Стоило моей голове коснуться подушки, как я засыпаю. Последней мыслью было: вот бы так почаще, лечь, и почти недумая отправляться в Царствие Морфея. Или судьба подкинула это в попытке извинения за события последней недели? Вспомнилось детские лица на фотографии, которую подростки и милиционеры носили по домам. Нина Калинина, одиннадцати лет отроду. Вечером ушла с подружкой гулять и не вернулась. Вместе с ней канула в неизвестность Лера Мавшева, одногодка. На черно-белом снимке изображены улыбающиеся девочки, одна с коротко остриженными тёмными волосами, что завивались в милейшие кудряшки, а вторая с копной светлых волос, которые маленькая Лерочка заплетает в массивные косы. Совсем как некогда пропавшая Катя, которую впоследствии нашли среди зимы в подворотне. Мертвой. С развешанными на ветках деревьев кишками и разбросанными тут и там внутренностями, в луже крови и без одежды, только в сапогах. Господи, дура, не думай ты хотя бы минутку обо всем... Этом. Выдыхаю, и вроде как засыпаю. В привычной тишине и одиночестве, поскольку Леська на ночёвке с какими-то девчонками из класса. Завидую я ей? Нет. Заткнись, напоминаю себе я, и окончательно погружаюсь во мрак.
Правда, моё счастье длится недолго, я вдруг просыпаюсь, резко вставая в постели, чувствуя, как по телу проходит крупная дрожь. Что за чертовщина? Я явственно чувствую, что в комнате, в моей неизменной уже которой год простецкой комнате что-то изменилось. И явно не в самую лучшую сторону. Отбросив в сторону остатки сна вместе с одеялом, рассеянно мажу взглядом по старым деревянным доскам, двери, столу с ящиками, полкам, что висят на стенах, по шкафу и прикроватной тумбочке, с пару мгновений разглядываю паркет, вычищенный чуть ли не до блеска, и как бы невзначай возвращаясь взглядом к окну. Сначала не замечаю одну важную деталь, а после едва слышно ругаюсь, понимая, что голос не выходит. Нет занавески. Её словно кто-то что-то сдернуло снаружи, лишь обрывки ткани болтаются на пластиковых кольцах, и благодаря холодному, но почти неощутимому ветру, колышутся. Стоять. Откуда холодом тянет? Вместо стекла — пустой проем, словно его никогда там и не было. Вместо ужаса чувствую некое облегчение, и как завоженная подхожу к зияющей пустоте, в которой плещутся белые точки — звёзды. И вдруг замираю, не смея сдвинуться хотя бы на миллиметр. Из чащи леса на меня глядело нечто, возвышающееся над огромными соснами и, поймав мой взгляд, стремительно направилось ко мне. Ноги вдруг сделались ватными и непослушными, я не могу пошевелить хотя бы одним мускулом.
Шурх. Шарк. Ш-хр-р. Шарк-шарк-шарк.
Хочу закричать, упасть, убежать, сделать хотя что-то, но не могу. Тварь быстро приближается к пустому оконному проёму, и я вот-вот стану в пределах его досягаемости. Сейчас сцапает. Утащит. Будет медленно разрывать на кусочки, наслаждаясь моими воплями, агонией, мольбами о помощи. Нет. Я не дамся. Страх изчез, и вместо него в голове вдруг завопил голос, скорее всего, разума, а быть может и инстинкта самосохранения: БЕГИ. ТЫ СПРАВИШЬСЯ. Шаг. Другой. Третий. Морда с рогами козла и далеко не одной парой пустых белых глаз, обдав вонью чего-то гниющего, приблизилось к дому настолько, что я могла разглядеть шерсть этой нечисти. Я уже у другой стены, срываюсь на бег и чудом долетаю до двери под рев лесной сволочи, что вопила так, что мне на несколько мгновений показалось, что оно говорит. Что оно зовет меня к себе. Ага, счас. Голос больше не кричал, как сумасшедший, в панике метаясь по стенкам моего мозга, а диктовал план спасения и последующего выживания.
Детский, мать его, смех.
Он разрезает неистовый рев твари, впиваясь в мозг, звенел и переливался, как и мелодия флейты. И вдруг смех, подобно перезвону колокольчиков, начал разрывать барабанные перепонки, резко переходя в крик ужаса и боли. БЕГИ. НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ. Вместо точных указаний опять появлялись обрывки фраз, по телу опять пробежала волна мурашек. Я в домике. Я блять, в домике, сейчас ко мне подойдет Егор, он обнимет, спрячет, прогонит всё кошмары. Подгоняемая ужасом, влетаю в комнату брата, чуть не выломав дверь, и кричу от ужаса, увидев выпотрошенное родное тело на полу и пять, нет, шесть ребятишек в масках. По длинным каштановым волосам узнаю того, кого не ожидала здесь увидеть, и, окончательно парализованная, замираю у порога.
—
Са-ашенька, у-ух-хух, неу-хужели ты нас не помнишь? — с приторной озабоченностью спросила та мелкая дрянь, что была похожа на огромную сову.
— Ты нас боишься? Зр-р-ря! Мы твои др-р-рузья!
— Не делай вид, будто не помнишь, как четыре года назад играла с нами в лесу! Помнишь, как тебе было хорошо с нами, Птенчик? — с лаской и нежностью проговорила девочка в маске лисы, морда которой перепачкана в крови, протягивая мне ладонь в перчатке, с которой то же медленно стекает красная жидкость. Нет. Господи, нет...
***
— Сашка! Саша, вставай, приехали! — знакомый голос прорезал рычание лесных тварей вперемешку с голосами и смехом, и я резко открываю глаза, прининимая сидячее положение.
— Что?... Кто? — ничего не понимая, честно пытаюсь сфокусироваться на чем-либо, но не могу. — Где Козёл? Егор?...
— Какой козел? Ты об стекло ударилась, что-ли? — вклинился в разговор другой голос, тоже мужской. — Егорка, голос!
— Сань, нормально всё? — раздалось над ухом, и я наконец-таки вернулась в реальность. Вижу перед собой лицо брата, и чуть ли не реву от облегчения. Вцепившись ему в руку, неуверенно киваю.
Живой. Боже мой, он жив. Просто сон...
— Куда мы приехали? — хриплым со сна голосом спрашиваю я, опознав другие морды, а именно Туза, Кота, что бессовестно дремал у другого окна, и Деда за рулём.
— Как куда? На вокзал, Красивая же приехала. — лаконично отзывается обладатель рыжей шевелюры, и я невольно вздрагиваю, вспоминая сон. Успокойся, тебе просто приснилось.
Но я знаю, что они будут ждать зимы, чтобы появиться вновь. Чтобы забрать меня, родных, друзей, дом... Я знаю. И буду готова. Ведь так?
Я вдруг вспоминаю фигурки детей в масках, и шумно выдыхая, прекрасно понимая,
кто прячется за маской Рыси.
Вспомнишь солнце — вот и лучик. Только подумала о ней, как смех парней заглушил гудок электрички, и ещё через несколько минут из вагона вышла младшая Тузова, и пасть Рыси скалится в улыбке. Блять. Надо курить поменьше, сходить с ума начинаю.
