АННА И ШТОЛЬМАН. КИНО И ЖИЗНЬ…

…Анна терялась в догадках, глядя на поведение Штольмана в отношении неё. Ведь она нравилась ему, девушка чувствовала это в каждом брошенном взгляде, в каждой его улыбке. Чрезмерная, по мнению Мироновой, опека над ней говорила о той же симпатии. Но его что-то сдерживало. "Не что-то, а кто-то," - тут же одергивала себя девушка. "Возможно, у него какие-то обязательства перед этой женщиной... А может его смущает разница в возрасте между ним и Анной? А может, вообще, ...его пугает её странный дар?" Чтобы отвлечься от всех этих мыслей, Анна подошла к своему домашнему пианино. Она так давно не садилась за него. Нужно потренировать руку и освежить в памяти мелодии, которые когда-то разучивала. И, наверно, нужно что-то попробовать из современного репертуара. Девушка не была уверена, что собравшиеся завтра гости будут большими любителями классической музыки. "Может Мурку им сыграть", - посмеивалась про себя Миронова. Погрузившись в музыку, она не заметила, как в темном углу комнаты появились два духа. Подняв глаза, Анна вздрогнула. Страшные раны на груди девушек и лица-маски всё ещё приводили в дрожь. Духи долго молча наблюдали за упражнениями Мироновой. Потом резко на нее обрушилась лавина картинок-воспоминаний последних часов жизни Светланы и Вероники. Страх и паника, безнадежность и ужас окутали Анну покрывалом. Она ухватилась за край инструмента, чтобы не упасть. Свет фар автомобиля, преследующего свои жертвы, слепил глаза. Девушки бежали и падали, и это продолжалось, кажется, бесконечно. Потом, дикий крик боли и перед глазами - кровавая пелена. Миронова очнулась. Её трясло. Отдышавшись, она медленно поднялась и отправилась к себе наверх… …Утром Анна проснулась с тяжелой головой. Всю ночь ей снились кошмары. На службе все собрались на обычную пятнадцатиминутку. Обсудили новости и ещё раз план действий на вечер. Штольман обратил внимание на поведение Мироновой. Она была молчалива и обособлена. Когда все опера разошлись, Яков обратился к девушке: - Анна Викторовна, мне кажется, что Вы неважно сегодня спали. Волнуетесь, переживаете, боитесь? Еще не поздно всё отменить. Эта идея с Вашим участием на вечеринке и мне не по душе. Миронова с удивлением посмотрела на начальника: - С чего Вы так решили, Яков Платонович? Я действительно плохо спала, но не из-за страха или волнения... Повисла пауза, и девушка поняла, что ее фраза получилась двусмысленной. Поэтому она поспешила добавить: - Я действительно переживаю и, конечно, чувство страха у меня тоже есть. Но меня больше потрясли видения, которыми делятся со мной духи погибших девушек. Мы должны как можно быстрее поймать этого человека. И защитить от него этих ни в чём не повинных девушек. - Ну, допускаю, что их вина всё-таки есть. Хотя бы в выборе рода занятий. Если бы они работали на фабрике или в офисе, шансов прожить долгую жизнь у них было бы больше, - не удержался от саркастического замечания Штольман. Миронова взглянула на начальника: - Думаю, мы не можем осуждать их за такой выбор. Уверена, они занимаются этим под давлением обстоятельств. Яков с усмешкой посмотрел на девушку: - Как же Вы наивны, Анна Викторовна. Тут позвонил Трегубов и сообщил, что вся аппаратура, которую запрашивали, пришла. Нужно её получить под роспись. В результате, через час Синельникову выдали очки со встроенной видеокамерой, микрофон и микронаушник. Мироновой достался микронаушник и маячок-определитель местоположения. Остальным операм- микрофоны. Вся эта гарнитура подключалась к аппаратуре, находящейся в минивэне. Еще час ушёл на опробование техники в деле. Штольмана это немного успокоило, но всё равно, чем ближе было к вечеру, тем он сильнее переживал, хотя старался вида не показывать. В четыре часа вечера Мироновой позвонила портниха и сообщила, что платье готово. Следователь отправил Коробейникова с Анной в ателье. Сам же Штольман с операми поехал в "Партнер". В шесть вечера все были там на своих местах. Коробейников, Ульяшин и Евграшин заняли свои наблюдательные посты, кто на улице, кто внутри здания. Штольман ожидал появления Анны в зале. Синельников в очках, одетый в костюм, с нотной папкой в руках находился рядом. Тут появилась Мамина в сопровождении нескольких девушек. Все они были красивы и при полном параде. Алла Львовна сразу направилась к Штольману. - Ну как Вам результат, Яков Платонович? - спросила с улыбкой женщина, показывая на девушку в красном. Яков поднялся, не сводя глаз с Мироновой. Анна все еще стояла в дверях. Чувствовала она себя не комфортно. Наряд, что заказала Мамина, был для нее непривычен и она ощущала себя почти обнажённой. Взяв себя в руки, девушка медленно двинулась в центр зала, осваиваясь в новом облике. Экстремально высокий каблук и длинный подол с высоким разрезом требовали особого внимания, поэтому она шла медленно. А Штольману показалось, что к нему плывет королева, звезда. Только с приставкой «порно». Мужчина начал закипать: "Мы же договаривались о наряде для пианистки! А это что за платье без платья? Тут у обычного мужика крышу сносит! Вон у Синельникова челюсть отпала. Что тогда говорить про маниакальных личностей," - всё это пронеслось в голове следователя ураганом. - Не слишком ли это откровенно для той роли, что мы определили Анне Викторовне? - наконец, произнес мужчина сухим тоном, стараясь держать себя в руках. - Но ведь нам надо привлечь внимание, верно? - Алла Львовна была уверена в правильности своего выбора. Тут Штольман не мог поспорить. Внимание Миронова привлечет однозначно. Яков не был уверен, что узнал бы ее в этом облике, да еще и в полумаске, закрывающей верхнюю часть лица. Но то, что он был сражен и не мог отвести взгляд, это точно... Анна выглядела роковой. Платье открывало полностью плечи и руки и держалось на тонких ниточках- бретелях. Лиф еле прикрывал красивую молодую грудь и давал волю фантазии. Дальше платье облегало тонкую талию и ниспадало в пол. Разрез спереди был так высок, что девушка рукой придерживала его, видимо, чувствуя неловкость. Миронова повернулась к Маминой и у Штольмана самого от изумления чуть ли не открылся рот. Сзади декольте платья уходил до поясницы, открывая полностью изящную спину. А ниже поясницы ткань откровенно обтягивала рельефные выпуклые ягодицы и переходило в длинный шлейф. Яков крякнул, увидев эту сногсшибательную картину и начал теребить манжет. - Так что, Яков Платонович? - нетерпеливо переспросила хозяйка, - сейчас уже клиенты начнут подходить… Штольман кивнул, соглашаясь, хотя с языка были готовы сорваться слова протеста, и подошел к Мироновой и Синельникову. Дав им последние наставления, он покинул здание и вернулся в полицейский минивэн с аппаратурой. Там уже его ожидал молодой лейтенант-оператор, с включенными мониторами. На одном из них был виден зал, благодаря одной наспех установленной камере, а другой монитор передавал то, что видел Синельников… … Анна никак не могла освоиться в новом образе. При каждом движении или повороте она то хваталась за декольте, то придерживала разрез. Алла Львовна, видя это, попыталась успокоить девушку: - Анна Викторовна, прошу Вас расслабиться и успокоиться по поводу платья. Всё сидит идеально, - улыбнулась она Мироновой. - Вам нужно как можно естественней себя ощущать, как будто всё это для Вас привычно, иначе Вы можете вызвать подозрения, - убежденно говорила женщина. Анна согласилась с её доводами и направилась к роялю… … Штольман наблюдал обстановку в монитор. Действительно, скоро в зале появились мужчины, девушки оживились, официант стал разносить первые бокалы с шампанским. Миронова начала наигрывать мелодию. Синельников стоял позади неё, немного в тени. Второй монитор долго и упорно показывал прямую обнаженную спину с одиноко покоившимся на ней длинным локоном и, обтянутые красным шёлком, ягодицы, сидящей на пуфе девушки. Яков не выдержал и гаркнул в микрофон: - Синельников, чем Вы заняты? С непривычки получилось достаточно громко. Синельников вздрогнул и отвернулся. Анна тоже вздрогнула, услышав резкий окрик начальника, и оглянулась на Егора. Не поняв, что произошло, она снова обернулась к роялю. К ней стали подходить то девочки, то клиенты… В середине вечера один из них, перебрав, видимо, горячительных напитков, облокотился на крышку рояля и долго слушал, как играет Миронова. Дождавшись окончания очередной мелодии, мужчина взял руку девушки и поднес к губам. Синельников тут же оказался рядом. Любитель музыки поклонился и удалился к другим девочкам. Анна держалась молодцом. Всем любезно улыбалась, на все вопросы клиентов, пытающихся с ней поговорить, отвечала качанием головы с всё той же улыбкой. К одиннадцати вечера мероприятие подошло к концу. Несколько девушек направились в кабинет Маминой оформлять договора. Алла Львовна тоже весь вечер старалась держать всех в поле зрения. Про пианистку спросили двое. Никто из присутствующих не напоминал внешне тех, кто увез погибших девочек. Её окликнули, и она ушла в свой кабинет. Синельников, выведя Миронову из зала, переговорил со Штольманом и получил от него разрешение отвезти девушку домой на машине начальника, потом отогнать машину к дому следователя и быть свободным. Так и поступили. Убедившись, что за ним нет хвоста, лейтенант отвез Миронову домой… Анна вошла в комнату, где под бормотание телевизора её дядя раскладывал пасьянс. Увидев свою племянницу, мужчина замер с картой в руке. - Аннет, я всё понимаю, но...где ты в таком наряде была? - поднял брови в изумлении Миронов. - Именно там, где ты и подумал, - улыбнулась девушка. - Прости за любопытство, а что ты там делала? - продолжал удивляться Петр Иванович. - Работала, дядя, - устало улыбнулась Анна и подошла к своему пианино. Брови мужчины поползли еще выше. - Стесняюсь спросить... кем? - не унимался Миронов. - Надеюсь, ты не настолько плохо обо мне думаешь, - подмигнула Петру Ивановичу девушка, - не волнуйся, у нас там проходила операция... секретная, - добавила Анна и поднесла к глазам свою маску, которую всё еще держала в руках. - Штольман тоже был с тобой на этой операции? - спросил Миронов. - Да, а почему ты спрашиваешь? - подошла девушка к дяде. - Волнуюсь потому что. За тебя. В таком виде, - буркнул мужчина и еще раз оглядел племянницу, - а с ним, надеюсь, ты в безопасности. Анна хмыкнула и, чмокнув дядюшку в щёку, пошла наверх к себе. - Извини, очень устала. Спокойной ночи, - бросила напоследок Анна, поднимаясь по лестнице. Миронов проводил взглядом племянницу и, как мужчина, посочувствовал её начальнику. Анна в таком наряде могла свести с ума любого мужчину, даже такого, как подполковник Штольман… …Анна и правда очень устала. От напряжения, от дискомфорта непривычной одежды, от внимания и от необходимости постоянно улыбаться. Хотелось принять ванну, смыть эту тонну макияжа и закутаться в свой уютный домашний халат… Штольман поздно вечером, наконец, вернулся домой. Проверил, что его машина припаркована у дома, и мысленно похвалил Синельникова. Ложась спать, Яков не мог понять, радуется ли он, что вечер прошел спокойно или нет. Хорошо, что ничего не произошло. Но это значит, что, вероятно, придется всё повторить в ближайший четверг. Снова тревога, волнение за исход операции и безопасность своих подчиненных, и снова Миронова в этом сногсшибательном облике. Сегодня, впервые, он ощутил, что тщательно сдерживаемые им эмоции и желания, выходят из-под контроля. Он желал эту женщину и очень боялся этого. Потому что вскрывал в себе, непознанные ранее, такие чувства как ревность и собственничество. Впервые ему приснился эротический сон с Анной в главной роли. Где он был готов на всё, ради её одного слова: "Да". Проснулся Яков с твердым убеждением, что этот человек - Миронова Анна Викторовна, должен жить, радоваться и радовать мир своим существованием и своей красотой. А он, подполковник полиции Штольман, должен приложить для этого все усилия и не допустить, чтобы с ней что то произошло... Рабочий день начался как обычно. Все собрались в кабинете Штольмана и обсудили вчерашнюю операцию. Всех мужчин из бюро решено было проверить по базам. Яков бросал украдкой взгляд на Миронову. Сегодня, одетая в свою повседневную одежду и с легким макияжем, она ничем не напоминала вчерашнюю женщину-вамп, но картинка в памяти мужчины отсканировалась и прочно заняла там почетное место. Кажется, он стал немного по-другому на нее смотреть. Уже как на взрослую зрелую женщину, а не как на юную девчонку. Вот и Синельников все время глаз с Анны не спускает. И, выходя из кабинета, не удержался от еще одного горящего взгляда в ее сторону. А она, кажется, как-то по-особенному, ему улыбнулась в ответ. "Так, стоп! Надо прекратить себя накручивать, за всеми наблюдать и взяться за работу, наконец," - осадил себя следователь. Коробейникову было поручено шерстить все базы дальше. А сам следователь поехал в больницу, где умер доктор Головин. Нужно было разобраться в его смерти. Собрав весь медперсонал отделения реанимации и допросив его, следователь выяснил следующее. Дежурившая в ту ночь медсестра была новенькой в этом отделении и, когда к больному Головину подошел человек в медицинской одежде, она решила, что это один из врачей. Так как не помнила еще всех в лицо. Описать этого человека женщина не могла, так как на нем была медицинская маска, очки и шапочка. Тут Штольману позвонил Коробейников и доложил, что у них вызов. Труп в квартире. Следователь поехал по указанному адресу. Зайдя в мрачную и требующую ремонта квартиру, Штольман застал там уже работающего доктора Милтца, Коробейникова, Евграшина и местного участкового. На полу в луже запекшейся крови лежал пожилой мужчина. В соседней комнате всхлипывала женщина, рядом с ней находилась Миронова и пыталась успокоить ту. Штольман узнал от женщины, что здесь проживал её отец. Она сама жила отдельно. Не сумев в очередной раз дозвониться до отца, женщина приехала и застала того мертвым в луже крови. Испугавшись, она вызвала полицию. Подозревала, что отца мог убить один из его приятелей собутыльников. Пожилой человек часто прикладывался к бутылке. Анна отвела следователя в сторону и рассказала, что, судя по увиденной ею картинке, мужчина не был убит, а потерял сознание и больше не очнулся. Штольман внимательно взглянул в глаза Мироновой, каждый раз удивляясь её сообщениям. Тут Милтц подозвал к себе следователя и доложил, что не обнаружил никаких ран на трупе. Скорее всего смерть наступила от обильной кровопотери. У мужчины пошла кровавая рвота горлом, он потерял сознание и умер. Точную причину смерти можно будет сказать после вскрытия. Но Милтц предположил, что виной всему алкоголь. Штольман приказал уносить тело, и они всей группой поехали обратно в отделение. Там составили протокол, дочь умершего подписала все документы, и ее отпустили. Только немного все вздохнули, Штольмана вызвал к себе Трегубов по поводу дела маньяка. Вместе с ним пошли Миронова и Синельников. Полковник требовал результатов. Яков доложил, что прошлый вечер был спокойным. Всех заинтересованных в знакомстве с пианисткой они уже проверяют. Помолчав, следователь добавил, что, скорее всего, их убийца залег на дно, и высунется еще не скоро. Если он умный. - А если он психически болен? - задал вопрос Трегубов - Анна Викторовна, что говорит по этому поводу психология? - Тут скорее совет психиатра требуется, Николай Васильевич, - вздохнула Анна, - но такое не исключается. - Тогда будем надеяться на успех и продолжим, если других версий пока не нарыли, - пожал плечами полковник и отпустил всех. Штольман с Коробейниковым решил проехать по всем мастерским, которые обзвонила Миронова. Анна только собралась поехать с ними, как ей позвонили и пригласили через два часа на репетицию в Дом молодежи. Следователь предложил подвезти её, и девушка вышла с мужчинами на улицу к машине. Но тут телефон Мироновой снова заиграл. Это был Шумский. Он сказал, что едет мимо её управления и может заехать. Анна согласилась. В итоге, Штольман уехал по делам, а Анна поехала с Иваном. На репетиции режиссер решил вальс все-таки оставить, но танцевать его Снегурочка будет не с Дедом Морозом (ведь он всё-таки дед), а со Снеговиком - это должно было выглядеть забавнее. Актер, его играющий, умел немного вальсировать, и это облегчило задачу режиссеру. Репетиция затянулась до вечера. Но Анна успела и на свои танцы. Её, конечно же, подвез Шумский. Девушке пришлось пообещать завтрашний вечер уделить Ивану. На этом они попрощались…