Принцы и принцессы

Дазай смотрит на яркий экран компьютера так долго, что глаза начинают болеть. Он насильно заставляет себя отвести взгляд и трёт глаза через тонкие веки, хотя знает, что так делать нельзя и что у него опять будет болеть голова. Но она у него и так болит. Дазай искренне старается работать. Каждый день. Просто это… сложно. Он с уверенными мыслями, что сегодня он будет продуктивным, каждый раз садится за работу, но даже нажимать на клавиши вмиг становится лень. Он снова ничего не делает, убеждая себя, что люди ленятся, потому что бессознательно считают это действие бессмысленным. А потом в голову невольно приходят всякие… мысли. Что все его действия бессмысленные. Что его существование бессмысленное. Что он сам бессмысленный. В итоге Дазай почти весь рабочий день умирает внутри, натягивая дежурные улыбки для коллег. И так каждый раз. Дурацкий замкнутый круг. Дазай с беззвучным стоном валится на стол перед компьютером. Голова раскалывается. Потому что он выпил сегодня ночью. Он ненавидит дни, когда ему приходится спать одному в комнате агентства. Потому что, он знает, его нужно останавливать. В его комнате до сих пор можно найти лезвия, бутылки с сакэ и сигареты. Ужасно. Особенно ужасно лежать одному в темноте на смятом футоне и бездумно смотреть в тёмный потолок, пока навязчивые мысли разрывают изнутри. В этот раз Дазай смог убедить себя не трогать лезвия, а взять бутылку алкоголя, виновато решив, что это не так чревато. И теперь у него болит голова. Дазай задумчиво смотрит на свои руки, бездумно ковыряет бинты. Тонкие пальцы легко обхватывают худое запястье и с силой стискивают. Дазай, прикрыв глаза, сосредотачивается и даже не морщится. Но подавляет желание сбежать куда-нибудь. Он пообещал своим любимым, что больше не будет переносить боль внутри на свои запястья, на желание умереть. Пообещал, что будет приходить к ним, если снова станет плохо. И старается. Не так часто говорит, что с ним, но приходит, чтобы уткнуться в изгиб шеи. Старается. Сейчас тоже нужно сделать не так много, чтобы успокоиться. Подойти к Сигме или позвонить Чуе. Дазай приоткрывает глаза и водит взглядом по помещению. Сигму быстро находит: тот о чём-то разговаривает с Куникидой около окна. И невольно широко улыбается, так тепло, что по телу от груди — сердца — расходится тягучий, словно мёд, жар. Дазай удивлённо приподнимает брови, осознав, что просто глупо улыбается, и тихо усмехается. Надо же, как просто. И не нужно подходить и снова жаловаться на жизнь, нагружая его парня. Действительно, зачем думать о себе и о своей никчёмной жизни, если можно думать о Сигме? Дазай, сложив подбородок на руки и не переставая улыбаться, лениво наблюдает за работающим Сигмой, наслаждаясь зрелищем перед ним. Сегодня — впрочем, как и всегда, — он выглядит шикарно. Короткие сапоги на широком каблуке; тёмно-синие брюки, широкие у лодыжек и зауженные сверху, плотно обтягивающие худые ляжки, с высокой талией. Короткая тёмно-синяя жилетка с мелкими блёстками, лёгкая белая рубашка с рукавами-фонариками, очерчивающими тонкие запястья, и тёмно-синий пиджак, накинутый на плечи. Сигме очень идёт, и Дазаю безумно хочется приобнять его за талию и закружить в танце, как когда-то. Сигме безумно идёт многослойная одежда с множеством витиеватых деталей. Он становится похожим на молодого графа. Или на принца. Красивого молодого принца из самой романтичной сказки. Его принц. Погружаясь в подобные грёзы, Дазаю становится безумно тепло. Потому что такой красавец, принц, милый Сигма — его принц. Его и Чуи. Сигма случайно перехватывает его тёплый взгляд. Уголки его тонких губ несдержанно дёргаются в приятной улыбке, и Дазай чувствует себя самым счастливым на Земле. Зачем умирать, если у него есть такой принц? Целых два принца? Улыбнувшись Сигме, Дазай переводит взгляд на часы на экране компьютера в нижнем правом углу. Три. Два. Один… — Мой рабочий день окончен! — Дазай так неожиданно вскакивает, что половина его коллег вздрагивает от неожиданности. Куникида, переведя взгляд на него, неодобрительно хмурится. — Звиняй, Куникида-кун, столько работы, столько работы, не успел доделать! Завтра всё закончу, обещаю! Он, кинув Сигме многозначительный взгляд, исчезает в коридоре. Как только дверь с аккуратной табличкой тихо хлопает за спиной, Дазай слышит глухие ругательства Куникиды, но не обращает на это внимания и быстро сбегает по лестнице. После работы всегда дышится немного легче, веселее и свободнее. Дазай бездумно ведёт тёплым янтарём глаз по высоким окнам, через которые на лестницу падают длинные полоски расплавленного солнечного света. Он с лёгкой улыбкой разглядывает розово-оранжевое вечернее небо и выбегает на улицу. Тут же вдыхает полной грудью, отгоняя слабую, но назойливую головную боль. Он не спешит в общежитие или куда-то ещё, а медленно ходит туда-сюда перед дверью, ведущей к лестнице и лифту. Ненадолго останавливается, чтобы что-то быстро напечатать в телефоне. Ходит недолго, замирает со счастливой улыбкой, когда слышит за дверью тихие неторопливые шаги. — Куникида-сан просил передать… Но Сигма не успевает договорить, когда Дазай притягивает его к себе и крепко обнимает, вжимаясь лицом в изгиб в шеи и вдыхая его запах: тонкий аромат парфюма и сладкий запах шампуня. Чуе нравится, когда его парни сладко пахнут, поэтому он купил шампунь с запахом клубники и шоколада. Но Дазаю слишком странно использовать его, поэтому он таскает шампунь Чуи — с запахом апельсина и сосны. Так что сладко пахнут только волосы Сигмы. И, Дазай согласится с Чуей, ему это идёт. — Эй, Дазай, прекрати!.. Нас же увидят… — тихо возмущается Сигма, привычно пытаясь скрыть за этим лёгкое смущение. Дазай беззлобно усмехается, но послушно отстраняется, вместо этого перехватывая чужую ладонь и переплетая их пальцы. — Прости-прости. Сегодня ни у кого из нас не будет вечерних и ночных миссий, как было вчера, так что Чуя заберёт нас после работы, окей? А пока… Прогуляемся немного? Дазай кивает в ту сторону, где через пару кварталов есть небольшой скверик. Сигма думает совсем недолго, по привычке закусывая губу и сдирая зубами тонкую кожицу, и кивает. Дазай счастливо сжимает его ладонь. Дазай медленно переступает ногами по серой плитке, разглядывая постепенно синеющее небо с сероватыми разводами облаков. В лёгких так свежо, что горло перехватывает, но ему легко. Чужая тёплая рука помогает. Они обходят скверик уже в третий раз, но он совершенно не устал, хотя на работе он не мог даже поднять тяжёлые веки. Навязчивые мысли всегда его дико выматывают. Но сейчас это другое, сейчас их нет. Сейчас он на свидании с одним из своих принцев. На вечер уже прохладно, между домами пробирается холодный воздух с залива, так что Сигма надевает пиджак. Он, благосклонно и немного довольно не убирая руку из мягкой хватки чужих пальцев, периодически поглядывает на Дазая, но молчит. Тому обычно несвойственны тихие спокойные прогулки. Именно тихие. Рядом с близкими людьми Дазай раскрывается, как цветок, бормочет обо всём на свете, так, что его не заткнуть. Но ни Сигма, ни Чуя не против. Его приятно и часто интересно слушать, и именно в такие моменты Дазай выглядит по-настоящему живым, с горящими янтарными глазами. Так что его молчаливость иногда пугает. Но мягкая улыбка на чужом лице успокаивает, и Сигма ни о чём не спрашивает. Он постепенно приближаются к дороге и замирают на тротуаре. Тихо скрипит асфальт, когда к ним подъезжает серебристый Лексус. Чуя выходит из машины с приветливой улыбкой. — Привет, мои принцессы. Он по очереди их целует, и Дазай, растянув губы в широкой улыбке, почти невесомо касается их, собирая обжигающее тепло чужих губ. Чуя придерживает для них двери, чтобы они сели в машину: Сигма — на заднее сидение, Дазай — на переднее, рядом с Чуей. Дазай глубоко вдыхает, пытаясь наполнить каждую клеточку своего тела родным запахом — парфюм Чуи и тёрпкий запах его сигарет. В машине, пока они едут в квартиру Чуи, больше разговаривают Чуя с Сигмой. Даже больше Сигма. Будучи в Агентстве уже почти полгода, он всё так же восторженно, с яркой улыбкой рассказывает о каждом удачном или обычном дне. О своих успехах в работе, об отношениях с коллегами и об их похвале. Дазай часто задумывается, что у Сигмы кинк на похвалу, особенно когда замечает, как тот реагирует на неё в постели, и тихо беззлобно усмехается. Надо лишь ещё несколько раз понаблюдать за ним, чтобы точно убедиться в этом. Чуя тоже замечает, что он молчит почти всю дорогу, иногда вставляя пару слов о своём дне и очень назойливом Куникиде-куне, и долго внимательно смотрит на него, но молчит, не спрашивает. Возможно, понимает, возможно догадывается. Дазай благодарен ему за это. Он знает себя, знает, что, находясь рядом с людьми, которым доверяет, может случайно вместе с остальным рассказать о тревожащих мыслях. А он не хочет сегодня взваливать их на своих любимых. — Сегодня у меня была ночная миссия, и я дико устал. Да и у тебя, Сигма, была работа поздно вечером, так что, я думаю, ты тоже не очень много спал. Поэтому предлагаю поужинать и потом сразу спать, чтобы выспаться, хорошо? — спрашивает Чуя, въезжая на закрытую парковку около многоэтажки, в которой расположена его основная квартира. Сигма порывисто соглашается, пока Дазай лениво кивает. Он тоже сегодня мало спал и устал, но его принцам знать об этом необязательно.

***

Дазай взглядом хищника наблюдает за задницей Чуи, пока тот крутится на кухне, собирая грязную посуду и запуская посудомоечную машину. В его груди безумно тепло после ужина, приготовленного Чуей, и присутствия его парней. Так приятно, в светлой квартире Чуи и рядом с ними. Дазай чувствует, что он, хотя и не умер, уже находится в раю, куда никогда не попадёт после смерти. — Ну что? — уточняет Чуя, выпрямляясь и отходя от посудомоечной машины. — По очереди в душ и спать? — Может примем ванну вместе? — предлагает Дазай, неожиданно даже для самого себя загоревшись этой идеей. Чуя смотрит на него немного удивлённо, но потом пожимает плечами. — Окей, я не против. Дазай переводит взгляд на Сигму. Его бледные скулы тронула светло-розовая пыль румянца, и это безумно очаровательно. Дазай медленно накрывает его ладони своими и поглаживает кончиками пальцев выступающие костяшки. — Не нужно смущаться, Сигма, всё ведь в порядке. Сигма в слабой обиде дёргает губами и кивает. И потом позволяет Дазаю медленно расчесать свои волосы до состояния шелковистости и текучести в руках и собрать в не очень аккуратный пучок, пока Чуя шаманит над ванной. Когда они приходят в ванную, Чуя тоже собрал свои волосы и сидит на бортике. На водной глади собралась неровными кусками пена, в комнате слабо пахнет цветами. Дазай, улыбнувшись Чуе, быстро раздевается — бинты он снял ещё с рабочей одеждой, — и помогает раздеться Сигме, чтобы перебороть его смущение. Мягко целует сухими губами его губы, чуть тёплые скулы и щёки. Гладит руками его тело, задерживаясь на своих засосах, оставленных на его шее, плечах и груди. Чуя, тоже уже раздевшийся, смотрит на Дазая синими глазами, задерживаясь на пару секунд на, Дазай знает, оставленных им засосах. Чуя первый залезает в горячую ванну, разгоняя пену мелкими волнами, и улыбкой приглашает их к себе. Дазай, слабо улыбаясь в ответ, залезает к нему и садится у противоположного края. У Чуи большая ванна, и если когда-то Дазай часто шутил о том, как это Чуя не тонет в ней, то сейчас безумно рад. Потому что они могут устроить что-то подобное. Они вдвоём осторожно тянут Сигму за руки к себе. Тот, недолго поколебавшись, залезает к ним, устраиваясь между ног Дазая и прижимаясь спиной к его груди, покрытой старыми белыми шрамами. Дазай тут же складывает руку на его согнутом колене. Чуя откидывает голову назад и прикрывает глаза. — Кайф. — Да… — выдыхает Дазай, поглаживая ногу Сигмы. — Ты только не усни тут. Чуя беззлобно фыркает, но выпрямляется и открывает глаза. Он коротко смотрит на своих принцесс и, улыбнувшись, поднимает руку из-под воды, чтобы ополоснуть другое колено Сигмы, наслаждаясь его слабым румянцем. Дазай, набирая воду в ладонь, ведёт её по худым плечам Сигмы, вырисовывая невидимые узоры из родинок и его и Чуи засосов, пока Чуя мягко гладит его ноги. Сигма, чуть прикрыв веки с длинными пушистыми ресницами, лежит на груди Дазая, лениво наблюдая за действиями Чуи и подставляясь под прикосновения Дазая. Можно подумать, что Сигма ненавидит прикосновения других, потому что старается избежать их. Но это не так. Не с ними. Прикосновения Дазая и Чуи он обожает, блаженно прикрывает глаза и млеет под их тёплыми руками. Просто знает, что эти руки никогда не причинят ему боли, не ударят и не сожмут пальцы на руках до отвратительного до дрожи хруста костей. Дазай со слабой улыбкой вжимается губами в заднюю часть шеи Сигмы и утыкается носом в пучок его сладко пахнущих волос, ощущая, как влажная рука Чуи переходит на его руку, лежащую на колене Сигмы. Чуя бережно гладит его запястья с частыми тонкими, иногда глубокими шрамами, перекрывающими вены. И Дазай знает, что, если бы они сидели чуть удобней, Чуя бы точно наклонился к его руке, чтобы осторожно целовать его шрамы сухими горячими губами, и не может не улыбаться в шею Сигмы. Тот едва заметно дрожит под его губами: задняя часть шеи — его чувствительное место. Отстранившись, Дазай ловит взгляд Чуи, его мягкую тёплую улыбку, любовь и тягучую нежность в его потеплевших, но от этого не менее голубых глазах. Он улыбается ему в ответ, неумело пытаясь вложить в неё такую же сильную любовь, но получается не очень хорошо. Сказываются его маски, почти постоянно плотной резиной натянутые на его лицо. Он совершенно не умеет показывать искренние эмоции. Но учится и старается. Дазай немного виновато кривит губы, а улыбка Чуи становится чуть теплее. Дазай благодарно прикрывает глаза и откидывается назад, на прохладный бортик ванной. Рука плавно падает с плеча Сигмы под воду. Его принцы такие добрые, одаривают его своими солнечными лучами, скрытыми для других, помогают учиться и принимают любые его попытки, даже самые плохие и отчаянные. Возможно, Чуя всё же дремлет, снова откинувшись назад, пока Сигма замирает на груди Дазая, тоже прикрыв глаза. Возможно, он слышит, как сердце бешено колотится в его груди. Дазай совершенно не может его контролировать, находясь рядом со своими принцами. И не может не прикасаться к нему, поэтому медленно водит рукой по телу Сигмы и касается ступнёй бедра Чуи без намёка на большее. Возможно, он тоже ненадолго засыпает, потому что пропускает момент, когда Сигма и Чуя наклоняются к друг другу и лениво медленно целуются. Сердце в груди бьётся так быстро, что Дазай не может ровно дышать, а по телу невольно расплывается непрошеный жар. Непрошеный, потому что они все устали и хотят спать, так что отвлекать их большим стало бы кощунством. Поэтому Дазай торопливо предлагает вылезать из уже тёплой, чуть остывшей воды и ложиться спать. Когда они устраиваются на королевской кровати Чуи в своих любимых позах в один огромный комок из рук, ног и тёплых тел, отдалённо пахнущих цветами, Дазай оказывается посередине. Его голова покоится на горячей груди Чуи, торчащие лохматые пряди на макушке чуть колышутся от тёплого дыхания Чуи, а голова Сигмы устраивается на его плече. И Дазай безумно счастлив. Если до этого где-то в глубине ещё оставался неприятный вязкий осадок, то сейчас он полностью растворился в тепле его любимых. Как ему может быть плохо, как навязчивые мысли могут визжать в его голове, если его окружает тепло его принцев, которые его безмерно любят?