Я тебя рисовала

      Ульяна задернула шторку душа, выкрутила кран и содрогнулась от холодной воды.       — Мёрзнешь? — усмехнулась Фэй и Лилиан почувствовала, что струи водопада, падающие на её плечи, стали намного теплее.       В полутьме она различала, как сквозь воду проходили едва заметные искры и всполохи. Скользкие камни под ногами тоже теплели, напитываясь живой магией подруги, и Лилиан подумала, что это утро, последнее утро перед прибытием в Донован, не может быть идеальнее. Она вела их по тайным, постоянно меняющимся тропам несколько дней практически без отдыха, а затем они с Фэй пережидали бурю на берегу горной речки в маленькой расселине. Растирая онемевшие мышцы, проводница чувствовала, как из них уходит усталость, а весь окружающий лес розовеет, как и её кожа, под первыми рассветными лучами. Над горами вставало солнце, согревая всю долину и растворяя тяжелый ночной туман так же, как магия Фэй согревала целую реку. Таинственный полумрак Чащи, с его пугающими шорохами и неясными отблесками, теперь звенел утренней суетой населявших подлесок птиц, среди которых Лилиан без труда различила пронзительную песнь славки. Проводница стояла не двигаясь под отливающими лучистым золотом потоками теплой воды и могла бы простоять так вечность, если бы не услышала оклик. Фэй всё ещё стояла у берега, по видимому, наблюдая за ней, и только сейчас сдувала с пальцев остатки мерцающей пыли.       — Хеееей, — протянула она. — нас ждут, нужно поторопиться с новостями, ты помнишь?       Лилиан вздохнула, плотно провела ладонями по светлым коротким кудрям, сгоняя с них воду, и вышла на берег, где оставила одежду.       — А высушить меня магией не сможешь? — с надеждой спросила она.       — Мммм, — протянула Фэй и коснулась пальцами подбородка, как делала обычно, когда глубоко задумывалась или решала сложную задачу. Взгляд её оранжевых глаз, казалось, сам по себе содержал магию и согревал всё, на чем останавливался. — Я не могу нагреть твою кожу до температуры испарения влаги, это будет смертельно. Возможно, я могу нагреть воздух вокруг тебя, но это нужно делать с ювелирной точностью, и тебе нельзя двигаться, иначе обожжёшься. Я не могу создать полноценный порыв ветра, как магессы воздуха, но могу нагреть землю, чтобы жар от неё устремился вверх и…       — Ооо, прекращай, я уже справилась сама, — засмеялась Лилиан.       Она сидела на большом камне, неуклюже втискиваясь в узкие кожаные штаны. Голову она повязала широкой зеленой косынкой, которую обычно накидывала поверх, так что её плечи прикрывала только простая рубашка с широким воротом, подпоясанная грубым ремнём.       Ульяна прикрыла дверь ванной, другой рукой собирая полотенцем капли с кончиков волос, столкнулась взглядом с матерью в коридоре, и, убедившись, что та не хочет ничего сказать — по крайней мере, ничего важного — прошла на кухню, щелкнув кнопкой электрического чайника и тут же потянувшись за чашкой к шкафчику.       — Отлично, — Фэй встряхнулась и отвернулась к их маленькому лагерю, её тон сменился на деловой. — Соберемся и уже скоро будем на пристани, к обеду сможем отдать записи и мы свободны! Поужинаем где-нибудь в городе или сразу возьмём ещё листок?       — Ты же знаешь, я ужасно чувствую себя в в толпе, — вздохнула Лилиан.       — Как и я, Лил, но мне нужно прикупить компонентов.       — Ещё бы, ты на водопад весь остаток пыли потратила, сумасшедшая.       — Не могу смотреть как ты каждый раз целый ритуал проводишь, чтобы расхрабриться перед купанием, это одновременно смешно и жалко, — улыбнулась Фэй.       — Как-нибудь я окачу тебя холодной водой исподтишка, чтобы ты поняла, какого это — окунуться в ледяную воду без способности нагреть собственную кожу, саламандра! — беззлобно усмехнулась в ответ Лилиан и, закончив шнуровать свои мокасины, сняла с дерева ножны, придирчиво проверяя, не повредил ли туман их грубую кожу и хорошо ли вытаскивается кинжал.       — Ууу, трепещу, — Фэй быстро смотала тонкий тент, укрывавший их от дождя этой ночью, и теперь упаковывала его и другой скарб. Путешествуя вдвоём, магесса и проводница не нуждались в большинстве приспособлений, которые пригодились бы в Чаще обычным людям. Все необходимые вещи помещались в две небольшие сумки, так что Фэй таскала с собой даже любимую глиняную чашку, набор гадальных костей и книгу для записей в тяжелом кожаном окладе.       Вода забурлила и чайник щелкнул крышкой. Ульяна отвлеклась от распаковки творожного сырка и залила чайный пакетик в чашке. Грубой керамической чашке ручной работы с ручкой в виде изогнутого листа. Она почти видела руки Фэй, золото-красные от пыли, нагревающие замысловатую смесь из дикой мяты, ягод малины и сосновой пыльцы.       — Уля, ты меня совсем не слышишь? — мамин голос прозвучал весьма обиженно, а значит, стоило очень внимательно посмотреть ей в глаза и точь-в-точь повторить только что услышанное, иначе ссоры не миновать.       — «Ты опять в темноте плескалась?» — способность распараллеливать мысли и не отвлекаться от куда более приятной реальности, записывая все происходящее вовне как будто в отдельный мозг Ульяна считала своей суперсилой. — Мам, ну что я могу на это ответить, мне так комфортно, к тому же там не полная тьма, над дверью фрамуга…       — Фрамуга, — Карина обернулась на дверь ванной. — На курсах уже словечек нахваталась?       Ульяна не сочла нужным ответить и просто пожала плечами. Мама всегда была не в духе по утрам, так что не было смысла что-либо обсуждать. К тому же, старый спор вряд ли изменил бы сценарий. Хватило уже того, что мама оплачивала подготовительные курсы, хоть и была уверена, что поступление в художественный колледж — временная блажь. Ранее покорную воле своей матери, делающую всё как она скажет, если только оставлять взамен время на рисунки и другие незамысловатые хобби, Ульяну готовили к поступлению в политех на одну из специальностей, которую её мать считала перспективной, как вдруг примерная отличница взбунтовалась. Взбунтовалась по-тихому, продуманно отрезая все пути к отступлению. Она втайне не подписалась на сдачу необходимых предметов ЕГЭ, оставив только те, от которых нельзя отказаться. Пересилив свою замкнутость и смущение, ездила по приглянувшимся в интернете учебным заведениям, затем открыла матери все карты тогда, когда было уже невозможно попасть на необходимые экзамены. Скандал был грандиозный, но Ульяна все же отвоевала себе год на попытку поступить в художественный колледж.       Она была бы рада, если бы такое упорство было следствием вдохновения или уверенности в своём пути, но на самом деле понимала, что ей руководил страх. Ульяна очень боялась растерять ту комфортную магию, в которой мысленно утопала любую свободную минуту. Она не могла представить, что дальше ей снова придется, как в школе, выглядывать из своей скорлупы, пытаясь сосредоточиться на том, что ей совершенно неинтересно. Рисование увлекало её и позволяло привнести в реальность хоть немного того мира, о котором она грезила постоянно. Вся её комната была обвешана акварелями с видами Донована, зарисовками всякой живности и портретами персонажей. Источником вдохновения стал воскресный поход в горы с отцом ещё в детстве, когда отец у неё был. Каменные столбы стали прототипами резных башен города, а узкие тропы окружающих лесов с их неожиданными оврагами и укромными пещерами обернулись постоянно меняющейся Чащей, способной проглотить неосторожных путешественников без следа.       Ульяна подождала пока мама уйдёт на работу и засобиралась сама. Мысли её снова утонули в лесу, в то время как руки застегивали молнию голубой толстовки, а ноги находили на ощупь привычные кеды. Она подхватила сумку и большую папку с бумагой, которую оставила в прихожей ещё с вечера и мельком взглянула в зеркало, заправляя за уши непослушные светлые локоны. Волосы уже высохли, свернувшись крутыми кольцами и она не стала их расчёсывать — сухими они после расчёски распушились бы так, что голова превратилась бы в одуванчик. Ульяна закрыла дверь, надела на голову наушники и поторопилась спуститься по лестнице вниз, к выходу из дома. Впереди был долгий путь до колледжа через утренние пробки.       На берегу Первой как обычно кипела жизнь, именно здесь для Лилиан заканчивалась Чаща и начиналась толпа. На пристани проводники и их спутники ждали ладью, которую сейчас готовили к отплытию, загружая мешки и ящики, а вся река была похожа на оживленную дорогу, только вместо запряженных лошадьми экипажей по ней передвигались огромные грубо обтесанные от веток бревна с двумя гребцами на каждом — так в Донован переправляли лес, добываемый выше по правому притоку. Бревна были такой толщины, что их едва могли бы обхватить четверо человек, взявшись за руки, но глубоко сидели в воде — древесина чащобных кедров была невероятно плотной, негорящей и потому ценной и оправдывала все риски по её добыче.       Фэй взяла Лилиан за руку и протолкалась через толпу к палам причала, где их уже окликнул знакомый проводник. Растик сверкал улыбкой, не смотря на то, что его правая рука была перемотана и уложена в перевязь из гибкой коры.       — Живы! — выкрикнул он традиционное приветствие проводников, не дожидаясь, пока они приблизятся.       — Живы, — ответила Фэй, осторожно приобнимая Растика в ответ. — Что у тебя случилось?       — Не нашёл общий язык с рысью, — ответил тот, опасливо глянув на Лилиан.       Та пожала плечами, не считая нужным заострять внимание на том, что она за всю свою карьеру ни разу не получала травм в Чаще. Лилиан не просто хорошо знала лес — она родилась и воспитывалась там, пока не ушла своим путем. Дважды после этого она встречала родителей в лесу — один раз стариками и однажды— совсем молодыми, но эта пара отшельников всегда держалась вдвоём, как говорят проводники — разделяя одну тропу, а значит, причуды Чащи не могли разминуть их надолго. Впрочем, уникальное происхождение Лилиан не влияло на её спутников. Проблем с тем, чтобы безопасно провести других до нужного места всегда хватало. Поэтому они с Фэй стали постоянной командой, целенаправленно выбирая подходящие листы с заданиями, ведь огненная магесса гораздо самостоятельнее в Чаще, чем даже охотники, не говоря уже о совсем беззащитных собирателях грибов, орехов или ягод.       — Какое сегодня число? — перевела тему Фэй, выуживая из сумки книгу и карандаш.       — Второе.       — Середины года? — спросила Фэй и, получив в ответ кивок, начала шустро записывать в отчёт. — Отлично, а там у нас было пятое, Чаща исказила всего на три дня. Кстати, если возьмёшь следующий лист на путь до лесозаготовок, можешь идти от верхнего причала напрямую через водораздел — мы там просеку выжгли широченную, месяц точно продержится, а там, конечно, лес опять возьмёт своё. Мы сами хотели плыть оттуда, но не было подходящей ладьи и пришлось идти берегом. Думаю, там нас и исказило, а на самой просеке искажений не было — делаю вывод, что на выжженной земле не только тропы не путаются и не зарастают — время стабилизируется в обе стороны, ну разве не здорово, а?       — Это чертовски хорошие новости, — обрадовался Растик. Окружающие люди воодушевленно переговаривались и передавали новость о новой просеке дальше в толпу. — Ох, я даже смогу взять путевой на какой-нибудь небольшой караван, не дожидаясь пока рука заживёт.       Кто-то из окружающих попытался благодарно потрепать Лилиан по плечу, но она посторонилась, проскользнув под рукой Фэй. Людей наконец начали запускать на ладью, так что подруги помогли Растику разместиться на мешках и сели рядом. Рулевой за их спинами отвязывал швартов, несколько человек из пассажиров помогали опустить парус, а магесса воздуха растирала в руках минеральную пыль, готовясь призвать свою стихию. Лилиан лениво привалилась к Фэй, разместившись среди корзин с дикоросами всех сезонов и мешков с зимними шкурками пушных зверей, слушая как кто-то из проводников рассказывает спутникам расхожую байку о бочонке молодого вина, который уронили с обоза в Чаще, а в следующем сезоне нашли столетним. Парус упруго наполнился ветром и ладью ощутимо качнуло.       — Аккуратнее! — какой-то мужчина оглянулся на Ульяну в автобусе, но сразу смягчился и даже помог пропихнуть её огромную папку к стене, пока Уля протискивалась в так удачно освободившееся место у окна.       Автобус дергался в ритме вяло текущей пробки, толпа в нём то рассасывалась, то пополнялась новыми людьми, а Ульяна рассеянно смотрела в окно, ожидая, пока скучный проспект сменится набережной Камы. Вид широкой реки всегда завораживал её, перемешиваясь с фантазиями о белопарусных суднах, обрывистых берегах и возвышающихся над ними башнями каменного города. Мысленно остановившись на мирной картинке плывущей ладьи, Ульяна думала об учебе. Каждый выход в люди требовал от неё определенной смелости, и в своё время застенчивость не позволила ей комфортно чувствовать себя в художественной школе, куда она попала в середине года и оказалась посреди шумных уже сформировавшихся группок, комментариев и смешков за спиной, которые, вероятно, не имели к ней никакого отношения, но все равно заставляли внутренне напрягаться каждый раз. А когда учитель схватил её за бедра и попытался посадить к себе на колени под предлогом показать технику штриха, она не вернулась на следующий день, бесцельно проболтавшись в парке неподалёку, так и не найдя в себе смелости не просто рассказать кому-то о домогательствах, но и вообще снова войти в тот класс. На курсах же между людьми было гораздо больше дистанции, преподаватель обращался ко всем на вы, а среди будущих студентов были как выпускницы девятого класса, так и совсем взрослые люди, пришедшие за вторым образованием. Ульяна чувствовала себя среди них гораздо спокойнее, но ощущала свою нехватку навыков, когда смотрела на работы тех, кто много лет рисовали в художке, и переживала, что не сможет нагнать.       Автобус качнулся очередной раз, люди перед Ульяной сместились, торопясь к выходу. Она встала, вытаскивая свою папку, а когда распрямилась, мимолётно выхватила взглядом едва мелькнувшее за чьими-то спинами знакомое лицо.       Это была её остановка, но Ульяна не двинулась, вцепившись в поручень, будто увидела призрака. Секундный образ, ослепивший её, всё ещё стоял перед глазами.       У девушки были глаза Фэй, волосы Фэй, её лицо до мельчайших черт как в фантазиях, как на десятках рисунков в альбомах и на стенах комнаты. Вспышка лучей, высветивших лицо девушки, вторглась в её мысли, мгновенно разметав их, и застигла Ульяну врасплох с замеревшим вздохом, пропущенным тактом сердца и судорогой в пальцах. Фэй выбежала, двери с шипением закрылись, толпа людей перемешалась, а автобус продолжил движение, выруливая с остановки. Ульяна потрясенно выдохнула и растерянно повела взглядом вслед растаявшему на солнце миражу.       Не то чтобы это было само по себе необычным — она часто вдохновлялась чьими-то лицами, обкрадывая случайных знакомых на референсы для персонажей не только по внешности, но и по характеру, но Фэй… Фэй была пришедшим откуда-то извне сном, синтезом тайных желаний и вдохновения, исключительной в своей оригинальности. Эта персонажка была слишком личной, близкой, и видеть с такой точностью воплощенные черты оказалось невыносимо обескураживающе. Неужели у той девушки действительно оранжевые глаза или фантазия Ульяны их дорисовала, заметив знакомый образ? Даже если и так, всё остальное пугало совпадением.       Ульяна вышла из автобуса и поспешила к колледжу. Она всегда выходила заранее, так что запас времени позволял неторопливо пройтись пешком, едва замечая остановившимся взглядом края пешеходной зоны. Все её мысли были заняты происшествием. Она убеждала себя, что нелепая случайность не должна так задевать её. Подумаешь! Такое совпадение должно было принести секундную радость, удивленный вздох и, затем, спокойное пожимание плечами, но ей было почти страшно. Ульяна было представила себя в лесу, пересекая небольшую тополиную аллею по пути, но и там она краем глаза замечала мелькающую сквозь стволы деревьев фигуру в зелёном плаще. Она начала опасливо оглядываться по сторонам и всматриваться в лица прохожих и это, как ни странно, её успокоило. Равнодушие окружающих и обыденность пермской улочки как будто вывели её из ощущения сглючившей матрицы и Ульяна встряхнулась, поправив неудобную папку. Лучше бы думать об учёбе, а не о странных совпадениях, которые никогда не повторятся. Ульяна свернула за угол к дворику около училища и в ту же секунду её обхватили чьи-то руки.       — Уля! — Стася произнесла её имя так громко и гулко, что у Ульяны почти заложило ухо, — наконец-то я не одна опаздываю! Непохоже на тебя, ты что, плохо спала?       Стася развернула её за плечи и внимательно заглянула в глаза. Ульяна в который раз поразилась тому, насколько легко однокурсница выходила на такой близкий контакт, при том что её, совсем не привыкшую к какой-либо тактильности, это не раздражало. Во внимании Стаси, хоть и рассеянном на всех людей поблизости, всегда было искренне участие. Кажется, она могла бы задружить кого угодно, абсолютно бесхитростно предлагая свою поддержку, но никогда не пытаясь копнуть слишком глубоко в чужую душу.       — Приём! — Стася щёлкнула пальцами. — Альдераан вызывает Дантуин! Уль, тебя будто мешком по голове огрели.       — Ааа, да… Всё нормально, я и правда плохо спала и пропустила свою остановку, — неловко улыбнулась Ульяна.       — Хех, тогда надо поторопиться, думаю, Александр Валерьич уже на месте. Он, конечно, не будет ругать, но всегда так смотрит, что лучше-бы ругал, — засмеялась Стася, увлекая Ульяну за плечи ко входу в здание колледжа.       Класс рисунка располагался на первом этаже сразу после большого зала, где обычно была толпа студентов, но сейчас он пустовал — занятия уже начались. За дверью кабинета слышались оживлённые голоса, скрип мольбертов и чей-то смех. Ульяна вздохнула с облегчением, понимая, что они опоздали совсем немного. Стася открыла дверь, втаскивая её за собой и здороваясь за них обоих. Преподаватель ещё только ставил их постановку и Уля воспользовалась моментом, чтобы оглянуться — каждый раз здесь что-то неуловимо менялось, потому что кабинет только по утрам субботы был занят их курсом, а всё остальное время здесь учились студенты.       — О, новую поставили, — услышала Ульяна.       Стася тоже смотрела по сторонам, ожидая, когда можно будет занять место. Уля проследила за её взглядом. У стены справа появился большой подиум с постановкой для сидячей натуры — пустой стул в окружении сложной драпировки на фоне и столика с гипсовой полукапителью и букетом сухих цветов. Эта композиция была явно сооружена для старших курсов и Ульяна задумалась, представляя, как выглядел человек, позирующий здесь и насколько сложно изобразить подобное, да ещё и с живой натурой. Их учебные натюрморты у левой стены в сравнении производили почти гнетущее впечатление, потому что состояли из бессмысленного, по мнению Ульяны, набора предметов. Конечно, она понимала, что весь смысл состоит в том, чтобы учиться технике с простых форм, но не могла отказать своей привычке увидеть в каждой работе какую-то историю. Ульяна рассеянно повернулась к остальным и вздрогнула, когда её окликнул высокий парень, на шее которого тут же повисла Стася.       — Я вам места занял, а Валерьич уже поправил ракурсы, — Никита широко улыбался Ульяне, пока помогал своей девушке снять с плеча её тяжелую сумку.       — Спасибо, — ответила Уля, пытаясь понять, какое конкретно место он имеет ввиду.       — Ооо, в контражуре, — одобрительно протянула Стася и плюхнулась на стул у своего мольберта, уже растягивая в руках бумажный скотч. — Ммм, всё в ажуре мы рисуем в контражуре обводя линии кружевного абажура ммм… — она бубнила себе под нос ещё какие-то каламбуры, но Ульяна уже привыкла не вслушиваться в Стасину речь, когда та не обращалась к кому-то конкретно, иначе концентрация словесной дичи её буквально дезориентировала.       Ульяна подошла к своему мольберту, оценив, что преподаватель выбрал для них с Никитой самые простые ракурсы в параллель столику натюрморта, не в пример к Стасиной сложной задаче. Из всей разношёрстной компании «подготовишек», как их по-детсадовски величал Валерьич, Ульяна общалась в основном с этими двумя. Никита и Стася оба были общительные и доброжелательные, они выглядели идеальной парой. С Никитой Ульяна даже чувствовала какое-то родство в проблемах — ему так же плохо давался рисунок и у него так же была всего одна попытка поступить в художественный, иначе по уговору с семьёй он сперва уйдёт служить, а затем займет какое-то менеджерское кресло в отцовском бизнесе. До этого он дважды пытался учиться на экономиста или что-то вроде того, но уходил на первых курсах. Ему было уже двадцать и Уля в его истории видела предупреждение насчёт собственной судьбы. Станислава единственная на курсе пришла после девятого класса, но училась исключительно ради того чтобы составить Никите компанию и поддержку. После целой жизни в художке она откровенно скучала на подготовительных и совершенно не переживала за экзамены. Большую часть времени Стася делала зарисовки с однокурсников, а когда преподаватель уходил на перекуры, отвлекала всех разговорами.       — Внимательно! — Александр Валерьич громко похлопал в ладоши, привлекая к себе внимание, хотя все и так смотрели то на него, то на постановку. — Всех приветствую и всем хорошо поработать сегодня! Постановочка первая из двух, значит, эта и следующая, которые очень приближены, так скзть, к экзаменационным и, значит, тренировки в боевых условиях уже, да, только тут у вас будет восемь академических часов, а на экзаменах четыре, но вы не переживайте! Ровно четыре часа занимают мои ценные комментарии и ваши хождения за кофе и перекурами, так что при условии здорового образа жизни на экзамене вы всё успеете, хехе… Ну как видите, ничего нового, шары и драпировки мы с вами уже рисовали, кубы тоже, ну здесь у нас не куб, а пирамида, но всё одна сатана… Вот, всё тоже самое, но, — он развёл руки в стороны и соединил их вместе, как будто лепил снежок, — в одной постановке! Так что мы с вами будем выяснять отношения между этими замечательными предметами, побудем, так сказать, судьями, кто у нас тут главный да контрастный, а кого с задним планом спишем и где драпировочку вот эту замечательную покажем, а где уберём. Ваза вот на фоне светлее ли будет физалиса на переднем плане или нет, как вы думаете? — Валерьич размахивал руками, с видом продавца-консультанта показывая, где та или иная часть, — Вы пока этсамое, вообще карандаши не трогайте, а просто посмотрите внимательно и сочините мне историю, значит, о том, что у нас здесь происходит, я сейчас пойду покурю, а как вернусь, готов выслушать, ваш, так сказать, художественный анализ, который вообще-то очень математический! У нас академический рисунок, так что я жду конкретики, а не фантазии, все поняли, я надеюсь, и про плоскости стола и фона тоже не забывайте! — он заканчивал мысль, уже удаляясь к двери кабинета.       Стася спряталась за мольбертом, неудержимо, но беззвучно хихикая и уже начала что-то набрасывать в скетчбук. Остальные студенты улыбались, но всё же пытались сконцентрироваться на задании, понимая, что забавный с первого взгляда преподаватель на деле очень серьезно относился к заданиям и по возвращении точно вызовет кого-нибудь из отстающих анализировать постановку вслух. Ульяна боялась, что он выберет её и потому старательно припоминала всё, что слышала полезного на предыдущих уроках. Как назло, речь Валерьича всегда пестрила туманными аллегориями и без контекста к каждой фразе собрать из этой каши стройную универсальную теорию, применимую к любой постановке, не получалось, так что она просто пыталась представить последовательность, с которой глаз зрителя должен путешествовать по её будущей работе от главного к второстепенному. Проблема состояла в том, что Уля не понимала, зачем бы кому-то потребовалось рассматривать такой скучный рисунок.       Она так погрузилась в задачу, что пропустила возвращение преподавателя и очнулась только тогда, когда Никита путанно начал отвечать задание, а Валерьич поправлял его ещё более образно, так что Ульяна, сперва стараясь вслушиваться, очень скоро сдалась и решила сконцентрироваться на построении фигур. Начать раскладывать тон и «выяснять отношения» она всё равно успеет разве что к началу второй пары. Настроение в аудитории заметно поменялось. Шуршание листов бумаги, скрип скотча, звуки открываемых пеналов, стук карандашей о полочки мольбертов сошли на нет. Тихие комментарии учителя едва перекрывали шум улицы за окном и осторожные штрихи учеников, которые только начинали прикидывать композицию на листе.       Лилиан любила тишину публичной библиотеки. Другие посетители, даже если узнавали проводницу, не осмеливались её отвлечь и даже их любопытные взгляды не раздражали, потому что она знала, что за ними не последует ничего, чего бы она опасалась. Никаких вежливых приветов, глупых вопросов и просьб рассказать что-нибудь интересное, только старинные книги, древние пергаменты из негорящей древесины и пылинки, пляшущие в отсветах лучей, падающих из больших стрельчатых окон. Лилиан не очень много читала, зато очень много писала и зарисовывала. И сейчас она разматывала широкий свиток со старыми описаниями сизей — искаженных Чащей дятлов, единственных способных пробиться сквозь кору местных кедров и питаться такими же эндемичными короедами. Ещё никому не удавалось поймать этих птиц, потому что они летали выше силков, а искаженное пространство Чащи сводило на нет эффективность любого стрелкового оружия — стрелы и камни из пращи летели совершенно непредсказуемо, почти никогда не достигая цели. Никто не видел как сизь гнездится, но Лилиан почти была уверена, что два вида оперения этих пернатых на самом деле не окрасы родственных видов, а признаки половой принадлежности, потому что, кажется, она видела что-то похожее на брачные игры между разными парами сизей, и собиралась записать и зарисовать свои наблюдения по памяти. Такие исследования не приносили никакого дохода, однако многие следопыты и охотники старались оставить потомкам как можно больше знаний, прекрасно понимая, насколько обычно недолог век тех, кто осмеливается бродить по тропам Чащи.       — Тени от вазы на заднем плане облегчи немного, тогда она не будет так выпирать вперед. Всё, что впереди — плотнее, всё что позади — воздушнее, даже если разницы там всего пять сантиметров, — прокомментировала Стася из-за спины. Пары рисунка уже заканчивались, студенты отошли от мольбертов и теперь курсировали по классу, рассматривая чужие работы и слушая комментарии Валерьича.       Рисунок Стаси заслужил всеобщий восторженный вздох, и, обернувшись чтобы посмотреть на него, Ульяна ещё сильнее почувствовала, насколько далеко ей до экзаменационного уровня и попыталась не поддаться сиюминутной панике, а лучше сконцентрироваться на исправлении ошибок в своей работе.       — Если честно, ты объясняешь куда понятнее преподавателя, — теперь она и сама видела, что перетемнила задний план.       — На самом деле нет, просто ты не в контексте, — сказала Стася, наблюдая, как Уля аккуратными штрихами разрезанной под острым углом стёрки облегчает тень. — Ну то есть, не привыкла говорить на его языке. Он, конечно, юморной дед, но раскладывает всё по делу.       — Я и не буду в контексте, пока не поступлю, — вздохнула Ульяна. — Рисунок для меня — чертова головоломка, построение ещё ничего, но разбираться с тоном ужасно сложно, я просто не понимаю с чего лучше начинать даже.       — Да-а… — неопределенно протянула Стася, — Никит, захвати мои вещи! — бросила она за спину, вновь повернулась к Уле и аккуратно открепила полосу скотча, удерживающую её лист на мольберте, не позволяя слишком задержаться с исправлениями. — Ты складывайся уже, на живопись опоздаем.       Ульяна быстро смахнула всё содержимое с полочки в пенал и обнаружила, что они действительно задерживаются — все остальные ученики уже вышли и даже преподаватель ушёл, отчего Уля почувствовала укол совести. Она точно не была достаточно внимательна к его словам на уроке, проведя половину времени в своих мыслях, так ещё и сказать банальное «до свидания» не удосужилась, отвлекаясь на Стасины комментарии. Зачем, в таком случае, она вообще посещает курсы? Она поторопилась нагнать ребят в коридоре и поднялась с ними на второй этаж к классу живописи, когда Стася внезапно остановилась перед дверью, загородив проход.       — К слову о контексте. Мы тут с третьекурсниками на наброски завтра собираемся. Они рисуют домашки к концу полугодия, а нам будет крайне полезно понаблюдать за их работой вживую и самим поработать. Как тебе такое? — Она увидела настолько явное сопротивление на лице подруги, что поторопилась добавить. — Надеюсь, ты простишь меня за непрошеный совет, но я считаю, тебе это просто необходимо! Валерьич говорил что нужно делать кучу набросков, но не учил как, он не привык иметь дело с учениками не из художки! А здесь ты сто раз увидишь как другие делают и сама научишься! Мы собираемся по воскресеньям, то есть завтра, и можешь не тащить с собой ничего кроме бумаги — ты не успеешь купить всё что нужно, так что я одолжу тебе уголь и соусы.       — Стася, я не уверена что…       — Только не говори, что у тебя дела, — засмеялся из-за спины Никита, — Я уже отменил завтрашний поход в данж, вот тебе высшее гильдейское разрешение не выходить в онлайн весь день.       Ульяна постаралась скорчить ему самое возмущенное выражение лица, но осознала, что эта парочка загнала её в ловушку. Она не могла отказаться от такого шанса, поскольку и правда нуждалась в любой возможной помощи, ведь до экзаменов осталось всего два месяца. И эта неожиданная забота от людей, которых она даже не осмеливалась считать друзьями, застала её врасплох.       — Я подумаю, — несмело вздохнула она, всё же пробираясь мимо Стаси в класс, — Это здесь, в колледже?       — Не, у моей подруги, — ответил Никита, — Я там всего раз был, на прошлой неделе, она живет недалеко и у неё куча интересных людей собираются.       Ульяна не стала дальше расспрашивать — пары уже начались. Она поздоровалась с преподавательницей и передвинула на своё место мольберт. На этот раз нужно было закончить начатую в прошлую субботу постановку. Экзамен по живописи подразумевал свободный выбор материала, и Никита, например, обнаружил, что легко справляется с капризной и непредсказуемой акварелью, он собирался сделать на этом ставку и поразить всех, как умело он может работать с мокрой основой. Ульяна выбрала в качестве материала гуашь и не пожалела — у неё получались очень чистые и нежные оттенки, в итоге её работы «дышали воздухом», как выражалась Инга Сергеевна — ещё одна преподавательница с невыносимо образным языком. Стася шутила, что Ульяна, как настоящая художница, даже в натюрмортах пишет сама себя, отражая собственную пастельную гамму одежды и внешности в целом.       На этот раз она не смогла уйти в свои грёзы. Все мысли были заняты Стасиным предложением. Она поняла, что не простит себя, если упустит такую возможность подтянуть рисунок и, возможно, приобрести какие-то полезные знакомства. Узнать о том, кто такие вообще студенты художественного, о чём они общаются, чем заняты и сможет ли Ульяна влиться в их общество или же, как в школе, будет уходить в себя. Ульянин интерес был щедро разбавлен тревогой и страхом. Она не раз в художке и в компании некоторых одноклассниц хотела было как-то проявиться, поддаться импульсу, выпустив пришедшую на ум фразу, влиться в разговор, но каждый раз боялась показаться смешной и неловкой и потому отмалчивалась, продолжая беседу только в своих фантазиях, чувствуя себя невероятно жалко. Ульяна решила, что с тех пор стала немного смелее. Всё же, конфронтация с мамой и опыт последующих экзаменов и поездок немного закалил её и она общалась довольно свободно хотя бы со Стасей и Никитой, и это была ещё одна причина принять приглашение, ведь она пойдет на наброски не одна.       Поэтому, столкнувшись с ними у раковины, где они обновляли воду, она, не зная, с чего начать, просто спросила:       — Во сколько вы завтра собираетесь?       — Ещё не решили… О, я тебя в чат добавлю! — Тут же оживилась Стася. — Заодно познакомишься с народом!       Никита молча улыбнулся ей, и, видимо, опасаясь спугнуть, ничего не добавил. Ульяна, отойдя за свой мольберт и убедившись, что преподавательница отошла к другим ученикам, достала телефон. Стася уже успела добавить её в группу и Ульяна пролистала историю наверх, обнаружив, что чат в прошедшие несколько дней никогда не замолкал надолго — очевидно, это был не просто организационный сбор, а место, где постоянно общались целых десять человек. Пока она пролистывала чью-то панику по поводу огромного количества домашек к летнему экзамену, чат взорвался приветствиями и Ульяна тут же получила личное сообщение от админки — девушки с ником «Игла» и эмодзи орла в описании. Аватарка отсутствовала.       Игла: хей       Игла: стася сказала ты придешь завтра       Игла: я скину геометку, скринь       Игла: второй подезд третий этаж направо       Ульяна почувствовала, как затряслись и похолодели руки. Она не ожидала такой внезапной активности чата, и, тем более, контакта в личке. Глубоко вздохнув, она сделала скриншот, как и было сказано.       Ulaya: Спасибо       Игла: принеси сыр косичку       Ульяна с недоумением уставилась на последнее сообщение. Видимо, вклад в общую закуску? Она не нашлась что ответить, но решила купить сыр по дороге домой. Она ощутила странное воодушевление, как будто уже стала на ступеньку лучше в рисунке, хотя ещё ничего не сделала. Заглянув в беседу, Ульяна вежливо поздоровалась со всеми и вернулась к живописи со всем возможным вниманием, оставив изучение чата на вечер. К тому же, ей просто страшно было заходить туда сейчас, пока он шумел из-за появления новичка. Это было похоже на то, как она побывала на вечеринке по случаю дня рождения одноклассницы — едва обменявшись со всеми парой фраз, она спряталась в ванной, приходя в себя и даже сейчас ей хотелось ненадолго побыть одной чтобы собраться с мыслями и унять сердцебиение.       Из аудитории она выходила в компании Никиты и Стаси, которые наперебой рассказывали про прошлые наброски. Оказалось, к ним тогда даже захаживал один из преподавателей с колледжа. Заходил угоститься алкоголем, на который были щедры студенческие компании, и, конечно, не преминул немного поучить молодёжь. А ещё кто-то из парней позировал на портрет, но Стася с Никитой тогда на него не остались — время было уже позднее. Ульяна слушала, попеременно испытывая тревогу и вдохновение, компания тёплой парочки упрочила её в мысли, что завтра всё сложится неплохо. Ведь если им интересно с ней общаться, то и другим она наверняка имеет шансы понравиться. В конце концов, это компания людей со схожими интересами, она уже не совсем чужая в их обществе, как с ней всегда получалось в школе.       Распрощавшись на остановке, Ульяна села в свою маршрутку и привычно скользнула в Донован. Она тут же вспомнила об утреннем происшествии, но оно загладилось событиями насыщенного дня. Ульяна улыбалась своему отражению в чернильной темноте окна, а рыжие фонари за ним трансформировались в портовые факелы, проплывающие мимо её лодки. Кормчий правил к причалу, рабочие сворачивали парус, и из-под его полотна вынырнули башни города, мерцающие огнями и освещенные мягким теплым светом. Рядом с ней, закутавшись в привычную зелёную мантию, сидела Фэй и её оранжевые глаза горели отражениями костров.