***
Кадзуха старается вернуться в свою привычную зону комфорта, где нет места Кэйе. Он понимает, что другого человека менять нет смысла, так что просто старается игнорировать его присутствие. Но Кэйа... Кэйи слишком много. Невозможно не глянуть на него случайно и заметить этот огромный вырез на груди, или, например, увидеть его в окружении толпы девушек. Кадзуха честно старается абстрагироваться, даже пробует медитации, но безрезультатно. И однажды, сидя на кухне в ожидании чайника, выговаривается в пустоту, снова задумавшись об Альберихе. — Почему ты такой... Беспечный? — Тихо спрашивает Каэдэхара, будто однокурсник сейчас стоит прямо у него за спиной. — Неужели тебя действительно ничего не волнует, кроме этих гулянок? Как ты можешь привлекать людей, если ты пуст внутри? Красивая оболочка, а внутри — ничего. Тишина служит ответом. — В нашем мире столько интересного, а ты... Кадзуха понимает, что и сам-то не ходит никуда дальше университета, а в свободное время просто прогуливается по одному и тому же маршруту. Не ему судить в таком случае. — Как же с тобой тяжело. Сердце неприятно быстро бьётся. После этого он начинает чуть чаще прислушиваться к словам Кэйи, чтобы уловить хоть что-то, говорящее о том, что он не такой, каким кажется на первый взгляд. Но нет, все эти речи раздражают Кадзуху только сильнее. Смолл-толки, обсуждение погоды, предстоящей лекции по когнитивной лингвистике и ничего дельного, за что можно было бы зацепиться. Ничего не меняется. После пар он замечает пришедшее сообщение от подруги и хмурится. "Как там? Давно от тебя вестей нет". Может, ему стоит послушать чей-то совет на эту тему? Понять, как избавиться от неприятного чувства? Ёимия наверняка разбирается во всех этих медитациях и релаксациях. Кадзуха находит укромное место и записывает голосовое сообщение, усевшись на скамейку. — Всё как обычно. Ну... Почти. У меня новый однокурсник. Свалился, как снег на голову в июне. Слишком много болтает и строит из себя не пойми кого. Мий, я всегда ко всем отношусь толерантно, но я просто не понимаю, как он так живёт? Вечно только о гулянках и сексах говорит. Кадзуха замирает на секунду, прислушивается, а после слабо улыбается. Делает вид, что ничего не заметил. — Я готов поспорить на пять тысяч, что он девственник и не сможет возбудить ни одного человека на этой планете. Удивительно, как он доучился до второго курса и не вылетел. Наверняка просто по связям сюда попал. Кадзуха отправляет голосовое и на секунду ему кажется, что это прозвучало слишком грубо. А после он выдыхает и прикрывает глаза. — Альберих. Ответа не следует. В коридоре царит абсолютная тишина. — Ты же знаешь, что подслушивать неприлично? За спиной слышится смешок. — Ты и сам таким занимаешься, не так ли, Каэдэхара? — Ты ещё и подглядываешь за мной? — А ты брызжешься на меня ядом за спиной, — Кэйа улыбается и даже в этом действии Кадзуха чувствует ложь. — Я не вижу смысла продолжать этот диалог. — Зато я вижу. Альберих усаживается перед его лицом, присев на одно колено и сложив руки на втором. Смотрит так внимательно, будто разглядывает лицо. Слишком внимательно разглядывает... Становится немного неловко. — Я слушаю. — Ого, Каэдэхара, какая честь, — смеется Кэйа, даже слегка искренне, — я так рад. В общем, я насчёт твоих слов. — Про моё отношение к тебе? — Кадзуха не замечает, что чуть краснеет. Возможно, ему стыдно. — Это меня не волнует. Понимаешь, люди могут относиться ко мне по-разному. Твоё право ненавидеть меня. — Я не ненавижу. — Но и любви ко мне в тебе маловато. Я про твой спор. Кадзуха промаргивается. Неужели этот глупыш воспринял это всерьёз? — Пять тысяч за то, что я кого-то смогу возбудить... Звучит интересно. Я даже мог бы согласиться. — Мало ли кого ты решишь возбудить. Половина однокурсниц готова потечь, если ты просто прикоснёшься к ним. — Значит, нам нужно не подставное лицо, не моя фанатка, да ещё и тот, который согласится, чтобы кто-то на нас смотрел в процессе, не так ли, Каэдэхара? Я же знаю, что ты не поверишь мне на слово. — Не поверю, — соглашается юноша. — У меня есть прекрасный вариант. Не подставной, не фанат, да и не придётся участвовать третьему лицу или камере. И этот человек... Ты. Кадзуха чуть ли не давится воздухом. Он? Участвовать в этом? Да ещё и с Кэйей? Да ни за что. — Нет. Парень показательно опускает взгляд в телефон, будто всем видом демонстрирует, что предложение ему не интересно. Конечно, ему хочется поставить этого лжеца на его место, но сомнения насчёт собственной правоты не дают сделать такой шаг. — Десять. — Что "десять"? — Десять тысяч на то, что я доведу тебя до оргазма, не касаясь твоего члена. В субботу, в шесть. А вот это уже интересно. Какую ставку готов сделать Кэйа, чтобы доказать, что его слова — правда? Кадзуха делает вид, что обдумывает его слова, хотя в душе знает, что уже согласился. Вернее, как согласился... Интерес, определённо, присутствует. Да и десять тысяч — хорошие деньги. Что ему стоит, он же не кончит от человека, которого так не любит? — Зачем тебе это нужно? — Ты мне не безразличен, Каэдэхара. А я — тебе. Почему бы и нет? Живём один раз, не так ли? Да и лишние десять тысяч получить будет неплохо, что думаешь? — Думаю, что ты безнадёжен. И что ты лжец, — добавляет Кадзуха. — Я же чувствую подвох. Ни в одном твоём слове нет правды. — Как скажешь, — Кэйа безразлично пожимает плечами, будто ему совсем плевать на этот спор, — ты знаешь, где найти мой адрес. Захочешь — придёшь. Не захочешь... Твоё дело. И Каэдэхара остаётся совсем один в этом коридоре. Альберих идёт спокойно, длинными шагами и парень внимательно смотрит ему вслед. Идиот. Самый глупый парень на этом свете. И самые лёгкие десять тысяч.***
Стук в дверь. Узнать адрес было совсем несложно. Немного красноречия, байка про "брал на время что-то там, нужно отнести, а он не отвечает", и вот у него уже есть всё, что нужно. Наверное, на это и намекал Альберих. Он знал, что если потребуется — найдётся. А может, он просто не думал, что Кадзуха действительно согласится. Честно говоря, тут даже он в шоке. Прийти к малознакомому человеку домой в свой заслуженный выходной, чтобы... Что? Ладно, у Кадзухи есть один вариант. Скорее на Землю упадёт метеорит, чем этот план не сработает. Руки почему-то подрагивают. Парень быстро забегает в открытый подъезд, поднимается на нужный этаж пешком, игнорируя лифт, и робко стучится три раза. В ответ — тишина. Пять секунд, десять, пятнадцать... Каэдэхара уже думает уйти, сославшись на простое "его нет дома", но стоит подумать о Кэйе, как тот сразу же скромно появляется перед глазами. Вид у него... Необычный. Домашний, что-ли. Большая футболка, нет этих обтягивающих джинс, волосы распущены и убраны за уши, только чёлка лезет на глаза. Альберих улыбается: не так, как обычно, в универе, а по-доброму, даже вполне искренне. — Пунктуальностью не отличаешься, мышонок. — Я потерялся, — игнорирует прозвище Кадзуха и проходит в открытую дверь, стараясь не показывать своего волнения. — В следующий раз просто позвони, — Кэйа же усмехается и рассматривает своего гостя, — чай будешь? Ага, ещё подмешает туда чего-то. Не стоит ему доверять. — Буду. Кадзуха замирает от ответа. Он не ожидал такого от самого себя. Сам же и попался в ловушку, увидел сыр и пошёл на запах, глупый. Но в Кэйе... В Кэйе нет сейчас и капли от той маски, что он носит в университете. Может, всё будет хорошо? Альберих проходит дальше и заворачивает за одну из дверей, откуда очень приятно пахнет какой-то выпечкой. Пока Каэдэхара осматривает кухню, хозяин квартиры спокойно заваривает им чай и ставит две красивые кружки на стол, а вслед — тарелку с печеньем, от которого идёт пар. Пока этот дом выглядит очень даже милым: не видно ни БДСМ-приспособлений, ни камер для пыток. Вся квартира в одной цветовой гамме, преимущественно чёрные и белые цвета, но кое-где проглядывается хозяйский синий. Мебель выглядит мягкой и удобной, везде чисто, не так много декора, но и не только строгий минимализм. На некоторых поверхностях стоят вазочки с цветами, а в углу дивана скромно лежат парочка мягких игрушек. Что ж, это мило. Но Кадзуха увидел только одну комнату, так что судить пока рано. — Я вот пробовал печенье приготовить, пока тебя ждал. Не обещаю, что вкусно, но если что, то у меня есть магазинное. Альберих мягко улыбается и присаживается за стол. Где же подвох? Выглядит так, будто он самый обычный человек и Кадзуха просто пришёл к нему в гости на чай, а не... Воплощать их спор в реальность. Об этом даже думать не хотелось. — Я не знал, что ты умеешь печь. — А ты и не интересовался, — усмехается Кэйа, а Каэдэхара слегка краснеет. Ну точно, сам же виноват. — Я много чего умею, в том числе хорошо готовить. Печенья оказываются действительно вкусными. Волнение, правда, растёт с каждой минутой и от этого жевать становится всё труднее и труднее, так что Кадзуха оставляет пол печенья на тарелке и отпрашивается в туалет. Там умывается и смотрит на себя в зеркало. Ну почему он так нервничает? Выиграет спор и всё. Делов-то. Кэйа провожает его в спальню. Здесь тоже всё в таком же стиле: белые стены, чёрные полы, мягкий ковёр и выглядящая невероятно удобной кровать с синим покрывалом. А посередине комнаты стоит стул. Тоже мягкий. Ничего необычного, обычный стул, четыре ножки и седушка, только вот что-то слегка напрягает. — Раздевайся. Я могу выйти, если хочешь. За окном начинается закат. Панорамные окна ведут на запад, так что Кадзуха может предположить, что вечером здесь особенно красиво. Он мнётся пару секунд, а после неторопливо стягивает с себя рубашку, брюки, носки и, наконец, нижнее бельё. Он никогда не смирится с тем, что так тщательно выбривался днём ранее, просто чтобы Кэйа не разочаровался. А Кэйа бы и не разочаровался. Кэйе и так нравится. — Присаживайся. Кадзуха усаживается за стул и укладывает руки на колени, пока Альберих проходит мимо него. И стоит только расслабиться, как чувствует мягкое касание в районе запястьев. Руки медленно уводят за спину, а после по ним проходит что-то шёлковое. Стоп. — Мы не договаривались на то, что ты свяжешь мне руки! — А ты думал обхитрить меня, мышонок? — Шёпот слышится прямо рядом с ухом, отчего Кадзуха вздрагивает. — Думал, позволишь мне довести тебя до высшей точки, сам себе подрочишь, кончишь и заберёшь деньги? Вообще-то, он так и думал. Где-то за окном должен пролететь метеорит. И, желательно, упасть прямо на этот дом. Кэйа смеётся, и от этого смеха проходят мурашки. Кадзуха решает во что бы то ни стало отвлекаться от развратных мыслей, чтобы точно не возбудиться. Он чувствует мягкие ладони на плечах и как они начинают массировать, переходя к шее. Альберих пока не делает ничего такого, водит руками, мнёт плечи, иногда переходит на спину, но быстро возвращается обратно. Он заботливо заплетает распущенные белые волосы в хвост и слабо улыбается, наслаждаясь чужим непониманием. — Что ты... — Просто делаю тебе приятно. Всем нам не хватает массажа, не так ли? — Но не сейчас же, — тихо бурчит Кадзуха. Кэйа его слышит. Усаживается на корточки перед ним, а руки складывает на оголённых коленях. Долго всматривается в лицо, разглядывает каждую деталь... Любуется? Каэдэхара отводит взгляд. — Дело в том, что ты сейчас полностью в моей власти, мышонок. Я могу делать с тобой всё, что пожелаю. И опять эта идиотская ухмылка. Кадзуха не хочет думать о том, что эти слова прозвучали достаточно... Горячо. Чёрт. — Ты так нервничаешь. Позволь мне... Он продвигается вперед и касается горячими губами шеи. Прикусывает, ведёт языком, целует, а Кадзуха жмурится и пытается думать исключительно о вчерашней скучнейшей лекции. Но долго мыслями там не продерживается: прикусывает губу, когда чувствует, как Кэйа сжимает пальцами его бёдра, хочет выдохнуть, но вместо лишнего воздуха из груди выходит тихий стон. Он тут же краснеет и всем телом чувствует эту дурацкую победную ухмылку. Сосредоточиться на лекции по социолингвистике больше не получается. — Какой же ты красивый. Каэдэхара замирает и краснеет пуще прежнего от этого. Ему раньше не делали комплиментов. Да, у него были партнёрши в прошлом, он не считал себя непривлекательным, но и красавцем тоже, да и слышать это от другого человека, тем более парня, совсем непривычно. — Я?.. — А кто же ещё. Так мило смущаешься. Кэйа смеётся ему на ухо, убирает белую чёлку с глаз и снова заглядывается. Ну прелесть же. Такие аккуратные черты лица, ужасно красивые глаза и еле заметные веснушки. Хочется поцеловать. Но Альберих лишь выдыхает и уходит ниже. Прикусывает ключицу, дорожкой поцелуев опускается к груди, пока руками медленно водит от талии до бёдер и обратно. Стоит ему провести языком по соску, как Кадзуха дёргается и пытается вырваться, но руки оказываются связаны достаточно крепко. Он тяжело дышит и прикусывает губу, стараясь не смотреть вниз. Но не может лгать себе: он очень хорошо почувствовал, как отреагировало его тело на эти ласки. Особенно член. Нужно отвлечься. В комнате, у стены напротив, стоит внушительного вида книжный шкаф. И это не просто украденная бабушкина коллекция времён совка: виднеются как старые книги, явный раритет, который больше не найдёшь в продаже, так и новенькие, с яркими цветастыми обложками и причудливыми названиями. Кадзуха даже подмечает несколько своих любимых: "Мёд и молоко" от Каура, эти белые стихи он перечитывал несколько раз; "Война и мир", "Сиддхартха", "Роман о Гэндзи"... Представление о Кэйе даже немножечко меняется. Может, они и смогут поладить. Если он, конечно, не купил всё это просто для красоты. Стоит Каэдэхаре отвлечься, как его тут же возвращает в процесс резкое прикусывание соска. Он тихо мычит, почувствовав, как член дёрнулся. Наверняка он уже весь намок. Смотреть не хочется. Да и слушать подколы про это, если честно, тоже. А Кэйа молчит. Он просто наслаждается чужой реакцией, сбитым дыханием, редкими несдержанными стонами, мурашками и дрожью. Ему до ужаса нравится. Он давно хотел попробовать этого парнишку на вкус, испытать на прочность, а теперь выдалась такая прекрасная возможность. — Оближи. Альберих прикладывает к сухим губам большой палец, обхватив остальными челюсть. Слегка давит, открывая чужой рот, улыбается, почувствовав, как тот сразу обхватывает палец губами и проходит языком. Кадзуха смотрит ему в лицо, пока Кэйа неотрывно наблюдает за происходящим. Давит чуть сильнее, проталкивая внутрь, хмурится и прикусывает свою губу в нетерпении. Эта покорность до ужаса заводит. — Кадзу... Чёрт. Альберих срывается. Не знает, что им ведёт, когда резко припадает к чужим губам, целует, кусает и слегка оттягивает волосы, меняя положение головы Кадзухи. Сам Кадзуха же нетерпеливо стонет, хнычет, сжимает ноги и пытается выпутаться из чёртового шёлка. Такой доминантный Кэйа сводит с ума. Такой доминантный Кэйа заставляет раз за разом при каждом рваном вдохе тихо выстанывать его имя и подаваться вперёд, пытаясь заполучить больше. — Нравится? Вопрос остаётся без ответа. Кадзуха сжимает руки в кулаках, его тело реагирует на любые ласки и отвлечься теперь уже точно не получится. Он запрокидывает голову и широко расставляет ноги, позволяя делать с собой всё что угодно, лишь бы это продолжалось как можно дольше. А Кэйа снова усаживается меж раздвинутых ног и принимается играться с бёдрами: прикусывает их, сжимает, оставляет засосы, на что получает вполне однозначную реакцию. — Кэй, погоди, я... Каэдэхара жмурится и больше не может сдерживать стоны. Это настолько хорошо, что даже становится плохо. Бёдра — его самая чувствительная зона, а от этих ласк он только и может, что скулить, подаваясь бёдрами навстречу или громко выстанывать его имя, когда тот прикусывает уж слишком больно. Больно, но почему-то приятно. Наверняка Кадзуха об этом пожалеет. Он уже жалеет, но не может об этом думать, разум словно затуманивает от сильного возбуждения. — Кэйа... Пожалуйста, прошу, прошу... Помоги мне... Он только и может, что бессвязно хныкать. Губы подрагивают без поцелуев, мозги отключаются окончательно. Альберих улыбается, довольствуется проделанной работой и нетерпеливостью партнёра, а после снова целует. Кэйа проводит пальцами по мокрой головке, на что Кадзуха мычит в поцелуй, будто просит о большем, прямо-таки умоляет. Интересно видеть в подобном обличии обычно спокойного и холодного однокурсника. Хочется запечатлеть такую картину в своей голове, чтобы каждый раз, глядя на Кадзуху в привычной строгой форме, он видел эту страсть и подчинение. А он всё просит и просит, двигает бёдрами, упираясь в чужую руку, прогинается под правила этой игры. Кэйа принимается водить ладонью в убийственно медленном темпе, на что получает нетерпеливое хныканье. Губы Кадзухи все распухли от частых поцелуев и укусов, но он просит ещё, наслаждается новыми засосами на шее и хватается ладонями за чужие широкие плечи. Альберих же улыбается и просто даёт то, что он просит. — Кэйа, я... Каэдэхара выгибается в спине, обхватывает руками плечи, обнимая, и жмурится, прикусив чужую губу на секунду. Кэйа понимает это абсолютно правильно и увеличивает темп, продолжая целовать. Такой ласковый котёночек. У него не получается сдержать негромкого, но протяжного стона. По телу проходит приятное покалывание, и Кадзуха рефлекторно сжимается, изливаясь в чужую руку. Он не может, либо не хочет прекращать поцелуй и зарывается пальцами в синие волосы. И только на этом действии Кэйа резко останавливается. Стоп. Что-то не так. Стоит ему глянуть вниз, на пол, как всё становится ясно. — Ну ты и чертовка, Кадзу. А Каэдэхара тяжело дышит и утыкается в чужое плечо холодным носом, пытаясь прийти в себя после сильного оргазма. Он не испытывал его уже несколько месяцев. — Что? — Всё же тихо уточняет уставшим голосом. — Кто разрешил тебе развязывать руки, м? Это нарушение нашего договора. — Договор недействителен, Кэй, — еле слышно отзывается Кадзуха, — помнишь условия нашего спора? Я кончаю без твоих прикосновений к члену. Альберих опускает взгляд вниз и замечает заляпанную в сперме ладонь. Чёрт. Он повёлся на эти мольбы и не заметил. Получается, Кадзуха мог делать что угодно, ведь условия уже были нарушены. — Ладно-ладно, ты провёл меня, мышонок, — хрипло смеётся Кэйа. — Однако ты не можешь отрицать того, что тебе понравилось. Я же вижу. — То, что ты довёл меня до оргазма ещё не означает, что ты не девственник, — Каэдэхара отсылается на тот разговор в универе и хитро улыбается. — Ты что, хочешь, чтобы я тебя отымел? — Ты сам это сказал. Не я. Кэйа смеётся и лезет за коротким поцелуем. Кажется, он начинает понимать, почему ему так запал в душу этот парнишка. Нужно будет с ним поболтать после всего этого и наверстать упущенное. Кадзуха выглядит немного уставшим. Обычно, после оргазма он не держится долго и сразу отключается, но сейчас не позволяет себе прикрыть глаза. Ноги не держат, так что приходится опереться на Кэйю и доползти до кровати. Почему его тело так сильно дрожит? А что будет потом? Альберих отходит к столу, копается в ящичках, еле слышно матерится и всё же вытаскивает оттуда коробку и небольшого размера флакон. Кадзуха, наблюдая за этим, отчего-то представляет, что по всем ящикам в этой комнате спрятаны разные БДСМ-игрушки, начиная с безобидных анальных пробок или зажимов для сосков, заканчивая чем-то вроде латексных костюмов и машины для ебания, которую тот вполне может хранить у себя в кладовке. Он усмехается, вспомнив "красную комнату", но надеется, что до этого не дойдёт. Раньше Каэдэхаре хватало нежного секса в медленном темпе, а теперь его тело горит от засосов и, что самое странное, требует ещё больше. — Я хочу уточнить. Ты точно готов? — Обеспокоенно спрашивает Кэйа. А Кадзуха только и может, что смотреть на эти сдвинутые бровки и думать о том, что это невероятно мило. — Точно. — Это не входило в наш спор. — Я знаю. — Ты добровольно соглашаешься на то, чтобы я тебя выебал? — Да-да. — Ты, Каэдэхара Кадзуха, хочешь, чтобы тебя отымел твой однокурсник, которого ты терпеть не можешь? Он вздыхает и молча кивает. — Ты... — Кэй, мне написать письменное подтверждение о том, что я полностью согласен, или как? Альберих прикрывает глаза, собирается с мыслями и, наконец, стягивает с себя футболку. Кадзуха замирает, стоит ему взглянуть на это. Идеальный, чёрт возьми. Взгляд бегает с сильных рук на подтянутое тело и обратно, а вот в синие глаза уже смотреть боится — слишком засмущается. Кэйа смеётся, глядя на это покрасневшее личико и не может не оставить короткий поцелуй на щеке. — Нравится? — Очень, — Кадзуха проводит пальцами по этому божественному, по его мнению, телу и рвано выдыхает. Он почти не жалеет о том, что так невзлюбил Кэйю. В противном случае не оказался бы здесь. Он не хочет признаваться самому себе, что ему понравился Альберих. С самого чёртового начала. Что-то всегда мешало контактировать с ним и презрение действительно было, но и интерес тоже. Да и как часто он ходит в гости к тем, кто предлагает сомнительного рода идеи? Кэйа целует его тело, нежничает, гладит плечи... Кадзуха резко вздрагивает и сжимается, когда чувствует внутри себя длинный палец. — Тише, мышонок. Всё хорошо. — А это обязательно?.. — Смущённо спрашивает парень. — Если не хочешь ходить с порванной жопой, то да. Неужели ты не знаешь? — Альберих вдруг замирает и хитро улыбается. — Ты что, девственник? И ещё что-то про меня говоришь? Кадзуха отворачивается, покраснев. А Кэйа, поняв такую простую истину, вдруг становится ещё нежнее и ласковее: оставляет короткие поцелуи на коже и слегка замедляет темп. Он чувствует дрожь тела под собой и мягко улыбается. Так нервничает, бедняжка. — Я не сделаю тебе больно. — Мало ли. — Кадзу, у меня нет смысла причинять тебе вред. — Может, ты хочешь отомстить мне за мои слова, — Каэдэхара чувствует, как палец продвигается чуть глубже и прикусывает губу. — Отомщу в другой раз. Ты мне доверился, я это ценю. Кэйа оставляет поцелуй на губах и незаметно добавляет второй палец, щедро полив всё смазкой. Плевать, что запачкает постель. Стоит только надавить чуть сильнее, как Кадзуха сразу выгибается в спине и прикусывает тыльную сторону ладони, попытавшись сдержать стон. Вот и найдена слабость. Альберих увеличивает темп и, наконец, слышит это отчаянное хныканье. Партнёр не смотрит, жмурится, а ноги всё же раздвигает и не сопротивляется никак. Такой милый. Кэйе нравится наблюдать за тем, как в скромной фигуре рождается пошлость. И он готов поддерживать этот огонёк и подливать туда хоть масло, хоть бензин — что угодно, потому что его до ужаса привлекает. Кадзуха всё же срывается на тихие стоны, а руки вновь укладывает ему на плечи, но зрительный контакт всё ещё не устанавливает. Ему мало. Ему очень мало и хочется ещё. И это "ещё" Каэдэхара получает, когда спустя долгие пять минут Кэйа одной рукой снимает с себя домашние штаны вместе с бельём, торопливо натягивает на член презерватив, щедро поливает смазкой и, наконец, входит. Кадзуха выгибается в спине (интересно, она останется живой после этого?) и открывает рот в немом стоне. Для него эти ощущения новы. Приятное, но непривычное чувство наполненности заставляет дыхание сбиться, а пальцы мёртвой хваткой сжимают плечи. Стоны сливаются в унисон и создают свою особую мелодию. Кэйа задаёт темп. Он перестаёт так торопиться, делает все размеренно и медленно, то ли боится сделать больно, то ли просто мучает. Кадзуха молчит пол минуты, молчит минуту, но всё же срывается: — Кэй, я не хрустальный. — Я знаю, — так же тихо отвечает партнёр. — Тогда не церемонься так со мной. Стоит Каэдэхаре сказать это, как Кэйа действительно ускоряется, сжимает руками ляжки, наклоняется, чтобы оставить очередной укус на шее. А Кадзуха ломается. Он срывается на достаточно громкие стоны, пусть и пытается сдержать, потому что стесняется их. Но просто не может. Воздуха не хватает. Альберих понял его абсолютно правильно. Хочется больше, больше, больше... Кадзуха не хочет, чтобы этот момент заканчивался. Почему-то он чувствует, будто бы его любят. Больше, чем кто-либо другой. Он даже не знает, откуда появилось такое ощущение, но все эти нежности, ласки и это чёртово "ты мне доверился, я это ценю"... Появляется эта эгистичная и совершенно дурацкая мысль: "я надеюсь, что ты такой нежный только со мной". Кадзуха точно эгоист. И идиот, раз ему вообще приходят в голову такие мысли. Ну какая любовь? Это же обычный секс. Но хочется верить. И Каэдэхара не сдерживается. — Кэй, что ты... — тихий стон, —...чувствуешь ко мне? Альберих останавливается и заглядывает ему в глаза. Такой красивый синий цвет и смотрит так внимательно, обеспокоенно даже. Нет в них этой лживой нотки. По крайней мере, в этот момент. — Это долгий разговор. Не сейчас. — Но я хочу сей... Кэйа затыкает его поцелуем и укладывает ладонь на мягкую щёчку. — Мышонок. Я обещаю, я отвечу со всей честностью на любой твой вопрос. Но позже. Кадзуха отводит взгляд и кивает. — Ну чего ты, расстроился что ли? — Я хочу знать, ты такой только со мной или со всеми? Кэйа мягко улыбается и решает, что один вопрос ничего не сделает. А на остальное, как и пообещал, ответит уже после секса. — Только с тобой. Продолжим? Он не может не заметить резко покрасневшее лицо и лишь улыбается в ответ. Альберих медленно возвращается к тому темпу и наслаждается несдержанной реакцией. Сам же не отлипает от чужой кожи, всё целует, так страстно и отчаянно, будто это их последняя встреча и последние касания. Красивый закат освещает их тела и делает эту картину намного прекраснее. Особенно хорошо смотрятся их волосы, горящие рыжим цветом от лучей солнца. Кадзуха чувствует, что долго не продержится. Однако останавливаться совсем не желает. Он впервые ощущает что-то подобное, когда хочется полностью отдаться другому человеку, посвятить всего себя ему и просто утонуть в наслаждении. Однако это происходит здесь и сейчас. — Кэй... Он тихо стонет чужое имя и чувствует, что с каждой секундой становится всё ближе к оргазму. Приятное чувство заполняет всё тело, усталость накатывает с новой силой и Каэдэхара только и может, что обнимать и оставлять ленивые поцелуи у шеи. Кэйа замечает это, осторожно касается чужого члена и принимается стимулировать и его, позволяя Кадзухе испытать долгожданный оргазм. Он запрокидывает голову и рвано выдыхает, сил на стоны уже не остаётся, ляпает себе живот спермой и жмурится от переизбытка чувств. Альберих кончает следом с тихим мычанием и сразу лезет за поцелуем. Голова кружится. — Ты как? — Порядок, — Каэдэхара пытается выровнять дыхание и осознать то, что сейчас произошло. Он потрахался с парнем. И не просто с парнем, а с его однокурсником. Какой стыд. Но... Это было хорошо. Кэйа тянется к своей футболке и вытирает ей всю сперму. Плевать, отстирает. Кадзуха же совсем размякает и лежит так, будто это его последние минуты жизни. Вот так и трахай всяких невинных девственников. Альберих всё же находит причину. Его партнёр теряет всю энергию после оргазма, так что приходится на руках унести его в ванную комнату, принять с ним душ и только после этого уложить обратно в кровать. И стоит Кадзухе коснуться головой подушки, как он тут же засыпает крепким сном. — Дурашка ты, мышонок. Кэйа умиляется и оставляет его одного. Спокойно ужинает, заканчивает свои дела, кидает на чужой счёт десять тысяч, но раз за разом возвращается мыслями к сексу. Ему нравится Кадзуха, это очевидно. Он не отрицает это ни когда возвращается в комнату, ни когда заплетает парню косичку из влажных волос, чтобы они не запутались; ни когда любуется им пол ночи, думая о своём, потому что не может уснуть; ни когда всё же засыпает в чужих объятьях. Да, тревожно, но не так плохо, как обычно. И он готов засыпать так каждый день, лишь бы не чувствовать этого одиночества. Кэйа надеется, что этот спор дал начало чему-то большему.***
Кадзуха просыпается и оглядывается. Он всё ещё в злополучной спальне. Не голый. Но и не в своей одежде. Стоит опустить взгляд чуть ниже, как сразу накатывает смущение. Кэйа дремлет, уткнувшись лицом ему в грудь и обнимает одной рукой за талию. Спит явно неспокойно. Он сейчас кажется таким махоньким и беззащитным, что так и хочется заобнимать его и не пускать в этот жестокий мир. Что даже удивительно, ведь в обычной жизни Кэйа наоборот выглядит тем ещё защитником. Кадзуха мягко улыбается, обнимает в ответ и почти сразу же вновь засыпает. Он и думать уже забыл о своей нелюбви к однокурснику. В следующий раз он встаёт уже когда за окном слышится жуткий шум ливня. Кэйи рядом нет, дверь в комнату закрыта. Злополучный стул задвинут, но даже так напоминает о вчерашнем происшествии. Кадзуха еле как поднимается и оглядывает себя в зеркале. Багровые пятна всюду, больше всего их на шее, волосы аккуратно заплетены в косичку, а на нём футболка с названием какой-то группы. Даже она не может скрыть количества засосов на бёдрах. — Хоть трусы свои. И на этом спасибо. Он выходит из комнаты, по звукам пытается найти Кэйю и натыкается на него на кухне. Тот, в свою очередь, выглядит совсем беззаботно, пробует себя в приготовлении сырников и миловидно улыбается. — Доброе утро, соня. — Который час? — Двенадцать, — Альберих ставит чайник и указывает в сторону обеденного стола, — посиди пока. Десять минут и будет готово. Кадзуха не знает, как начать разговор. Он просто молчит и жуёт вчерашнее печенье, после гипнотизирует взглядом прозрачный чайник и наливает себе чай в кружку. Уже не из сервиза, самая обычная белая кружка. И лишь когда Кэйа оставляет на столе две тарелки с сырниками и миску с вареньем, решается напомнить обо всём. — Не упоминай нигде про то, что было вчера. Прошу. — Без проблем, — просто отвечает Альберих и льёт себе немного малинового варенья на сырник. — И насчёт моих слов... Про это тоже забудь. Давай просто не будем вспоминать об этом. — О-о-о, а на это я уже не согласен. Мы только продвинулись в наших отношениях и ты предлагаешь вернуться к старту? — Именно. — Будешь всё так же меня презирать, игнорировать и бурчать за моей спиной? — Кэйа усмехается и прерывается на завтрак. — Прости за это. — Прощаю. Но я всё равно не согласен на это. Ты вчера хотел поговорить о моих чувствах к тебе, не так ли? Кадзуха отводит взгляд, вспомнив это идиотское "Кэй, что ты чувствуешь ко мне?" и принимается рассматривать сырник, будто видит его впервые в жизни. — Можем устроить игру. Одна правда с меня, одна — с тебя. Можешь задать любой вопрос, а я отвечу со всей честностью. Так, ладно. Пора перестать так его смущаться. Шанс на откровенный разговор с лжецом выпадает раз в жизни. — Я нравлюсь тебе? — Негромко спрашивает Кадзуха и слышит, как за окном усилился ливень. Кэйа же смотрит в ту сторону пару секунд и только после этого отвечает. — Да. — Давно? — С первой встречи. Моя очередь. Почему ты меня так невзлюбил? — Не знаю, — честно отвечает Каэдэхара, — меня раздражала твоя откровенность. — Может, ты просто хочешь жить так же, но боишься? Часто нас в других раздражает то, что мы сами себе не позволяем. Меня бы тоже бесило такое поведение, если бы я месяцами жил как в дне сурка, — Кэйа отвечает спокойно и наливает себе ещё чаю, даже не догадываясь, что своим мини-монологом перевернул что-то внутри Кадзухи. — Может быть. Ему нужно немного над этим подумать. Действительно, последние несколько лет он жил по одному и тому же сценарию, менялось только место работы и учёбы. А тут пришёл тот, кто абсолютно свободен и не загнан обществом или собственными принципами, общается со всеми, живёт в своё удовольствие и умудряется при этом везде успевать. Кто ж не позавидует. Сейчас же Кэйа кажется ему совершенно другим человеком, не глупым тусовщиком, а интересным собеседником. Стоило лишь узнать его получше. Вспоминаются те книги из его личной библиотеки. — Я правда ошибался насчёт тебя. Прости, Кэйа. — Пустяки. Главное, что сейчас всё хорошо, — он искренне улыбается и в один глоток осушает кружку с чаем. — Задавай вопрос. — Почему я тебе нравлюсь? — неуверенно спрашивает Кадзуха. — Я наслышан о тебе. Ты интересный, талантливый, слышал, что ты неплохо играешь на гитаре, у нас похожий вкус в книгах, ты начитанный и очень красивый. Честно, сначала меня привлекла твоя недоступность, но потом мне захотелось просто узнать тебя получше. Каэдэхара смущается и ничего не отвечает на это. — Мой вопрос. Почему ты выбрал такую жизнь? — Не знаю, — честно сознаётся парень, — правда не знаю. — Ла-адно, так уж и быть, давай другой вопрос, — Кэйа усмехается, — а я тебе нравлюсь? Кадзуха думает, прежде чем что-то ответить. Влюблён ли он в Альбериха? Тот, несомненно, симпатичный, неплохой собеседник, да и минусов особо не наблюдается. Но есть ли к нему чувства? Это уже совсем другой вопрос. — Скорее да, чем нет. Зато честно. И Кэйю такой ответ, очевидно, устроил. — Могу задать ещё один? Почему ты согласился на спор, если так меня недолюбливал? Кадзуха усмехается. — А ты не понял? — Не-а. — Что ж, — парень демонстративно рассматривает свои ногти, делая непричастный вид, — скажем так, ты ходишь намного громче, чем думаешь. — Погоди, то есть ты специально сказал про пари в голосовом? — Ага. — Но зачем? — Альберих улыбается, удивляясь чужой хитрости. — Хотел тебя заинтересовать. Посмотреть твою реакцию, будешь ли ты таким образом отстаивать свою честь. И отказывался тоже поэтому, было интересно, как далеко ты зайдёшь. А почему я согласился... Возможно, я уже думал о том, что хочу попробовать подобное с тобой. — Ты провёл меня по всем фронтам. Ладно, мышонок, признаю, ты намного умнее меня. Кадзуха усмехается и разводит руками. Его план сработал, и это даже удивительно. — О-о-о, как полило, — переводит тему Альберих, глядя в окно, — смотри, град. — И как я домой попаду? — Я вызову тебе такси. — Не надо, — останавливает его Кадзуха, — ты и без этого на меня уже десять тысяч потратил. Не хочу тебя разорять. — Как скажешь, — Кэйа поднимается, чтобы убрать пустые тарелки со стола и на ходу придумывает другой вариант. — Можешь остаться здесь. До пяти, а потом я уеду. Это отличная возможность узнать его получше. — Хорошо. Альберих включает посудомойку и, освободившись, невольно заглядывается на все укусы и засосы — подтверждения вчерашнего вечера. Отчего-то приятно видеть такое количество собственных меток на ком-то, и он очень не уверен, что не полезет сегодня к Каэдэхаре ещё раз. И, конечно, сам Кадзуха будет согласен на такое развитие событий.