George Hart — Black Forest
— Экспекто Патронум, — шепнул Кавех и наконец шагнул в чащу. Он прошёл вглубь всего метров десять, а лес за спиной будто с грохотом захлопнул дверь, отрезав от освещённой таким редким осенним солнцем опушки. Высокие ели и сосны загораживали небо, было очень темно. Тропинка озарялась лишь сиянием Патронуса, обернувшегося райской птицей, вьющейся вокруг Кавеха, словно маленький и очень прилипчивый ребёнок. От присутствия рядом такого защитника становилось совсем нестрашно. Как будто бок о бок с ним шёл аль-Хайтам и крепко держал его за руку. Стоял поздний ноябрь. Давно уже опали листья, оголив тёмные ветви и сделав кусты и деревья похожими на скелеты. Кора на многих стволах была ободрана, а на земле почти не росла трава, даже мох на камнях, казалось, весь завял и высох. Зелени добавляла лишь хвоя, но и та была какой-то пожухлой. Дементоры иссушили лес, принеся за собой не только разложение, но и ранние заморозки. Растения гибли, и они ничего не смогли с этим поделать. Все их патрули были бесполезными, это теперь понимал даже Тигнари. Но не прекращали вылазки, упрямо продолжая собирать образцы погибающей флоры Запретного леса, чтобы иметь хотя бы крохотный шанс её восстановить. Кроме того, они уже некоторое время помогали мадам Помфри с лекарственными травами, явно подходящими к концу. Где-то месяц назад на школу напала какая-то совершенно дурацкая кожная болезнь, от которой пока не нашлось ни лекарства, ни заклинания. Руководство школы отказалось помочь, сославшись на какой-то вымышленный бюджет. Частично Больничное крыло выручил профессор Слизнорт, но больше — Тигнари с друзьями. Первая такая вылазка состоялась всего три недели назад. Нельзя было сказать, что она оказалась очень уж успешной, но несколько пучков мяты они смогли достать. Попутно Тигнари собрал образцы уже никуда не годных растений, чтобы исследовать их свойства. От некоторых он даже смог сохранить семена, а от алихоцеи взял саженец — чтобы вырастить в своей личной теплице, устроенной в Выручай комнате. Мадам Помфри не задала ни единого вопроса, когда они вчетвером, вымазанные в грязи, с веточками и листьями в волосах, пришли к ней с собранными травами. Справедливо решив: меньше знаешь — крепче спишь, школьная медсестра только взяла с них обещание ни в коем случае не возвращаться в Больничное крыло в качестве пациентов. Тигнари заверил её, что они будут очень осторожными впредь, мысленно решив с мелкими травмами и ранами справляться самостоятельно, а в случае чего-то серьёзного… Что же, им явно следует держать обещание и не влипать по-крупному. Конечно, если бы не Тигнари, вряд ли кто-то решился переться в лес ради какого-то красного мха и мяты, но он с такой озабоченностью отнёсся к новой болезни, что даже ненадолго позабыл об экологической катастрофе и тоталитаризме в школе. — Это — настоящая эпидемия, — ворчал Тигнари, густо намазывая мазью очередные расчёсанные запястья какого-то первокурсника. Он вызвался помочь мадам Помфри и с пациентами — не зря же в прошлом семестре потратил столько сил на практику в Больничном крыле. Тигнари наблюдал развитие болезни и понимал, что та перерастала в настоящую эпидемию. Видеть, как переживает друг, — не просто. Но лучше, когда это происходило из-за глупой чесотки, на которую хоть как-то можно повлиять, чем из-за погибающего леса — ведь с этой проблемой сделать пока ровным счётом ничего было нельзя. Поэтому они были обязаны хотя бы постараться найти какие-то не завявшие травы в лесу. Кавех шёл по шуршащим под ногами листьям и вспоминал последние недели, сияя улыбкой даже более яркой, чем кружащий вокруг него Патронус. Он был так счастлив. Счастлив, несмотря на охватившую Хогвартс болезнь, на войну и на ледяной страх, пробирающийся к самому сердцу. На ужесточившиеся школьные правила, ужасное руководство и монстров, вроде бы охраняющих Хогвартс, а фактически — помогающих новому директору удерживать власть. Он не думал о будущем, которое всё так же оставалось неопределённым и размытым. Ведь, по крайней мере, оно уже не было одиноким. Кавех глубоко вдыхал морозный ноябрьский воздух, а потом изо рта вырывался пар. Его нос и щёки раскраснелись от холода, а яркие летние веснушки почти все исчезли с кожи. Он улыбался, вспоминая, как по этому поводу сетовал аль-Хайтам, целуя его в плечо перед сном. С каждым шагом дальше в лесную чащу, Кавех погружался глубже в счастливые воспоминания, и его Патронус становился всё ярче и ярче. Наконец чаща чуть поредела. Кавех вышел на небольшую опушку и с грустью отметил, что никакой живой и полезной флоры здесь не осталось. В глаза бросился лишь небольшой мухомор с пурпурно-бордовой шапкой в крапинку. Он не был силен в травологии, но понимал, что это непростой представитель царства грибов, раз выжил в таких условиях. Кавех осторожно срезал ножку и положил мухомор в карман, стараясь как можно меньше контактировать с ним голой кожей. Нужно будет показать его Тигнари. Ещё раз оглядев поляну, Кавех шагнул обратно в чащу, но между деревьев засиял серебряный свет. — Возвращайся, ты нужен мне! — голос Тигнари раздался из уст Патронуса-фенека. Мерцание тут же исчезло, оставив после себя лишь россыпь искорок, плавно опускающихся на землю. Но и они погасли: Кавех, не обратив никакого внимания на блеск, бросился обратно в чащу, чтобы вернуться в Хогвартс как можно скорее.✧ ✧ ✧
Аль-Хайтама и Сайно тоже припахали — Тигнари отправил их в болотистую часть леса, где помимо дементоров могли встретиться и красные колпаки, с которыми Кавех вряд ли справился бы самостоятельно. А вот от дементоров его надёжно защищал Патронус — самый сильный среди них. — И он оставил мне записку: «Полей цветы». — Угу, — кивнул аль-Хайтам, снова воспользовавшись заклинанием компаса. Болото было уже близко, не стоило терять бдительность. Но в голове крутились тревожные мысли, объяснение которым давалось с трудом. Аль-Хайтама не очень устраивало, что Кавех в одиночку гулял по лесу. Пусть он и освоил заклинание Патронуса в совершенстве, одного этого было мало. Не дать эмоциям взять верх над рассудком не получалось, как это было всегда, когда дело касалось Кавеха. И привычная логика уже не работала. Вообще ничего не помогало, и это бесило даже больше, чем когда они просто были соседями и аль-Хайтам не осознавал своих чувств. — Почему он не понял ответа? Я не могу уловить, — тем временем говорил Сайно, желая разобраться в их недавнем маленьком конфликте с Тигнари. — А что ты ответил? — поинтересовался аль-Хайтам, пытаясь отвлечься от своего неконтролируемого беспокойства. — «Лесов деревья». Повисла пауза, слышно было только треск веток под ногами да шелест мантий. Не поняли шутку даже редкие вороны, которые не покинули этот опасный участок леса — их надрывное карканье стихло, будто кто-то наложил заклинание немоты. — Сайно, это плохая шутка, — в итоге произнёс аль-Хайтам. — Почему это? Она же в игре слов, а такие шутки не могут быть плохими. Понимаешь, соль в том… — Тигнари просто попросил тебя полить его цветы, пока был занят, — перебил его аль-Хайтам. — Он не пытался шутить. Теперь зависнуть ненадолго пришлось уже Сайно. Никогда бы он не подумал, что аль-Хайтам разбирался в отношениях лучше него самого. — А ведь и правда, Тигнари что-то говорил насчёт того, где у него лейка стоит, — протянул Сааб. — Чёрт, надо придумать, как извиниться. Похоже, из-за меня у него засох какой-то кактус. — Сомневаюсь, что кактус мог так быстро засохнуть, — аль-Хайтам пожал плечами. — Подари ему букет. Кавех, например, такое любит. — Так это ты с клумбы Тигнари срезал те фрезии?! Ответ прозвучал слишком быстро: — Не понимаю о чём ты, — Аль-Хайтам отвёл взгляд, вспоминая утро, когда они прятали под столом букет, который он принёс Кавеху в качестве извинений за очередную мелкую ссору. О чём они тогда спорили, уже позабылось, а вот разгневанное лицо Тигнари до сих пор стояло перед глазами. Хорошо, что он тогда так и не смог вычислить виновников. Сайно окинул друга внимательным взглядом и хихикнул: — Да не сдам я тебя, не бойся. Я за справедливость, а смертная казнь за сорванные цветы как-то не положена. — Тигнари убьёт, если узнает? — Вряд ли, он вроде уже остыл, — пожал плечами Сайно и замер как вкопанный. Перед ним возник Патронус-фенек Тигнари.✧ ✧ ✧
Тигнари отбивал рваный ритм хвостом об липкий от смолы ствол сосны. Он однозначно пожалеет об этом, когда придётся отмываться, но сейчас было как-то плевать. Вся эта странная болезнь, из-за которой мадам Помфри пришлось набирать практикантов из учеников, проходивших курс по целительству, вышла из-под контроля. Его однокашника Абаттуи пришлось положить в Больничное крыло под постоянный присмотр. Кожа на его предплечье слезала пластами, слой за слоем, будто он был не человеком, а какой-то луковицей, причём подгнившей. На месте слезающей кожи образовалась рана, которая через несколько дней заросла твёрдой чёрной коркой, мешая нормально двигать рукой. Никто не понимал, что это за недуг. Был бы в Хогвартсе Дамблдор, он, конечно, смог справиться. Или, по крайней мере, обратился к целителям из Больницы Святого Мунго. Профессор Азар же бездействовал, свалив всю ответственность на мадам Помфри, пригрозив, что если она не справится с банальной чесоткой, то потеряет работу. До сегодняшнего дня Тигнари недоумевал, почему директор запрещал обращаться за помощью в Мунго. Но когда они с мадам Помфри усыпили Абаттуи и вскрыли страшный нарост на его руке, поняли: это была непростая болезнь. Вероятнее всего, что на Хогвартс наслали проклятье, объяснить природу которого никто был не в силах. Азар никак не прокомментировал новые симптомы так называемой чесотки, а на предположение, что это может быть проклятие, ответил: — Вздор! С такой-то защитой, какой мы окружили Хогвартс? Оставалось только помотать головой от досады и прижать уши к макушке. Хотелось ещё и зашипеть по-лисьему, но инстинкты валука шуна пришлось подавить — мадам Помфри просила не вмешиваться, чтобы её не лишили последней помощи в лице способных учеников, в число которых входил и Тигнари. Но кое в чём Азар всё же был прав. Стены Хогвартса действительно были защищены несколькими сотнями заклинаний. Помимо того, что замок был накрыт невидимым магическим куполом, так ещё и дементоры охраняли периметр. Наслать проклятие можно было только изнутри. Тигнари так разволновался, что срочно отправил друзьям Патронуса с просьбой вернуться. Мадам Помфри отпустила его на перерыв, как делала всегда в субботу после обеда. В конце концов, уроки никто не отменял, и обычно Тигнари тратил это время именно на учёбу. Но сегодня он стремглав бросился к лесу, встречать Сайно, Кавеха и Хайтама. Наконец послышались шаги. — Нари? Что случилось? — взволнованный голос Кавеха прозвучал с дальнего края полянки, откуда они обычно начинали свои вылазки и где всегда встречались после. — Я расскажу всё, когда вернутся Сайно с Хайтамом. Кавех кивнул. Они не заставят долго ждать. Аль-Хайтам связался с ним по зеркалу сразу после сообщения Тигнари. — Я не знал, что вы берёте их с собой в лес, — удивился он, услышал объяснения Кавеха. — Кучу сил и времени бы сэкономил. — Конечно берём! Я для этого и сделал их: чтобы можно было связаться в любой момент. — Жалко было бы потерять, — раздался из-за спины голос Сайно. — Жалко у пчёлки в… — Кави! — Что?! Сайно можно, а мне нельзя? — возмутился Кавех. И добавил тише, почти просяще: — Зеркала берите с собой, пожалуйста. Разобьётся — сделаю новое. Сейчас особенно важно быть всегда на связи. Тигнари кивнул, а Сайно поднял ладони в знак того, что сдаётся. Кавех был прав: не время для бережливости, даже если это — очень ценная вещь. — Что всё-таки произошло? — спросил аль-Хайтам, чувствуя, как в сердце снова кольнуло необъяснимой тревогой. В ответ Тигнари протянул ему осколки разбитой бутылки. Той самой, что запечатывала проклятие. На Хогвартс опустилась тёмная туча…✧ ✧ ✧
Ramin Djawadi — Light of the Seven
(до самого конца главы)
Прошло три месяца. Их не выпускали за пределы Хогвартса, изолировав от внешнего мира. Объявили карантин, а на самом деле просто посадили в тюрьму. Когда вскрылось, что новая болезнь — это проклятие, Азар несколько дней не выходил из кабинета. Неделю спустя выяснилось: директор покинул школу, заперев её таким мощным заклинанием, что выйти было невозможно даже через тайные проходы. Макгонагалл и другие преподаватели оказались бессильны перед заклятием Азара. Стало понятно, что он был на службе у Волан-де-Морта. Во главе Хогвартса встала Макгонагалл. Ей помогали все, кто хоть чем-то мог помочь. Младшие ученики носили обеды трудящимся в Больничном крыле практикантам и занимались другими мелкими поручениями. Старшие в ответ заботились о них, стараясь скрасить существование детей в четырёх стенах сказками, играми и всеми доступными в такие непростые времена развлечениями. Учителя продолжали вести уроки, но все домашние задания и контрольные отменили до тех пор, пока эта страшная блокада не закончится. А вне занятий каждый, как мог, пытался отыскать способ вырваться из школы, чтобы хотя бы пополнить запасы пищи. Ведь вопреки всеобщему убеждению, кладовые Хогвартса вовсе не были неисчерпаемыми. Еда являлась одним из принципиальных исключений из закона Гэмпа, а значит, создать её из воздуха было невозможно. В конце концов Хогвартс ждал голод, который пока всего лишь стоял на пороге, но если так продолжиться, то питаться им будет нечем, ведь даже урожай Хагрида погиб из-за увядания. Тигнари, Сайно, Кавех и аль-Хайтам денно и нощно искали ответ: как же всё-таки работало проклятие? Из простых наблюдений стало ясно: заболевали только маглорождённые. Реже — полукровки, но, вероятно, это зависело от пропорции ген волшебников в крови. «От её чистоты», — как выражались особо рьяные последователи Волан-де-Морта, вроде Зандика Вингера. Некоторые ученики, оба родителя которых были волшебниками, чувствовали своё превосходство перед остальными, позволяя себе издёвки, унижения, а иногда даже насилие. Сайно взял на себя обязанность пресекать подобные действия в школе. Он собрал самых способных студентов и организовал патрули, которые выискивали заигравшихся в Пожирателей смерти и наказывали их. Макгонагалл позволила им делать для защиты школы всё, что они бы посчитали нужным: Сайно точно не перешёл бы границы. Благодаря его отряду, хотя бы немного, но ученики чувствовали себя защищёнными. Большинство нарушителей отделывались «общественными работами», но особо рьяных изолировали, обустроив одно крыло замка под комфортабельную тюрьму. Так наказывали тех, кто не просто издевался, а применял для насилия заклинания, в том числе и непростительные. Больше всего Сайно желал поймать Зандика с поличным, но тот всегда уходил от наказания. Ни один из учеников не давал против него показаний, всё, что он делал — бросался словами, но интуиция подсказывала: Вингер нечист. Ещё одной большой проблемой стала подпольная торговля, набравшая невиданный оборот. В такие времена всегда находились те, кто пытался нажиться на всеобщей панике. Продавали всё: засохшую траву со школьной лужайки, выдаваемую за лекарственные растения; «зелья», укрепляющие здоровье, а на самом деле являющиеся обыкновенной подкрашенной водой; талисманы, на поверку оказавшиеся простыми безделушками… Эта торговля была такой очевидной спекуляцией, что поначалу никто не считал нужным разбираться ещё и с торгашами. До тех пор, пока Кавех не скупил у какой-то пятикурсницы брелоки, «защищающие от проклятия», а потом не раздал всем друзьям. — Что это? — аль-Хайтам покрутил в руке уродливую деревяшку, внимательно разглядывая нацарапанную на ней надпись. — Это талисман! Купил у Дори всю партию всего за пару галеонов. Он защищает от порчи и проклятий. — Это Дори так сказала? — поднял бровь аль-Хайтам. — Угу. — Знаешь, что здесь написано? — Это нестандартные древние руны, я такие не изучал, — пожал плечами Кавех. — Это не руны, это санскрит… И написано здесь: «привет, идиот». После того случая аль-Хайтам лично конфисковывал весь мусор, которым торговали из-под полы, совершенно наплевав на то, что ему следить за порядком полномочий не давали. Но большую часть времени он проводил в библиотеке. Казалось, что аль-Хайтам прочитал уже каждую книгу из запретной секции, но всё было тщетно. О Царе Дешрете не было почти никакой информации, кроме той, что он уже выяснил во время своей летней поездки в Каир. Аль-Хайтам по-настоящему устал. Так как никогда не уставал раньше. Чтение всегда было его главной страстью — теперь же аль-Хайтам мечтал только оказаться дома, в родной постели. Чтобы бабушка пекла на завтрак блинчики с кленовым сиропом и варила кофе в джезве, а он сам — валялся бы в постели до полудня, желательно с Кавехом под боком. Вечером бы они вдвоём прогуливались до Ридженс Парка или, попивая эрл грей, сидели на летних верандах многочисленных кафешек, где он бы читал что угодно, кроме литературы о тёмной магии. Больше, чем о спокойствии родного дома, аль-Хайтам грезил о нормальном сне. Ночные кошмары и непрекращающаяся тревога стали его новой реальностью. Он постоянно просыпался в ледяном поту и слезах, тихо радуясь, что хотя бы не кричал и не будил Кавеха. Снился холод. Наверное, из-за того, что в замке стало сырее, чем раньше. Топить стали хуже, теперь уж Тигнари мог порадоваться — рубить лес запретили из-за увядания. Аль-Хайтам и Кавех спали в обнимку, но теплее не становилось даже под двумя одеялами и тёплыми ладонями под рубашкой пижамы. Снились дементоры. Они окружали со всех сторон, сливались в одну тёмную массу, лишая зрения. А, может, просто света? Снилось ледяное одиночество. В кошмарах заболевал то Кавех, то Сайно, то Тигнари. Хотя чаще — все трое. Умирала бабушка. Умирали все люди до единого, оставляя за собой такую оглушительную тишину, что впору было только свернуться клубочком и закрыть уши руками. Он терял близких раз за разом, а ведь совсем недавно даже не подозревал, что больше всего на свете боялся именно этого. Больно. Как же было больно. Боль стала физической. Его мучили мигрени, судороги, спазмы при дыхании. Меж рёбер кололо так, будто он подцепил банальный бронхит, но микстуры не помогали. Вообще ничего не помогало. Аль-Хайтам устал. Так сильно, что раздражался всё чаще, срываясь на недоумевающем Кавехе, которому не посмел рассказать о своих тревогах. Он ведь и так слишком много плакал… Аль-Хайтам видел, как сильно тот боялся. Как бы не скрывал этого, запихивая чувства глубоко внутрь, Кавех страшился, что рано или поздно тоже будет лежать в больничном крыле, как все те заразившиеся маглорождённые. Больше болезни его ужасала неизвестность. Никто пока не знал, каковы были шансы. Полукровкам приговор выносился будто в самый последний момент. Кавех не показывал своего страха, но аль-Хайтам слышал по ночам тихие всхлипы. Чувствовал, как он жмётся сильнее, отчаяннее, чем раньше. Тревога стала их главной спутницей...✧ ✧ ✧
В конце февраля умер первый заболевший. Тигнари пусто смотрел перед собой, не понимая, зачем бороться дальше. Он сам не заразился лишь благодаря крови валука шуна, на которую не действуют человеческие проклятия. Можно сказать ему повезло… В отличие от Абаттуи. В последние недели ему было совсем плохо. Он буквально не мог больше шевелиться, а организм перестал воспринимать даже еду и воду. Его смерть была мучительной и долгой. И наблюдать за ней было страшно. В тот день объявили траур. А на следующий — Абаттуи уже похоронили. Прямо там на школьном дворе, совсем недалеко от Чёрного озера. Было очень холодно, ветер дул такой, что деревья гнулись к земле, а в лесу наверняка повалило несколько сосен. Метель застилала глаза, а сугробы были примерно по колено. Но всё равно на похороны пришла почти вся школа. После смерти Абаттуи они теряли кого-то каждую неделю. Тигнари больше ничего не чувствовал по этому поводу. Он не мог, не хотел снова сжиматься от боли из-за того, что не справился, не смог помочь. Ему не хотелось больше помогать. Тигнари казалось, посмотри он в зеркало — не увидел бы собственного отражения. Горечь пропитала его насквозь. Они с мадам Помфри терпели поражение за поражением, когда ставки были такими высокими, что проигрывать было никак нельзя. Но они проигрывали. Он проигрывал. Тигнари упорно не спал ночами, пытаясь придумать хоть какое-то лекарство, кое-как старался учиться, продолжал выбираться в лес за травами, которые в принципе невозможно было найти под такими сугробами. Просто чтобы больше не думать, не чувствовать чужую кровь на своих руках, забыть, что он ответственен за все эти смерти. В больничном крыле в час ночи всегда было тихо. Сонные чары наложить было несложно, Тигнари неизменно прибегал к ним, чтобы пациенты не страдали. Или хотя бы мучились чуть меньше. В тусклом свете настольной лампы он заполнял карточки очередных поступивших пациентов. «Чемберс Нилу, д. р.: 3 декабря 1963 г., 7 курс, маглорождённая». Нилу училась вместе с ним в Пуффендуе. Они мало общались, всё, что Тигнари о ней знал: она получала хорошие оценки по всем предметам, но нигде не блистала так, как в театральном кружке, который распустили в начале года по распоряжению мистера Вингера. Этот министерский пройдоха тогда по всем школьным клубам прошёлся, запретив почти всё, что касалось обыкновенного досуга. «Школа — это место, где надо учиться. Нечего здесь разводить балаган». Что же, теперь им всем явно было не до всего этого так называемого «досуга». Хотя Тигнари с большим удовольствием сходил бы на постановку театрального клуба вместе с Сайно. Нилу замечательно танцевала, это было бы очень интересное представление. Они так редко прикасались к чему-то прекрасному, а постановка стала бы хорошим предлогом, чтобы начать… Что-то он замечтался. Тигнари помотал головой, уши смешно затряслись в такт. Наверное, со стороны он выглядел глупо. Нужно было продолжать заполнять карточки. «Симптомы: лёгкая чесотка, частичное онемение конечностей. Предписания: мазь✧ ✧ ✧
— Мы должны ей помочь! — в очередной раз повторил Сайно, размазывая пресную овсянку по тарелке. Они вчетвером сидели за когтевранским столом. Впереди был ещё один тяжёлый день, и собирались все вместе они теперь только на поскудневших завтраках и ужинах. — Я в долг не брал, Сайно, — проговорил Тигнари, устало потерев переносицу. С тех пор как Коллеи положили в Больничное крыло, прошло три дня. Сайно обходил Хогвартс в ночном патруле, когда нашёл её, лежавшую без сознания посреди коридора. На ней была сорочка, не скрывающая ничего: руки и ноги были в крови. За эти три дня в себя Коллеи так и не пришла. Поэтому никто не знал, почему она скрывала так долго своё состояние. Увидев полное непонимание в глазах напротив, Тигнари тихо добавил: — Я не волшебник, Сайно… Ладно, волшебник, но не в том плане. Я не могу её вылечить, никого не могу, ты же сам видишь. — А тот гриб? — встрял Кавех, нервно почёсывая запястье. — Получилось что-то выяснить? — Эти грибы сейчас растут повсюду в лесу, — вздохнул Тигнари. — Это как ещё один побочный эффект проклятия. — Да, ты уже говорил, — кивнул аль-Хайтам. — Неужели не получается создать противоядие, действуя в соответствии с Третьим законом Голпалотта? — Это же не яд, — вымученно простонал Тигнари и улёгся головой на стол, уткнувшись лбом в кулак. — Я понял только, что у меня полная резистентность к проклятию, ни один образец моих клеток не отреагировал на него. У тебя, Хайтам, и у тебя, Сайно, точно так же. У Кавеха — пятьдесят на пятьдесят. — Как мы и предполагали с самого начала: чистокровным бояться нечего, кроме разве что голода, — хмыкнул аль-Хайтам. Тигнари кивнул: — Я — грязнокровка, но мой организм устроен иначе, видимо, поэтому у меня есть защита. — Не называй себя так, — проворчал Сайно. Кавех же молча покивал, почёсывая теперь внутреннюю сторону ладони, сжав её в кулак. — Я пробовал разработать противоядие от самого гриба, — тем временем продолжал Тигнари. — Оно слишком нестабильно и испаряется всего через пару секунд. Если бы получилось его стабилизировать, то, возможно, я бы смог сделать лекарство… — А ты не пробовал безоар? — неожиданно спросил Сайно. — От яда, который испускает гриб? — Тигнари скептично поднял бровь. — Нет, конечно, он не помогает от всего на свете, — Сайно махнул рукой, — но можно попробовать добавить его в противоядие. Для стабилизации. Лицо Тигнари посветлело. С ноября, когда появились первые тяжёлые симптомы, он забыл, что такое надежда. — Идём, — он вскочил и потянул Сайно за рукав. — Нужно попробовать. А вы что расселись? — возмутился Тигнари, глядя на Кавеха и аль-Хайтама, которые вовсе не собирались идти за ними. — Помогать будете, пойдёмте-пойдёмте!✧ ✧ ✧
— Получилось! — радостно воскликнул Тигнари, выведя формулу для лекарства неделю спустя. На столе стояла колба с мерцающим бордовым зельем. Оно больше не испарялось через секунды после приготовления. Оставалось только проверить действие. Обычно лекарства предварительно тестировали, но сейчас всем было ясно, что любое промедление грозило новыми смертями. Поэтому в тот же вечер зелье дали самым тяжёлым пациентам, в числе которых была и Коллеи. Эффект был слабее, чем они рассчитывали, но лучше, чем ничего. Коллеи не очнулась, зато чёрные корки на запястья будто высохли и начали шелушиться. — Верный признак обновления кожного покрова, — выдохнула вымотанная донельзя мадам Помфри. — Вы молодцы, мистер Гордон. Я горжусь вами. Идите. Сегодня я сама подежурю. Тигнари в ответ на похвалу лишь устало кивнул. Это был прорыв, но он не радовал. Им всё ещё не удалось придумать, как снять проклятие, но хотя бы получилось отсрочить близкую смерть тяжело больных. Отдыхать было некогда. Тигнари и так собирался сегодня в лес: он истратил все образцы «опухоли увядания» — как окрестили этот проклятый мухомор, — и нужно было найти ещё. Сайно, аль-Хайтам и Кавех тоже вызвались помочь. Через пару часов они уже шли по запретному лесу, проваливаясь в сугробы чуть ли не по пояс. С уходом из школы Азара дементоры никуда не делись. Поэтому вокруг них вились сразу четыре Патронуса: шакал, фенёк, сокол и райская птица. Их тепло согревало, а серебряное сияние освещало путь. Кавех оглядывался по сторонам, держа руку с палочкой перед собой. Зимой темнело очень рано, казалось, что из-за любого дерева на них может выскочить оборотень. Когда он высказал своё предположение вслух, Тигнари закатил глаза: — Сейчас же не полнолуние, Кави. — Ну хорошо, не оборотень, так… ну, гриндилоу. — Гриндилоу живут под водой, — заметил аль-Хайтам. — Даже если отбросить факт, что на сушу они не выбираются, — Чёрное озеро замёрзло, на них мы точно не наткнёмся. — Ой, да ну вас. Неужели непонятно, что я имел в виду… Кавех не договорил, потому что из-за деревьев впереди и правда кто-то показался. Они замерли, вцепившись друг в друга. — Не шевелитесь, — шепнул Сайно. — Бежать может быть опаснее, чем оставаться на месте. Но неизвестное существо замерло так же, как и они. Казалось, оно боится. — Это… — Кавех прищурил глаза и вдруг улыбнулся. — Это единорог, парни! — Не может быть, — аль-Хайтам нахмурил густые брови и крепче схватил его за запястье, потому что Кавех шагнул вперёд. Но он был совершенно прав. Монстр из-за деревьев был именно единорогом. Он подошёл ближе, и они увидели его белоснежный окрас. На его фоне даже снег казался сероватым. Единорог внимательно вгляделся в каждого по очереди, а потом встряхнул густой жемчужной гривой. Кавех заворожённо проследил за ним и сделал ещё один шаг навстречу, протянув руку. Единорог не отшатнулся, а, напротив, уткнулся мордой в его ладонь, подставляясь под ласку. — Его нечего бояться, — хихикнул Кавех. С его плеч будто свалился тяжёлый груз: теперь они точно могли считать себя в безопасности. — Откуда ты здесь взялся, дружок? Единорог кивнул, а потом стукнул золотистым копытом по снегу, указывая направление вглубь леса. Заклинание, наложенное Азаром, не давало пройти дальше определённого радиуса, поэтому Кавех помотал головой: — Прости, милый, к тебе в гости мы зайти не сможем, — он привстал на цыпочки и почесал его прямо рядом с рогом. Единорог в ответ боднул его головой в плечо. Аль-Хайтам внимательно наблюдал, готовый вот-вот сорваться Кавеху на помощь. Всё же, это тоже дикий, хоть и волшебный зверь. Кто знает?.. Но Кавеху всё было нипочём. Он только рассмеялся. — Проводим его до границы? — Мы здесь по делу, — возразил Хайтам. — Да ладно вам! — протянул Кавех. — Нет разницы, в каком направлении искать эти «опухоли». А так хоть… порадуемся немного, — последнюю фразу он произнёс тише и, казалось, чего-то не договорил. — Ладно, идём, — подал голос Сайно, тоже шагнув вперёд. — Кавех прав, нам всё равно, в какую сторону направляться. А с заклинанием компаса мы не потеряемся. Тигнари покивал. Так, они большинством голосов решили пойти вслед за единорогом. Кавех слегка приподнял рукав мантии и нервно почесал запястье. Никто не заметил, как с растёртой кожи на снег упала капля крови.