Танцы на пепелище

      Подушечки пальцев мягко скользили по языку. Вино лилось тонкой струйкой в рот стоящего на коленях мужчины. Алкоголь спускался по двум пальцам, упершимся в язык. Каждый раз, когда наступало время глотать, Артемий смыкал свои губы, жадно засасывал тонкие пальцы Даниила и старательно проводил меж ними своим языком.              Иногда напиток проливался мимо, скатываясь по шее под белую парадную рубашку, даря ей пятна багровых разливов.              Зрелище перед Даниилом вызывало тянущий зуд в пахе. Покорный Гаруспик стоял на коленях, с открытым ртом и высунутым языком тяжело дышал в благодатном наслаждении.              Глядя, как в удовольствии закатываются глаза Бураха, можно было подумать, что дело в необычайно вкусном вине. Даниил имел глупость вынуть свои пальцы и облизнуть их, вымоченных в смеси вина и слюны.              Обманывая себя, Даниил предполагал, что на каком-то этапе Артемию станет некомфортно, что он струсит и прекратит заходить дальше. Тогда и проблема этого необъяснимого навязчивого поведения будет решена. Но становилось только хуже. Они уже перешли черту.              В вязком болоте их отношений можно было с лёгкостью погрязнуть. Особенно, когда перед тобой безропотно преклонили колени и с трепетом ожидают следующей команды. И в этом преклонении Артемия чувствовалась не слабость, а сила признания своих чувств, смелость и готовность перейти к следующему шагу.              Бурах был сам на себя не похож. В его покорности таилась хищность, а в каждое движение было пронизано животным желанием.              Достаточно опоив мужчину вином, Данковский сам прильнул к бутылке, испив ее до дна.              Закрыв глаза, он очутился в центре зала, в сжимающей его толпе. В такой давке не было заметно ни одному глазу, как по его телу в ритм музыки скользили чужие руки, а сзади упирался твердый холм брюк.              Сейчас нужно было только одно – изображать видимость действий, сливаясь с окружающими, что было просто: безумная каша из людей, не стесняясь друг друга, совершала не танец, а массовый ритуал, выплескивая всю свою энергию в хаотичные, иногда совсем неэстетичные звериные движения. Кто желал иного – уже покинул событие.              Чем интенсивнее двигался в танце Даниил, тем требовательнее становились обжигающие его руки, заставлявшие тереться резче и четче с позади стоящим телом. Мокрый язык безнаказанно блуждал по шее, принуждая извиваться словно змея.              Бураху импонировала честность ситуации и до абсолюта нравилось держать в руках желанное и необузданное. Он предусмотрительно сменил их маски до входа в зал, чтобы не навлечь случайной беды. Прелестные девы в одном нижнем белье окуривали каждого гостя              Новая кличка, которой одарили Даниила, в нынешнем контексте отображала истинный расклад дел. То, как он волнообразно раскачивал бедрами, плавно выводил руками образы, дразнил, поочередно то отдаляясь, то вжимаясь в крепкое тело, будоражило сознание Гаруспика. Добираясь до нужных мест, Артемию дарилось всего несколько секунд, чтобы испробовать вкус достижения заветного. «Бык» даже не задумывался, что укрощает не он, а его.              Находясь в самом эпицентре коллективного бессознательного, любой терял ощущение времени и контроль над собой. Мгновенье, и Бурах заметил в своих руках иллюзию вместо желаемого источника тепла и страсти.              Данковский уже маневрировал в толпе, беспорядочно одаривая лаской и получая ее взамен как от женщин, так и от мужчин. Он затеял игру, вынуждая гоняться за ним. Следить за его удаляющейся фигурой было затруднительно, стена из тел перекрывала обзор. Вот видно, как он сливается в французском поцелуе с разгоряченной барышней, не стесняясь схватив ее за полные груди, а вот он в объятьях пары, которая в четыре руки ласкает мужчину.              Даниил постоянно держал Артемия в поле своего зрения. Но Гаруспик вновь и вновь оказывался в неправильном месте. Изредка он цеплялся за искомый взгляд, и снова мчался следом. Разгоряченный, на пике возбуждения, его терпение было на исходе. Мимо его носа слишком много раз мелькала красная тряпка, преобразовывая неконтролируемое желание в злость.              Вынырнув из толпы, Артемий увидел, как теперь его соблазнитель эффектно скрылся за жонглирующими факирами. Пожиратели огня умело обращались со стихией, приводя в дикий восторг даже самых требовательных гостей.              Тернистый путь из перьев, страз, нескончаемых бокалов с шампанским открыл дорогу к банкетному столу, где среди заморских фруктов, бесконечных кувшинов и коллекционных бутылок люди судорожно мяли скатерть во всевозможных позах, предаваясь содомии.              Даниил вольготно восседал на столе посреди творящегося безобразия и со скукой наблюдал за ближайшими беспардонными парочками, повседневно вкушая клубнику, разбросанную по столу.              Вот он. Наконец-то разрешил себя поймать. Взгляд бессовестный и уставший. Всё остальное скрывала маска.              Гаруспик подошёл к нему вплотную.              Здесь и вправду никто не обращал внимание на других. Трое джентльменов занимались удовлетворением одной прекрасной дамы, проворный усатый карлик таранил худощавого господина в парике и пудре, две нежные девушки свалились со стола и перебрались под него – и так на протяжении всего края шатра и каждого его уголка тянулась череда сиюминутно откровенно влюбленных.              Не признаваясь себе, Даниил заметил свое учащенное дыхание в ожидании неизвестного. Он всем своим видом обыденно ожидал "ход" соперника, но его не следовало. Только сверкали полные жажды глаза напротив.              Игра продолжалась. Бакалавр с усмешкой дотронулся до пряжки брюк Артемия, хотя в ушах стоял марш пульсации крови. Щёлкнув по пряжке несколько раз, Даниил оценил кожаный ремень на упругость, помяв кончик. Провокация.              И так не получив ответа, внимание мужчины перешло на рубашку Бураха. Начав с низа, он медленно освобождал каждую пуговицу, обнажая атлетичный торс. Рука потянулась к прессу.              Артемий грубо убрал гуляющие по нему руки. Не моргая, он расстегнул свой ремень и хлестко снял его.              Резко Бурах вцепился в черные волосы и легко перевернул тело на столе, прижав его животом к столу. На глазах Даниила выступили слезы от боли. Взглядом, наполненным недовольством, он молча смотрел назад на своего обидчика, но не принимал никаких действий.              Бурах нехотя отпустил волосы, требовательно проведя ладонью от головы до таза Данковского, задевая шею, внимательно через одежду ведя по позвонкам. Спустившись ниже, мужские пальцы крепко впились в мякоть ягодиц, обжатых тканью брюк. Со смесью наслаждения и злости ладони мяли упругий зад. Колени Артемия ловко заставили Даниила развести ноги пошире, посодействовав тому, что ткань брюк плотно обтянула всю нижнюю часть мужчины, подчеркивая его анатомические изгибы и бугры.              Контроль над Данковским пробуждали в Артемии ранее неизведанные желания. Бурах обвил снятым с себя кожаным ремнем шею Даниила, натягивая длинный лоскут упругой кожи как поводок, и нетерпеливо свел его руки. Зафиксировав запястья на его же пояснице, он еще сильнее прижал Бакалавра к столу, шепнув на ухо:              – Не смей дергаться.              Звонкий удар. Еще раз. Снова шлепок. Удар под другим углом. Теперь быстрее.              Глухие стоны выходили из открытого рта, который снова и снова хватал воздух. Слюна стекала с уголка приоткрытых губ на смятую скатерть, а взъерошенные волосы прилипли ко лбу, мешая гулять затуманенному взгляду.              Горели не только ягодицы, но и область ниже. Каждое хлесткое соприкосновение дарило волны мурашек, и одновременно – необъяснимое умиротворение и странное возбуждение. Под тканью расслабленные ягодицы наливались румянцем, сокращаясь после каждого удара.              Данковского наполняло блаженство, с благодарностью он принимал приливы боли и наслаждения. Эта пошлая поза, в которой он стоял перед Артемием раком, дико возбуждала. Даниил позволил себе даже еще чуть шире раздвинуть свои ноги, художественно прогнувшись в пояснице.              Зрелище стало усладой для глаз Бураха, он крепко стиснул и слегка приподнял зад Даниила, а затем впился своим твердым пахом в промежность, «примеряя» ее на себе. Сначала Артемий размеренно вкручивался, натягивая бедра Даниила на себя, а затем стал ритмично имитировать инстинктивные движения во время соития. Тела тянулись друг к другу, с силой прижимаясь в момент соприкосновения.              Дернув ремень, Бурах грубо притянул Бакалавра к себе, заключив в крепкие объятья. Теперь Даниил на коленях стоял на столе, вцепившись в кожаный обручь на шее, пока на ней же рвано смыкались губы Артемия.              Дрожащими от возбуждения пальцами Артемий расстегнул верхние пуговицы рубашки Данковского, сведя его руки снова за спину. Опуская ткань с его плеч, Бурах специально медленно отодвигал рубашку с груди мужчины, вульгарно обнажая ее. Мозолистые пальцы нетерпеливо скользнули вдоль шеи, прошлись по линиям ключиц и опустились на затвердевшие соски. Шершавые подушечки исследовали их упругость и текстуру, щипая, оттягивая и слегка скручивая эти нежные выступы на теле.              Опьяненный ощущениями Даниил смотрел за своими истязанием, крепко нахмурившись. Он чувствовал ритм тяжелого дыхания сзади, и это дыхание проходило от самой мочки уха через все тело, через солнечное сплетение до ступней. Всё назойливее тянуло пах.              Давно забытое тепло лечило его душу и тело от одиночества. Он знал что это чувство счастья или его подобие будет эфемерным и продлиться недолго. Но было так приятно вновь ощущать что-то кроме тревоги, тоски и разочарования. Да что уж там, было невероятно приятно быть кому-то нужным, даже в таком приземленном плане. А эти прикосновения могли явно вызвать зависимость. Нет. Сейчас Даниил именно хотел, чтобы эти прикосновения вызвали у него привыкание. Тело требовало больше эндорфина в крови. А самое главное наслаждение состояло в том, что голова была пуста от единой мысли.              Пальцы Артемия дотронулись до подбородка Даниила, поднимая его. Горячий поцелуй в шею последовал за этим. Одновременно пальцы поднялись до губ, мягко оттягивая их вбок. Бакалавр приоткрыл уста, и палец с упором снова прошелся вскользь по ним, задевая язык. Палец проникал глубже. В ответ Даниил робко высунул язык навстречу и облиза фалангу, которая все дальше упирался в щеку, водил по зубам, обводил язык. Даниил засасывал палец, насаживаясь на него поступательными движениями.       Бурах не мог дальше продолжать. Его накаляла мысль, что кто-либо может увидеть дрожь ресниц, одурманенный взгляд, судорожные движение Даниила. Он эгоистично считал, что только он полноправно может созерцать и владеть этими моментами, этой уязвимостью Даниила. Для него это было настоящее сокровище. Хотелось его спрятать от всех, украсть его отсюда.              Бурах крепко сжал член Даниила через штаны. От такого у Данковского перехватило дыхание, а в глазах потемнело. Даниил хрипло и протяжно простонал, выгибаясь в тянущей истоме. Поддаваясь желанию добиться большего наслаждения, он сильнее вжался ягодицами в упирающийся в него пах, а голову облокотил назад на плечо Артемия, подчиняясь полностью его воли.              Это были не просто пьяные лобзанья двух тел. В их дыхание было больше секса, чем в сексе людей в этом шатре. Процесс их влечения был по-настоящему красив.              Внезапные хлопки на улице отвлекли всех гостей. Оторопев, мужчины отдалились друг от друга, поправляя одежду.