Потерянный

Мозг взрывается сверхновой и с визгом тормозит, когда Эндрю замечает что-то, что, впрочем, быстро пропадает между телами. Хлопушки и фанфары оглушают его, и он с трудом медленно выдыха-а-ает, заставляя неизвестное напряжение покинуть тело, а пальцы — перестать тянуться под повязки. Эндрю не знает, вызвана ли такая реакция наркотиком в его организме, но она определëнно точно ему не нравится. Он достаточно быстро решает, что ненавидит это, когда нечто, похожее на гнев, но им не являющееся, разгорается в животе и тут же гаснет с шипением, подавленное тошнотворным весельем. — Ты ч-во, Эндрю? — заторможенно склоняет голову всегда не к месту внимательный Кевин и промахивается мимо стола. Рюмка падает на пол, но Дэй, у которого градусов в крови больше, чем на сраной Венере, даже не замечает, — Ни-Ники опять кто-то по-цпил? Э-э-эндрю-ю-?.. — Динь-дон! Мимо, Ке-е-евин, — мерзко тянет гласные Эндрю, хихикая, и поднимается. Он думает, что неплохо бы дойти до Роланда, и направляется к бару, игнорируя слабые попытки внятной речи. Размышляя о том, считается ли частью сделки спасение Дэя от утопления в собственной блевоте, он проходит по лестнице и приходит к неутешительному выводу, что да, это тоже входит в условия, и ускоряется. На танцполе под стробоскопами беснуются его копия и кузен; Аарон мажет по нему осоловелым взглядом, пока Ники, сверкая широкой улыбкой и блëстками золота на щеках, не утаскивает его в самый центр редкой толпы. Эндрю, сканируя пьяных людей, осознаëт ещё одну вещь: если обдолбанный он выглядит так же, как Аарон, то стоит завязать с алкоголем и крекерами как минимум навсегда. Впрочем, Эндрю отмахивается от этого и смеëтся: Аарон, каким бы красавцем тот себя не считал, остаëтся второсортной близняшкой. Он собирается дойти до Роланда, который уже заметил его, как что-то влетает в него со спины и тут же получает удар наотмашь. Эндрю резко разворачивается, вытаскивая ножи, и опускает взгляд вниз на распластанное тело. Яркие цветные огни — синие, жëлтые, зелëные, чреватые грязным приступом эпилепсии с пеной и всем таким, — вспыхивают и пропадают, блестя в волосах; парень, различает Эндрю, закрывает рëбра и не двигается. Эндрю допускает мысль, что случайно убил кого-то, но она испаряется, стоит телу дëрнуться. Раздражение охватывает его, стоит понять, что это не нападение, а просто неуклюжие ноги. Эндрю притворно цокает, убирая оружие под повязки, и собирается уйти, наконец, к Роланду, прежде чем Кевин смог бы захлебнуться в водке, как парень вскидывает дрожащий средний палец, — который очень-очень хочется сломать и засунуть в глотку, — а потом и голову. О, глупо думает Эндрю. Первое мгновение желанная пустота в черепной коробке вынуждает его застыть, но потом лекарство — и полбутылки виски, и пыль, и кое-что ещë, — компенсирует это. Время останавливается, чтобы после раскрутить мир до первой космической, вынуждая поспевать за ним. Электрические, неестественно-голубые, будто спрятанные под дешëвыми линзами для косплея, глаза сердито сверкают из-под ресниц, и проносится мысль, что такими темпами можно и пеплом осыпаться. Эндрю фыркает, насмешливо салютуя, и вдруг сквозь рëв музыки слышит неожиданно чëткое, твëрдое, обещающее: — В следующий раз я врежу в ответ. Красный сменяет солнечную желтизну под потолком, и чужие кудри горят яростными кострами инквизиции — Эндрю моргает, но это не исчезает. Алый цвет на незнакомце повсюду: лижет шрамированные скулы, стекает на уродливую рваную одежду и засыхает на исполосованных руках. Лезвия жгут предплечья, ноги напрягаются, волосы встают дыбом. Багровый меняется на индиго, а парень, ну просто Спиди Гонзалес, резво встаëт и исчезает — ни крови, ни огня, ничего не остаëтся; не будь память Эндрю совершенной, то он бы подумал, что всë привидилось, однако тело в месте соприкосновения зудит, а сознание услужливо подкидывает картинки ледышек и пламени. «Кошки-мышки», — ухмыляется Эндрю, собираясь пойти следом, а затем понимает, что пытается сделать. Басы дрожат в костях, а Эндрю не контролирует широкий удивлëнный оскал, когда уверенное знание прошедшего через дерьмо человека прошивает насквозь:

Угроза.

Он выхватывает Аарона за шкирку и сравнивает себя с фокусником, вытаскивающим бесконечный платок из кармана: за близнецом, будто привязанный, тащится спотыкающийся кузен, а за ним какая-то хмельная парочка. Мрачного взгляда вкупе с эйфорией на лице хватает, чтобы они отстали. — Эндрю, какого хера? Что-то случилось? — недовольно скулит, живо перебирая ногами, Аарон, грустный маленький щеночек, соизволивший пошевелить мозгой и задом; на языке вертится колкость, и он не удерживает еë: — Не отказывай себе в снеках, Скуби-Ду! — и смеëтся, когда брат не догоняет, о чëм речь; он заключает, что, скорее всего, Аарона неудачно клонировали инопланетяне, а потом выкинули за ненадобностью и тугоумностью. Кевин находится ровно на том месте, где и оставался, с той лишь разницей, что бутылка пуста. Дэй смотрит в пустоту, и Эндрю кажется, что он играет в гляделки; что ж, это всяко лучше экси, поэтому он не возражает. Ники понятливо подхватывает парня и едва не заваливается вбок, впрочем, быстро находя нужный баланс. Эндрю чувствует себя мамой-уткой, когда выходит из клуба, а за ним по пятам следуют в разной степени опьянения те, с которыми он связал себя, по всей видимости, в приступе безумия. Он оставляет их под вывеской и пристальным взглядом проверенных вышибал, грозит пальцем и торопится к парковке. Эндрю срезает через переулок; до носа доносятся запахи помойки и сигаретного дыма. Он переводит взгляд на укрытую тенью стену и различает оранжевую искорку, попеременно мигающую в темноте. Невольно он подходит ближе, одновременно заинтересованный и настороженный, и щурится, пока смешки срываются с губ. Темноволосая, темноглазая, темнонамеренная угроза, привалившись спиной к кирпичной кладке, стряхивает пепел и безобидно глядит на него; от былого гнева не осталось ни следа, яркость и ярость живы лишь в воспоминаниях, а крови, даже малейших капель, нет. Парень до одури нормален, обычен и скучен, к его неожиданному разочарованию. Наркотики искажают реальность, но так, как показалось в клубе — впервые. Ëбаная отрава, рычит про себя Эндрю и протягивает ладонь в безмолвном вызове: это проверка — окажется ли тот настолько безнадёжно глуп, — или безрассудно смел, — чтобы прикоснуться. Эндрю напрягается, когда чужая рука шевелится, и готов перемолоть кости, как телемагазинная мясорубка, когда происходит что-то, что не укладывается в рамки восприятия: парень перекладывает сигарету, но не касается. Даже больше — после он вжимается в стенку, оставляя между ними по меньшей мере фут, и что-то понятливое есть в его выражении лица: нечто лукавое, хитрое и горькое в косых взглядах и вздëргиваниях углов губ, что, впрочем, быстро прячется, скрываясь за нейтральной маской. Ëбаный моллюск — первая мысль, попрыгунчиком скачущая внутри черепа. Вторая чуть более связная и от этого менее абсурдная:

Наркотический дурман,

убеждëнно кивает Эндрю. Видение, галлюцинация, грëбаный мираж, готовый рассеяться из-за порыва ветра, или неловкого движения, или резкого звука — так думает Эндрю, пока не слышит тихое: — Привет. Хм, — вот как хочет ответить Эндрю, вложив изрядную долю презрения, но хихиканье, скрипуче-сыпучее и сухое, как песок, падает между ними быстрее. — Я тебя нашëл, — категорично, пряча недоумение и любопытство, усмехается Эндрю, затягиваясь и сомневаясь, что он не говорит сам с собой. — М-м? Разве? — себе под нос бормочет парень, склоняя подбородок вниз, — Мне почему-то кажется, что это я нашëл тебя. Я Нил. — Я не спрашивал твоего имени. Парень, Нил-Нил-Нил, река в Африке, жмëт плечами и идëт к задней площадке клуба, легкомысленно пиная целлофановый пакет. Этот Нил неосторожен: было бы так легко вонзить нож ему в брюхо и рассмотреть изнутри, что Эндрю несдержанно хохочет так сильно, что сигарета падает изо рта. Угроза, твердит — в который раз, — чутьë, и он вприпрыжку следует за ним. — Ты мне не нравишься, — считает нужным уточнить Эндрю, поравнявшись с размашистыми шагами. — Но ты всë равно идëшь за мной, — возражает тусклым голосом Нил, крадясь в темноте так ловко, что Эндрю зависть берëт, — Кажется, не так поступают люди, которым кто-то не нравится. Если, конечно, они не хотят убить. Ты же не хочешь? — мрачно усмехается он. Нил останавливается и пялится на него своими проклятущими голубыми глазами. — Я ничего не хочу, — сглотнув, втолковывает Эндрю в ответ, как отсталому ребёнку, — благо опыт позволяет, — и тоже останавливается, оглядываясь с подозрением, — Но мне нужен приз. Я всë-таки нашëл тебя… Холодный пот выступает на лбу, когда он замечает что-то. Эндрю не может разглядеть, но догадывается, что это вряд ли пакетик карамелек; он подходит ближе, оставляя Нила за собой, и цепенеет, чувствуя первобытный ужас, холодной змеëй сворачивающийся в животе. — Да, — шелестит смутно довольный голос позади, — Ты нашëл меня, Эндрю. Изуродованная окоченевшая рука, белеющая в вечерней темноте сумерек, торчит из мусорного контейнера.