* * *
Ястреб сидит на грубо сколоченных мостках, закатав джинсы до самых бёдер, и легкомысленно болтает ногами в прохладной озёрной воде, подставив лицо солнечным лучам. Футболка небрежно валяется на траве, там же пушистым алым холмиком пристроились перья, и крошечные крылья у Ястреба за спиной – сейчас вот уж точно цыплячьи – радостно трепещут в такт плеску воды. Даби стоит чуть поодаль, облокотившись на окружающий озеро заборчик, и думает, как же хорошо, что он вспомнил об этом месте. ...С начала недели город накрыла ужасная жара, от которой спасали лишь кондиционеры. На улицу никто старался не высовываться, люди перебежками, от тени к тени, лавировали между домом и работой, чем придётся прикрывая голову от палящего солнца. Обмельчал городской пруд. Желтели деревья. Плавился асфальт, рассчитанный, вообще-то, выдерживать массированную атаку огненной причудой. По опустевшим улицам уныло бродили герои, исправно несущие ежедневный патруль, но ловить им было некого – жара уложила всю преступную деятельность на лопатки одной левой, как не снилось даже Всемогущему. Как обстоят дела у прочих банд и группировок, Даби не знал, но Шигараки лично заявил, что «И так жарко, буду я ещё париться», и отпустил всех членов Лиги в свободное плавание до тех пор, пока погода не придёт в себя. Компресс смылся куда-то сразу же. Спиннер устроился у Шигараки в комнате, где дуло сразу четыре кондиционера, и деловито устанавливал на новенький компьютер (утащенный накануне из соседнего торгового центра вместе с кондиционерами) сразу несколько игровых новинок. А Даби решил воспользоваться благами и привилегиями принадлежности к топовым героям и отправился в гости к Ястребу. Ключей у него, конечно, не было, да и Ястреб был не в курсе, что Даби вообще знает его адрес, но Даби это не смутило. Забраться в квартиру ему удалось с лёгкостью, отрегулировать навороченную сплит-систему – ещё легче, и следующие несколько часов он бездельничал на диване, листая каналы и подчищая запасы мороженого у Ястреба в холодильнике. Непосредственный хозяин всего этого великолепия вернулся уже ближе к ночи, когда солнце село, но жара и не думала спадать. Ястреб ввалился в квартиру прямо через окно, содрал с себя куртку, упал на пол, прижался щекой к прохладным половицам и блаженно застонал. А потом и заорал – когда сжалившийся над ним Даби великодушно вывалил ему на спину оставшийся у него в стакане лёд. Из квартиры его не выгнали, даже разрешили покопаться в шкафу и взять более-менее подходящие по размеру майку и штаны. А когда утром Ястреб, больше похожий на мокрую мышь, чем на холёного героя, выполз из комнаты, страдальчески глянул на термометр за окном и объявил кому-то по телефону, что сегодня он берёт себе внеплановый выходной, потому что сил его больше нет, Даби вдруг вспомнил про озеро. Базу отдыха, пострадавшую во время приснопамятного лесного пожара, заново так и не отстроили, лишь вывезли всё мало-мальски ценное. Здание обветшало очень быстро, заросло травой и молодыми деревцами и практически слилось с местностью, но Даби запомнил его ещё тогда и найти сумел быстро. Заброшенные дома он очень любил, они не раз спасали его в юности, когда приходилось помногу бродяжничать, к тому же по долгу профессии укрытие, о котором никто больше не знает, было бы отнюдь не лишним, так что база отдыха вскоре присоединилась к мысленному списку мест, где можно безопасно отсидеться. О примыкавшем к базе озере он почти забыл. А сейчас – вспомнил. ...Самым сложным было заставить Ястреба выйти из дома. Он ныл, не переставая, всю дорогу от города до пригородного посёлка, откуда добраться до базы было проще всего, обвинял Даби в покушении на свою жизнь и вообще вёл себя так, будто его тащили на эшафот, а не на отдых – хотя, возможно, это было потому, что Даби принципиально не рассказывал ему, куда они идут – чисто из чувства противоречия. И ещё потому, что возмущённо пыхтящий Ястреб выглядел уж очень забавно. Но как только они вышли за пределы посёлка и нырнули в густой лес, куда не проникали безжалостные солнечные лучи и где царила влажная, пахнущая землёй и зеленью прохлада, мученические стоны резко прекратились. Ещё мокрая от росы высокая трава холодила ноги, и джинсы у них обоих быстро промокли до колен, хотя идти им было недалеко. А когда они вышли на залитую светом прогалину, и Ястреб, ослеплённый отразившимися от раскинувшейся впереди глади воды солнечными лучами, проморгался и увидел озеро... Тогда Даби и подумал в первый раз – как же хорошо. ...Он выпрямляется и подходит ближе, останавливаясь на краю мостков. Рассохшееся дерево чуть скрипит под ногами. Ястреб ловит его взгляд и улыбается. В солнечном свете его волосы сияют чистым золотом, под влажной, растрёпанной чёлкой радостно блестят глаза. Плечи уже успел тронуть лёгкий загар, вызолотив на них крошечные веснушки. – Любуешься? – весело интересуется он. Несколько веснушек проступило у него и на щеках. Даби только усмехается и садится рядом, прижимаясь к тёплому, нагретому солнцем боку. Стягивает ботинки, подворачивает джинсы и тоже опускает ноги в воду, как будто случайно цепляя по пути чужую лодыжку. Ястреб смотрит на него искоса и облизывает губы. И не отодвигается. Так всегда, думает Даби, сглатывая привычно подступившую к горлу ядовитую горечь. Каждый чёртов раз. Ястреб совсем не против флирта, довольно распушает перья – и даже не фигурально, – когда ему оказывают какие-то знаки внимания, и частенько флиртует в ответ, подпуская Даби к себе почти вплотную. Они даже целовались, не раз и не два, и Ястреб никогда не сопротивляется, только подставляет с удовольствием губы и прикрывает довольно глаза. Даби нравятся эти поцелуи, и он надеется, что Ястребу... тоже. Но стоит ему только, увлёкшись поцелуем, соскользнуть ладонями с плеч Ястреба на пояс... Каждый. Чёртов. Раз. «Извини», – бормочет Ястреб, отстраняясь и переводя дыхание. «Не хочу». «Не хочу». «Не сегодня» «Нет настроения». «Давай... не надо?» «Я что-то устал» Однажды в ворохе отговорок прозвучала даже жалоба на головную боль и общее недомогание, после чего Ястреб запнулся, моргнул, порозовел и поспешно перевёл разговор на не предрасполагающую к сексу тему. Они даже не встречались толком, а уже перешли к стадии старой супружеской пары. И это было бы даже забавно – определённо забавно! – если бы не напрягало... так. Закомплексованностью Даби никогда не страдал, на плохое зрение не жаловался, со своим отражением в зеркале был прекрасно знаком, и собственная внешность стояла у него в списке приоритетов далеко не на первом месте – благо, недостатка в партнёрах на одну ночь до недавнего времени не было. Но с тех пор, как любые, даже самые осторожные и невинные намёки стали пресекаться порой даже на стадии мысли, а не то что действия, где-то глубоко в груди поселилась крошечная, то и дело поднимающая гладкую ядовитую голову змея. Змея насмешливо шипит, холодя желудок и кровь, стоит только ему подойти к Ястребу, и больно кусает каждый раз – каждый-чёртов-раз, – когда Ястреб от него отшатывается. Укус разъедает внутренности ледяной кислотой, яд струится по венам, сводя тело судорогой, заползает в мысли и заполняет голову навязчивым шёпотом: «Ему от тебя мерс-с-ско, мерс-с-ско, мерс-с-с-с-ско». «Целоваться же со мной не мерзко», – упрямо повторяет Даби, услышав знакомый уже мотив. Он чувствует, как жмёт змея несуществующими у этих тварей плечами – словно льдинка проскальзывает у него под рёбрами, оставляя исходящий изморозью след. Но в этом небрежном движении сквозит неуверенность, и Даби закрепляет её, притягивая Ястреба за плечи к себе. Тёплые губы раскрываются навстречу, растапливая и изморозь, и лёд, змея сворачивается скользким серебристым клубком в норке под сердцем и наконец-то затихает. Ястреб целует его в ответ с неприкрытым удовольствием, улыбаясь в поцелуй, словно радуясь тому, что его крошечная провокация сработала. Даби сжимает ладонями его плечи, поглаживая большими пальцами изгиб шеи, и Ястреб протяжно выдыхает. Даби отрывается от его губ и быстро, коротко целует в подбородок и замирает вопросительным прикосновением – не перешёл ли он черту? Ястреб сглатывает, чуть запрокидывая плавно голову, и губы будто сами соскальзывают ниже. Цепочка поцелуев вниз по горлу заставляет его простонать отозвавшимся прямо на губах у Даби низким, гортанным стоном. Даби легко кусает его за так вкусно напрягшуюся мышцу, протянувшуюся по шее до ключицы, и пальцы Ястреба вплетаются ему в волосы – нет, не отталкивая, прижимая ещё ближе, заставляя уткнуться носом в ямку между ключицами, где быстро-быстро бьётся пульс. «Хочет. Хочет. Он меня хочет». И тут змея кусает его за сердце. Даби даже не понимает сначала, почему внутри всё немеет. Губы деревенеют, горло сдавливает, он замирает, удивлённый, всё ещё мысленно целующий такого податливого Ястреба в шею, и вдруг осознаёт – Ястреб замер тоже. Пальцы больше не путаются у него в волосах, они стискивают его плечи, и руки напряжены так, что вот-вот – и оттолкнут. А руки Даби, неизвестно, когда соскользнувшие с плеч, обнимают его за пояс, касаясь ремня джинсов. Запретный рубеж. – Извини, – хрипло шепчет Ястреб у его губ. – Я... не хочу. Змея внутри шипит пожалуй что даже сочувственно. Даби медленно поднимает голову. Ястреб смотрит на него виновато и облизывает распухшие губы. Распухшие влажные губы. Частое, сбитое дыхание. Блестящие – и одновременно будто подёрнутые сладким маревом глаза. Пунцовеющие румянцем щёки. Хриплый голос, умоляющий, умоляющий его о продолжении. И произносящий при этом: «Извини. Я не хочу». – Конечно, – произносит Даби, убирая руки. От облегчения, промелькнувшего в золотистой радужке, становится тошно. Даби чуть двигается, отсаживаясь подальше, чтобы не зацепить Ястреба уже даже по-настоящему случайно, и без всякого удовольствия плещет ногами по воде. Солнечные блики, отражаясь от озера, блестят радостным золотом. Ядовитая тяжесть в желудке будто делается ещё тяжелее. Ястреб врёт всегда. Умалчивает. Недоговаривает. Ищет во всём выгоду. Переворачивает факты с ног на голову и невинно хлопает ресницами, когда обман вскрывается. В конце концов, это его работа, и Даби знал об этом, когда соглашался стать его связным. И когда наклонялся, чтобы поцеловать его в первый раз – тоже. Но что же врёт ему сейчас – тело или голос?* * *
То, что всё плохо, Даби признаёт, когда понимает, что за три дня он ни разу не посмотрелся ни в одну худо-бедно отражающую поверхность. Собственное лицо, даже смутно промелькнувшее в витрине магазина, мимо которого он проходит, высоко подняв воротник пальто, раз за разом провоцирует одну и ту же мысль. «Тогда определённо врало тело». «Подумай сам, разве он может хотеть тебя?» – шипит заметно увеличившаяся в размерах за последнее время змея, и Даби, ненароком поймавший своё отражение в зеркале заднего вида, переводит взгляд на дорогу и резко выворачивает руль, словно пытаясь увернуться от беспристрастно отображаемой неприглядной правды. Нет. Не может. Разве может герой, обласканный вниманием миллионов фанатов и сотен журнальных обложек, захотеть это – ожоги, шрамы, скобы? Кто вообще захочет это хотеть? «Многие до этого», – рационально пытается напомнить внутренний голос, но тут же, ойкнув, замолкает. Даби мысленно стонет и трёт свободной рукой виски. На самом деле, именно эта деталь превращает просто «всё плохо» во «всё действительно плохо». Сначала Даби пытается решить проблему радикально – идёт в любимый бар, заказывает любимый коктейль, ловит заинтересованные взгляды и отвечает на них ленивой улыбочкой, пытаясь хоть так восстановить пошатнувшуюся внезапно самооценку. И взглядов действительно немало, и обладатели их весьма симпатичны, и Даби целуется с одним из этих обладателей в тесном закутке всего полчаса спустя, запустив руки под плотную майку и – словно в отместку – облапав вначале всю спину, а затем и неплохую, в принципе, задницу, не встречая ни малейшего сопротивления, и все его шрамы, ожоги и скобы вовсе не вызывают отторжения – судя по тому, как активно стараются снять с него одежду в ответ. Однако на этом всё и заканчивается. Даби сменяет за вечер четверых вероятных партнёров-на-одну-ночь, прежде чем осознаёт, что теперь – вот уж ирония! – не хочет он. У них не было золотых волос и золотых же глаз, так невероятно, так раздражающе красивых, нет тёплой загорелой кожи, пахнущей ветром и покрывающейся под солнцем веснушками – тоже золотыми. У них не было крыльев, пушащихся под пальцами и накрывающих его целиком, словно огромным алым одеялом. Они не жались к нему боком, не смеялись ему в губы и не прикрывали довольно глаза, устраиваясь у него в руках так удобно, словно это задумано кем-то извне задолго до того, как они вообще родились. Они целовали не так. Обнимали не так. Дышали не так, и Даби раз за разом отстраняется, выбираясь из чужих рук, злой, разочарованный и будто опустошённый изнутри, лишь чудом сдерживаясь, чтобы не сжечь очередного человека напротив – за то, что он не тот. И таки подпаливает одного, немного, для острастки, когда тот не понимает с первого раза, что значит «Не хочу». Даби не хочет никого из них. Он хочет Ястреба. Надоедливого, раздражающего, улыбчивого, красивого Ястреба. А Ястреб не хочет его. Даби, к сожалению, понимает это с самого первого раза. ...Снова подойти к зеркалу он заставляет себя силком и долго, упрямо смотрит на своё отражение, словно впервые разглядывая стыки здоровой и мёртвой кожи, скреплённые скобами. Вдоль линий, идущих от уголков губ, привычно запеклась подсохшая кровь – привычка ухмыляться во весь рот имеет свои последствия. И пахнет тоже кровью – железом и солью, Ястреб сказал ему, когда он поцеловал его в первый раз. Интересно, а почему он ему тогда ответил? И отвечал каждый раз, и провоцировал, и заигрывал, и сам тянулся, было дело. Поцелуи противны не настолько, и их можно вытерпеть? Или просто решил не портить едва-едва наладившиеся отношения со связным из Лиги, раз уж связной сам дал шанс? Шпиону ведь и в постель к объекту залезть не зазорно, Даби уверен, что Ястребу по всем направлениям дали полный карт-бланш. При одной только этой мысли в горле снова собирается горечь. Даби сглатывает – и она словно растекается по всему телу, тяжёлой плёнкой оседая в мышцах, придавливая к земле. Отвратительное чувство неуверенности, в этой жизни не возникавшее ещё ни разу. Какая, к чертям, неуверенность, после всего случившегося-то? Красивая, блин, вот какая. Золотоволосая и златоглазая. Даби в последний раз смотрит на своё хмурое, напряжённо глядящее в ответ отражение и отворачивается. Всё действительно плохо. Надо бы что-то сделать.* * *
Дома у Ястреба он снова оказывается через несколько дней. Жара по-прежнему виснет над городом липким душным пологом, и желание посидеть в благословенной прохладе в компании вкуснейшего мороженого, которое регулярно присылают Ястребу в качестве комплимента из геройских тематических кафе, сходит за неплохое оправдание очередного взлома-с-проникновением-без-разрешения, Ястреб даже не вздыхает укоризненно, застав его на диване. Оправдание – потому что на самом деле Даби желает поэкспериментировать. Мороженое (банановое с шоколадом, м-м!) идёт просто приятным бонусом. Пока Ястреб носится из комнаты в комнату то с костюмом, то с рубашкой, то с банкой полироли для обуви, вполголоса ругая какой-то благотворительный бал с добровольно-принудительной явкой, Даби методично ковыряется в увесистом ведёрке и сосредоточенно облизывает ложку, прикладывая особую старательность в те моменты, когда хаотичный зигзаг перемещений Ястреба проходит через гостиную, – и с удовольствием отмечает пристальные взгляды на собственном языке. Язык, между прочим, не лауреат конкурсов красоты, грубоватые стежки – благо хоть не скобки – видны отчётливо даже на расстоянии, особенно острым глазом профессионального героя, но пресловутый глаз задерживается на нём всё дольше и дольше. Ястреб даже спотыкается в моменте, когда Даби быстро-быстро слизывает самым кончиком остатки мороженого с ложки, и облизывается сам – быстро и жадно, каким-то судорожным движением губ. Что ж, это приободряет. Можно экспериментировать дальше. Дождавшись, пока Ястреб в очередной раз скроется в комнате, Даби проливает на белую майку подтаявшие шоколадно-банановые остатки из ведёрка, тщательно возит поверх ложкой, огорчённо вздыхает, разглядывая получившийся шедевр, громко сетует на свою неуклюжесть, краем глаза видит, как из-за двери вопросительно высовывается светловолосая макушка, и с чувством выполненного долга одним рывком стягивает многострадальную майку, расправляя плечи. Прохладный кондиционированный воздух приятно скользит по голой коже. Даби довольно жмурится, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за реакцией Ястреба. И жмурится ещё довольнее. Ястреб не просто смотрит. Ястреб таращится на него в открытую, в упор, чуть приоткрыв губы и едва заметно раздувая ноздри. Даби не видно, но отчего-то он уверен, что золотую радужку почти полностью закрыли расширившиеся зрачки. И снова по губам быстро-жадно скользит язык. – Любуешься? – вырывается у Даби раньше, чем он успевает подумать. Ястреб не отвечает, только обводит – облизывает, чёрт возьми – его долгим медленным взглядом, красноречивее любого возможного ответа, скрещивает на груди руки, и Даби открывает глаза, приглядываясь внимательнее. Ястреб стоит как-то слишком прямо, и губы уже не приоткрыты, а сжаты, будто прикушены, и эти скрещённые руки... Он словно на старте, будто готовится сорваться куда-то. ...или удерживает себя от того, чтобы не сорваться. Сейчас его тело не врёт, Даби в этом уверен. Ястреб его хочет. Ястреб его, блять, хочет, только это осознание уже не радует, потому что Даби всё равно ничего не понимает. Что же, чёрт возьми, происходит? Комиссия строго блюдёт его личную жизнь? Герои при вступлении в должность подписывают соглашение никогда не спать со злодеями? Ну в самом же деле, не девственник же он, боящийся сделать решающий шаг! «На с-с-самом деле...» – Заткнись, шипящая тварина, – цедит Даби себе под нос, чувствуя, как проклятая змея внутри примеривается клыками, чтобы укусить. Ястреб вскидывает брови: – Что? ...и звук его снова охрипшего голоса заставляет Даби решиться. – Как раз об этом я тебя и спрашивал, – он щурит глаза и разводит руки в стороны, напоказ. – Что? Ястреб несколько раз моргает, явно сбитый с толку. – Напрашиваешься на комплименты? На тебя не похоже. – В последнее время я что-то сам себя не узнаю, – Даби ведёт плечами. – Поднадоело. Золотые глаза коротко задерживаются на его плечах, соскальзывают было на грудь и ниже и тут же возвращаются к его лицу. – Не понимаю, – честно признаётся Ястреб. На его щеках, словно пульсируя, то гаснет, то снова разгорается румянец. – Вот и я тоже, – шёлковым голосом выдыхает Даби. – Уже который день никак не могу ничего понять. Впрочем, – он поддевает пальцами пряжку ремня, – зато я могу снять ещё и штаны. И трусы. Хотя нет, – Даби раздосадованно цокает языком, – трусы как раз не могу. Не ношу, – и на ошарашенно-вопросительный взгляд Ястреба снова с невозмутимым видом пожимает плечами. – Что? Жарко. Ястреб открывает и снова закрывает рот. Румянец у него на щеках уже не пульсирует скромно – цветёт вовсю багряным цветом, переползая на уши. Даби теряется даже – это и забавно, и нелепо, и умиляет немного – смущённый Ястреб на глазах скидывает и так свои не то чтобы большие года и становится похожим на мальчишку-подростка, – но... и напрягает тоже. Ястреб не должен смущаться. Чёрт возьми, они оказывались в ситуациях, куда более неловких, чем эта, и у него разве что скулы розовели, и ехидство лезло через край – защитный рефлекс, Даби очень хорошо понятный и знакомый. С чего вдруг смущение? Ну не девственник же он в самом-то деле – в двадцать пять лет! С такой внешностью! Имея армию на всё готовых фанатов и фанаток! Непрошенные мысли-подозрения-переживания снова ломятся в голову. Даби отмахивается от них, во что бы то ни стало намереваясь доиграть до конца свою партию – продуманную от и до и, за исключением некоторых мелочей, шедшую пока что по плану. Он обводит напоследок пряжку подушечками пальцев, ведёт ими вверх, по животу, груди, шее, отслеживая линию шрамов, и будто бы небрежно роняет: – Или тебе это всё противно? Глаза Ястреба распахиваются ещё шире. Даби видит в них изумление, вспыхнувшее коротко, но отчётливо, и старательно давит так же вспыхнувшее в нём самом облегчение. Рано надеяться. Он не выяснил пока что всего. Если... Додумать мысль он не успевает – Ястреб вдруг закрывает лицо ладонью и смеётся, глядя на него сквозь пальцы. – Боже, ты... – он закрывает глаза и качает головой. – Всё это время, да? Думал, что я... мне... что я брезгую? И поэтому устроил всё это, – Ястреб обводит рукой комнату, останавливаясь на валяющейся на полу майке, – показательное выступление? – Предположим, – помедлив, отвечает немного замешкавшийся Даби. Ястреб снова жмурится и не то стонет, не то тянуще смеётся в ладонь. – Извини. Я вёл себя странно, наверное, но мне казалось, что раз уж я тебя постоянно целую, ты не должен был подумать ничего такого. Или?.. Даби неопределённо дёргает плечом, внезапно чувствуя себя немного идиотом. На этот раз Ястреб стонет однозначно. – Извини, – повторяет он и делает шаг навстречу. – Ты мне очень нравишься, даже полуголым – особенно полуголым. Нравишься настолько, что холодный душ стал моим лучшим другом задолго до того, как на город обрушилась жара, – он усмехается краем рта и делает ещё шаг. – Тогда на кой чёрт тебе холодный душ? – не выдерживает Даби. – Я хочу затащить тебя даже не обязательно в постель, на любую более-менее устойчивую поверхность примерно с пятой минуты знакомства, и до сих пор не сделал этого, потому что был уверен, что не хочешь ты. А ты, оказывается, хочешь. – Причём тоже примерно с пятой минуты знакомства, – в сторону замечает Ястреб. – Серьёзно? – Возможно, даже с третьей. – Тогда. Какого. Чёрта? – шипит Даби сквозь зубы, чувствуя, как заливает внутренности горячей волной. Ничего не понятно. Ничего, блять, не понятно, на каждый ответ приходится новый вопрос, и яд пульсирует в крови в такт зло колотящемуся сердцу, не позволяя поверить до конца, потому что логики по-прежнему нет. Чёртовы герои с их чёртовыми сложностями. По лицу Ястреба вдруг проходит судорога. Он отводит взгляд и снова сцепляет руки на груди, теперь уже наверняка закрываясь. – Я... – он делает глубокий вдох и коротко, резко выдыхает. – Я боялся, что будет противно тебе. Даби бы расхохотался ему в лицо, честно, не будь оно сейчас настолько серьёзным – по-настоящему серьёзным, от сведённых бровей до проступивших на щеках желваков от плотно сжавшихся челюстей. Поэтому он берёт себя в руки и уточняет спокойно – насколько может себе позволить: – Противно? Мне? Как можно вообще было об этом подумать? – Ты же подумал, – цедит Ястреб, по-прежнему на него не глядя. – У меня сожжено и заново сшито на скорую руку две трети тела, а тебя снимали для обложки блядского «Космополитена», – так же цедит Даби в ответ. – Как-то не заметил у тебя там шрамов. Ястреб кусает губу. Глубоко вздыхает. Делает ещё шаг вперёд, оказываясь почти вплотную к Даби, комкает в кулаке край футболки и стягивает её одним резким движением. А следом, сразу – и свободные домашние брюки. И поворачивается спиной. Даби сглатывает мгновенно пересохшим горлом. Спина Ястреба – это отдельное произведение искусства, которое ваял сам Микеланджело, ни больше, ни меньше. Широкие плечи, сильные руки, отчётливая рисовка мышц, загорелая, золотистая кожа, крылья как продолжение лопаток, даже в этом забавно-нелепом, почти лишённом перьев домашнем состоянии несущие в себе грозную силу... У совершенных статуй ангелов эпохи Возрождения, определённо, есть вполне живой конкурент. Прямая линия позвоночника. Узкая, крепкая талия. Боже, ямочки на пояснице, прямо над резинкой нижнего белья. Он никогда их не касался, их всегда скрывал пояс джинсов, а пояс – это запретная территория. Всегда была. Даби не удерживается, конечно. Протягивает руку, касаясь тёплой кожи. Подушечка пальца идеально ложится в правую ямочку, словно отлитую специально для него, и дыхание спирает напрочь. Само совершенство. – Я... – Даби тяжело выдыхает. – Я всё ещё не понима... И замолкает. Только сейчас он замечает какой-то странный фасон белья у Ястреба. Высокая посадка – выше, чем спереди, очень крепкая ткань и словно бы... дополнительный кармашек, нашитый сверху. Плотно набитый чем-то дополнительный кармашек, нашитый Ястребу на задницу. Даби моргает. Палец соскальзывает с ямочки прямо на середину этого кармашка и мягко, почти без сопротивления погружается. Чувство, будто он трогает набитую перьями подушку, кажется, под пальцем даже ощущаются перья. Перья?.. Даби от неожиданности отдёргивает руку. А затем, медленно протянув её снова, оттягивает плотную резинку вниз. И смотрит на очень знакомый ярко-алый пух. – Это... хвост? – тупо произносит он. – Птичья причуда, – тихо говорит Ястреб. Даже со спины заметно, как наливаются краской кончики его ушей. Алый пух чуть заметно подрагивает. Даби таращится на него несколько секунд и, отпустив резинку, запускает под неё уже всю ладонь. Ястреб ойкает, едва не подпрыгивая на месте. Хвост – господи-боже, хвост! – подпрыгивает тоже и словно приподнимается, тычась Даби прямо в раскрытую ладонь. Даби чуть сжимает его пальцами, пытаясь осознать, но сознание перегружено информацией – и ощущениями – сейчас настолько, что перед глазами не вырисовывается даже примерная картинка. Так что уже в следующую секунду трусы присоединяются к валяющимся на полу штанам. И Даби наконец-таки видит. Это и правда хвост, длиной как раз в ладонь или полторы, начинающийся чуть выше ложбинки между ягодиц. Покрытый пухом у основания и продолжающийся всё удлиняющимися и удлиняющимися перьями. Сейчас, когда Даби его отпустил, он плотно прижимается к заднице, перьями закрывая почти полностью обе ягодицы, и пушистые кончики ложатся на мошонку. Даби проводит по затрепетавшим пёрышкам пальцем и вновь обхватывает хвост рукой. Нет, не хвост даже – хвостик, почти вся длина – это перья, а сам хвостик легко помещается у Даби в ладони. Упругий, горячий, подрагивающий в его хватке, клиновидно сужающийся к концу. «Утиный хвостик», – вдруг всплывает в голове, и Даби усмехается. Ястреб, уловивший этот звук, вопросительно поворачивает голову. – Придумал тебе новое прозвище, утёнок, – насмешливо произносит Даби. Перья словно ластятся к пальцам. На ощупь они совсем не похожи на те, что у Ястреба в крыльях – мягкие, гладкие, тёплые, явно ни разу не побывавшие в битвах. Хочется трогать и трогать. Хочется зарыться в них лицом, провести языком, а не пальцами. Хочется прикусить хвостик у самого основания и посмотреть, как дёрнется Ястреб. И хотя все эти перья вряд ли позволят ему это сделать, хочется обхватить этот хвостик ртом, горячим влажным ртом, и почувствовать, как он бьётся внутри. Перед глазами даже плывёт от ударившего под дых возбуждения. Даби медленно выдыхает. – И ты серьёзно думал, что мне будет противно? – Ты же подумал, – едва слышно повторяет Ястреб. – Птичьи твои мозги. Хвостик дрожит в его руке. Даби сильнее сжимает пальцы. И Ястреб чирикает. Чирикает. Чирикает, блять. Высокий, переливчатый звук улетает к потолку, Ястреб, вздрогнув, зажимает рот обеими ладонями и огромными глазами смотрит на Даби через плечо. Молчание висит почти минуту. – Знаешь, – задумчиво говорит Даби, проморгавшись от затопившей глаза багряной пелены, – я не думал, что такое вообще возможно. Но сейчас я хочу трахнуть тебя даже ещё сильнее, чем раньше. Секунда. Другая. И Ястреб, рывком развернувшись, целует его в губы.* * *
На кровать Даби укладывает его животом вниз, садится ему на ноги и просто смотрит, водя пальцами по загорелой тёплой коже – всюду, на спине, на боках, на бёдрах. Ястреб утыкается лицом в подушку и тяжело дышит. Крылья топорщатся перьями, словно мурашками, и по-прежнему плотно прижимающийся к заднице хвостик – тоже. Даби пытается его приподнять и ощущает лёгкое сопротивление. – Этими перьями, – он прищипывает один алый кончик, – ты тоже управляешь? Ястреб мотает головой, размётывая по подушке чёлку. – Н-не совсем. Могу только немного двигать, больше вместе с самим хвостом. Но чувствую полностью, – его голос садится до шёпота. – Приму за намёк, – ухмыляется Даби, наклоняясь к его спине. Ястреб стонет, когда он прижимается ртом к покрытому пухом местечку между крыльями. Даби коротко целует тёплую кожу и проводит языком длинную линию вниз, отслеживая выступающие позвонки. Замирает на пояснице, целует ямочки, обводит языком каждую из них и касается губами основания хвостика. Пух тут и правда намного мягче, чем у крыльев, и Даби трётся о него носом, щекой – кожа здесь очень горячая и пахнет Ястребом и шампунем для перьев, который стоит на полке в ванной и над которым Даби очень долго потешался, когда увидел в первый раз. Сейчас же в мыслях только одна картина – как голый Ястреб, стоя под душем, изогнувшись, сосредоточенно намыливает свой чёртов хвост, и белая пена стекает по распушившимся перьям, по мокрым ягодицам и крепким бёдрам. Он глушит свой собственный стон, прихватывая горячую кожу зубами, и Ястреб чирикает снова, до хруста прогибаясь в пояснице. Даби ведёт языком от основания хвоста к самому кончику, с нажимом лаская кожу сквозь перья, и чириканье становится пронзительней, резче, словно утрачивая человеческие звуки и приобретая взамен птичьи. Животные звуки. – Теряешь над собой контроль, м? – шепчет Даби, почти не отрывая губ. Пух шевелится от его дыхания. – Кто бы говорил, – выдавливает Ястреб и сильнее сжимает в кулаках простынь. Даби даже не думает спорить. Он приподнимается и опять подхватывает хвост за кончик, пытаясь потянуть вверх. Ястреб вжимается в кровать лицом, отчаянно пунцовея ушами, и не поддаётся. Даби издаёт тихий смешок, лаская перья пальцами. – Стесняешься, утёнок? Ястреб бросает на него косой взгляд из-под мокрой чёлки. – Иди в задницу. – О, я пытаюсь, – во весь рот улыбается Даби, второй рукой скользя на внутреннюю сторону бедра. – Но знаешь, я тут понял кое-что. Это будет неинтересно, если я сломаю твоё не то чтобы и сильное сопротивление. Намного, намного интереснее будет, если ты откроешься сам. Если ты приподнимешь свой очаровательный хвостик вверх, вот так же дрожа перьями, раскрывая мне свою не менее очаровательную задницу. Что у тебя под хвостом, тоже пух? Тоже алый? Или золотистый, как эта блядская дорожка, что спускается у тебя вниз от пупка? Я бы предпочёл алый, и знаешь, почему? – Даби рывком наклоняется вперёд, вжимаясь грудью Ястребу в спину и касается губами его уха. – Потому что когда я тебя трахну, когда я кончу внутрь тебя и оставлю лежать на этих самых простынях, моя сперма будет стекать прямо по этому пуху. Белое по красному. Моя суть по твоему самому сокровенному, по тому, что ты больше всего прятал от мира. Его возбуждённый член упирается Ястребу между бёдер. Даби делает лёгкий толчок, наслаждаясь тем, как скользят по невозможно чувствительной коже мягкие, гладкие перья. Судя по задохнувшемуся дыханию, то, как скользит по невозможно чувствительным перьям горячий, влажный от смазки член, Ястребу нравится тоже. – А пока ты будешь лежать, пытаясь собрать себя в хотя бы подобие человека, я кончу на твой хвост. А потом вылижу каждую пушинку. Каждую. Возьму твой хвост в рот и сделаю тебе самую извращённую версию минета. А потом я вылижу тебя изнутри. Начисто. До грёбанного блеска. И трахну снова. И пока я буду тебя трахать, – Даби толкается снова, сильнее и кусает Ястреба за ухо, слыша вырывающееся из его горла нутряные, нечеловеческие звуки, – ты будешь держать свой хвостик приподнятым. Через силу. Для меня. Он будет вздрагивать в такт каждому толчку, судорожно колотить меня по животу, когда тебя скрутит оргазм, а я продолжу двигаться, и останется в том же положении, даже когда ты опять лишишься сил. Чтобы я видел это белое на красном. Ты этого хочешь, Ястреб? И слышит сорванное, хриплое, почти тоже уже нечеловеческое: – Хочу. Даби ухмыляется, наклоняясь ниже и находя губами губы. Он сразу чувствует солоноватый привкус, когда проскальзывает языком Ястребу в рот. Сильнее всего солью отдаёт нижняя губа – кажется, одна непослушная птичка прокусила её, стараясь не чирикать – причём, хах, буквально. Даби лижет её напоследок, мягко кусает, не удержавшись, открывает глаза – и встречается с таким поплывшим, почерневшим взглядом, что по коже бегут мурашки. Восторженные. Дикие. – Я случаем не свёл тебя с ума? – интересуется он, накручивая на палец золотистую прядку. Ястреб медленно моргает. – Ты приложил все силы. – Ну что ты, – Даби целует его в затылок. – Я только начал. Его руки снова возвращаются к бёдрам. Вновь зарываются пальцами в перья. Нагревают воздух вокруг себя. Ястреб стонет – длинно, надсадно, на грани со всхлипом, – толкается задницей навстречу клеймящим прикосновениям, и хвостик, вздрогнув всеми перьями, медленно, плавно задирается вверх. – Боже, – вырывается у Даби почти благоговейное. Это его личный белый флаг. Его маленькая капитуляция. Враг, добровольно сдавшийся в плен. Ястреб лежит перед ним с раздвинутыми ногами и отдаёт себя ему. Раскрывая себя – ту часть себя, которую он так отчаянно стесняется принять. Это... это... Даби молча глотает просящуюся на язык неуместную сейчас благодарность и просто касается открывшейся кожи. Пух под хвостом и правда есть, только не алый, а золотистый, и смазка, капающая с его наспех смазанных пальцев, создаёт с ним совсем не тот контраст, о котором он фантазировал вслух, но всё равно – прозрачные капли и слипшиеся, потемневшие пушинки, осторожно поддающиеся его движениям мышцы, бёдра, двигающиеся в такт, хвостик, чёртов задранный вверх хвостик, виляющий – честное слово! – на каждый его неторопливый толчок... Какой бы прекрасной ни была фантазия, реальности она проигрывала по всем пунктам. И в кои-то веки Даби собирается насладиться реальностью. ...Ястреб стонет всё громче и громче, уже сам насаживаясь на его пальцы. Даби гладит горячие стенки изнутри, чувствуя пробивающую тело под ним дрожь. По золотистой коже стекают капельки пота. Одна затекает в ямочку на пояснице и замирает там, заманчиво блестя, но наклоняться сейчас неудобно, и Даби быстрым движением подхватывает Ястреба под живот, заставляя встать на колени. Ястреб вскрикивает от неожиданности, сжимает его собой и стонет снова, чувствуя на пояснице горячий жадный язык. Растягивать его в такой позе ещё удобнее, пальцы погружаются глубже, до костяшек, выталкивая из Ястреба жалобные всхлипы. Не выходя из него, Даби поворачивает руку ладонью вверх и надавливает большим пальцем под основанием хвостика. Кожа тут невыносимо нежная, обжигающая сквозь мягкий пух, Даби трёт её, лаская, гладит внутреннюю сторону хвостика снизу вверх, насколько хватает пальца – и смеётся, слыша задушенное чириканье. – Хорошая птичка, – он наклоняется и быстро повторяет языком линию, которую только что провёл пальцем – вверх и снова вниз, трогая кончиком языка крошечную выемку там, где начинается хвост. Пух мокнет от его слюны, темнеет, слипается, открывая кожу, и Даби лижет эти беззащитные местечки. Кажется, Ястреб уже хрипит. Но когда Даби наконец вынимает пальцы, он сразу же с недовольным возгласом подаётся обратно, требовательно толкаясь задницей. – Терпение – благодетель, – наставительно замечает Даби, спешно выпутываясь из так и не снятых джинсов. – Нахер терпение, – заплетающимся языком выдавливает Ястреб, поворачивая к нему голову, и сильнее прогибает поясницу. – Трахни меня уже. Даби вовсе не надо просить дважды. Он входит в него одним длинным толчком, прижимаясь пахом к коже, и замирает так на несколько секунд, смакуя ощущения. Тесно. Горячо. Хорошо – от сладкой боли от слишком тесно сжимающихся на нём мышц, от задохнувшегося тягучего «Да-а-а...», от вмиг поплывших, как будто помутневших золотых глаз, не отрывающихся от него ни на миг и лишь в последнюю секунду всё же закатившихся. Упорно державшийся всё это время хвостик конвульсивно вздрагивает и падает, мягко ложась прямо Даби на живот и накрывая пах. Даби медленно выходит на половину длины – и чувствует, как хвост скользит прямо по его члену. Осознание почти взрывает ему мозг. Ястреб ощущает его собой, даже когда он не внутри. Ястреб ощущает его собой, когда он только-только вышел из него – мокрый от смазки и горячий от его же тепла. Внутри и снаружи. Ястреб. Его. Чувствует. Даби впивается пальцами ему в бока и начинает двигаться. ...Ему кажется, что теперь он не сможет слушать птичье чириканье без мучительного стояка, потому что каждый толчок теперь выбивает из Ястреба звонкую трель. Он даже может отличить один звук от другого: если двигаться быстро, получишь короткие, отрывистые чвирки, если замедлиться, растягивая удовольствие, то чириканье растягивается тоже, и тон его словно густеет, а если протянуть руку и начать гладить хвост... Даби зарывается пальцами в алые перья и слушает переливчатую почти песню, сорвавшуюся у Ястреба с губ. Наверное, всё же не стоит переживать насчёт остальных птиц – всё равно никто и никогда так ему не споёт. – Скажи-ка, птичка, – он ведёт пальцем по прогнувшейся спине, подбираясь к лопаткам. – Крылья, хвост, чириканье – что ещё птичьего в тебе есть? Ястреб не отвечает долго – пока Даби, сжалившись, не сбавляет всё же темп, давая ему возможность перевести дыхание. – Ещё?.. – выдыхает он почти по буквам, словно забыв, как правильно складывать их в слова. Он всё так же лежит, повернув голову на бок, прижавшись к подушке одной щекой, и не открывает глаз. – Ещё... У меня, м-м, полые кости, я очень мало вешу для сво-о-ох, боже, для своей комплекции. Я, ха-а-ах, я иногда ем сырое м-мясо, и... М-м-м, да, Даби, Даби!.. – хвостик требовательно бьёт его по животу, и Даби послушно повторяет толчок под новым углом. Ястреб вскидывает бёдра, встречая его движение своим телом, и стонет от громкого глухого шлепка кожей о кожу. – Даби, – шепчет он, тяжело дыша. – О чём я говорил? Даби накрывает ладонями покрытые пухом лопатки. – Об особенностях птичьих причуд. – О-со-бен-н-о-стях, – нараспев тянет Ястреб и улыбается потерянной, поплывшей улыбкой. От неё странным образом перехватывает сердце, хотя её видно лишь наполовину – оставшуюся часть закрывает вжатая в щёку подушка, – и Даби, несколько минут назад поклявшийся себе, что трахать Ястреба будет только в этой позе, чтобы и дальше видеть эти крылья, эту спину, эту поясницу и ластящийся к нему хвостик, решает пересмотреть свою клятву и пару раз взять его лицом к лицу. – Особенностях. Хвост. Крылья. Кости. Звуки. Привычки. Знаешь, комиссии, ха-а-ах, стоило определённых усилий отучить, м-мх, меня отвлекаться, н-на-ах, на блестящие и быстро движущиеся вещи. – Не особо они в этом преуспели, – ухмыльнувшись, замечает Даби. – На быстро движущиеся вещи ты отвлекаешься до сих пор. Приходится замедляться. Наверное, Ястреб закатил бы глаза, не будь они у него до сих пор зажмуренными. Определённо, в следующий раз он обязательно трахнет его так. – Ну, если ты уже удовлетворил своё любопытство, то можешь ускориться и удовлетворить всё остальное. – О, я удовлетворён, – выдыхает Даби, несколькими резкими движениями выбивая из Ястреба так полюбившуюся ему пронзительную трель. – Просто... позволь подвести итог. Хвост, – толчок. – Крылья, – толчок. – Кости, – толчок. – Звуки, – толчок. – И привычки, – последний толчок, глубже и сильнее, чем остальные, заставляет Ястреба вскинуть голову, беззвучно открывая и закрывая рот. Даби не останавливается, продолжая в выбранном ритме, по всё судорожнее сжимающим его мышцам понимая, что осталось Ястребу недолго. – Это ведь всё? – И... гла... за... Наверное, Даби не обратил бы на это внимания – мало ли что Ястреб имеет в виду. Зрение у него однозначно острее, чем у обычного человека, да и цвет глаз не совсем естественный и вряд ли просто достался по наследству от мамы с папой. Но то, как он вдруг резко отворачивается от него, снова упираясь лбом в подушку, едва произнеся последний слог, как сжимает пальцы в кулаки и втягивает голову в плечи, как напрягается спина и топорщатся снова крылья... Да, это может быть возбуждение. Накрывающее его предвкусие оргазма. Но это не оно. Даби чувствует. Ястреб точно так же вёл себя часом раньше, показывая ему свой хвост. Насторожившись, Даби останавливается. Ястреб протестующе стонет, снова пытается толкнуться навстречу, но он крепко обхватывает его за пояс, не давая двинуться, и зовёт: – Ястреб? – Ты меня сегодня трахнешь наконец или так и будешь бесконечно болтать? – доносится до него сильно приглушённое – похоже, говорили не только сквозь подушку, но и сквозь плотно стиснутые зубы. – Что поделать, если ты сам предлагаешь темы для разговоров, – парирует Даби. Ястреб сжимает его собой до тёмных пятен перед глазами, вновь дёргается – Даби его держит. Успокаивает сбившееся дыхание, несколько раз моргает, прогоняя пелену, и спрашивает: – Так что у тебя с глазами, птичка? – Ястреб молчит, только сорванно дышит, и Даби напоминает мягко: – Ты же сам сказал. Ястреб издаёт странный звук – какой-то смеющийся всхлип. – Сам, – обречённо признаёт он. – Ты ведь так чертовски убедителен. Видишь ли, у некоторых птиц есть ещё одна особенность – так называемая мигательная перепонка. Это такая... тонкая, прозрачная складка кожи, надвигающаяся на глаза со стороны клюва. Она увлажняет, очищает и защищает глаза, моментально закрывая их при опасности соприкосновения с внешним предметом, – он делает глубокий вдох, переводя дыхание. – Есть она и у меня. Обычно я её полностью контролирую, даже когда сплю или сильно устаю, но иногда... как сейчас... – Ястреб хрипло хмыкает. – Я теряю над ней контроль. Это мерзко, Даби, это правда мерзко, она выглядит как мёртвая слепая плёнка, и тебе не обязательно смотреть, мне надо просто кончить, чтобы прийти в себя, потому что я сейчас не могу, никак не могу, я на грани, и... Слушать дальше Даби не собирается. ...Подхватить Ястреба на руки оказывается на удивление просто – он явно не врал насчёт полых костей. Даби разворачивает его к себе лицом, укладывается на правый бок, пристраивает Ястреба рядом, крепко прижимая его к себе, закидывает его ногу себе на бедро, настойчивым нажимом сильнее выгибает его в пояснице и, направив себя рукой, снова входит в него почти по основание. Поза получается не самой удобной, зато угол – просто восхитительным, даже Даби не сдерживает прерывистого восторженного возгласа, Ястреб и вовсе задыхается, не находя для крика воздуха – очень узко, очень тесно, очень туго, как будто бы даже ещё жарче – или это от прижавшегося к нему бедра? Ястреб, зажмурившись, прячет лицо у него в изгибе шеи, небольно прихватив зубами кожу, и Даби, усмехнувшись, в отместку легко кусает его за ухо. – Невозможно с тобой, – шепчет он, целуя мочку, – только-только определюсь, в какой позе тебя трахать, как подворачивается новая. Горячее дыхание прерывисто обжигает шею. – А какие... были варианты? – Ну, вначале я думал только о коленно-локтевой, чтобы постоянно иметь твой хвост в поле зрения, – Ястреб тихо фыркает от прозвучавшей двусмысленности, и Даби довольно улыбается. – Потом увидел, как ты жмуришься, когда я трахаю тебя максимально глубоко, и решил взять лицом к лицу. А сейчас... – он двигает бёдрами и шипит, когда зубы сильнее впиваются в плечо. – Ты же сам чувствуешь, насколько хороша эта поза. Так что не знаю даже, как мы устроимся в следующий раз. Может, попробуем их все, м? Ястреб не то гладит, не то царапает пальцами его грудь, и Даби вдруг пробивает странным ощущением дежавю. Что-то очень похожее точно так же скользило недавно по его груди, только... как будто прохладнее? Холоднее. Змея, вспоминает Даби удивлённо. Точно ведь, змея. Он накрывает рукой руку Ястреба, крепче прижимая её к коже. Внутри по-прежнему тихо. Шипящая скользкая тварь, отравлявшая ему жизнь последние несколько недель, казалось, навсегда поселившаяся у него под сердцем, исчезла без следа. Все его дурацкие комплексы, щедро сдабриваемые их с Ястребом недоговорками, испарились, как только Ястреб потянулся к его губам. А сколько было мучений из-за одной ничтожной мелочи... Он осторожно тянется к груди Ястреба в ответ. По пальцам с силой ударяет чужое сердце. Ястреб вздыхает, вжимаясь в него ещё сильнее. Прячется от него. Прячется от себя. Интересно, сидит ли в нём его собственная змея? Хотя нет, у него, наверное, внутри птица. Птенец, медленно росший вместе с ним с детских лет, с тех самых пор, когда комиссия взяла над ним шефство. «Знаешь, комиссии стоило определённых усилий отучить меня отвлекаться на блестящие и быстро движущиеся вещи». Они заставляли его отрицать свою природу. Приучили стыдиться всего, что не соответствует красивому, выглаженному образу настоящего героя. Если... если змея Даби так быстро выросла на пустяковой неуверенности в себе, каких размеров монстр терзает Ястреба все эти годы? Он сильнее вжимает пальцы в гладкую кожу. Сердце стучит с такой силой, будто внутри и впрямь кто-то сидит. Год за годом. Птенец отрастил крылья, когти и клюв. И бьёт, клюёт, царапает хозяина при каждой мысли, при любом намёке, что о его истинной сути кто-то узнает. И отвернётся. От Ястреба. От улыбчивого, красивого, золотоволосого и златоглазого Ястреба. Блять. Вот так соберёшься просто переспать с понравившимся – взаимно понравившимся! – симпатичным парнем и закончишь самокопаниями и рефлексией. Тоже, причём, взаимными. Чёртовы герои. Чёртово геройское общество. – Ястреб, – снова зовёт Даби. – Посмотри на меня. Ястреб мотает головой. Даби перебирает пальцами по влажному затылку. – Ну же, птичка, – он целует его в висок и чуть отстраняется, освобождая пространство между ними. – Давай. Откройся мне. Ты ведь уже открылся, осталось всего ничего. Он вновь с силой толкается в него, и Ястреб, вздрогнув, поднимает-таки голову. Мокрые ресницы, слипшиеся в длинные тёмные стрелки, приоткрываются, и под ними проглядывает глухая, молочная белизна. В горле вдруг пересыхает. В висках заходится пульс. – Ястреб, – сипло произносит Даби. И Ястреб распахивает глаза. Они и впрямь слепые – сплошная пелена заволокла всю радужку, и сквозь мутную белёсую зыбь, едва-едва, лишь очертаниями проглядывает пятнышко зрачка. Ястреб моргает, раз, другой, приподнимает вопросительно брови, и у Даби от внезапного восторга сбивается сердце – настолько открыто он сейчас выглядит. Беззащитно. Уязвимо. Как приподнятый вверх пушистый хвостик. Как пробившееся сквозь стон тихое чириканье. – Господи, – он гладит его по щеке, большим пальцем обводя метку в уголке глаза. – Хоть что-нибудь в тебе не будет настолько абсурдно сексуально? – Смеёшься? – недоверчиво хмурится Ястреб. Даби качает головой. – Ничуть. Это словно... – он замолкает, подбирая слова. – Это ведь из-за меня. Ты словно слепой из-за меня. Ты сам сказал, что контролируешь себя всегда, но сейчас ты самоконтроль утратил, потому что я... – Даби сглатывает, чувствуя, как снова перехватывает горло. – Потому что это – я. Я застлал собой весь остальной мир для тебя. Вот оно. Я это вижу. Он гладит напоследок ещё раз щёку, ведёт ладонью по плечу, спине, изогнувшемуся боку, сжимает в пальцах задницу и начинает двигаться быстрее. Быстрее. Сильнее. Поза всё ещё ужасно неудобная, но это искупает то, как Ястреб сжимает его собой – снаружи и внутри, горячими тесными мышцами и всё судорожней вжимающимся бедром. Обвившей вдруг за пояс рукой. Прижавшейся к груди грудью с беспорядочно колотящимся сердцем. Птенец внутри бьётся в агонии. Ястреб шире распахивает глаза. В слепой плёнке Даби ловит своё смутное отражение, пятна зрачков плывут куда-то вверх, под дрожащие веки, брови хмурятся так отчаянно, словно Ястребу нестерпимо больно. Или невыносимо хорошо. Из приоткрытого рта со свистом вырывается хриплое дыхание. Ястреб встречает неловкими, тяжёлыми толчками его толчки, кусая пересохшие губы. Царапает его лопатки с такой силой, будто хочет вырвать из них крылья. Будто чувствуя, что Даби словно взлетает с каждой секундой. Слишком жарко. Слишком тесно. Слишком близко. Хвост конвульсивно бьётся у Даби под ладонью, заполошно дрожат крылья, Ястреб вскрикивает раненой птицей, запрокидывая голову, и Даби, обхватив рукой его зажатый между их животами член, чувствует, как стекает по пальцам горячая сперма. Чувствует, как горячая сперма вытекает из Ястреба и медленно капает им на бёдра. Слепая плёнка подёргивается складками и медленно отползает от внешних уголков к внутренним, открывая золотые глаза. Глаза смотрят на него и закрываются. Даби обессиленно перекатывается на спину, тяжело переводя дыхание. Ястреб, на пару секунд так и замерший на боку, подаётся вперёд и падает ему на плечо. Немного возится, замирает, снова приобнимает рукой и осторожно закидывает бедро ему поперёк бёдер. Даби чуть приподнимает голову. Хвостик лениво лежит у Ястреба между ягодиц, слегка подёргивая довольно пушистыми перьями. Во всё ещё мутной после оргазма голове мелькает какая-то мысль. Что-то об этих самых перьях... Ах, да. Даби смотрит на левую руку, всё ещё испачканную чужим семенем, и, ухмыльнувшись, проводит ей по хвостику. Вскинувшийся было Ястреб тут же ложится обратно, обречённо выдыхая ему в шею: – Извращенец. – Даже спорить не буду, – смеётся Даби. Тщательно вымазанный спермой хвостик моментально теряет всю свою пушистость, становясь тонким, жалким и... да. Беззащитным. Даби облизывает губы. Ястреб удобнее устраивает голову у него на плече. – И с чего был последний жест? Я вообще думал, что ты забыл, что у меня есть член. Даби пожимает плечами: – У тебя так много частей тела, которым нужно уделить внимание. Я решил не размениваться, по одному за раз, – он наклоняется ближе к его уху. – На следующий раз материал себе я уже подготовил. Ястреб оглядывается на свой испачканный хвост и отчётливо сглатывает. Даби обеими руками обнимает его за пояс и целиком утягивает на себя. Ястреб вопросительно приподнимается на локтях, и, изловчившись, Даби быстро целует его в грудь – прямо под сердцем. – Умерло? – негромко спрашивает он. Звучит непонятно, да он и не ожидает, что Ястреб поймёт, но тот, вздрогнув, касается пальцами того места, куда только что прижались губы, как будто прислушивается и неуверенно кивает. – Кажется, да. Даби сосредоточенно кивает, нащупывая на выгнувшейся спине уже знакомые ямочки. Короткое дразнящее прикосновение... ...и Ястреб звонко, высоко чирикает. Захлопывает рот, сурово хмурится и тут же удивлённо приподнимает брови – явно чувствует, как отчётливо твердеет под его бедром чужой член. – Абсурдно сексуально, – довольно говорит Даби, улыбаясь во весь рот. Ястреб закатывает глаза и тянется к его губам.* * *
– К слову, если уж говорить обо всех особенностях птичьих причуд, в теории, я могу забеременеть. – Что? – Что?