***
«Легче рассказать историю о том, как люди ранят друг друга, чем о том, что их связывает». Энн Карсон
Был знойный вечер, когда Вэй Усянь повернулся к Цзян Чэну и бросил ему вызов в соревновании по плаванию. Им следовало бы быть готовым к ужину, но день был настолько жарким, а его одеяние прилипало к его телу, что вызывало дискомфорт. Они побежали вниз по пристани, остановившись только для того, чтобы снять свои верхние ханьфу и обувь, после чего они прыгнули в холодную реку. Это был весёлый конец летнего дня, цикады начинающие петь после того, как солнце ушло за горизонт. Цзян Яньли позвала их с пристани, после чего она вернулась назад, чтобы помочь с ужином. Первым вышел из воды Вэй Усянь стряхивая лишнюю воду со своих волос, он подошёл к их вещам и передал некоторые из них Цзян Чэну. Когда он протянул свою руку, чтобы забрать верхнюю ханьфу, Вэй Усянь не дал ему это сделать. — Прекрати дурачиться! А-Ли попросила нас поторопиться, — сказал Цзян Чэн пытаясь выдернуть одежду с хватки Вэй Усяня. Вэй Усянь представился альфой, тем летом и это сделало его невыносимым, ок красовался перед Цзян Чэном при любом удобном случае. Цзян Чэн закатил свои глаза, Вэй Усянь не обратил никакого внимания и прижал ханьфу шиди к своему носу. — Вэй Усянь! — закричал Цзян Чэн, потому что то, что делал его шисюн не было вежливым по отношению к другим людям. — Шиди, ты поменял мыло? — Что? Вэй Усянь подошёл ближе, наклонившись к Цзян Чэну и вдохнул воздух почти касаясь его шеи. Глаза Цзян Чэна широко раскрылись, когда он увидел, как глаза Вэй Усяня стали насыщенного тёмно-золотистого цвета. — В-Вэй Усянь! — Ты пахнешь действительно хорошо, шиди. Его голос изменился, стал глубже, чем когда-либо, какая-то внутренняя причина заставила Цзян Чэна отшатнуться, он сделал шаг назад и это была его ошибка. Инстинкт альфы взял верх над Вэй Усянем, двинулся в сторону Цзян Чэна. Юноша застыл на месте в то самое мгновение, когда увидел, как Вэй Усянь начал открывать свой рот, показывая острые зубы, его инстинкт сработал, когда он почувствовал запах своего шисюна, смесь его мыла и речки и что-то ещё. Недолго думая Цзян Чэн развернулся и начал бежать. Он побежал через причал по направлению к беседке, где была его сестра некоторое время назад. Ноги несли его чисто на инстинкте, но Вэй Усянь всегда был быстрее, поэтому он схватил его тем самым останавливая, удар выбил весь воздух с лёгких Цзян Чэна; минуту юноши пристально смотрели друг на друга. Цзян Чэн застыл, когда Вэй Усянь почуял его. Вэй Усянь не знал, что что-то может так чудесно пахнуть, это был запах прохладного утра летом, сладость засахарённых фруктов; волосы Цзян Чэна были всё ещё влажными и прилипали к его шее и плечам, тёмные пряди контрастировали с прекрасной бледной кожей, тем самым делая рот Вэй Усяня полным слюной. Он открыл свой рот, чтобы тщательно понюхать омегу, делая большие глотки воздуха, как Цзян Чэн лежал под ним, его коричневые зрачки были широкими, после нескольких морганий он заметил, что глаза его шиди тоже светились, красивым бледно золотым цветом, что заставило что-то щёлкнуть внутри Вэй Усяня, он не осознавал, что он кусал Цзян Чэна до тех пор, пока не услышал его крик. Это заставило Вэй Усяня застыть. Смотря вниз Вэй Усянь заметил, что Цзян Чэн истекал кровью, а из его глаз лились слёзы. Вэй Усянь почувствовал, как от омеги исходил запах бедствия, делая его слабым. Поднялось волнение, когда пришла Цзян Яньли. Вэй Усянь быстро отпрыгнул от Цзян Чэна будучи всё ещё удивлённым запахом. Цзян Чэн всё также оставался лежать на земле при этом продолжая плакать. Вэй Усянь хотел подойти к нему и успокоить его. Поведение омеги пробуждало внутри Вэй Усяня что-то, что кричало, чтобы он защитил и помог ему. Но в этот момент прибыли Цзян Фэнмянь и госпожа Юй. Всё внимание было сосредоточено на Цзян Чэне, как только он открыл свои глаза, которые всё ещё светились бледно золотым цветом. Госпожа Юй стала задыхаться, Цзян Фэнмянь сделал шаг назад и именно Цзян Яньли с помощью одной из своих служанок быстро увела Цзян Чэна к лекарям. Официально та ночь стала подтверждение того, что Цзян Чэн стал омегой, но они решили это скрыть и сделали его бетой. Той ночью Цзян Фэнмянь и госпожа Юй в виде исключения согласились, что это будет самое лучшее, что можно было сделать для их сына. В последующие годы Вэй Усянь изо всех сил старался держаться поближе к Цзян Чэну, пытаясь уловить его тонкий запах, ища тот сладкий аромат, который он смог ощутить тогда. К тому времени, когда Вэни нападут на Пристань Лотоса, он забудет, на что был похож этот запах, он будет помнить только то, что это было похоже на счастье.***
С тех пор это был секрет, что золотое ядро Цзян Чэна было запечатано, после того как он представился, дабы избежать подозрения, его энергия инь была выше, чем у альфы, отмечая его как омегу. Безопаснее заблокировать её, чем объяснить, почему наследник ордена Юн Мэн Цзян не являлся альфой. Цзян Фэнмянь покинул лазарет, так как лекари объясняли процедуру Цзян Чэну и госпоже Юй. Лекари подавили его золотое ядро и вместе с ним его статус омеги. Цзян Чэн чувствовал, как его грудь и его конечности онемели. Он ощутил слабость, его глаза, горевшие непролитыми слезами. Он был омегой; он знал, что это значило. Если он не потеряет своего статуса Цзяна, если его природа когда-либо будет раскрыта, он не сможет оставаться наследником. Цзян Яньли была бетой и была помолвлена с наследником ордена Цзинь, поэтому она не могла быть наследницей. То, что он был омегой, оставило пробел в руководстве его ордена. Никто и никогда не говорил о том, что омеги были когда-либо избраны в качестве главы ордена. Существуют сказки про омегу, жившую давным-давно, чей орден был среди других великих орденов, она использовала энергию инь для самосовершенствования, она даже создала амулета настолько мощный, что другие великие ордена должны были объединить усилия, чтобы разрушить его. С этого времени это стало негласным правилом, что их высокий уровень энергии инь означало, что омеги были негодными, чтобы возглавлять праведные способы самосовершенствования. Их натуры всегда были непостоянные и были склонны к зловещим хитростям. Никто не говорил о Лань И, о том, кто возглавил их орден и привёл его к процветанию в своё время. Или о Баошань Саньжэнь, выдающуюся омегу, которая почти достигла бессмертия, её ученики были либо бетами, либо омегами, которые были одарёнными в плане самосовершенствовании, несмотря на их вторичный пол. Цзян Чэн желал знать, как он мог превратиться из выдающегося наследника в позор для всего ордена. Его мать вывела его наружу в тот день, когда его слёзы высохли, она схватила его своими руками и прошептала: — Забудь, что тебе сказал твой отец, ты принадлежишь к семье Цзян и ты не можешь принести позор в наш орден. ты меня слышишь? Цзян Чэн мог только кивнуть, всё ещё потрясённый новостями, он был слишком высоким, слишком большим, никто не мог предположить, что он представится как омега. — Хорошо. Теперь ты начнёшь тренироваться со мной после основных тренировок. Ты не будешь отставать по развитию не от кого. Он был официально бетой, никто не ожидал, что золотое ядро беты будет исключительно сильным, но оно работало, и это было хорошо. Он знал, что его мать никогда бы не согласилась с чем-то меньшим, что будет лучше для него. Он кивнул, его лицо стало хмурым, он будет работать усердно, и он станет тем, кого его родители всегда хотели видеть.***
Вэй Усянь всегда осознавал вещи слишком поздно; как в тот вечер на пирсе, когда Цзян Чэн представился омегой, он сделал глупость, он потерял контроль над сами собой. Было слишком поздно, когда он пришёл в себя и понял, что он был связан со своим шиди. После лекари разорвали связь, когда они подавили золотое ядро Цзян Чэна. Все, включая Вэй Усяня, были согласны с тем, что так будет лучше для Цзян Чэна. Вэй Усянь не представлял себе, что это будет значить для него до тех пор, пока они дали Цзян Чэну новую комнату, которая находилась очень далеко от их прежней комнаты, в которой теперь был только Вэй Усянь. Когда он лежал в своей кровати и дрожал, он понял, что они больше никогда не будут делить комнату на двоих. Вэй Усянь понял, что это была первая ночь в отдельности от Цзян Чэна с той ночи, когда он впервые прибыл в орден Юн Мэнь Цзян. Он также не осознавал, что брачная связь - единственная вещь, что сохраняла его привязанным к Цзян Чэну. Смотря сейчас на Цзян Чэна, между ними была надлежащая дистанция, когда госпожа Юй или Цзян Фэнмянь были поблизости, это было похоже на то, как его стрела впервые попала в цель, как на вкус супа Цзян Яньли, когда ему грустно, это напоминало ему о том, как он впервые победил яо на ночной охоте. Ему нравилось говорить себе, что это потому, что Цзян Чэн был его семьёй. Он напоминал себе, что он должен заботиться о своих близких людях. Кроме того, нельзя было объяснить, почему чувства стали тёмными в тот момент, когда он увидел, как Цзян Чэн снимал своё верхнее ханьфу тем летом, когда они тренировались, тонкая ткань внутренних одеяний покрывали его тело делая части тела видимыми. Это не объясняло, почему клыки Вэй Усяня зудели, а его лицо стало красным, когда он увидел, как капельки воды стекали по шее и спине Цзян Чэна, когда он вынырнул из-под воды; или почему его сердце трепетало, когда лучи солнце отражались в глазах его шиди, прекрасный янтарь в определённое время вечера. Он не чувствовал такого ни по отношению к Цзян Яньли, ни по отношению кому-либо ещё. Иногда Цзян Чэн ловил его пристальный взгляд, иногда глаза Вэй Усяня выдавали его, и он спрашивал в чём дело. Вэй Усянь прикрывался смехом и случайными прикосновениями, от которых, к счастью, Цзян Чэн никогда не отклонялся. Последнюю вещь, которую он не понимал, пока не стало слишком поздно, насколько значила для него надежда когда-либо стать самым важным человеком для Цзян Чэна, и как он разрушил все свои шансы на это в тот день, когда отдал своё золотое ядро. Он знал, что это было невозможным, чтобы быть парой Цзян Чэна, не с секретом, из-за которого обеды в доме семьи Цзян были ещё более напряжёнными, не с тем, насколько это имело значение для его шиди однажды стать главой ордена, но во всяком случае Вэй Усянь задумался, смог ли он остаться на его стороне, может быть, украсть ночь или две в его компании, когда Юнь Мэн Цзян будет восстановлен. Это было отдалённой мечтой, но одно, что Вэй Усяню нравилось так это утешать себя в своих горениях в одинокие ночи. Про всё это он думал в тот момент, когда Вэнь Цинь пересаживала его золотое ядро Цзян Чэну; он ожидал, что его тело похолодеет. Яркий резкий свет внутри него наконец потемнел. Что было удивительным, так это то, что внутри его грудной клетки была острая боль. Это не имело ничего общего с потерей его золотого ядра, боль никогда не уходила. Агония потери его золотого ядра отвлекала его достаточно, что он не думал слишком много о том, чтобы это могло значить. Во всяком случае сейчас Цзян Чэн мог жить полной жизнью и найти альфу, что не был бы Вэй Усянем. В своих снах Вэй Усянь кричал, когда Вэнь Цинь вырезала его золотое ядро, он чувствовал, как его горло сжималось всё сильней и его крики были издаваемые на высоких нотах. Его клыки уменьшились, его глаза начали кровоточить. Это было мучительно. Вэй Усянь приходил в себя между своими ночными кошмарами и боль, которая была вызвана отсутствием его золотого ядра. Что-то было с ним не так. Он не мог хорошо слышать запахи, его рефлексы не были быстрыми. Прошло много времени, когда он смог сказать, что даже его запах изменился. Он желал спросить про это у Вэнь Цинь или взять какие-либо медицинские трактаты для поисков ответов. Он чувствовал это, когда он ждал Цзян Чэна, который придёт на указанное место встречи, когда люди подходили близко к нему, Вэй Усянь видел тонкие изменения в их поведение. Они не могли ошибиться в том, что он их подставил. Его глаза также больше не светились. Но бетой он точно не был, его клыки всё ещё были острые, у него всё ещё был его альфа-голос, но он больше не пах как альфа. Действительно то, что он чувствовал пустоту, где было его золотое ядро и его связь с Цзян Чэном однажды, которая была более болезненной особенно ночью, когда приходили кошмары. Он неосознанно мечтал о своём шиди в своих руках, когда они бежали с Пристани Лотосов с Вэнь Нином. В его снах Цзян Чэн никогда не просыпался или когда он просыпался он не узнавал его; иногда у Цзян Чэна была зияющая рана в том месте, где должно было быть его золотое ядро. И неважно, что Вэй Усянь делал, но он не мог остановить кровотечение. Самое ужасное было, когда он представлял, как нашёл Цзян Чэна со свежей брачной меткой на его шее. После этого он больше не мог заснуть ночью. Каждый новый день, когда он просыпался, то боль заставляла его хотеть кричать, заставляла его хотеть убить Вэнь Чао или даже сожалеть о том, что поступил так опрометчиво. Но он не делал ни того, ни другого, ожидая, когда Цзян Чэн придёт к нему. «Я обещал им, что буду заботиться о Цзян Яньли и Цзян Чэне», — напоминал он себе. Даже если бы он этого не сделал, нет ничего, чего бы он не сделал для ордена Цзян. После того, как Вэнь Чао нашёл его. Когда они пытали его, только одна вещь, сохраняющая его веру то, что его нашли одного. Оставив Цзян Чэна и Цзян Яньли в безопасности, это единственное, что он мог сделать для них. Но Вэнь Чао допустил серьёзную ошибку, когда он насмехался над Вэй Усянем, он не попался на приманку, Вэнь Чао наклонился ближе и прошептал о том, какой милой и податливой была омега, которая относилась к главной семье и как было хорошо его людям играть с такой особой. Несмотря на боль и отсутствие золотого ядра Вэй Усяню удалось усмирить двух удерживающих его охранников и атаковать ещё двоих, которые пытались помешать ему добраться до Вэнь Чао. Только когда вмешивался Вэнь Чжулю, они, наконец, снова взяли под свой контроль Вэй Усяня. Второй ошибкой Вэнь Чао было то, что он самолично не убил Вэй Усяня. Когда Вэй Усянь погрузился в Могильные Курганы его мысли были сконцентрированы только на одной вещи, а именно мести.***
Могильные Курганы были настоящим адом. Энергия обиды душила его, он был сконцентрирован на том, чтобы оставаться в сознании, чтобы не поддаться на возмутительные крики голосов тех душ, которые были там. Наверное, падение действительно убило его, наверное, он действительно был в аду. Смерть не могла быть такой ужасной, как то, что сейчас переживал Вэй Усянь. Это заняло время, но Вэй Усянь понял, что он мог пускать по каналу энергию с помощью инь и воли к жизни. Благодаря этому он оставался живым, каким образом энергия обиды вместо того, чтобы пытаться убить его, стала работать на него, было не понятно. Тремя месяцами позже он выбрался с Могильных Курганов намереваясь отомстить. Всё шло по плану пока он не схватил Вэнь Чао и увидел Цзян Чэна стоящего перед ним, красивого, прекрасного Цзян Чэна, он даже выглядел лучше, чем помнил Вэй Усянь. Его разум всё ещё сотрясало от вида его шиди. Цзян Чэн пересёк расстояние и обнял его. Вэй Усянь замер, чувствуя давление энергии обиды вокруг себя, руки адептов ордена Вэнь удерживали его, Вэнь Нин удерживал его, умоляя не двигаться — боль закончится раньше, если господин Вэй перестанет так много двигаться. Затем запах поразил его, свежесрезанные лотосы, сладких тангулу. Он проснулся от кошмара, когда пальцы его рук были переплетены с пальцами его шиди. Он почувствовал, как Цзян Чэн отпустил его, когда он начал поднимать руки, чтобы обнять его в ответ. Вэй Усянь на какое-то время закрыл глаза, чтобы прийти в себя. Вэнь Чао издал жалкий вскрик с угла, удачно напомнив Вэй Усяню про его миссию. Цзян Чэн не задавал много вопросов, чему Вэй Усянь был несказанно рад, но, к сожалению, Лань Ванцзи тоже был там. Вэй Усянь умел вести себя хорошо; сегодня не время и не место, и, что более важно, у него были более неотложные дела, о которых нужно было позаботиться. Цзян Чэн принял его сторону, Лань Ванцзи оставил свои скучные идеи праведности. В конечном итоге Цзян Чэн остался, он также хотел свести свои счёты. Он был счастлив помочь Вэй Усяню с его планами.***
Цзян Чэну всегда говорили, что он будет альфой. В конце концов невозможно стать омегой, когда оба родители таковыми не являлись. Вот почему, его вторичный пол его так удивил. Даже если он любил Пристань Лотосов и стремился стать Главой ордена Юн Мэн Цзян, он также желал знать какой будет его жизнь, если он останется омегой. У него даже не было времени, чтобы узнать или увидеть действительно ли мир выглядел и ощущался острее с его обострёнными чувствами или будут ли его рефлексы такими же хорошими, как у Вэй Усяня. Всё, что он помнил, это страх от того, насколько была расстроена Юй Цзыюань и что Цзян Фэнмянь даже тогда не посмотрел на него. Лекари сказали, что Цзян Чэн не сможет назвать разницу между тем, когда он ещё не пробудил свой вторичный пол и когда подавление его омеги начало работать. Может быть, это было ложью, потому что Цзян Чэн всё ещё мог чувствовать омерзительный запах злого альфы или приторный запах, расстроенный омеги. Он всё ещё мог чувствовать взгляд любопытных глаз, что следовали за ним после его презентации, когда он был рядом с альфой. К счастью, у него не было времени, чтобы на это обращать своё внимание. С его подавленным ядром он был вынужден тренироваться вдвое больше, когда другие адепты отдыхали, ему приходилось постоянно медитировать, даже тогда он едва мог идти в одну ногу с Вэй Усянем и остальными адептами его возраста. Так что, возможно, быть омегой не так уж и здорово, если это всё, что есть. Ему всё ещё хотелось бы знать. Вэй Усянь как обычно был бесстыжим, всё ещё продолжал стоять слишком близко к Цзян Чэну, что было нормально для двух альф или альфы и беты. Но Вэй Усянь знал Цзян Чэна лучше, чем остальные. Вэй Усянь знал лучше, но он продолжал хвататься за плечи Цзян Чэна, за его руки, крепко его обнимать. Цзян Чэн знал тоже, но он позволял Вэй Усяню продолжать то, что он делал. Только так он мог уловил отдалённые запахи аромата Вэй Усяня, чего-то цитрусового и пряного. Возможно, Цзян Чэну это просто показалось, а может, это потому, что Вэй Усянь ел так много острой пищи. Он не должен был ничего чувствовать, ни из-за подавления, ни из-за того, сколько времени прошло с тех пор, как он представился. Может быть, поэтому не так больно, когда Вэнь Чжулю разрушил его золотое ядро (так оно и было, ослепляющая боль, пронизывающая его тело, бесконечно сильнее, чем всё, что он когда-либо испытывал, и оставшаяся пустота — не думай, не думай, не надо). Он привык жить без этого. Когда Цзян Чэн увидел Вэй Усяня через дыру в крыше, наблюдения (живого, боги, он жив), Цзян Чэн почувствовал, что снова мог дышать. Когда они наконец проникли внутрь, Цзян Чэн не мог не желать, чтобы Вэй Усянь оказался в его объятиях. Вэй Усянь был жив. Но что-то не так, он пытался остановить хныканье, вырывающееся из его горла, когда всё, что он мог почувствовать от Вэй Усяня — это дым и смерть. Пряности и цитрусовые Вэй Усяня, его чудесный аромат нигде нельзя было найти.