Like Real People Do

      Свет в лифте горел с ошеломляющей чистотой.       Божественная святость, которую он когда-то считал частью своей жизни, и частью себя самого, теперь удушала. Он пытался избавиться от странной тяжести в своей груди, мешающей ему дышать, но в то же время он пытался игнорировать тревожные звоночки, раздававшиеся в его голове уже давно с беспокоющей частотой. Азирафаэль старался сосредоточиться на хорошем в том, что он делал. Это было правильно, он был уверен.       «Уверен». Это понятие всегда казалось ему хрупким и изменчивым.       Действительно, на самом деле есть ли что-нибудь, в чем можно быть полностью уверенным на протяжении всей своей долгой жизни? Тысячи лет существования научили его тому, что есть очень мало вещей, в которых можно быть по-настоящему уверенным. При этом те вещи, в которых он был просто уверен, стали неточными. Случай с Иовом лишь один из нескольких примеров.       Нет, на самом деле, в последнее время Азирафаэль почти ни в чем не был уверен. Однако, это утверждение было не совсем верным, так как он всё ещё уверен во многих вещах.       Он был уверен, что любит суши, и многую другую еду, и экзотические напитки, которые имел удовольствие попробовать на протяжении своей жизни. Был уверен, что нет ничего более приятного, чем провести прекрасную ночь у камина с первым изданием хорошего романа, которые он часами защищал с любовной самоотверженностью.       Но было то, в чем он был совершенно уверен: не было компании, которая доставляла ему больше удовольствия, чем ворчливый демон, с которым он мог болтать обо всëм и ни о чем.       Азирафаэль был убежден, что, несмотря на годы, радостно проведённые за книгами и экзотической едой, нет большего удовольствия, чем слушать своего очаровательного и угрюмого компаньона, разглагольствующего о раздражающих его вещах, о смешных демонах и абсурдном аду, в котором он жил. Также был уверен в удовольствии, которое чувствовал, когда демон делал что-то милое или заботливое для него. Каждый раз Кроули раздражённо фыркал только чтобы приуменьшить это, когда Азирафаэль выражал искреннюю благодарность.       Но когда речь шла о божественности, Азирафаэль не был уверен ни в чем. Вот почему, когда Метатрон сделал ему предложение, которое Кроули не ожидал получить за всю оставшуюся вечность, это стало эйфорией. Сама честь удостоиться возможности делать хорошие дела, принять святость, в которую он когда-то верил всем сердцем, и возможность вернуть своей вере былое величие — это было прекрасным чувством. Надежда была всем, что он чувствовал в своём теле.       И эта же самая надежда рухнула, разорвав его изнутри всего через несколько минут. Блондин уже возбужденно разглагольствовал, как обычно это делал со своим любимым существом, но в этот раз Кроули не смотрел на него с лживым презрением или ленивым интересом. Демон выглядел более злым и жутко уязвимым, чем он когда-либо его видел.       Нет, Азирафаэль не был уверен в этом. На самом деле все вещи, в которых он мог быть «уверен», теперь были связаны с Землёй.       Однако, в чем он был «уверен» в этот момент? Единственное, в чем он мог быть уверен, так это в этом ярком свете, слепившем глаза, и в том, как лифт поднялся до места, в котором 4 года назад пытались разрушить всё его бытие.       Противоречивые эмоции обременяли его, и он чувствовал себя зажатым между тем, что он считал правильным, и страхом последствий своего выбора.       Но даже во время беспорядка в его разуме он рассуждал обо всём, что произошло в прошедшие часы. У него определенно не хватило душевного спокойствия поразмышлять, после шока от предложения, шока от увиденного Гавриила, нашедшего любовь в местах крайне неожиданных, шока от… от поцелуя.       Азирафаэль был уверен в коме в его горле, в поте, стекающем по вискам и в слезах, скапливающихся у него в глазах, пытаясь вновь сбежать. Хотя на его лице оставалась улыбка, единственная эмоция, которую он чувствовал, была всепоглощающая паника. Как бы он ни старался выглядеть спокойным, внутри он содрогался в море волнений и тревоги.       Сомнения мучали Азирафаэля, пока он обдумывал своё решение. Что он делает? Что хорошего можно найти в возвращении на Небеса до конца своей жизни? Как он мог оставить свой любимый книжный магазин в руках этого ангела? Не то чтобы он имел что-то против Мюриэль, они казались ему прекрасным существом, но у них не было опыта общения с людьми. Как он мог оставить будущее своего чудесного магазинчика в их неопытных руках? Что, если они продали его книги? Что случится, если они разрушат это место, потому что не справятся с простыми человеческими изобретениями? Опасения и неуверенность заполняли его разум, пока он подвергал сомнению каждый сделанный выбор, задаваясь вопросом, правильное ли он принял решение, или совершил безнадёжную ошибку.       Воспоминания о его горящем книжном магазине скручивали живот, это было то, о чем он даже думать не выдерживал. А если бы это случилось снова? Кроули однозначно не будет там, чтобы минимизировать ущерб, вероятно он даже не захочет делать это сейчас.       Ох, Кроули…       Свет стал слишком ярким для глаз Азирафаэля, он закрыл их так сильно, как только мог.       Дело было не только в том, что он делал, но и в том, что он сделал?       Кроули поцеловал его, он поцеловал его! А Азирафаэлю пришлось его простить и сбежать? Когда, честно говоря, единственное, за что Азирафаэль должен его простить, так это за слишком долгое ожидание, чтобы сделать… это.       Он уходил от существа, которому полностью доверял, от самого удивительного создания, к которому испытывал столько человеческих и уязвимых чувств, который фактически впервые признался в своих настоящих чувствах, и Азирафаэль ужасно с этим справился.       Этот чертов нелепый демон. Как он мог думать, что это был подходящий момент, чтобы впервые поцеловать его?       Азирафаэль плакал, разочарованный, беспомощный и потерянный и, возможно, Кроули чувствовал то же самое. Как только он увидел, что рыжеволосый снова надел свои солнечные очки, Азирафаэль понял, что он снова наглухо закрывается от мира и самого Азирафаэля. А потом у него хватило наглости так проявить свою заинтересованность! Как он посмел?!       Но… Но, возможно, Азирафаэль и правда был идиотом. Он чувствовал себя несчастным и противоречивым, и всë происходило так быстро, что он не мог… Возможно, не мог ответить ему. Это чувство подавленности, когда на него падал яркий свет, ему нужно было уйти. И всё же, как только он снова начнёт делать свои первые шаги на небесах, вновь будет привязан к этому месту.       И, может быть, это было бы не так уж и плохо, может быть, это было бы хорошо, и он был бы счастлив, но никогда по-настоящему, без Кроули на его стороне.       Он был уверен в этом. — Метатрон…       Азирафаэль даже не мог больше видеть божественное существо рядом с ним, свет с небес слишком близок и его разум настолько был полон паники, что он не мог сосредоточиться ни на чем другом. Ситуация становилась всë более и более подавляющей, и Азирафаэль пытался найти глоток покоя среди яркого и удушающего божественного присутствия, окружавшего его.       Слева от него раздался вопросительный шум. — Думаю, что… Возможно… Я поторопился с этим решением.       Вместо немедленного устного ответа последовала молчаливая пауза. Они уже почти прибыли, и этот путь никогда не казался таким длинным и ужасающим. — И что ты имеешь в виду под своим «поторопился»? — Метатрон не казался неразумным существом, по крайней мере до сих пор. Нет, он даже казался доброжелательным, как и подобает сущности его положения, хотя для Азирафаэля это не было гарантией чего-либо, как показывала жизнь снова и снова. Но несмотря на кажущуюся вежливость, он не мог игнорировать то, насколько ужасающей и внушительной была сила, которой он обладал. — Да, это предложение беспрецедентно, по крайней мере, для меня. И это было бы… Ладно, может быть это больше в интересах всех вовлечённых существ, если бы у меня было… Немного времени, чтобы подумать об этом… Чтобы осмыслить всё.       Метатрон снова ничего не сказал, поэтому Азирафаэль счёл разумным продолжить. — Произошло много всего за последние 24 часа, и хотя я понимаю почетность этого предложения и очень ценю его, я только спрашиваю, могу ли я поразмышлять обо всëм сакральном и подготовиться к тяжестям новой должности, во благо второго пришествия… Вот и всë…       К концу речи голос Азирафаэля почти перешёл на шёпот с оттенками неуверенности, превратив то, что сначала было сказано с уверенностью, в простое тихое бормотание.       Рядом с ним раздался смех, мягкий и весёлый, но угрожающий. Было что-то в нём, что заставило Азирафаэля чувствовать себя беспокойно, возможно, из-за силы, которой он обладает или может по какой-то другой неизвестной причине. Это было странное чувство, которое он не мог себе объяснить. — Ты мог бы потратить всë время во Вселенной и всё равно не быть «подготовленным» к требованиям праведности, дорогой Азирафаэль. Но да, если желаешь, я дарую тебе отсрочку на шесть дней, но вместо отдыха на седьмой день ты доложишь о первом дне, как Верховный Архангел, — Азирафаэль почувствовал движение рядом с собой, как если бы Метатрон делал жест своей рукой и затем лифт начал спускаться. Он почти выдохнул с облегчением, но отказался вздыхать, пока не вдохнет свежего воздуха.       Внезапно локоть ударил его по рёбрам, и блондин выпустил поток воздуха из груди. — Понимаешь, да? Семь? Какие семь дней?       Азирафаэль выдавил из себя смешок, всё ещё задыхаясь, когда сам он протянул руку, чтобы нежно помассировать место, куда был нанесён удар. — Ох, да, очень умно. Спасибо, — он пытался звучать убедительно.       В поездке, которая казалась намного быстрее вниз, чем вверх, лифт снова коснулся земли, и Азирафаэль попытался не сбежать, охваченный паникой.       Он повернулся к Метатрону, одарив его дружелюбной улыбкой и неуклюжим движением головы, прежде чем убежать в тихой суетливой манере. Когда он пошел в направлении своего книжного магазина, он услышал спокойный, но властный голос Метатрона позади себя. — Ибо, как непослушанием одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного сделаются праведными многие.       Холод пробежал по спине Азирафаэля, когда он обернулся, чтобы посмотреть через плечо на Метатрона. — Аминь!       Он поспешно возвратился в безопасное место — свой магазин — и быстро закрыл двери. На обратном пути он не заметил машину Кроули и почувствовал холод, когда понял, что тот ушёл. Но, заглянув внутрь магазина, знакомый вид наполнил его любовью, кадры прошлого пронеслись перед глазами и отдались болью в груди.       Его магазин, его очаровательный маленький книжный магазин, был таким, каким он его оставил. Одиноким. Все его книги и вещи были на своих местах, но он чувствовал, что чего-то не хватает. Он казался точно таким же, как и раньше, а это значило, что таким же, как и при ссоре с Кроули, которая закончилась демоническим поцелуем. Слишком много эмоций накапливалось внутри, и, наконец, вдоволь удушенный святостью небес, ангел позволил слезам течь по его лицу. — Ох, Кроули, — всхлипнул Азирафаэль, — что я наделал?       Дрожащими руками он прикрыл лицо от стыда за то, что сказал демону, за то, что так легко представил себе совместное будущее после предложения Метатрона, болезненно игнорируя, что это всë не больше, чем чистая фантазия.       Конечно, Азирафаэль знал, что Кроули не захотел бы идти на Небеса. Он презирал это место, отвергая всë, что было священным, и, по правде, он презирал всë, что принял Азирафаэль. Сама идея вернуться на Небеса вызывала у него отторжение. Азирафаэль чувствовал себя виноватым за одну лишь мысль о том, что Кроули может бросить все и уйти с ним на Небеса.       Как он мог быть таким глупым, таким смешным, чтобы решить, что это может быть тем, что захочет Кроули? Возможно, он эгоистично считал, что Кроули сделает это для него. Что, может быть, Кроули вдруг увидит свои ошибки и захочет уйти на Небеса с Азирафаэлем, но это была нелепая мысль.       Всегда будут вещи, в которых они расходятся во мнениях, но это было основой в почти во всех их взаимодействиях на протяжении тысячелетий. Тем не менее, несмотря на их различия, также казалось, что они нашли странную гармонию в их взаимоотношениях. Подобно двум противоположным силам, которые притягиваются, их разногласия, казалось, уравновешивались моментами удивительного согласия. За время своего вечного существования они научились ценить и уважать мнение и взгляды друг друга, что позволяло им, время от времени, находить точки соприкосновения. Именно эта своеобразная динамика делала их отношения единственными и неповторимыми.       Были «хорошие», были «плохие» и были «они», как Азирафаэль мог забыть об этом хотя бы на мгновение? Даже когда они были здесь только вдвоём, Кроули умолял его почувствовать это. Как Азирафаэль мог отрицать такое?       Они спасли мир, будучи на своей стороне, они спасли все человечество и все прекрасные недостатки, пришедшие с людьми, и Землю, и всё же, соблазнительный вкус справедливой силы и возможность исправить Небеса, исчезли. Это на несколько мгновений ослепило Азирафаэля от всего того, что действительно имело для него значение. Мысль о том, что могло бы быть, реальность, о которой он мечтал, но о которой явно не мечтал Кроули, глубоко ранила ангела, когда он не встретил такого же уровня воодушевления. Но с его стороны это было эгоистично — просить Кроули о таком, когда сам должен был знать, что он не согласится на подобное.       Он чуть убрал руки с лица, опустив их достаточно, чтобы бросить сонный взгляд на свой магазин ещё раз. Наивного ангела не было видно, только Всемогущий знал, куда тот подевался, и у Азирафаэля осталось это чувство опустошенности в груди, так как все произошедшее тяготило его.       Кроули был прав, он был идиотом, и понятия не имел, как всë исправить. Нужно поговорить с Кроули, да, это было единственное, что он мог сделать, чтобы исправить всë, и всë же он был напуган.       Азирафаэль чувствовал страх и волнение, при мысли о встречи с Кроули. Не столько от того, что признал свою неправоту, сколько от того, что ему придётся встретиться с демоном и увидеть на его лице выражение болезненного и вынужденного безразличия. Он не хотел быть причиной этой боли Кроули — существа, которое… Было глубоко ему дорого.       Хотя он знал, что его чувства к демону были намного сильнее, чем он мог бы признать, Азирафаэль сопротивлялся в принятии истинной глубины своих чувств. Он боялся, что если признает это, то станет слишком уязвимым и подвергнется ещё большей боли. Однако, он уже осознал правду в своём сердце, не хватало только встретиться и признаться в этом словами.       Азирафаэль мог быть немного драматичным, но в тот момент он чувствовал, что лучше умрёт, чем признает возможность потери Кроули навсегда. Одно только представление о том, что демон злится на него, было по-настоящему ужасающим. Сама мысль, что его отношения с Кроули могут быть под угрозой, наполняла тревогой и отчаянием.       Поэтому, он поговорит с Кроули. Нужно сделать это, как бы ни было больно столкнуться с последствиями собственных действий. Теперь нужно поговорить с Кроули.       Приняв решение, Азирафаэль развернулся и выбежал из своего магазина, закрыв его взмахом руки, отправился в сторону апартаментов демона.

***

      Подойдя к демонским дверям, Азирафаэль замешкался.       Азирафаэль начал идти с железной решимостью, убеждённый в том, что ему нужно и что он должен поговорить с Кроули и, наконец, урегулировать всë. Однако по мере продвижения его охватывали сомнения и противоречия. Его разум был заполнен неуверенностью и смятением, и чувствовал ангел себя полностью эмоционально разваленным. Храбрость, которую он так долго взращивал в себе, развеялась в буре внутренних противоречий.       Между чувством вины, которое поглощало его, и замешательством, мучавшим его, Азирафаэль нашёл скрытое утешение, вспомнив, что Кроули был одним из немногих вещей, в котором он был уверен среди всей этой неопределённости. Несмотря на всë, что произошло, его уверенность в демоне осталась неизменной, и это дало ему небольшую надежду среди окружавшей его темноты.       Он мог бы сотворить чудо, чтобы добраться до двери демона и мог бы сотворить чудо, чтобы войти. Но он даже не был уверен, что Кроули здесь, и тем не менее что-то внутри вселяло в него немного уверенности, что это именно то место, где находится демон. Было неправильным использовать божественность в этот момент, как если он каким-то образом обманывал или делал что-то постыдное, что должно было показаться абсурдным, но не сейчас.       Он нервно дёрнул руками, переминаясь с ноги на ногу, прежде чем поднять изящный кулак и тихонько постучать в дверь.       Дверь не открывалась в течение долгого времени, так что он снова поднял кулак, чтобы постучать, начиная опасаться реальности, в которой Кроули откажется говорить с ним. Однако, прежде чем его костяшки пальцев коснулись двери, она открылась.       Азирафаэль созерцал фигуру Кроули, когда демон небрежно упёрся рукой о дверной косяк, скрытый за элегантными солнечными очками, которые мешали ему смотреть в глаза демона. Хотел бы он посмотреть Кроули в глаза в тот момент, чтобы прочитать, что демон на самом деле чувствует. Азирафаэлю же оставалась лишь возможность растолковывать скованность его позы и темноту очков.       Но он знал, что за этим было намерение скрыть свои эмоции и защититься от любой уязвимости. Это было типичным для Кроули, он всегда скрывал свое истинное «я» за саркастичным и безразличным фасадом. Впрочем, Азирафаэль знал, что за этим скрывается глубоко раненое и сложное существо.       Его рука всё ещё была поднята, и ангел робко опустил её, открыв рот, чтобы что-то сказать, что-нибудь, чтобы передать свои болезненные и запутанные эмоции, бурлившие внутри него, но ничего не вышло.       Сердце Азирафаэля сжалось, при виде отсутствия реакции на лице Кроули. Демон не казался впечатлённым, увидев его, и это ранило больше всего на свете. В его взгляде не было ни облегчения, ни радости, только пустое выражение, которое заставляло опасаться худшего. Он не ожидал, что Кроули обрадуется его виду, или что захочет поговорить с ним, но чувствовать этот холод было невыносимо.       Между ними наступила тишина, пока ее не нарушил рыжеволосый демон. — Азирафаэль.       Услышать своё имя из уст Кроули, просто имя, без какой-либо ласковой ноты или привычного «ангел», стало для Азирафаэля последней каплей. Напускная уверенность, служившая ему основой в разговоре, рухнула, выпуская наружу переполнявшие его эмоции.       Азирафаэль никогда не любил плакать. Он делал это нечасто, бывало прольет слезу то тут, то там из-за чего-то особенно прекрасного или грустного. Это было то, что он по-настоящему любил, что-то, что заставляло чувствовать себя ближе к людям и ощущать себя частью их красоты. И всë же, болезненные сдавленные всхлипы, вырвавшиеся из его уст сейчас, не имели ничего общего с человеческими слезами счастья или, возможно, горечи, и Азирафаэль вдруг решил, что очень презирает это чувство.       Язык тела Кроули изменился. Демон поменял положение руки, освобождая дверной проем. Он глубоко вздохнул перед тем, как впустить ангела в свою квартиру и закрыть дверь за ними.       Из-за слез Азирафель не мог рассмотреть окружающее его пространство. Шакс дала разрешение на возвращение Кроули в квартиру, но затуманившие зрение слезы, не позволили ангелу понять, остались ли в ней его вещи.       Ангельское дыхание стало быстрым и болезненным, и слова начали выходить из его рта, но не имели смысла даже для него.       Естественное красноречие, которым, как он считал, обычно обладал, в данный момент покинуло его, и он не мог вспомнить ни единого слова, которое репетировал по пути в уме. Помимо того факта, что чувство вины чудесным образом мешало добраться до квартиры, вполне возможно, оно также давало время обдумать всë, что он хотел сказать Кроули.       И тем не менее, когда он увидел ужасающе пустое лицо своего демона, все это осталось за дверью. Хотя он уже догадывался, что его ждёт       Азирафаэль внезапно почувствовал горячие руки на своём лице, поглаживающие его щеки, пока он плакал. — Дыши, ангел. Только дыши.       Азирафаэль сделал несколько глубоких и судорожных вздохов, концентрируясь на каждом вдохе и выдохе, чтобы успокоить свою тревогу. Он повторял этот процесс до тех пор, пока плач не начал стихать, концентрируясь на мягком шепоте мужчины напротив, на мягких ласках грубоватого пальца на его щеке.       По мере того, как интенсивность его эмоций угасала, вид Кроули перед ним снова начал проясняться. Яркие линзы его солнцезащитных очков блестели на свету, и Азирафаэль мог видеть волнение и заботу в глазах любимого компаньона. Это было напоминанием того, сколько значил Кроули для него, и того, что он всегда был рядом с ним. — Ох, Кроули, — снова попытался Азирафаэль сдавленным голосом, — мне так жаль.       Азирафаэль заметил, как губы Кроули скривились, а руки отдалились от ангельского лица, и его охватило ощущение холода и пустоты. Блондин жаждал успокаивающего прикосновения демона, но всё же знал, что Кроули нужно дать личное пространство в такой момент. — Я стоял в лифте и тогда понял… Что я наделал? Я был бы очень, очень несчастен на Небесах. Есть ещё вещи, которые я хотел бы исправить, до сих пор думаю, что это божественное, и тем не менее… — он посмотрел на Кроули, нахмурил брови, глядя на нарочито бесстрастное выражение на лице демона. — … Всë, о чем я мог думать, это оставить всë, как есть. Как плохо я себя чувствовал и как не уверен был во всём, что делал. Я не мог отречься от Земли, от людей или… Или от тебя. Кроули. Я отказываюсь это делать. Возможно, в этом я всë ещё эгоистичен, но никакая высшая сила не может значить для меня больше, чем ты. На мгновение я забыл о своих приоритетах.       Руки Кроули опустились, и он сделал шаг ближе. Уголок рта демона дрогнул, выдавая внутреннюю эмоциональную борьбу. — Твои приоритеты? И какими были бы твои приоритеты? — Ну… Мой магазин один из них.       Кроули сделал ещё один шаг к нему. — Конечно, ты не мог позволить этим старым пыльным книжкам снова загореться. — Точно! — И?       Азирафаэль сглотнул, когда Кроули стал ещё более угрожающим. — И, ну, абсолютно восхитительные блинчики! — И? — Сейчас Кроули был так близко, что Азирафаэль не просто почувствовал, как заливается румянцем. Он почти забыл, как дышать. — И… И ты, Кроули. Конечно же это ты… Ты…       Когда Кроули, наконец, снял солнечные очки, Азирафаэль почувствовал себя так, словно он был благословлён святым взором. Пристальный взгляд раскосых желтых глаз демона обрушился на него с такой силой, что у него перехватило дыхание. В этих глазах Азирафаэль увидел безграничность времени и Вселенной, почти такую же обширную, как космос, который они видели, когда Кроули сам ещё был ангелом много-много лет назад. Было больно, но тем не менее было прекрасно. Но также ангел увидел и кое-что ещё, то, что заставило его задрожать и почувствовать себя уязвимым.       Эмоции в глазах Кроули были глубокими и искренними, что Азирафаэль редко видел в нём. Он мог видеть внутреннюю борьбу, печаль и боль, которую демон так долго скрывал. Но также мог видеть что-то ещё, что-то, что наполняло его надеждой и радостью: любовь и заботу Кроули о нём.       Азирафаэль никогда раньше не видел его таким уязвимым. — Ангел… — голос Кроули звучал сдавленно, как будто он тоже был на грани, как будто не мог сказать ничего, кроме этого слова.       Он издал писк, когда Кроули наконец склонил голову ближе, одновременно его рука вновь любовно прикоснулась к его щеке, и он яростно поцеловал ангела.       На этот раз он не дал увлечь себя удивлению или страху, и напротив сильнее вцепился в спину демона, пытаясь подобраться к нему ещё ближе.       Их губы соприкоснулись, открывая неизведанную территорию их отношений. Языки сплелись в уникальном танце, далеко не синхронном, но таким желанном для них обоих. Рай и ад не имели значения, ни другие ангелы и демоны, потому что в тот миг существовали только они. Это была смесь тепла и очарования, симфония эмоций, которую Азирафаэль не мог описать словами. Это был его демон, его Кроули, нежно обнимавший и мягко целовавший его, и ангел был совершенно ошеломлён любовью, которую они разделяли.       Это были они, такие непостижимые. И чтобы не случилось после, они столкнутся с этим вместе, на своей стороне. Что-то, что существовало вне простых противоречий «хороших» и «плохих».       В конечном счёте их тела потребовали воздух и они отстранилась друг от друга, нежно соприкоснувшись лбами. И дышали. Внутри и снаружи, их грудные клетки поднимались и опускались как единое целое, совершенно синхронно. Спустя время, казавшееся вечностью, Азирафаэль заговорил. — Значит ли это, что ты меня прощаешь? — пробормотал он, его глаза наконец открылись. Кроули не ответил словами, но кивнул. — Серьёзно? — Азирафаэль выдохнул с надеждой в голосе. — Да, ангел, — вздохнул Кроули с нежным раздражением в тоне, — Я всë ещё злюсь, но я прощаю тебя. — Значит ли это, что ты вернешь свои растения в книжный магазин? Можно вынести книги и вещи из гостевой комнаты, — спросил Азирафаэль, пытаясь добавить кокетливый оттенок своим словам. — Пока ты не попытаешься снова перекрасить Бентли в жёлтый, — пошутил Кроули, и они оба засмеялись.       Время, казалось, остановилось, пока они смотрели друг на друга, без нужды в словах. Они знали, что им ещё со многим предстоит столкнуться и многое решить, но также они были уверены, что вместе они могут справиться с чем угодно.       Ибо были они против всего сотворения, и так было всегда.