но ты не виноват в том, что они так себя чувствуют. Кевин вздыхает: — Виноват, если я так отчаянно хочу играть, что буквально бегаю за мячом, чтобы сделать это. Он чувствует, как пальцы цепляются в его подбородок. Кевин позволяет им приподнять его голову, пока он не смотрит в глаза Джереми. — Кев, почему ты хотел получить мяч? Вспомни на секунду тот момент и скажи мне, что ты чувствовал. Кевин снова вздыхает, в его тоне сквозит смущение, и он признается: — Я был зол. — Хорошо, ты был зол. Почему? — Как я уже сказал, потому что мне нужен был мяч. — Почему? — Потому что я эгоистично хотел играть! — отвечает Кевин, расстроенный. Но Джереми качает головой: — Конечно, ты хотел играть, Кев — мы все хотим. Но ты разозлился не из-за этого. Дело не только в том, что ты «хотел играть» — дело в том, что ты прекрасно понимал, что происходит, и какую возможность они упускают, — он наклоняет голову. — Ты видел, как игра разворачивается перед твоими глазами, и знал, что можешь забить или ассистировать, если они просто отдадут тебе пас. Это не эгоизм, Кев, это осознание своей ценности, — его золотистые глаза пронзительно смотрят на Кевина, и он продолжает. — Ты всегда был уверен в Экси. Не позволяй им отнять это у тебя. — Уверенность, — фыркнул Кевин, уклоняясь от взгляда Джереми. — Это просто другое название для высокомерия. — Рико был высокомерным, — огрызается Джереми. — Ты же всегда точно знал, о чем говоришь. Кевин поворачивается к нему, не зная, что его больше ошеломило — подтекст или яд в тоне Джереми. — Все, что ты говорил людям, всегда было правдой, когда дело касалось Экси, Кев, — решительно говорит ему Джереми. — Нужно было изменить не то, что ты говорил, а то, как ты это говорил. И даже когда ты был неправ, это не было манипуляцией. Ты всегда старался помочь другим. — Это правда, — размышляет Жан. — Как бы ты ни заблуждался, это всегда происходило из чувства заботы. Например, когда ты пытался навязать всем диету Ворон — ты просто хотел, чтобы они были здоровы. — Я хотел, чтобы они играли в Экси как можно лучше, — возражает Кевин. — Ах, — отвечает Жан. — Верно. Так вот почему ты постоянно спрашивал Фернанду, поела ли она, да? Почему ты настаивал на том, чтобы у ассистентки каждой фотосессии были под рукой вареные яйца, орехи и яблоки, чтобы она могла контролировать свой диабет? Почему ты делаешь это и по сей день? Все это только для того, чтобы она могла играть в Экси, верно? — он бросает на Кевина невпечатленный взгляд. — О, подожди — она не играет. Кевин открывает рот, затем закрывает его. — Теперь ты понял, что у людей бывают разные потребности и проблемы с едой, — продолжает Жан. — Поэтому ты осторожно подходишь к ним. Помнишь, как ты боролся за то, чтобы Горовиц имел доступ к кошерной пище в Олимпийской деревне? Или как ты прошел с Эллисон через всю программу лечения расстройства пищевого поведения, чтобы у нее был кто-то рядом? Это не действия высокомерного или самовлюбленного человека, mon caneton. Он сжимает руку Кевина, и Кевин сглатывает. — Ты не высокомерен и не эгоистичен, — повторяет Джереми. — И мне все равно, сколько раз нам придется повторять тебе это, Кевин, потому что мы это сделаем. Но что тебе нужно сделать, так это, по крайней мере, не слушать никого, кто говорит тебе обратное. Не смей их слушать. На последнем слове голос Джереми немного ломается, и Кевин оглядывается на него. Нападающий тяжело дышит, его лицо раскраснелось, и он продолжает: — Такие люди сделают все, чтобы опустить тебя на дно, и это того не стоит — они того не стоят, — он нежно берет лицо Кевина обеими руками. — Ты всегда горел ярко, Кев, даже когда мир вокруг тебя был погружен во тьму. Как бы они ни старались, никто не сможет погасить это пламя. Никто, кроме тебя. Так что не позволяй им. Не позволяй им отнять это у тебя, — уговаривает он, закрывая глаза и прижимаясь лбом к лбу Кевина. — Пожалуйста? Кевину становится тесно в горле. Он снова прижимается к Джереми, тоже закрывает глаза и шепчет: — Хорошо. Дыхание Джереми с дрожью вырывается из него и веером расходится по лицу Кевина. — Хорошо, — шепчет он в ответ. Кевин приоткрывает глаза и видит, что пальцы Жана переплетаются с пальцами Джереми, который крепко обнимает его. Несколько мгновений они втроем тихо дышат в темной комнате. Затем Джереми откидывается на спинку кресла и прочищает горло: — Когда мы подслушали, как твой капитан говорил о тебе, это нас так разозлило. — Мы были в ярости, — подтверждает Жан. — Джереми пришлось буквально сдерживать меня. — И мы бы рассказали тебе, как мы разозлились после игры, но мы знали, что сначала нам нужно побыть с тобой наедине, — продолжает Джереми. — Мы не могли объяснить прямо там, в коридоре, перед твоей раздевалкой. Это было небезопасно — любой мог услышать. Кевин кивает: — Нет, в этом есть смысл. Я понял. Наверное, я просто… — он вздыхает и опускает голову на плечо Джереми, который слегка вздрагивает от этого движения. — Я не знал, — шепчет он. — Я думал, что вы — ну, я ему поверил, так что… почему вы должны были думать по-другому? Другая рука Джереми находит свободную руку Кевина и сжимает ее: — Потому что мы знаем тебя, Кев. Ты никогда бы не стал целенаправленно саботировать победу своей команды только для того, чтобы получить немного дополнительного экранного времени. Ты был расстроен, потому что хотел помочь им победить — нет, потому что знал, что можешь, — а они тебя не слушали. Все кажется таким простым, когда Джереми говорит об этом, но он прав. Теперь, когда голова Кевина проясняется, когда он отбрасывает в сторону ужасные слова Коломбо, он вспоминает тот праведный гнев, который он испытывал на площадке. Он помнит свое разочарование, когда команда игнорировала его, ведя игру вокруг него, как будто его там не было. — Спасибо, — говорит он им. — Mais oui, — отвечает Жан. — Это просто правда. Джереми улыбается ему: — А теперь, может быть, вернешься туда и позволишь нам помочь тебе распутать эту кашу? Кевин поднимает подбородок. Он делает глубокий вдох. Затем он кивает головой. — Хорошо, — говорит Джереми, встает и, ухватившись за руку Кевина, поднимает его на ноги. Губы Жана кривятся, он тоже встает и берет с тумбочки сотовый телефон Кевина. Он включает аппарат и протягивает его Кевину с идеально изогнутой бровью. Закатив глаза, Кевин берет телефон и убирает его в карман. Они выходят из спальни и возвращаются на кухню, где Фернанда готовит пау-ди-кежо с ломтиками ветчины и смешивает кофе. У Кевина подрагивают губы от того, что она знакома с его квартирой и ведет себя так, словно это ее собственная. Она подносит телефон к уху, что-то обсуждая с Домом, когда открывает шкафы. — Я серьезно, сколько можно тянуть с этим? Это как свадьба, которая длится вечно, — она наклоняется, открывая дверцу духовки. — Вот именно! И тут возникает вопрос, почему они так долго не могут пожениться? Робин и Тед уже давно не женаты, и мы наконец-то познакомились с матерью, так что… угу, — она достает сковородку и начинает зачерпывать с нее хлеб в выстланную тканью корзину. Она спрашивает: — Я просто говорю, что если они умудрятся испортить конец этого дела, то это будет девять лет моей жизни, потраченных впустую. И я буду просто… ах! Вот вы где, мальчики! Они вернулись, — говорит она Дому, а затем переключает его на громкую связь. — Кто хочет сырного хлеба? — О! — глаза Джереми загораются, когда он бросается обратно к стойке. — Я! Я! Я! Кевин и Жан обмениваются язвительными взглядами. — Ну и что? — она смотрит на них. — Мы готовы надрать задницу твоей команде, Кев? Кевин сглатывает. Затем он кивает. — Он кивает? — спрашивает Дом по телефону. — Клянусь богом, лучше бы он кивнул, иначе я лично прилечу туда и… — Он кивает, — язвительно говорит ему Фернанда. — Ну еще бы! — тон Дома становится более легким. — Я знал, что ты способен на это, парень! То, что вся твоя команда — полные идиоты… — Да, да, мы знаем, — перебивает его Фернанда. — И что мы будем с этим делать? Жан фыркает. — У меня вопрос, — вклинивается Джереми, его щека набита, как у бурундука. — Такие вещи происходят весь сезон? Или это был первый раз? Фернанда раздраженно вздыхает: — Нет, это происходит весь сезон, просто… в более мягкой, пассивно-агрессивной форме, я бы сказала. — Хм, — хмыкает Джереми. — Когда заканчивается его контракт? — Не раньше апреля следующего года, — жалобно говорит она. — И он довольно жесткий. — Логично, — соглашается Дом. — К сожалению, в данном случае, парень, ты — Кевин Дэй. Они не собираются отпускать тебя просто так, по прихоти. — Но мы все можем согласиться, что эта команда — не лучшее место для Кевина, — заключает Джереми. Все в комнате кивают, включая устный хор согласия Дома. — Так есть ли что-нибудь еще, что мы можем… — начинает Джереми, но останавливается на полуслове. Он хмурит брови и достает из кармана телефон. Он подносит его к уху. — Эм… алло? Затем он убирает телефон от уха и кладет на стол, нажимая кнопку громкой связи. — …Наконец-то! — врывается голос Нила. — Скажи Кевину, что он самый большой ханжа, потому что я звоню ему уже в пятидесятый раз за сегодня и вчера! Типа, какого хрена, Дэй? — Ах, как все перевернулось, — размышляет Эндрю на заднем плане. — Отвали, Миньярд! — огрызается Нил. — Осторожно, у Лиса с утра когти, — ворчит Эндрю. — Привет, Нил, — вздрагивает Кевин. — Кев! — возвращается Нил, негодуя. — Что, блять, эти козлы с тобой сделали? Как они посмели вытащить тебя с площадки вчера вечером? Лучше бы ты разорвал их на части, потому что я бы всех до единого порвал на куски за то, как они с тобой обошлись. Даже слепая летучая мышь видела, как ты был открыт, и все равно они не давали тебе пас. Особенно после того, как ты сделал этот хет-трик — всего за десять минут. Святое дерьмо! Это, наверное, мировой рекорд, да? Черт, этот бросок в правый верхний угол и то, как ты отдал себе голевую передачу с этим ударом? Они должны целовать тебя в задницу! В следующей игре ты должен взять мяч под свой контроль с самого начала — тогда, возможно, твоя команда действительно… — Не хочешь побыть в одиночестве, чтобы разобраться со своим экси-стояком? — спрашивает Эндрю. — Или мы можем перейти к делу? — Ах, да, — немного отступает Нил. — В общем, я просто хотел позвонить и спросить, не следует ли нам спросить об этом у Ичи… Жан прочищает горло: — Ты на громкой связи, Джостен. Нил делает паузу: — О? — Нил, ты гениальный ублюдок, — обращается к нему Дом, и Кевин может сказать, что он ухмыляется на другом конце линии. — Я скучал по твоему незатыкающемуся рту. — Засранец, — весело отвечает Нил. — Ты что, еще не съебался и не ушел на пенсию? — Разрешишь полететь к Нилу и попросить его поехать со мной? — поднимает руку Фернанда, рот растягивается в широкой улыбке. — В разрешении отказано, — категорично отвечает Кевин. После этого ему все еще нужна карьера в Экси. — Ты не можешь меня остановить, — раздраженно говорит Нил, и у Кевина возникает отчетливое ощущение, что младший нападающий высовывает перед ним язык. — Повзрослей, — говорит ему Кевин. — В любом случае, — игнорирует его Нил. — Как я уже говорил… э-э… я просто думаю, не стоит ли нам поднять это на самый верх? — Верх? — повторяет Фернанда. — О, ты имеешь в виду саму организацию? Разве ею не руководят Морияма? — она поворачивается к Кевину. — Точно! Ты же вырос с ними! Я совсем забыла об этом. Есть ли там кто-то, кого ты знаешь, с кем мы могли бы поговорить? Чтобы у нас были какие-то рычаги влияния? Кевин краснеет от этой мысли: — Нет, — быстро говорит он. — Я не думаю, что нам нужно привлекать их на данном этапе. Мы должны начать с «Гремучих змей» — дать руководству шанс все исправить. — А если они этого не сделают? — спрашивает Нил. — Тогда мы будем бороться, — яростно говорит Фернанда. Но по телефону Дом прищелкивает языком: — Как бы мне ни хотелось преподать им урок, Дэй должен быть осторожен. Хотя переходы между командами не являются чем-то неслыханным для игроков, это может вызвать подозрения, если он будет делать это часто. Мы не хотим, чтобы Кевин оказался проблемой. — Потому что это не так, — тут же огрызается Нил. Мгновенная защита заставляет Кевина непроизвольно улыбнуться. Фернанда прикладывает руку к виску и вздыхает: — Нет, ты прав, — с сожалением признает она. — Мы должны подходить к этому с умом, — она барабанит пальцами по столешнице, затем смотрит на Кевина. — Давайте я сначала попробую решить вопрос с отстранением по официальным каналам. Мы все делаем по правилам. Если нам откажут, мы превратим это в судебную тяжбу, — она кладет руку на бедро. — В конце концов, «Гремучие змеи» захотят, чтобы все было тихо. Они знают, что, начав что-то, они выставят себя в плохом свете, а у них и так не самый лучший сезон. Если они окажутся достаточно глупыми, чтобы предать дело огласке, то мы превратим его в кампанию сочувствия тебе. Кевин сглатывает: — Думаешь, это сработает? — Да, — он получает этот ответ изо всех устройств и всех лиц в комнате. — О, — моргает Кевин. — Тогда ладно. — На этой ноте я ухожу, — говорит Фернанда, проглатывая последний глоток кофе. — Мне нужно провести несколько встреч. — Я немного поспрашиваю. Разумеется, осторожно, — обещает Дом. — Узнаю, может быть, кто-то еще сталкивался с чем-то подобным, когда речь шла о контракте. — И если ничего не получится, ты просто дашь мне слово, Кев, — мрачно говорит Нил. — Если ты им не скажешь, то скажу я. Кевин сглатывает: — Понял, — затем: — Спасибо. Всем. Он получает несколько ответных улыбок и кивков. Затем, так же быстро, как они пришли, его квартира снова освобождается. Кевин вздыхает, проводит пальцами по волосам и опускается на диван. Он откидывается назад, прислоняет голову к спинке дивана и смотрит в потолок. — Ты в порядке, Кев? — тихо спрашивает Джереми. — Да, — вздыхает Кевин. — Просто… я просто хотел поиграть в Экси, понимаешь? А не разбираться со всем этим, — он неопределенно машет рукой. — Наверное, я никогда не думал, что это станет такой проблемой. — И все же, возможно, ее не было бы, если бы ты пришел к нам раньше, — говорит ему Жан. Кевин вздрагивает: — Что ты имеешь в виду? — Он имеет в виду, что мы оба хотим знать, почему ты не пришел и не поговорил с нами об этом, — объясняет Джереми, подходя и садясь на журнальный столик напротив Кевина. — Потому что это не то, с чем вы должны иметь дело, — жестко отвечает Кевин. — Это моя проблема. Не ваша. По лицу Джереми пробегает полоса разочарования: — Видишь, ты уже говорил это раньше, но мой вопрос все еще в том… почему? Ты всегда помогал нам в решении наших проблем — почему ты должен делать это один? Почему ты не можешь опереться на нас, чтобы мы помогли тебе? Кевин наклоняется вперед, опираясь локтями на колени: — Вы все равно ничем не можете помочь. Эти проблемы — мое бремя. — Нет, — твердо отвечает Джереми. — Я с этим не согласен. — Non, я тоже не согласен, — говорит Жан, подходя и прислоняясь к спинке дивана. — Если мы хотим быть вместе, ты не можешь так поступать. Ты не можешь скрывать от нас такие вещи, потому что тебе кажется, что они касаются только тебя. То, что происходит с тобой, затрагивает всех нас. Кевин вскидывает голову: — Если мы хотим… что? Джереми слегка улыбается: — Если мы собираемся быть втроем, то нам нужно, чтобы ты был с нами честен, Кевин. Такое ощущение, что ты нам не доверяешь. — Что? — испуганно говорит Кевин. — Нет, дело не в этом — конечно, я вам доверяю, просто… Он прикусывает нижнюю губу. — Oui? Просто что? — повторяет Жан. — В конце концов, это не первый раз, когда ты что-то от нас скрываешь. Было «Пальметто» в выпускном классе, когда ты впервые сменил команду, инцидент с удушением Эндрю в Балтиморе, то, что случилось прошлым летом… Тут у Кевина звонит телефон, пугая его. Он достает его из кармана, смотрит, кто звонит, и тут же замолкает, бросая телефон лицом вниз на журнальный столик рядом с Джереми. — …А теперь вот это! — Жан с досадой показывает на телефон Кевина. — Скажи мне — кто это? — Никто, — сразу же отрицает Кевин, затем вздрагивает. Его телефон снова начинает звонить. — Точно, — сердито говорит Жан. — Это — никто, и тем не менее никто продолжает тебе звонить. Никто звонил и писал тебе все каникулы — и ты думал, что мы не заметим? — он выпрямляется на диване. — Я думал, ты сказал, что ни с кем не встречаешься! — Что? — вскрикивает Кевин. — Конечно, не встречаюсь! Это не… — Тогда кто это? — повторяет Жан. Он обходит угол дивана и протягивает руку. — Неважно, я сам все узнаю. Кевин в панике бросается к телефону: — Подожди! Жан, не надо… Джереми тоже тянется к телефону: — Жан, ты не можешь просто… В странный момент все трое мужчин вступают в борьбу за аппарат. В результате происходит несколько вещей: Во-первых, кто-то случайно принимает звонок. Во-вторых, кто-то вместо телефона случайно берет пульт и включает телевизор. И в-третьих, кто-то случайно подключает телефон к телевизору. Таким образом, все трое остаются смотреть на бородатого мужчину в очках с толстой оправой, который внезапно появляется на экране. — А, привет, — говорит мужчина со слабым акцентом, его глаза расширяются. — Эм… Лиам здесь?