Дар

Хистория часто фантазирует, когда верный муж вдалбливается в нее, предусмотрительно положив под задницу подушку. Толчок. Хиса просыпается от грубого тычка в плечо. Имир тянет ее куда-то. Они сбегают из барака после отбоя. Роса оседает на лодыжках, а хитрая улыбка Имир так и сияет в темноте. Толчок. Кромка леса, пригорок и размашистые деревья. Имир садится к корням большого дуба. Пряди ее волос развеваются и лезут в глаза. Толчок. Хистория подходит к подруге, рассматривая ее в свете луны. Хихиканье смолкает и все вокруг — тоже. Имир дергает ее за руку, и Хиса валится на бедра. Картинки мелькают перед глазами листопадом. Толчок. Они долго целуются, и поцелуй кажется Хисе слишком влажным. Имир лижет ее щеки и шею, как прирученная собака. Они обе не понимают, как правильно, и оттого слюна льется рекой. Толчок. Имир выдергивает рубашку из ее штанов. Руки плавно скользят под тугую резинку и оглаживают шершавыми кончиками красную линию от белья. Вопреки холодному ветру, Хисе становится душно. Ладонь накрывает ее лобок, пальцы вжимаются в кожу, перебирают жесткие волоски. Хистория охает и наваливается крепче. Палец проникает в нее. Толчок. Имир глухо стонет ей в ухо. Стонет утробно, а Хиса в перерывах между негой и негой, пытается понять причину столь горячей отдачи. Ведь Хистория не добирает очков: не трогает в ответ, не скребет зубами шею и не шепчет что-то гадкое в ключицу. Но Имир распаляется больше и больше. Стоны закладывают уши. Хистория продолжает двигаться, насаживаясь на двигающиеся в ней пальцы. Сладкие охи гуляют эхом по опушке. Толчок. Она хочет добраться до ремня на брюках, но Имир перехватывает ладонь и сжимает так, что Хистория вскрикивает. Ее затыкают, украв мимолетный поцелуй тонкими потрескавшимися губами. Райсс слезает с ляжек, упираясь в холодную землю. Пытаясь сжать бедра, Имир впервые уязвима перед ней. Хистория не теряет времени и вклинивает ногу, прижимаясь коленкой в намокшую промежность. Неторопливо давит, ощущая, как Имир трется об нее и выдыхает урывками. Толчок. Губы Имир на груди. К пальцу добавляется еще один, и терзания становятся острее. Задернутая к голове кофта, заставляет Хису горбиться. Она вцепляется в волосы, оттягивает чуть назад, чтобы Имир захватила сосок. Толчок. Толчок. Толчок. Хистория возвращается в супружескую постель и вскрикивает, кончая. Она выгибается и хватает мужа за волосы. Имир исчезает где-то в потемках сознания, оставляя перед глазами только сморщенное в удовольствии лицо ненавистного супруга. Хисторию окропляет яростью. Она тянет за волосы так сильно, что он раздраженно шипит и пытается вырваться. От легкого сопротивления Хиса приходит в восторг и нажимает на загривок: — Лижи. Кусай. И он лижет, и он кусает. Толкаясь внутрь из последних сил, муж заливает ее семенем. Перед глазами снова темнеет. Застывая, Имир валится на землю и глубоко дышит. Ее тело мелко потряхивает. Хиса внимательно наблюдает за ней, запоминая каждую мелочь. У Имир на лбу россыпь бусин пота. Хистории хочется слизнуть все до одной. Муж слизывает пот с ее лба вместе с образом Имир. Хистория чувствует сперму внутри. Отталкивая мужа, она задирает ноги на стену и не двигается. Она смотрит на ватные ступни и чувствует довольство, которое заполняет ее отцовским благословением. Какое благо — ребенок, зачатый в любви. Хистория не может отдышаться, но все равно не скрывает улыбки. Счастливый муж замирает где-то в отдалении и подползает к ней, как слепой котенок к материнской титьке. Ткнувшись в щеку носом, он шепчет ей гадости, которые греют Хисе сердце: «Девочка любит, когда в нее кончают». «Хисочка хочет добавки». «Королева не прочь полизать мне член»? Хисочка — плод больной фантазии ее мужа, фыркает и послушно кивает. Любит, хочет, не прочь. Он всегда знает, что ей сказать. ***** Хистория окоченела у окна. Ажурная занавеска мазнула по щеке, а в мутном стекле отразилось пламя свечи и круглые глаза. Все, что делала Хиса последние несколько месяцев — сношалась. И никакого толку. Друг из детства, ныне верный муж, брал ее каждый день. Каждый день она задирала ноги к потолку и лежала часами, молясь, чтобы семя дошло туда, куда нужно. Она ходила к лекарю, пила горькие настойки для фертильности и советовалась со столичным доктором. Хистория все распланировала. Составила расписание, скрупулезно чиркала в дневнике о каждой мелочи. И трахалась, трахалась, трахалась. Трахалась Хиса тоже по расписанию. Слова Эрена набатом звенели в ушах. И одно заключение — НАДО. Надо стать королевой, надо считаться с военными, надо родить ребенка. Надо и все тут. Ведь тринадцать лет маленький срок для ее амбиций. Наблюдая тогда за вещающим Эреном, она вспоминала пещеру и отца, что елейно рассказывал ей о долге. Ей никто не давал выбора, а Эрен дал, и Хистория воспользовалась возможностью быть самостоятельной королевой. Для этого нужен ребенок? Она родит. Вскочит на первого встречного доходягу и объездит его столько раз, сколько потребуется. Дитя в утробе станет отсрочкой. Только вот мольбы о ребенке, об одном маленьком сраном ребенке, никто не слышал. От стресса Хистория покрылась шершавыми красными пятнами и начала чесаться. День за днем, месяц за месяцем, а великие умы, что хоть сколько-нибудь разбирались в тонкостях зачатия, лишь разводили руками — пытайтесь еще. Последний месяц Райсс вконец потеряла рассудок. Сон избегал ее, и приходилось подолгу лежать под вздымающимся боком мужа и размышлять. Так Хиса и пришла к мысли, что не может забеременеть из-за нездоровой любви к Имир. В голове возникало письмо. Когда она читала его? Сколько времени прошло? Когда из рук выдернули ту бумагу, окроплённую слезами? Строки любимой не отпускали, не отпускал и яркий образ, появляющийся при каждой попытке зачатия. А отпустить было необходимо. Нужно. Все складывалось в голове — паззл к паззлу. Хиса задолжала себе пару кричащих младенцев. И никто вокруг ничего не подозревал. Никто и не догадывался, как королева Хистория, натянув плащ до самого носа, кралась по злачным улочкам Стохесса и вкладывала блестящую от пота монетку в морщинистую ладонь ворожеи. Ворожея, к которой так любили ходить домашние клуши, принимала в маленьком подвальчике. В хитросплетениях загаженных улочек ее лавка терялась между рюмочной и сгнившей дверью коммуналки. Вместо вывески — серая картонка с чернильными буквами. Вместо входа — раздробленные каменные ступени с бульвара. Хистория встала в пороге, закашлявшись. В комнате пахло могильной сыростью, а в глаза бросилась женщина, укутанная в ветхое черное тряпье. Вокруг нее вихрились засушенные шкуры крыс, чередуясь с пучками трав и хлесткими березовыми вениками. — Девочка хочет попрощаться? Райсс подошла ближе, стараясь обходить разбросанный повсюду хлам. Лохматая ворожея улыбнулась, и на Хису пахнуло зловонием. Она не могла отвести взгляд от почерневших гнилых зубов, торчавших из десен подобно червивым грибам. Паутина морщин на лбу ворожеи углубилась. Хистория неуверенно кивнула и присела на замызганную табуретку. Ей захотелось уйти, но зад прилип к стулу. — Девочка должна знать, что за прощание платят кровью. — И сколько же крови понадобится? Хиса с трудом могла вспомнить дальнейшие слова. Вместо этого она записала все, что поведала ей женщина. И вот она здесь. Семейная ферма — куча акров земли, лесные массивы и реки. Посреди поля их деревянный дом с кучей построек, рассыпанных горошинами по округе. Муж отлучился проведать родителей, а Хистория притворилась больной, чтобы остаться один на один с пустующим домом. Лучшего момента сыскать было сложно. Вечером Хиса отпустила людей по домам раньше положенного. Заговорщицки прокравшись в собственную спальню, будто бы ее мог кто-то застать, она вытащила узелок, развернув его на полу: травы, склянка с отваром, бумага с заговором и свернутый пополам документик. Хистория аккуратно раскрыла пожелтевший листок и пробежалась по нему глазами. С таким трудом добытую бумажку она и сама подписывала когда-то. Официальный документ, в котором ставил закорючку каждый кадет, что поступал в Разведку. Ворожея была непреклонна: — Нужно что-то личное! И откуда же у Хистории это личное? Имир оставила ей только поцелуй на губах да скомканное прощание. А потом Хиса вспомнила про документы, которые собирали в архивах военные и достала один такой без лишних свидетелей. А погода благоволила: ясное небо усеялось мириадами желтых звезд, полная луна выглядывала из-под макушек елей. Кутаясь в черную до пят накидку, завязанную под горло шнуровкой, Хистория вышла из дома в одиннадцать вечера. Она была нага. Под обволакивающей тканью встали от прохлады соски, а между ног непривычно натирало. Хистория остановилась около дома и слабо кивнула, отринув сомнения. Ее робкая походка сделалась уверенной. В руку легло кольцо клетки, приготовленной с утра. Дремлющая наседка встрепенулась, а Райсс шикнула и приложила указательный палец ко рту: — Скоро заткнешься. Птица притихла, втянув шею. Одобрительно дернув головой, Хиса достала мутную склянку с отваром, что дала ей ворожея, и выпила до дна, не почувствовав вкуса. Перед глазами поплыли образы: лес, дрожащие белые руки с искусанными ногтями, раздражающее кудахтанье. Хису закружило из стороны в сторону, ноги заплетались, а деревья казались одинаковыми, будто она ходила кругами. Все слилось в неспешный поток из теней и смазанных красками образов. Ребенок, ребенок, ребенок. В голове отбивался ритм в такт шагам. Темнота принимала маленькую королеву в объятия. Она плелась до тех пор, пока не вывалилась на поляну, споткнувшись об торчащий из земли корень. Клетка и сумка разлетелись, а фонарь стукнулся об землю и слабо заморгал. Поднявшись, Хиса сузила веки, оглянувшись. Серебристая луна освещала опушку и большой плоский камень вдали. Он был мощным и доставал ей до талии, будто специально возник здесь. Зачарованная, Хиса поплыла к нему, как потерявшееся судно на луч маяка. Над самым ухом раздался шепот: — У королевы грязные пятки. И грязная душа. Хистория боязливо вскрикнула, ворочая шеей. Пусто. Встряхнувшись, она глубоко задышала, стараясь успокоиться. Ворожея говорила, что ей может почудиться что-то зловещее. Вся смелость вдруг испарилась. Она неуверенно сделала пару шагов вперед, гася возникшее сомнение. Никого. Никого. Никого. В чаще хрустнула ветка. Мотнув головой, Хистория подошла к камню, аккуратно провела по нему рукой, сметая слой грязи. Все казалось безумным сном. Крючок выскользнул из пальцев. Клетка бухнулась на землю, повалившись набок, а курица возмущенно закудахтала. Хистория цыкнула, но птица продолжала квохтать, будто сама напрашивалась лишиться головы. Пнув клетку, она перевернула ту на днище. Глупость? Да как же это? Имир, Имир, Имир. Муж трахает, а в голове одна Имир. И кончает она с легким шепотом «Имир» на кончике языка. Ей нужно избавиться от этого. Забыть. И быть может, тогда? Сумка упала рядом, пальцы сжались в кулаки. Аккуратно потянув за шнурок на горловине, Хистория обнажилась. Легкая ткань скользнула по бедрам и опустилась на землю: её тело покрылось гусиной кожей. Райсс обхватила себя тонкими руками за плечи и застучала зубами. Наклонившись, она нашарила рукоять разделочного ножа. Лезвие блеснуло лунным светом, и Хиса, гонимая порывом, провела по нему рукой, пытаясь разглядеть отражение. Она стояла так пару мгновений, пока ее пальцы вдруг не ослабли. Хистория вцепилась в виски, пошатнувшись от вспышки боли. Нож выскользнул, стукнулся о клетку и скатился в траву. Она застыла, глупо пялясь на валяющийся рубанок. Мысли путались, а реальность смазывалась чайной гущей. Кровь громко застучала в ушах. Опустившись на колени, она почувствовав жжение по всему телу. Нос уперся в жесткие стебли трав, наполняя ноздри железистым запахом. Хисе казалось, будто ее собственная кровь выходила из вен и впитывалась в плодородную землю. Картинка вокруг поплыла, будто затанцевала бурными танцами. Хистория перевернулась на спину, и луна осветила ее страдальческое лицо. Боль утихала, медленно сползая, как вторая кожа. А затем взревела музыка, наполняя опушку скрежетом металла и высоким скрипом. Поляну заполнили звери с человеческими телами. Волки, медведи, лисы, зайцы. Их тонкие ноги скакали вокруг камня с безумным торжеством. Морды ухмылялись, открывали пенные пасти и улюлюкали. От макушки до пят животные выглядели как зловещие хозяева леса. Хистория замотала головой, желая взвизгнуть. Крик застрял в ее глотке, будто ком шерсти. Боль совсем ушла. Пляски изнурили ее, сделав податливой. Сладкая нега разлилась по груди, и Хиса с наслаждением прикрыла веки, дав волю чувствам. Ей самой захотелось станцевать, чтобы голова закружилась по-настоящему. Ее подняли, подхватив за ватные руки. Мокрые носы тыкались в кожу, обнюхивая и принимая за свою. Наполняя заботой и участием, ее понесли к камню. Молочный зад растекся по холодной текстуре, но зверью хотелось большего. Они распластали Хису, широко раздвигая ноги. Их пальцы, грубые и неотесанные, лапали, проводя по гусиной коже ладонями. Черные пятки утонули во мху. Реальность исчезала, лилась между пальцами смрадной водой, а в ушах звенела быстрая музыка. Звери закружили вокруг нее, взявшись за руки. Их шепот обжигал: «Курица, курица, курица». Курица у ее ног в бешенстве забилась о прутья. Поморщившись, Хиса привстала на локтях и недовольно опустила взгляд на землю: — Тебе пора. И звери вокруг вторили: «Пора, пора, пора». — Тебе пора, — повторила Хиса, нагибаясь до самой травы. — Ты уж прости, что все так. Но ты видишь, — она обвела ладонью поляну. — Ты видишь? Птица не ответила. Хистория схватила нож и открыла замок на дверце. Маленькая ладонь зашарила по клетке, смазывая помет. Мощным рывком Хиса вытащила тушку и пригвоздила к камню. Нож в последний раз взметнулся в воздухе и тут же опустился, отрубая голову. Птица заметалась, лапы задергались в безумных конвульсиях. Серый камень окрасился горячей кровью, покатился к краю куриный гребень. Голова остановилась, и мутные глаза взглянули на нее с укором. Хистория уставилась в ответ. Булькающий звук из клюва прогремел: «Имир. Имир. Имир». Звери глумливо загоготали. Словно очнувшись от кошмара, Хиса испуганно вскрикнула и уронила тушку. Та затрепыхалась в посмертной агонии, свалившись с камня прямо к ступням. Острые когти царапнули тонкую кожу, а Хистория шарахнулась еще дальше. На глаза опустилась черная вуаль. Звери испарились, а музыка стихла. Лес стал чужим и неприветливым, обдавая ее тело порывами ветра. Очнувшись от ужаса, Хистория бросилась обратно, погружая ладони в теплую кровь. Под пальцами на теле расцвели причудливые знаки. На лице, руках, ногах, груди, бедрах. Она выводила их, сосредоточено высунув язык. Ритуал был заучен. Знаки заучены. Строчки заучены. Документ разложен. Последняя линия щекотнула внутреннюю сторону бедра. Губы Хистории зашевелились: — Noctis tenebrae obscuritatem revelant. Spectra, ex cinere revocare! Слова призыва утопали меж деревьев. Лес отвечал шепотом, разнося голос от кромки до кромки. Силы покидали Хисторию с каждым брошенным словом. Сердце колотилось о ребра сильно, до боли, а спина согнулась от тяжести. Она уперлась ладонями в колени, продолжая повторять, как мантру: - Noctis tenebrae obscuritatem revelant. Spectra, ex cinere revocare! Брызги крови, размазанные и стертые, смотрели на нее с плоского камня. Запачканный документик вспыхнул, развеявшись ветром по траве. И все затихло. Замерло на поляне время. И Хистория Райсс тоже замерла. Слезы текли по ее щекам, кровавые знаки стекали к подбородку каплями. Счастье затопило ее сердце наравне с въедливым ужасом. Хистория вскинула голову к небу, выкрикивая последние слова призыва. Ее платиновые пряди взметнулись, а луна щелчком на абажуре загорелась кроваво-красным. Отовсюду послышалось надрывное гудение. Фонарь затух, погружая поляну в фиолетовые тени. Хистория достала толстые свечи. Спички вспыхивали, подобно праздничным петардам: одна, вторая, третья. Опушку залил теплый свет. Поджигая очередную свечу, она дернулась от внезапного крика. Кто-то звал ее в лес, утробно визжа. Так могли бы визжать пленники, которым вгоняли лезвия под ногти. Хистория заколебалась, оборачиваясь на звук. Голос становился выше, превращаясь в плач голодного грудничка. Последние капли самообладания понадобились, чтобы не кинуться на помощь, царапая запястья об корявые ветви. Пара глубоких вздохов, и Хистория, встряхнувшись, села на камень, ожидая. Голая, обмазанная в крови и моху, она безуспешно пыталась избавится от нарастающего визга. Опустив веки, она обратилась вслух. Крик прекратился. От тишины накатывала дурнота, а глаза бились о смеженные веки. Прорезался хруст сухих листьев под сапогами. Хистория вцепилась ладонями в ледяной камень и втянула живот. Шаг, шаг, шаг. Что-то… Кто-то уверенно шел вперед, отодвигая ветви. Кто-то следовал за ней, наводя столько шума, что тот разносился по всему лесу. Хистория слушала, не в силах распахнуть веки и посмотреть, а въедливый страх заполнил ее до краев. Шаг, шаг, шаг. Шаг, шаг, шаг. Шаг, шаг, шаг. Хистория считала и сбилась на двадцати. Глубоко вздохнув, она спустила ступни к земле, дотронувшись пальцами до травы. — Криста Леннц. Хрип голосовых связок заставил Хисторию забраться обратно. Веки распахнулись, ресницы захлопали, силясь разглядеть застывшую неподалеку фигуру. Белое платье развевалось на ветру и напоминало ночную сорочку. Имир пришла к ней с того света. Хистория всхлипнула, прижав ладонь к солнечному сплетению. Ей хотелось броситься к подруге в объятия, но она не решалась слезать со спасительного островка. Казалось, что только на камне Хиса могла сохранять рассудок. Имир изменилась. За ее спиной кутались черные тени, похожие на плотный туман, а сама она была потрепанной, но такой же раздражающе ехидной. Под ее глазами залегли глубокие кровавые борозды. — Это ты? — только и смогла прошептать Хистория. — Криста Леннц мямлит и не изменяет себе. — Не Криста. — Так я ошиблась адресом? — поинтересовалась она, делая пару шагов навстречу. — А кто же ты, маленькая голая девочка? — Хистория Райсс. Под снисходительным взглядом она засомневалась в собственной принадлежности, но тут же отбросила абсурдные мысли подальше. — Хистория Райсс — королева Элдии, не взывает к другой стороне, чтобы утолить печали. Хистория Райсс живет дальше и не рыпается. А вот Криста Леннц… — Имир усмехнулась, погладив подбородок, — Кристочка вполне могла бы рубануть курицу, чтобы поплакаться мне в плечо? Пожалуй, могла бы. Ее голос походил на кошачье мурлыканье. В лице ни намека на нежность. — Я не собираюсь плакаться. — Нет? Тени за спиной Имир завихрились от любопытства. Они напоминали черные атласные ленты, рассекающие воздух. Хистория приоткрыла рот, пытаясь не глазеть. — Нравится? — Это… Красиво. — Милая, милая Кристочка. — Хистория! — Маленькая Кристочка теперь Элдийская королева, как я слышала? — Имир не обращала на ее возмущение никакого внимания. — Что ж, это похвально. Теперь-то живешь для себя, примеряя тяжесть короны? — Прекрати. — Ты никогда не хотела слушать правду, — Имир усмехнулась и махнула рукой. — Это не важно. Это правда ты? Срывающийся от волнения голосок походил на пищание. Она упрямо вглядывалась в алые радужки и пыталась найти отблески прошлого. Ее Имир должна была быть там, за цинизмом и ледяным осуждением. Бросались в глаза и губы, прерывисто целовавшие когда-то, и испещренные шрамами пальцы, проникавшие с лаской, которую Хистория впервые познала лишь с Имир. — Я. А кто же еще? — Ты изменилась, — торопливо отозвалась Хиса. — Кристочке не нравится? Она предпочла промолчать. — Не нравится… А представлять меня, когда тебя трахает твой бестолковый муженек нравится? Хистория отвыкла от нее. Издевки, усмешки, пустые слова, сказанные вслух, якобы разгневать — Имир умела быть невыносимой. Впрочем, и Райсс научилась прощать. — Что с тобой произошло? — Мы здесь не для этого. Хистория желала узнать о ней все. — Расскажи мне, — робко попросила она, вскидывая глаза. — Ты всегда можешь мне довериться. Я…Я… — Могу? Криста, как в былые времена, бежит на подмогу? — она злобно нахмурилась. — Ты злишься? — Тебе есть дело до моих чувств? Ты вырвала меня с другой стороны, чтобы поковыряться в сердце? Очень похоже на тебя. — Хватит… Не заставляй меня чувствовать себя дурой. — Ты дура, — категорично заявила Имир. — Я хотела, чтобы ты жила своей жизнью, а не кидалась в прошлое. — Думаешь, я это от скуки устроила? — огрызнулась Хистория, поджимая губы. — Дело в выживании. В моей жизни. В ребенке. Имир выглядела безучастно, словно ей было плевать на исповедь. — Элдия была бы благодарна маленькой ссыкливой Кристочке… Но она выбрала себя? Приятно слышать. Имир говорила так, будто знала всю подноготную. Хистория не понимала, зачем она мучает ее. — Ты колешь при любых исходах, — сурово процедила она. В глазах Имир вспыхнула обида. Злость залила ее лицо, делая до ужаса искривленным. — Не такой жизни я хотела для милой королевы, — она отвесила шутовской поклон. — Не нужно… — Этого мало, — продолжая издеваться, Имир опустилась на колени. Ее ладони сложились в молитвенном жесте. — Достаточно почтения для Элдийской королевы? — Встань! Прекрати сейчас же. Имир расхохоталась и забилась челом о землю так сильно, что кожа на лбу пошла глубокой трещиной. Она продолжала до тех пор, пока смех не стих. Упершись в траву, она пыталась продышаться, а затем медленно поднялась. Ее лицо пестрело мазками грязи и крови. Рытвина разрослась снежинкой до кончиков бровей. — Так значит, Кристочка решила пожить для себя, решившись лечь под первого встречного? — как ни в чем не бывало, продолжила она. — Надеюсь, это не от того, что собственная мать обращалась с тобой, как с куском дерьма? — Как ты смеешь?! — вспыхнула Хистория. — Я… Я не узнаю тебя… Это не ты. — Ты лгунья. — Я не… — Ты врешь себе. Убеждаешь в том, что раздутые важные солдафоны не крутят тобой, как им вздумается… Хистория отвернулась, хлюпая носом. Ей хотелось орать. До боли в глотке доказывать, что она старается. Обида залила мысли, съедая всю чуткость. Имир не понимала. Ни черта не понимала. — Ты не знаешь… — Я знаю все. Имир не стала мягче. Она так и застыла неподалеку, ощупывая воздух подушечками пальцев. Ей не было дела до слез. Ей не было дела до вздрагивающего хилого тела и жаждущих объятий плеч. Казалось, ее совсем не волновала рыдающая перед ней Хистория. — И что же мне делать?! Посоветуешь, как жить правильно? — Нам нравится Эрен, — бросила Имир, не отрываясь от дела. — Хорошо, что у тебя хватило ума прислушаться к нему. — Что? — Нам нравится Эрен, — повторила она. — Нам? Имир перестала шевелиться. Сверкающие зубы обнажились в оскале. Хистория нервно сглотнула, скрипнув ногтями по коже рук. — Это место страшное, маленькая Кристочка. Это место не для маленьких глупых королев. Хистория свела брови к переносице и несмело встала на камень, глянув по сторонам. — Что ты имеешь в виду? — Старая ворожея — дура. Как и ты, — пояснила Имир. — Ты зря послушалась ее. Твой ритуал полон недопустимых ошибок. — Ошибок? Хистории послышались шаги. Кто-то надвигался. Ветви хлестали воздух, зашуршала листва, а гул нарастал. Не успела Хиса задать мучающий её вопрос, как на поляну вышел человек. Высоченная фигура с такими же, как у Имир, тенями за спиной, с одним лишь отличием: атласные ленты были тягучими, рваными, похожими на мягких красных червей. С них сочилась кровь. Эрвин Смит, тринадцатый Главнокомандующий Разведкорпуса, направлялся к ней, оставляя за собой лужи. Его форма была испачкана в грязи, а две руки, две целые руки, болтались по бокам нагайками. — Это невозможно. — Так же невозможно, как мое лицо перед твоим? — Имир не смутилась от чужого присутствия. — В том документе, — начала она. — было не одна подпись. Ведь так? Осознание собственной ошибки ввинтилось в голову. Хистория присела на корточки и вцепилась в волосы. — Он тебя не обидит, — Имир смягчилась. — Пусть он уйдет. — Как же он уйдет, если ты позвала? Выдернула великого героя войны из вечности. Хиса подняла голову. То, что его никто не ждал, похоже, Эрвина не тронуло. Он выглядел опустошенно и дико, а блеклые глаза смотрели отстраненно. От прежней небесной синевы там не осталось и следа. Предчувствие подсказывало: он не станет кланяться и биться лбом о землю. Хиса боялась. Сердце громко отстукивало, обличив постыдную трусость. Все вокруг это слышали. Слышали, как разрывается ее грудина. Эрвин внезапно улыбнулся, пытаясь выглядеть дружелюбно. Но в этой улыбке не было ничего человеческого. Казалось, что на той стороне он просто разучился владеть своим телом. Его рот искривился так широко, что уголки губ достали до ушей. Улыбка, распоротая ножницами. Хистория потерла глаза, думая, что ей кажется. Его кожа изменялась, покрывалась рубцами, теряла форму, свисая до ключиц, а затем возвращалась обратно. Зрелище было отвратительным. Хистория растерянно смотрела то на Имир, то на Смита, не зная, как реагировать. Разум твердил: она должна ответить на приветствие. Гонимая страхом, она улыбнулась в ответ, растягивая губы. Имир одобрительно кивнула. — Счастлив приветствовать Элдийскую королеву, — его голос, чистый лед, пронесся по поляне. — Рада, что благородный Эрвин Смит не пренебрегает приличиями и после смерти, — Имир громко расхохоталась, хватаясь за живот. — Теперь, когда мы закончили, — вытерев слезу в уголке глаза, она продолжила. — Полагаю, Криста будет о чем-то просить? Эрвин склонил голову набок и усмехнулся. По-видимому, ему не терпелось перейти к части с мольбами. — Я не думала, что вас будет двое, — ни к кому не обращаясь, прошептала Хиса себе под нос. Она старалась не пялиться на Эрвина, но ей было не удержаться. Его кожа больше не висела, став мраморной. Он ловил опасливые взгляды и продолжал улыбаться. — Такая пугливая. Боишься меня? — внезапно пробасил Эрвин. — Имир, я прошу… — Кристочке нужен ребенок, — перевела тему Имир. Смит склонил голову в бок, будто молчаливо ожидая подробностей. Она не спешила объясниться, лишь выразительно сузила глаза. Казалось, что они переговаривались друг у друга в головах. — И что же ты думаешь, мне есть дело до мирских хлопот? — сказанное не впечатлило его. На лице разлилась скука. Кадык Хисы дернулся, она растерянно обхватила себя руками. — Вас и не должно было быть здесь, — прошептала она. — Но он здесь. И я тоже. Ты вырвала нас, чтобы мямлить и оправдываться? Имир насупилась и свела брови к переносице. Судя по виду, она не спешила переходить на ее сторону. — Я просто хотела поговорить с тобой и… — Тут до ужаса уныло. У этой еще и лицо постное, — перебил Эрвин и махнул в ее сторону ладонью. — Мне выпала возможность окунуться в реальность, а я должен слушать жалкие отговорки потому что… Напомни, Имир, почему я должен? Потому что вы пару раз посовали друг в друга пальцы? У Хистории вспыхнули щеки. Эрвин издевательски ухмыльнулся, заметив её смущение. — Одним разговором не обойдешься, Кристочка, — голос Имир прозвучал зловеще. Она не отреагировала на укол. — У нас будет предложение поинтереснее. — У нас? Поинтереснее? — Эрвин изучал её не отрываясь. Он повернулся к Хисе, в его глазах пылало плотское желание. — Хотя я не прочь окунуться в человечность по-настоящему. — О чем вы? Может, мне стоит просто уйти и вы тут как-нибудь… Хистории отчаянно захотелось притвориться дурой. Постепенно ее наполняло волнение, заставляя нервно обкусывать кожу вокруг ногтей. — Кровь пролита, — протянула Имир, тыкая в нее пальцем. Хиса вдруг вспомнила, что стоит перед ними абсолютно голая, помазанная кровавыми знаками. — Ты так старалась вырвать свою подружку из вечности, — мурлыкал Эрвин, обвалакивая Хису сладким голосом. — Скверно, если мы так не благородно оставим тебя ни с чем. — Без дара, — подхватила Имир. — Дара? — Позволь нам взять тебя, — серьезно предложила она. — Позволь нам наполнить тебя. Оттрахать тебя. Любить тебя. Слова стучали в ушах колоколом, как смертный приговор. Одно другого страшнее. Хиса с ужасом поняла, что между ног у нее сочится сильнее, чем после часовых прелюдий с мужем. — Позволь нам помочь тебе. Ведь за этим ты сюда и пришла: За помощью? Позволь нам и всем им, — Имир обвела рукой пустую поляну. — Позволь подарить тебе то, что ты так отчаянно желаешь. Мы сделаем тебя счастливой. И зачарованный шепот множества голосов, снова проник в уши: «Доверься, доверься, доверься». Хистория проследила за движением руки, а затем взглянула себе под ноги. На миг ей показалось, что ступни обдало заботливым теплом. У нее все еще был выбор. — Ведь ребенок, рожденный в любви — дикое благо. Хистория окоченела, наблюдая за вставшими перед ней тенями. Тело отозвалось на призыв, отозвался каждый волосок на коже. Ледяные глаза Эрвина не моргали, как будто ожидая чего-то. — И что же я должна? — крик в голове усилился. Нет, нет, нет. — Пригласи нас к себе. Имир снова уперлась ладонью в воздух. Хистория поняла, что они не могут подойти к ней. Не могут подойти к камню. Нуждалась ли она в защите? Нужен ли ей ребенок? В голове вспыхнула цифра тринадцать. Жадность недовольно всколыхнулась. Больше, больше, больше. БОЛЬШЕ ЛЕТ. И пусть, пусть ей придется вытолкнуть из собственной матки скользкое крикливое существо. — Приглашаю вас. Имир одобрительно качнула головой, а в ее глазах разлилась гордость. Она сделала шаг вперед, преодолевая невидимый барьер. Эрвин остался стоять на месте. Его тени стали темнее и подвижнее, смахивая капли крови по сторонам. Имир повернулась к Смиту. — Пусть пригласит получше, — уперся он, как ребенок. — Я хочу услышать, как королева просит. Имир снисходительно покачала головой: — Ты слышала. Хистория оторопело заскользила взглядом с одной на другого. Появившаяся на губах Эрвина ухмылка заставила поежиться. — Что мне сказать? — Попроси радушнее. Что требуется королеве Элдии? Я не расслышал. Издевательский тон ударил по самолюбию. Хиса на секунду пришла в себя, и чувство унижения преобразилось в ненависть. Имир подошла совсем близко, положив ладонь на ее плечо. — Я…Я не хочу говорить этого вслух, — призналась Хиса. Ее щеки загорелись. — За дар нужно платить, — Имир ласково провела пальцами по ее лицу. Хистория вздрогнула и перевела глаза на Эрвина. — На другой стороне мы утрачиваем способность чувствовать, — зашептала она. — Это схоже с бездонной пустотой. Но здесь… Я трогаю твою кожу и едва сдерживаюсь, чтобы не зарыться языком у тебя между ног. Здесь жизнь наполняет мертвые души, Кристочка. И едва Эрвин ощутит горячую живую плоть… Дары посыпятся на твою голову дождем. Лишь скажи ему. Потешь его. — Но я не… — Видишь, как он смотрит на тебя? — усмехнувшись, она обернулась к Смиту. Хистория проследила за взглядом. — Его только пальчиком помани. В глазах Эрвина вспыхнуло пламя. Ноздри слегка раздулись, выдавая его нервозность. Имир примирительно выставила руку вперед: — Но попросить все-таки придется. — Может быть, я справлюсь одна? — попыталась еще раз Хистория. — Не справишься. Твоя щель неприветлива к мужу, — Имир наклонилась к уху и шепнула, — твоя щель — капризна. Другая рука, холодная и окоченевшая, скользнула к низу живота. Голос, мягкий и чарующий, скользил вокруг ушей как шелковый платок. Хиса, не удержавшись, приникла телом поближе. — Я чувствую, Кристочка, — пальцы вжались в кожу. Хистория скрестила ноги. — Я чувствую, что сегодня нам повезет. — Но Эрвин, — она осеклась. — Главнокомандующий Смит… — Скажи извращенцу, что он хочет услышать, — Имир облизнула ее мочку. — А я помогу тебе. Я буду рядом. Как тогда, в роще. Помнишь? Она перехватила подбородок и повернула Хису к себе. В глазах Имир снова заплясали черти, а красные радужки потемнели до бордового. Хистория доверчиво размякла, поддаваясь чарам. Казалось, что если ее отпустят, то она шлепнется на колени от бессилия. Но Имир не отпускала. Ее любовница держала крепко и улыбалась. Ждала. Хистория слабо кивнула. Имир прижала ее к боку. Пальцы игриво пробежались от живота к лобку, бесцеремонно лаская между складок. Хистория плаксиво обхватила ее вдоль груди. — Ты мокрая, Кристочка. Ты такая мокрая, что в тебе не должно остаться сомнений. Поддайся нам. Поддайся мне, — не прекращала шептать она. Один палец проник внутрь и тут же вышел. Хистория издала громкий стон, и Эрвин, вопреки безучастному виду, дернулся. Первобытное чувство прошлось у Хисы между позвонков. Она с трудом удержалась от того, чтобы не вытянуть руку навстречу. Нет. Ей оставалось лишь смотреть на него, на бугор на штанах, и ощущать горячее дыхание над ухом. Хиса облизнула пересохшие губы. Ее груди заныли. Имир шептала ей нежности, а она смотрела на дергающий в желании мужской кадык. Мягкий язык прошелся по уху с небрежностью, будто Имир привлекала внимание. Хистория застонала, застонала громко, не отводя от Эрвина взгляда. Нахального, бесстыдного. Ей захотелось, чтобы он дернулся еще раз. Отец ее будущего ребенка. Ноги сами собой раздвинулась шире. Шире, шире, шире. Чтобы Смит рассмотрел получше. Как особенно аппетитный и красный кусок мяса на прилавке. Его взгляд послушно скользнул вниз, к хлюпающей соками промежности. Легкий игривый шепоток Имир загулял между волосами: — Мне нужен ребенок, Эрвин Смит. Имир, как необласканная собака, крутилась у нее в ногах, подстрекая к пороку. Хистория с придыханием повторила: — Мне нужен ребенок, Эрвин Смит. Эрвин сверкнул зубами и лениво сделал шаг вперед, разводя руками. Будто показывая, что у него не осталось вариантов, кроме как шагать навстречу к вагине. Не осталось вариантов, кроме как трахнуть ее и заполнить плодородным семенем. — Мне нужно, чтобы ты вошел в меня, Эрвин Смит. — Мне нужно… Мне нужно, чтобы ты вошел в меня, Эрвин Смит. Она споткнулась о слова. В горле пересохло. Реальность снова засочилась сквозь смазанные пьяные образы. — Мне нужно, чтобы ты одарил меня. Хистория замотала головой, не в силах произнести ни слова. Она вцепилась в реальность, как голодный зверь. Имир вытащила пальцы и резко развернула к себе, нагнувшись к лицу. Хисторию окутал ее запах. — Мне нужно, чтобы ты одарил меня, — голос Имир был напорист. Мокрые пальцы сжали подбородок Хисы, заскользили до уголков губ, растягивая их в улыбку, заскребли по коже. Имир кивала, вглядывалась в голубые глаза хищными красными, пытаясь зацепиться, увидеть отблеск прежнего безумия. — Не могу, — прошептала Хиса, ощущая солоноватые пальцы во рту. — Трусливая королева лжет? Она задавала вопрос не ей, Эрвину, который с любопытством наблюдал за тем, как Хистория опускается на дно, захлебываясь в порочных желаниях. Повисла тишина. Имир пожала плечами и прекратила мучать ее. Ладонь спустилась по телу: ниже и ниже. Ледяные руки оказались под животом. Снова. Хистория вздрогнула и загнанно подняла взгляд. — Я проверю. Не вопрос — утверждение. Три пальца издевательски, резко, проникли внутрь. Четыре. Хиса завертелась, замотала головой, отказываясь признавать легкость, с которой ее взяли. Зуд между ног требовал движения. Гарцевать бедрами, насадиться. Чуть-чуть. Сантиметр за сантиметром вперед… Ее несдержанные стоны перетекли в крики. — Видишь Эрвин Смит, — Имир держала, крутила ее в руках, как игрушку. Спина Хистории приникла к ее груди. Хису сжали в крепких объятиях, не прекращая трахать пальцами. — Слова тут излишни. Наша королева готова к аудиенции. — Что ж. Меня это устроит. Эрвин, высокий и мрачный, двинулся вперед. Имир снова заговорила, не прекращая проходиться между складками ребром ладони и проникать, проникать, проникать: — Как ты хочешь, Кристочка? — С тобой… С тобой… Только ты, — лгала да скулила она. — Тогда ложись на спину. Руки исчезли. Она послушно залезла на камень и легла, ощущая холодный гранит. Имир забралась на нее сверху, оседлав бедра. Эрвин встал между разведенных ног, как хозяин во главе стола. Не церемонясь, он подтянул Хисторию на край за задницу. Спину исполосовали мелкие царапины и она зашипела, чувствуя, как мужская ладонь ободряющее ведет от колена к промежности. Эрвин, успокаивая ее, ласкал кожу грубыми лапами. Командор, уважаемый всеми герой, погибший под грудой камней, возвышался над макушкой беспечной Имир. И глядел на Хисторию. Глядел так хищно, что его глаза вылезали из орбит. Ее кожа, ее лицо — казалось, что вся Хистория вызывала в нем трепет. Ведя пальцами по горячей живой женщине, его потряхивало от удовольствия. Ее ноги развелись еще шире: «Пируй мной, Эрвин Смит. Вкуси меня». Жадность, с которой к ней прикасались, отметала все сомнения. Она хочет больше. Глубже. Хочет все и сразу. Они одарят ее, а она одарит их. Под свободной рубахой Имир ничего не было. Она тоже была мокрой и терлась крупными половыми губами, оставляя на животе склизкий след. Имир подмигнула: — Ты сладкая, Кристочка. Всегда была сладкой. — Позволь мне, — Хиса потянулась пальцами под рубашку. — Хочу почувствовать… Она шлепнула ее и погрозила пальцем: — Не отвлекайся. Сглотнув вязкую слюну, Хистория обмякла. Робко кивнув, она почувствовала, как жар, разливающийся по телу, стихает. — Ты ее расстроила, — заметил Эрвин. — Можешь не смотреть на ее грустное лицо, когда всунешь, — огрызнулась Имир. — Не хочу трахать расстроенных королев. Имир наклонилась прямо к лицу Хистории, выдыхая на кожу. От нее разило мокрой землей, словно она вылезла из свежей могилы. Хиса принюхалась, вдыхая пары смерти. — Ты расстроилась? — Нет. — Лжешь? И когда же ты завела эту гадкую привычку? Когда надела корону или когда лизала задницы Высшему Командному составу? — Я не… Хистория попыталась возразить, но Имир снова ее перебила: — Твой язык наверняка приноровился, — издевалась она. — Покажешь нам, как ты пускаешь его в дело? Эрвин усмехнулся, продолжая наглаживать ноги Хистории. Её затрясло от накатившего гнева. — Закрой рот. — А то что? Имир округлила глаза. Хистория не торопилась отвечать. Вместо этого она потянула ладонь под рубашку. Имир игриво качнула головой, наблюдая. Она наверняка видела в ней малолетнее дитя, которому нужно разрешение. Но Хистория не была дитем. Она была королевой. Руки у Хисы не дрожали, а мысли подсказывали — позволят. Пальцы провели по лобку, прошлись между половых губ до дрожащей щели. Она вся была ледяной, кроме местечка между ног. Щель выдавала её истинные чувства. Хистория нашла это потешным и тихо засмеялась, изображая искреннее счастье. Кончики пальцев тронули клитор, обвели его по часовой стрелке, и Имир тут же вздрогнула. Ее дыхание сбилось, превращаясь в несдержанные вздохи. Она, любимая Имир, живая и сочная, как поспевшая слива, стекала соками ей в горло. И Хиса не могла насытиться, и остановиться катать легкую вязкость на языке. От похоти во рту у Хисы пересохло. Она сглотнула, чувствуя легкую тошноту. — Ты не будешь так говорить со мной, — жестко обозначила Хистория. — Я королева. — Никогда не трахала королев. Пальцы скользнули внутрь до костяшек. Хиса не пожелала щадить ее, злость покрыла глаза черным саваном. — Думаешь, я не изучила тебя вдоль и поперек? — пальцы вышли полностью и снова вошли. Имир слегла выгнулась, ворочая языком во рту. Видно хотела возразить. — Можешь играть со мной дальше, Имир, но я вижу, как тебе не терпится насадиться на мои пальцы посильнее. Что ж, я позволяю, — мрачно кивнула Хиса, ухмыльнувшись. — Насаживайся, Имир. Насаживайся и отвечай: Кто кого трахает? Хисторию вдруг напитала неведомая сила. Власть окутала череп и сдавила так, будто она снова надела тяжелую корону. Она с ужасающим торжеством представила, как позднее прикажет ей встать на колени и старательно вылизать грязные пятки, поцеловав каждый палец. Королева, королева, королева. Стук в голове становился невыносимым. — Она смелая. Звякнула ширинка. Хистория почувствовала, как головка члена прошлась между ног, коснувшись клитора. Она сглотнула, стараясь не потерять самодовольного вида. Смелость кончилась на образе стоявшей на карачках Имир. — Что, Кристочка? С членом у щели быть храброй не так просто? Имир не изменяла своей въедливости, видя Хисторию насквозь. — Я все еще в тебе, — напомнила Хиса и раздвинула пальцы веером. Реакция Имир не заставила себя долго ждать — она заскулила, просяще дернув бедрами. — А мне прикажешь? Голос Эрвина звучал, как скрипучий складной нож. Имир застыла, изучая ее хитрыми глазами. Бедра задвигались сильнее, а ее голова откинулась назад. Мужская ладонь оторвалась от члена и погладила Имир по волосам, как послушниц гладят щедрые на милости послушники. Они взаимодействовали небрежно, без особого желания. — Прикажешь? — переспросила Хиса. — Ты все та же маленькая слабая девочка, которую я видел в последний раз? А, Хистория? Воздух стал таким густым, что его можно было нарезать на куски и пережевывать. Безумный гул вернулся, а в ушах застучала кровь. Из чащи раздалось карканье отвратительных смешков, будто за ними наблюдали сотни безмолвных свидетелей. Земля задрожала, покрылась трещинами, из которых еле-еле светилось красным. Хистория впала в панику и хотела было вытащить пальцы, но Имир ей не позволила. Пригвоздив запястье к животу, она продолжала насаживаться, не обращая внимания на поднявшийся вокруг хаос. — Я…Я… Нет! — Уже не слабая? Уже не трусливая? Тебе понадобиться много сил, чтобы принять мой дар. Отовсюду в темноте вспыхнуло множество огоньков — глаз. Хистория поняла, что звери вернулись. Они выжидали момент, чтобы закружить вокруг них снова. На этот раз она было готова. В голове разлилась легкость. И ерзающая на ней Имир снова смазалась тенями и слилась с первозданной природой. Хиса — не чужая, Хиса — своя. Ласки Имир стали неистовее, ее движения изводящими. Она трахала руку и прыгала на ней, как на ездовой кобыле. — У вас для меня дар, — напомнила Эрвину Хистория. — Дарите же, я жду. — Это приказ? — Приказ королевы. Имир все продолжала гарцевать на пальцах, вытягиваясь струной. Когда она выгибала спину, слышался громкий хруст, будто позвоночник ломался под натиском приближающегося оргазма. Стенки вокруг пальцев Хисы начали сжиматься, а в нее тотчас, без оттяга вошли на всю длину. Яйца глухо стукнулись об вагину. Она ясно услышала громкий хлопок и закричала, попытавшись скрестить колени. Эрвин не позволил, держа её бедра шире. — Приказ королевы, — процедил он, срываясь на хрип. Его глаза стали черными от желания. Он остановился, позволяя отдышаться. Грудь сдавила распластавшаяся на ней Имир. Хистория вцепилась ей в бока, задирая платье до талии, ведя дальше до вставших сосков и дергающейся шеи. Эрвин снова натянул Хисторию, разложив на камне, как желанное блюдо. Сильные толчки сопровождались звериным рыком. Член двигался, натирая стенки до дрожи. Острые ногти впивались в бледное полотно зада и бедер, испещряя их мелкими красными полумесяцами. Эрвина было много, и он был отовсюду. Отец ее ребенка. Осеменитель. Хистория задыхалась от напора, глотала воздух, вгоняя его в легкие маленькими порциями. Обмякшая Имир потянулась к губам, заглушая стоны. Визги терялись в ее глотке. Юркий язык проник в рот, пересчитывая зубы и лаская нёбо. Имир тоже была заметной. Эти двое будто устроили яростную схватку за внимание. За ее внимание. И она не могла понять, что приносило ей больше удовольствия: напускная грубость или маниакальное обладание. Она задрожала от чувства желанности. Хисторию терзали неистово. По-звериному. Эрвин брал как хотел, Имир с нежностью обводила вершины грудей. На поляне вновь зазвучала громкая музыка. Хистория перестала осознавать все, что происходило вокруг. Был лишь жар, пенный и волнистый. Она хотела разрядки. Как вдруг на поляну выбежали люди со звериными головами и закружили вокруг сплетенных голых рук и ног, водя дерганные хороводы. Не успела Хистория как следует рассмотреть, Имир слезла, а ее перевернули на живот резко и без разрешения. Совсем не по-королевски. Она не упиралась. Разморенное ласками тело хотело лишь члена. Край камня уперся в тазовые косточки, а ноги повисли так, что большой палец едва касался земли. Эрвину пришлось подогнуть колени, чтобы снова войти в нее. Хиса сама не заметила, как нетерпеливо приподняла зад, чтобы ее было удобнее трахать. Хотелось больше. Больше, больше, больше. Имир перехватила ее запястье, вытягивая худую руку. Она устроилась напротив. Нос к носу, чтобы не пропустить ни одной эмоции. Став наблюдателем, она уже не тянулась за поцелуями и не трогала там, где Хистории хотелось. Их пальцы переплелись. Эрвин задвигался. Его рука легла на поясницу, больно придавливая тело к острому камню. Музыка стала громче. Хисе захотелось сцепить веки, но чем дольше это продолжалось, тем больше головой овладевало веселье. Необъяснимое торжество зажглось в ее глазах, как праздничная гирлянда. Танец стал неистовее. Звери задергались подобно безумцам, терзаемых агонией. Их руки и ноги неестественно выворачивались в разные стороны. Хиса наконец смогла рассмотреть их как следует. Все животные были одеты в форму разведки. Зеленые плащи развевались так рьяно, будто бушевал вихрь. Тонкие человеческие тела с насаженными на плечи мордами танцевали канкан, цепляясь друг за друга конечностями. Имир дергала головой в такт мелодии, а ее глаза застекленели, сделавшись мертвыми. Хистория поняла — они протащили ее к границе. Границе с миром мертвых. Эрвин нежно провел по заду Хисы пальцами, разводя ягодицы в сторону. Толчки стали быстрее. Его бедра шлепались об ее кожу так громко, что по лесу загуляло эхо. Хистория не могла больше сдерживаться — ее стоны превратились в крики. А звери остановились и посмотрели на нее, обнажая острые клыки и клювы. И зажглись кровавыми огнями их глаза. Им понравилось. На жутких ощетинившихся мордах расцвела смертоносная улыбка. Имир захлопала в ладоши, выдернув руку и вскочив. Ее смех загремел в ушах, сплетаясь с жуткой музыкой. Эрвин вытащил член, оставив Хису на пике. Его руки исчезли. Сухой воздух окутал ее со всех сторон. — Плати! Плати! Плати! — завопила Имир, а звери подхватили. И Хистория заплатила бы. Она отдала бы все деньги мира, чтобы в нее снова вошли. Обидчиво стукнув кулаками по камню, Хиса вскрикнула. Отбитые костяшки пальцев закровоточили. Ее лицо запылало от гнева. Хистория поднялась, задирая ногу на камень, и неуклюже вскарабкалась. Вытянувшись, она вскинула подбородок. Ее голое тело засверкало в лунном свете, пальцы раскрылись веером. Взирать на зверье свысока… У нее задрожали колени. Здесь она чувствовала себя настоящей правительницей. Правительницей, которой заглядывают в рот. Хиса услужливо склонила голову, напрочь теряя рассудок. Смерть наполнила ее, выжигая человеческое из вен. Звери завизжали от исступления. Их визги вонзились в барабанную перепонку тысячью острых игл. Хистория зажала уши, чувствуя, как тонкая струйка крови потекла по шее. Вопли стали невыносимее. И в тот же миг ее дернули поперек талии и прижали к груди, раздвигая острой коленкой дрожащие ноги. Твердый член уперся в поясницу, а затем, не церемонясь, проник внутрь. Она висела в хватке Эрвина подобно шарнирной кукле. Звери принюхались, открыв зубастые пасти. Дьявольская музыка не останавливалась, продолжая скрежетать. Хистория заликовала от произведенного фурора, без остатка распаляясь в чужих руках. — Кончай, — звериный шепот, уже не человеческий, раздался над ухом. Горячие губы коснулись мочки. — Кончай. Звери зашагали к ним, шаг за шагом, а шерсть между их ушами встала дыбом. Хистория почувствовала, как скручивается узлом желание внизу живота. Эрвин вошел на все длину и тут же вышел, поднимая и опуская Хису за угловатые бедра. А затем повторил. Уже собственные пальцы теребили клитор так сильно, что стало больно. Имир отошла в сторону, приглашая зверье занять удобные места. Животные выстраивались в полукруг, облепляя со всех сторон. Куда не взгляни — распахнутые пасти с желтыми зубами. Морды дергались вниз и вверх, наблюдая за подпрыгивающими налитыми грудями. И каждый раз, когда Хиса хотела потеряться в оргазме, Эрвин замедлялся, мучая ее вялыми подмахами. От обиды у Хистории потекли слезы. Звери заплакали следом за ней, полные раздирающей печали. Запахло мокрой псиной. Огромная фигура с птичьей головой коршуна вышла вперед. Здоровая птица источала мощь, которую Хистория чувствовала кожей. Другие животные остались позади, почтенно склонив перед ней головы. Вожак — не иначе. Коршун лениво наклонился к ее лицу. Его черные бусинки-глазки сощурились, а загнутый клюв раскрылся. Из глотки вырвался гаркающий звук, будто он задавал Хистории вопрос. Эрвин вцепился в ее зад сильнее, меняя угол. Проникая глубже. Ответ коршун получил — Хиса застонала прямо ему в лицо. Упрямо не сводя глаз, она распахивала губы, разнося полные исступления крики. Коршун издевательски выгнул шею. Ответ пришелся ему по душе. Его рука устремились к затылку. Пальцы ухватились за что-то и дернули, стаскивая маску и отбрасывая в сторону. Хистория напряглась, пытаясь рассмотреть истинный облик, но незнакомец наклонил голову вниз. Его длинные пальцы зарылись в светлые волосы, лохмача пряди. А затем он посмотрел на нее и дьявольски улыбнулся, широко растягивая рот. Эрвин Смит. Хистория застыла, утопая в голубой синеве, полной кипящей жизни. Ее визг утонул в хохоте обитателей леса. Все смеялись над ней и тыкали пальцами, дергаясь в припадке. Улыбка Эрвина вытягивалась, кожа трескалась, вспарывалась невидимыми ножами, окропляя щеки Хистории кровью. Ее глаза почти вылезли наружу, не веря в происходящее. Она попыталась вырваться. Чьи-то руки сжали крепче. — Я обещал тебе дар, — прошептал Эрвин снисходительно. Тягучие капли крови скатывались градинами по его шее, впитывались в рубашку, оставляли следы на малахитовом камне галстука боло, но он не обращал на это никакого внимания. Взгляд был обращен только к Хистории, выхватывая и наслаждаясь каждой ее эмоцией. — Что это за шутки?! Имир! — Хиса безуспешно встрепенулась в хватке, а затем повисла, не в силах пошевелить и пальцем. Имир, стоявшая в толпе, лишь захихикала, закрывая лицо ладонью. Она скользнула к ней, целуя в онемевшие от ужаса губы. Хиса все еще висела на чьем-то члене, чувствуя его внутри. — Хорошо ты стояла на том камне, Кристочка, — Имир оторвалась от ее рта. — Нам понравилось. Эрвин едва сдержался, чтобы снова не посадить тебя на член. — Я… я… Хистория хотела закричать от досады, но все звуки тонули в горле. Оно сделалось бездонным и вялым, не способным вытолкнуть из себя и мышиный писк. Ситуация больше не казалась Хисе абсурдной. Плотный туман стелился в ее голове, внушая странное чувство единения. Единения с мертвыми. И насколько же она была могущественной, что слилась с другой стороной и выцепила из вечности подарок? Она — божество, не иначе. От осознания собственной важности невыносимо засвербило между ног. Хиса заерзала, двигая тазом. — Кончай, — снова приказал Эрвин, обращаясь то ли к ней, то ли к незнакомцу за ее спиной. Его длинные пальцы издевательски щелкнули перед ее носом, а на лице мелькнула ухмылка. И кто-то в ней сорвался. Сорвалась и Хистория, кончая следом. Да так сильно, что ее тело выгнулось дугой, а по коже стрельнула молния. Неведомая сила вогнала в нее эту разрядку, одаривая до конца. Чрево наполнилось семенем под ехидное улюлюканье. Взорвались аплодисменты, громкие хлопки заполонили опушку. Разлетелись от ветра яркие конфетти и золотистый дождик. Хистория подумала, что так и должен выглядеть каждый праздник. Так и должно выглядеть безусловное счастье. Ее отпустили. Хиса бухнулась мешком, приникая к траве. Ее тело все еще потряхивало, а сперма вытекала из влагалища, струилась по ноге и впитывалась в землю. Эрвин поднял голову Хисы за подбородок: — Будь благодарна, Хисочка, — его пальцы сжались. — Ты приняла дар. И в душе у Хистории потеплело. Она будет благодарна.