Темное пламя. Прошлое

      Лест, 4-5 лет (1991-1992 гг.)       Первые воспоминания пропитаны теплом и светом. Первые — те самые, которые утекают словно вода сквозь пальцы, как только пытаешься вспомнить больше подробностей, чем предстает перед внутренним взором.       Лест помнил солнечные искры в каштановых волосах и белое платье в горошек. Помнил теплые карие глаза, ласковую улыбку и звонкий мелодичный смех. Мама сама была солнечной и какой-то воздушной. И самой красивой.       Они гуляли в поле с густой желто-зеленой травой, которая доставала маленькому Лесту почти до плеч. Пробираться через нее было весело, и Лест бегал за яркими бабочками, спотыкаясь почти на каждом шагу. Иногда падал, но было так мягко, что он смеялся, а не плакал. А мама в этом белом платье до колен стояла, возвышаясь над травой. Словно маячок — Лест всегда видел ее и не мог потеряться.       И не важно, что это был всего лишь пустырь между двух дорог и совсем рядом дымили две огромные трубы ТЭЦ — так сильно, что их белый пар отбрасывал тень на траву, прямо как тучи. Для Леста это было целое поле — свой волшебный мир.       Немного устав, мальчик перестал носиться за бабочками и принялся собирать цветы, торопливо и воодушевленно.       — Саша! Не уходи далеко! — послышался голос мамы.       Мама волнуется. Ничего, он уже почти закончил.       Вскоре Лест вынырнул из зарослей травы прямо рядом с ней и со счастливой улыбкой протянул букет. Обеспокоенный взгляд мамы тут же изменился и стал веселым, а на губах заиграла радостная улыбка.       — Спасибо, Сашенька! — мама забрала букет и ласково погладила сына по голове, — Хочешь, расскажу тебе, что здесь за цветы?       Лест кивнул, и она присела на корточки и принялась показывать сосредоточенно нахмурившемуся мальчику, из каких цветов он собрал букет: белые с желтым ромашки, ярко-желтые лютики, розово-фиолетовый клевер и сиреневые колокольчики. Все такое красочное и хрупкое. И главное — нравится маме.       — Даже колокольчики нашел! Я их раньше никогда тут не видела, — воскликнула она, — Смотри, какие красивые!       Лест опять заулыбался и кивнул — да, очень красивые и нежные. Сиреневые.

***

      Желтоватые стены, серый плиточный пол, мрачная очередь к прилавку. Скучно.       Лест отошел в ближайший угол и начал катать по полу машинку. Она была черной, маленькой, блестящей и очень быстрой. И юркой: толкнул чуть сильнее — и она проскочила под дверью и исчезла. Лест выпрямился и растерянно посмотрел на желтоватую, слегка ободранную дверь — ему туда точно нельзя. И маме нельзя. Туда заходят только дяди и тети, которые работают в магазине. Опустив голову, он направился к маме, которая выделялась ярким белым пятном на фоне черно-коричнево-серой очереди. Лест прижался к маминому бедру, сдерживая слезы.       — Что случилось, Сашенька? — сразу спросила мама.       Лест объяснил, что потерял одну из самых любимых машинок.       — Не расстраивайся, мальчик мой! — тонкие пальцы ласково перебирали пряди волос на затылке, — Сейчас я попрошу тетю-продавщицу, и она наверняка нам поможет.       И правда, хмурая тетя-продавщица позвала не менее хмурого дядю, и тот, выслушав маму, с недовольным видом ушел в подсобку искать игрушку. Вернулся он почти сразу и протянул сияющему Лесту его машинку.       — Я же говорила — добрый дядя нам поможет! — опять улыбнулась мама.       И хмурый дядя вдруг тоже заулыбался.       — Спасибо! — еще больше расцвел Лест, забирая машинку из больших мозолистых рук.       А дядя даже тихо засмеялся, совсем перестав быть хмурым.       Мама взяла Леста за руку, и они направились к выходу. Довольный Лест, задрав голову, посмотрел на маму с восхищением — ей никто не мог отказать. И рядом с ней люди становились такими же добрыми, как и она.       Все, кроме папы.       Однажды папа устроил скандал из-за белого платья в горошек. Он орал, что все мужики смотрят маме вслед, словно она… Лест не понял смысл слова, которое он сказал. Но мама никогда больше не надевала белое платье в горошек.       — Я был желанным ребенком, — начал Лест, — Даже для отца.       Райан в этот момент взглянул на Феалин с какой-то странной усмешкой, вроде бы слегка укоризненной. Но та не заметила. Или не захотела заметить. Или Лесту показалось.       — Я, наверно, сразу должен сказать, что с мамой у меня никаких проблем не было, она замечательная, — продолжил Лест, — А вот с отцом… Но первые лет пять все было, вроде бы, неплохо. Мама по-настоящему хотела ребенка, а отец хотел скорее всего просто потому, что так надо: пришло время — он женился, а раз женился, значит, пора заводить детей. Я так понимаю, он хотел, чтобы все было как у всех, «нормальная семья»: родители и ребенок, хотя бы один, — Лест немного задумался, — Это все, конечно, только мои домыслы — мое взрослое переосмысление каких-то их разговоров. Так что я могу ошибаться, но я просто рассказываю так, как я думаю это было, — увидев, что Феалин одобрительно кивнула, он продолжил, — Отец тогда зарабатывал достаточно, чтобы маме не нужно было работать, поэтому она всегда находилась со мной. Не скажу, что у нас было много денег, но мы жили неплохо: по телевизору в каждой комнате и даже видик — а такого, по-моему, тогда почти ни у кого еще не было.       Значит, первые годы все шло хорошо, отметила Феалин: Лест не был брошен, мать им занималась, а в семье все было более или менее спокойно. Вот почему такая крепкая психика — судя по всему, мама была очень надежной и теплой. Может быть, ее постоянное пребывание рядом и излишняя забота сделали Леста немного беспомощным, но зато она дала ему настолько сильное базовое чувство безопасности, что весь мир не смог сломать до конца этого с виду хрупкого мальчика.       — Правда, мамины расходы отец всегда контролировал, в том числе и расходы на меня. В принципе, у меня все было — игрушки, книги, кассеты с мультиками и даже большой конструктор. Но если я хотел что-то относительно дорогое, то мама всегда говорила, что сначала надо согласовать с папой. Слово «согласовать» я, наверное, одним из первых в жизни узнал. Я быстро понял, что не стоит требовать от мамы купить лишнюю игрушку или даже киндер-сюрприз, потому что она не должна тратить больше денег, чем позволял «бюджет на неделю» — еще одно слово, точнее словосочетание, которое я очень рано выучил.       — Слово «патриархат» ты, наверное, тоже рано выучил? — поморщился Райан.       — Нет, это слово в нашей семье не использовалось. Но это он и был, — невесело усмехнулся Лест и продолжил свой рассказ, — Отец был нелюдимым и все время ворчал, что очень устает на работе. Но я вообще не помню, чем он занимался. Помню только, что по образованию он какой-то там инженер, но работал ли он тогда по специальности — уже не помню. Он возвращался вечером в одно и то же время, и еда всегда должна была быть готова и разогрета к его приходу, он ужинал и закрывался в комнате. Я привык к тому, что пока он на работе, а я с мамой, мне можно немного пошуметь, но когда отец дома, то все должно быть тихо. Потому что если я начинал шуметь, то он сразу выскакивал и рявкал на меня так, что в ушах звенеть начинало. Но мне не сложно было вести себя спокойно: я рисовал, или лепил из пластилина, или в конструктор играл. А потом я научился читать, и с тех пор скучно мне никогда больше не было. Я вообще был очень усидчивым ребенком и, по-моему, послушным. Думаю, меня было легко воспитывать.       Настала очередь Феалин укоризненно покоситься на Райана, а тот сразу начал криво улыбаться и демонстративно отвернулся в другую сторону. Лест издал тихий смешок, следя за их безмолвным общением: кажется, в этом плане Феалин повезло меньше, чем его маме.       Райан, 4-5 лет (1990-1991 гг. по Земле)       Примабера       Императрица стремительно шагала по просторному коридору — так быстро, что подол белоснежного платья с причудливо переплетенными серебристыми узорами развевался широким шлейфом за ее спиной. Четкий стук шпилек по светлому мраморному полу отдавался эхом от таких же мраморных стен, по которым вилась замысловатая лепка из золота. Практически весь Дворец был пропитан роскошью по извечной властительской традиции, но Феалин давным-давно перестала обращать на это внимание.       Властительница сосредоточенно смотрела в коммуникатор, изучая отчеты исследовательских отрядов. Рог Шамбаримена так и не удавалось найти. Только какие-то призрачные запутанные ниточки слухов тянулись к нему. И то никак не сходились и вели к нескольким десяткам разных планет.       Это сложнее, чем искать иголку в стоге сена. Феалин тяжело вздохнула и закатила глаза с раздражением. И резко остановилась.       Картина, висящая высоко на стене, была покрыта огромными красными пятнами. Первая мысль — кровь. Но что могло случиться в помещениях, к которым почти ни у кого нет доступа? К тому же, как кровь могла оказаться почти под потолком?       Феалин сделала шаг ближе, сосредоточенно рассматривая испорченный пейзаж. Нет, это не кровь. Блестит, как краска.       Властительница перевела взгляд на соседнюю картину — натюрморт был покрыт синими кляксами. Следующая картина — черными, еще одна — зелеными.       — Ах ты сволочь мелкая, — процедила Феалин и снова опустила взгляд к коммуникатору, — Дворец, найди записи коридора, в котором я сейчас нахожусь, и покажи мне моменты, на которых было засечено движение.       Властительница направилась дальше, продолжая шипеть ругательства себе под нос. Этим картинам было от трехсот до тысячи лет. Величайшие художники разных веков время от времени преподносили властителям свои лучшие творения — а этот поганец их все испортил.       Феалин влетела в свои апартаменты, прошагала в гостиную прямиком к своему внушительного вида столу из красного дерева с вычурной резьбой и активировала голографический экран.       Императрица не обратила никакого внимания на высокого мужчину в черном с черными вьющимися волосами до плеч, который стоял перед огромным, но куда более скромным столом, на котором лежал ворох карт с разных планет — некоторые были новыми и глянцевыми, другие, наоборот, старыми, потертыми и порванными на краях. Над столом на стене было закреплено три экрана: два с какими-то текстовыми документами и один, самый большой, с электронной картой.       Мужчина медленно повернул голову в сторону властительницы и проводил ее невозмутимым взглядом жгуче-черных глаз.       — Что опять натворил? — спросил он бархатным голосом.       — Как ты понял? — хмыкнула Феалин, хотя давно уже не удивлялась такой проницательности. К тому же, она и сама ею обладала по отношению к супругу.       Почти шесть тысяч лет вместе — в бытовом плане Стеллан и Феалин понимали друг друга не то что с полуслова, а даже с полувзгляда. Или с одного движения.       Иногда это становилось скучно. Поэтому они могли не видеться по нескольку лет, а то и больше десятка лет: время от времени один из них уходил с планеты и отдыхал от правления и от партнера. В некоторых случаях это совмещалось с поиском артефактов и частично утерянных властительских технологий. А в других случаях — с длительными романами на стороне.       И как же приятно было потом возвращаться к человеку, который понимает тебя с полуслова, с полужеста. К тому, с кем за сотни лет ты стал совмещаться идеально. К тому, надежнее кого нет и не может быть. И отдыхать от приключений и других, не столь идеально походящих партнеров в этой привычной, спокойной и теплой атмосфере присутствия «своего человека». Конечно, сейчас, пока Райан был маленьким, они так не делали — не разлучались и никуда не отлучались.       Феалин и Стеллана связывало слишком много времени, чтобы оставалось место для ревности и подозрений, что партнер может уйти к кому-то другому и не вернуться. Да еще Примабера — общее дело всей жизни для обоих. Планету тоже не бросишь. Но как раз по поводу управления и развития планеты разногласия у них иногда возникали.       — Не будешь же ты так злиться из-за сегодняшней встречи с министрами, — чуть улыбнулся Стеллан, подходя с какой-то мягкой грацией ближе.       На экране появилось изображение: Райан с деловым видом и нехорошей улыбкой вышагивал по тому самому коридору, а позади шли три толосса с небольшими ведерками в руках. Маленький принц остановился и задрал голову, выбирая первую жертву, потом приказал толоссу снять одну из картин и с важным видом принялся ее «редактировать» небрежными крупными мазками малярной кисти. Но вскоре ему надоело, и он начал просто выплескивать на полотно краску из ведерка. То же самое он повторил еще с четырьмя картинами.       Стеллан стоял, недовольно сложив руки на груди, и буквально прожигал сына на экране резким взглядом своих черных глаз. Даже Райан, который не боялся почти никого и ничего, этого взгляда пугался. Впрочем, леденяще-холодный взгляд синих глаз матери на него действовал не хуже.       — Где была наставница? — процедил сквозь зубы Стеллан, но тут же взглянул на дату видео, — А, кажется, это тот день, когда он запер ее в ванной.       Райан превратился в катастрофу едва начал ходить. В очень изобретательную и хитрую катастрофу. И картины, судя по дате записи, он испортил уже неделю назад. Но никто этого не заметил, а сам он невозмутимо молчал.       — Вот что с ним делать? — прошипела Феалин.       — Не бить же, — недовольно пожал плечами Стеллан.       — А иногда так хочется! — властительница стукнула ладонью по ни в чем не повинному столу.       Райан слушался исключительно их двоих. И то не всегда. Все воспитатели, даже самые опытные, самые строгие или, наоборот, самые мягкие и обаятельные, выпроваживались им в течение нескольких месяцев. И ничего не могло повлиять на принца — ни строгость, ни доброта и умение обращаться с детьми. В ход шли утопленные коммуникаторы наставников, клей на предметах мебели, жвачки и вообще все, что не было слишком болезненно. Некоторых Райан смог вынудить уволиться просто тем, что повторял за ними их же фразы с их же интонациями. Часами. И даже днями напролет.       Феалин иногда просматривала записи занятий Райана с наставниками и очень сильно удивлялась, что принца еще ни разу никто не ударил. Профессионалы.       А неделю назад воспитательнице пришлось просидеть пять часов в ванной комнате: Райан ее там запер. Сначала она звала толоссов, чтобы те ее выпустили, но Райан постоянно отменял приказ. И оказался упорнее взрослой женщины, которая в результате сдалась, замолчала и стала просто ждать, когда придет кто-то из властителей. И вот тогда-то этот прохиндей ускользнул из апартаментов, созвал толоссов, которые по его указанию достали краску из подсобок, и пошел рисовать на старинных произведениях искусства. На мраморных стенах и на обоях, видимо, уже надоело.       — Надо поставить больше ограничений на толоссов, — проворчала Феалин, отходя от стола. Роботы и так не во всем слушались принца: ничего опасного ему дать или сделать по его приказу они не могли. Но краска и картины — это же не опасно.       — И ограничить ареал его передвижений по Дворцу, — согласился Стеллан.       — Да. Но хочется просто взять и уебать, — процедила сквозь зубы Феалин, с раздражением пытаясь расстегнуть молнию сбоку платья, — Помоги мне снять эту хрень!       Стеллан тихо рассмеялся, снова приблизился и, плавно проведя руками по талии Феалин, нашел бегунок и медленно потянул его вниз, потом не спеша снял бретельки с ее плеч. Платье скользнуло на пол мерцающей волной. Властительница осталась в белом нижнем белье и в белых туфлях на шпильке. А руки супруга уже обвили талию, Феалин почувствовала его дыхание в волосах, а потом губы на шее. Она улыбнулась. И правда, пора уже расслабиться.       В этот момент раздался резкий писк оповещения на коммуникаторах, а экран на столе Феалин тревожно замерцал. Оба вздрогнули от неожиданности.       — Что, опять?! — возмутилась властительница.       На экране уже разворачивалась сцена в одном из малых залов Дворца: с потолка хлестала вода, а Райан весело бегал и прыгал по всему помещению, громко и радостно хохоча — для него это было что-то вроде приятного летнего ливня. На полу, на тщательно надраенном паркете из ценных пород дерева, возвышалась целая куча подпаленной бумаги — принц развел костер прямо во Дворце и сработала система тушения. Не в первый раз.       Тут уже и Стеллан ругнулся:       — Да где этот поганец берет спички или что у него там?!       Феалин только прикрыла глаза, стараясь снова подавить то самое желание «взять и уебать». Стеллан взглянул на нее, успокаивающе улыбнулся и направился к двери:       — Я разберусь. Отдыхай. У тебя сегодня день и без этого был сложнее, чем у меня.       Феалин шумно выдохнула:       — Да, спасибо, — кивнула она, потом улыбнулась игриво, — Я буду тебя ждать. В постели. Нет — лучше в ванной!       Стеллан тихо рассмеялся и вышел. Феалин перевела взгляд на экран и резвящегося под струями воды сына и тут же снова начала злиться:       — Где, блядь, наставница? — задала она вопрос в пространство.       Пока Райан был маленьким, Феалин старалась исключать из речи ругательства на любом языке, чтобы случайно не сказать что-нибудь при нем. Но сейчас никаких сил не было заниматься самоцензурой.       — А вот она, — фыркнула Феалин — в зал как раз вбежала воспитательница, которая держалась уже целых два месяца, — Улизнул опять. Надо будет спросить, каким образом на этот раз.       Делать выговор наставнице скорее всего было лишним: с Райаном всем посторонним приходилось очень тяжко. Опять тяжело вздохнув, императрица скинула туфли, запустив их почти в стену с досады, потом приказала толоссу подготовить ванну и принести в ванную комнату бутылку игристого вина и все необходимое для ее распития на двоих. А сама подошла к столу с картами, пробежала взглядом по экранам.       Никакой определенной информации последние походы не принесли. Стеллан уже даже сам принялся копаться в картах, пытаясь сопоставить данные из отчетов с возможным месторасположением Рога. Именно из-за этого артефакта чуть не потеряли всю планету около двадцати лет назад. Правда, враждебная сторона в результате вообще была уничтожена.       А Рог затерялся в суматохе войны. И теперь властители Примаберы стремились заполучить его, чтобы такая ситуация не могла повториться. У себя его держать тоже было опасно — это могло привлечь внимание других властителей. Но выхода не было. Так что решили просто постараться присвоить его как можно более незаметно.       В очередной раз тяжело вздохнув, Феалин направилась в ванную комнату, на ходу расстегивая лифчик. Толосс как раз закончил приготовления и направился к своему обычному месту — к стене рядом со входом в апартаменты. Один из роботов всегда оставался здесь, под рукой.       Феалин полностью разделась и с наслаждением погрузилась в теплую воду, на поверхности которой высились горы переливающейся пены. Ванна была большой и прозрачной, и одна ее стенка прилегала к панорамному окну, так что можно было любоваться парком с высоты примерно в две сотни метров. И даже отсюда было видно, как легкие золотистые блики солнечных лучей гуляют по изумрудной зелени деревьев и газонов и светлым дорожкам внизу.       Императрица неторопливо глотнула вина, поставила хрустальный бокал обратно на столик и прикрыла глаза, начиная, наконец, отпускать гнев.       У обоих властителей, которые прекрасно владели собой в любых ситуациях, зла не хватало на собственного сына. Наказания на него не действовали. Райана то и дело сажали под домашний арест, но тогда он совершенно спокойно и даже с энтузиазмом начинал проглатывать книги одну за другой. Или в развивающие игры играл. Или изучал что-то с наставниками в те часы, когда ему становилось лень их доводить. И вообще, если его лишали чего-то в качестве наказания, то он просто невозмутимо начинал заниматься чем-нибудь другим.       Метод пряника тоже не помогал: Райану, казалось, ничего не нужно. Впрочем, у него и так все было. Так что обещания что-то дать за хорошее поведение тоже не действовали.       Недостаток внимания и игнорирование — это единственное, что Райан плохо переносил. Он мог несколько часов гордо делать вид, что ему все равно. Но в конце концов, не выдерживал и начинал громить все, до чего мог достать.       Психологов тоже приглашали. Но даже им не удалось найти контакт с императорским отпрыском: Райан мог неотрывно смотреть исподлобья своими нахальными черными глазами, почти не моргая, и молчать часами. От любых игр тоже отказывался и просто сидел неподвижно, пока его не отпускали с миром.       Феалин иногда сама не видела другого выхода, кроме как надавать ему подзатыльников или по жопе. Только вот это будет иметь лишь кратковременный эффект: да, Райан послушается и сделает то, что от него требуется — ребенок ведь ничего не может противопоставить взрослому, гораздо более сильному, человеку. Но в перспективе это его только обозлит. Райана такое обращение смирным точно не сделает — его это сделает злым и жестоким.       Но как раз жестокости за принцем пока не замечали. Даже когда он выживал воспитателей, он не использовал что-то болезненное. Он и без этого отлично умел вывести из себя кого угодно.       Но, как ни странно, на Земле Райан вел себя лучше. Похоже, чувствовал, что там его развлечения с огнем или водой могут быть слишком опасны. Ведь на Примабере сам Дворец предотвратит серьезные разрушения, а толоссы все починят и приберут.       Как-то раз на Земле Райана разозлила бумажная книга, потому что страницы сами переворачивались, и он в своей детской истеричной ярости бросился на балкон, чтобы выкинуть ее. Но Феалин остановила его и объяснила, что так делать нельзя, потому что если она случайно упадет на кого-то с такой высоты, то человек может умереть. Тогда Райан с досадой запустил непослушную книгу просто в стену.       Феалин была уверена, что он быстро додумается до таких распространенных детских забав, как скидывание с балкона яиц или шариков с водой, но в этом Райан замечен не был. И Феалин казалось, что на него подействовало именно объяснение, что так можно нанести кому-то увечья или даже убить.       Так что несмотря на буйный характер и на любовь все делать назло, по-настоящему злым Райан не был.       Он просто привлекал внимание. Любыми способами. Принцу вообще очень нравилось быть в центре внимания. Но лишь внимание родителей могло по-настоящему его удовлетворить.       Это становилось понятно из-за того, что только в присутствии Феалин или Стеллана Райан вел себя спокойнее. Не то чтобы он становился шелковым, но он становился хотя бы нормальным.       Только вот тогда дел на Примабере было гораздо больше — планету все еще восстанавливали после разрушительной войны. Поэтому постоянно находиться рядом с сыном властители не могли. Даже кто-то один из них. Конечно, они старались уделять ему время. И нормальному ребенку этого скорее всего было бы достаточно. Но не Райану.       У принца действительно было все, кроме безраздельного внимания родителей.