Неотъемлемо

– Я буду похож на шлюху с Сан-Дени, – бурчит Йонас, и Лу давится смешком, вылетающим из нее с глухим кашлем и клочьями сигаретного дыма. – Разве что на самую дорогую. Ну, знаешь, которую не стыдно домой привести, а не в кабинку «Утконоса». Не зря же на шмот потратились. – Она знает, что не должна, но веселится от души, глядя, как изгибаются в гримасе уголки его вечно сумрачного рта. Не все ж ему одному быть занозой в заднице. Большой, непримиримой и язвительной занозой. – Дошутишься, и я никуда не пойду. – Он отбрасывает пустую пачку куда-то в угол бетонного крыльца, где притулилась урна с промокшими бычками, трескуче щелкает зажигалкой. – И что ты имеешь против «Утконоса»? – Ничего. А ты злой какой-то. – На лице Лу – нарочито скучное, невинное выражение; она отворачивается и подхватывает с земли блестящий фольгой пакет с модными шмотками. На Нью-Пари сходит вечер – спускается, как едкий заводской выброс, выгоняет на улицы, как удар по тараканьему гнезду. Шорохи переулков, тяжелая пульсация подземной дискотеки, стоны и ругань. Сквозь табачную горечь проступает запах кебаба и мочи. Термитник смотрит на нее провалами наркоманских зрачков. Йонас, докурив, накрывает ладонью ее плечо и тянет Лу в сторону. – Пошли уже, время позднее, нужно еще собраться. – Ты скажи хоть, где это находится. Может, смогу быстрее доехать. – До дома подожди. – Шпион крэпов. – Это уж по твоей части. Или для шпионов у вас отдельное подразделение? На районе у Йонаса улицы шире, а дома – ниже, и Лу глубоко вдыхает посвежевший воздух. Обводит взглядом строчки серых балконов – здесь ложатся раньше, чем у нее в квартале, и желтые квадраты не спящих окон особенно ярки в темноте. Уютно. Квартира размыта сумраком, словно наброшенной кисеей. Йонас включает диодные ленты и идет в ванную, где его голос глушит плеск воды: – Голодная? Лу улыбается: особого предложения к действию ей не нужно. Кухонный блок удрученно гудит, пока она долго выбирает между застывшей на дне кастрюли кашей и морковкой. А еще хилер называется, блюститель здоровья и адепт правильного питания. Следил бы за собой, умник. – Скромностью явно не страдаешь. – Йонас подходит, вытирая руки бумажным полотенцем, склоняется над холодильником. От его футболки пахнет порошком, больницей и немного – потом, антеннки влажных взъерошенных волос топорщатся над белым пятном шеи; Лу как-то глупо, поспешно отводит глаза: столько раз была у Йонаса дома, но сейчас – будто украла эту минуту, не то увидела, не ей принадлежавшее. То ли будет еще этой ночью… Она звучно догрызает морковную сердцевину и кидает Йонасу под ноги пакет, отозвавшийся глухим шуршанием и звяканьем. Что высший свет, что притон – все жадны до тела. Скользят, лижут взглядами, оставляя почти ощутимые следы слюны, оценивают, словно безвольную разделанную тушу. Эти любят струящиеся ткани, те – металл и черную кожу, но итог один – вот где истинное равенство. Даже смешно. В Лу злорадства и жалости один к трем примерно, ментальный виски-кола: сегодня в роли мяса будет не она, что приятно, но желать такого Йонасу – история тоже сомнительная… Крэпова Эзги. Крэпов препарат. – За раздевание отдельный ценник, мадам. Либо ты отворачиваешься, либо платишь. – Он стирает с губы капельки сока и ухмыляется. – И решить надо быстро, тот мужик ждать не будет. Без опозданий. – Много гонора у поставщика. Йонас зловредно отзывается: – Ты спешила, показала, что нуждаешься. Он теперь диктует условия – от места до цены. Но Шаза говорит – один из немногих нормальных. Ну, кто не разводит товар наркотой. За что ему «спасибо» – откачивать таких торчков сложнее, чем обычных. А так никакого блева и приходов. Твой токсикоман будет доволен. Крэпова Эзги, крэповы проблемы. Лу исправно ходила к ней за лекарствами, пока одной ночью «Продукты 24» не встретили ее тусклой витриной и заколоченной дверью. Говорили, не поделила что-то с конкурентами и залегла на дно – провалилась куда-то в темные норы Термитника. Снова переводить Приора на инквизиторскую отраву было нельзя, и вот Лу здесь – слушает колкости и готовится к встрече с хер пойми с кем. Весело живут посвященные Корпуса Содействия. – Язви-язви, все равно идешь со мной. Ты жуткий брюзга, но ты чудо, Йонас. Я ценю это, правда. Взгляд его льдистых глаз светлеет, в уголках, у стрелки темных ресниц, появляются черточки. Теплый. Свой. – Ты в долгу. За такое – как минимум в вечном, с процентами. – Сочтемся. А теперь действительно пора, красавица.

***

Она ненавидит эту музыку, этот странный, задыхающийся ритм, то почти доходящий до скорого сердцебиения дешевого клуба, то вязнущий в долях, медленный, топкий, вполне себе уловимо напоминающий подзвучку в холле борделя. Здесь, впрочем, и другое как в борделе, по всем правилам и стереотипам: красный свет, резкие тени, стриптизерша скользит вниз, обвив шест загорелой ногой. Ничего нового. Совсем, совсем ничего, кроме одного. Дресс-код. Она поправляет бабочку, одергивает пиджак, чувствуя, как под широкими полами ремни врезаются в кожу и пряжки портупеи мягко холодят соски. Каждый дрочит, как он хочет, конечно, во многих заведениях Термитника были свои порядки – владелец этого, видимо, любил мужиков в платьях. И женщин в костюмах – но они бросаются в глаза не так сильно. Или это Лу не замечает их. Йонас шагает, раздвигая собой разгоряченные пары, ведет к вип-столикам – туда, где тьма гуще, музыка тише, а публика – полна обманчиво-ленивой, затаенно-хищной грации; его плечи туго обтянуты черной тканью, чопорно доползающей до самого горла, черное скрывает все – только ноги белеют в глубоких разрезах подола. Она не знает, чем заслужила такого верного друга. И не понимает, как забыть изгиб этих голеней в черной сетке чулок. – Месье Ле Валь. – Йонас подводит ее к столику и кивает сидящему мужчине. Взгляд темных, небрежно подведенных глаз мажет по Лу снизу вверх – и не выражает ничего. Она рассматривает в ответ, безотчетно оценивая степень опасности: сухой, щуплый, видимого оружия нет. Рука в широком махе закинута на спинку дивана, открытое платье обнажает змейки вен и пучки волос под мышками. Желтоватая даже в темноте кожа, колючие точки проступившей щетины на щеках и подбородке. Мутный – но ожидать другого от Термитника было бы наивностью. – О, оставим имена – мы же не хотим ненужной публичности? – Лу морщится: тупое кокетство, у подобных людей имена, фамилии, прозвища, адреса и обстоятельства жизни все равно растворяются в воздухе по щелчку пальцев. – Прошу вас, садитесь. Не взял на себя дерзость взять для вас напитки – не знаю вкусов. Что предпочитает леди? – Любой натуральный сок, пожалуйста. – Месье? – Я воздержусь. От Йонаса исходит ровный жар – на тесном диване она даже сквозь тяжелую костюмную ткань ощущает его прижавшееся колено и бедро. Лу выдыхает. Лу выдыхает. – Думаю, мы можем поговорить до того, как придет официант. Шаза порекомендовал вас как надежного поставщика. – Это действительно приятно слышать. Тем более от такого старинного знакомого, как Шаза. – Ле Валь тонко улыбается. – Для его друзей у меня найдутся особые условия… хотя, конечно, ситуация в нашем деле сейчас не благоволит. Лу подается вперед: – Что за ситуация? Если черный рынок лекарств чем-то взбаламучен, ее заказ привлечет больше внимания – и оставит больше следов. Неприятно. – Некоторые сложности в… распределении влияния. Учитывая это, объем и срочность заказа, я иду вам навстречу. Ушмарок. Набивает себе цену. Все эти подковерные интриги, намеки, полувздохи и правда, скрытая где-то за движениями бровей, достали ее еще на церковных приемах. С Эзги все было проще. Ну, придется потренироваться дополнительно. Она откидывается на подушки, расслабленно располагая руки; случайно касается полоски голой кожи Йонаса между вырезом и чулком, и кончики ее пальцев начинают гореть. – Мы ценим это. А во сколько вы оцениваете себя? То есть, конечно, свою работу? – Леди рьяна в делах. – В конце концов, она конечный заказчик. Я посредник от Шазы. – Йонас пожимает плечами; голос его чуть хрипнет, и грудь, кажется, поднимается немного чаще, обозначая мелкие вздохи. – Вы правы. Простите за старомодность, – Ле Валь позволяет вырваться негромкому смешку, – вижу, вы не настроены на любезности. Сожалею, что так, но принимаю выбор леди. Ах, манеры, манеры… Лу может опустить руку всего на несколько сантиметров и накрыть всей ладонью теплое бедро со светлыми волосками. – Месье. – Десять тысяч. Одно дело – втягивать друга в постоянные передряги, другое – приставать к нему. Она дура. Она испортит, испортит все... – Это несоразмерно много. – Леди должна понимать, что обстоятельства таковы… Йонас кладет нога на ногу – так, что вырез на платье сползает выше, и кожа наконец полно соприкасается с кожей. Лу сглатывает. Лу усмехается. – Давайте обсудим эти обстоятельства еще раз и детально.