***
Пока я шёл, погрузившись в размышления по поводу несуществующих отношений с едва знакомыми девушками, мимо меня успело проехать два полицейских УАЗа: белый и серый, как гуси из известной притчи. Не мудрено почему они здесь — убийство как никак произошло. Одного отставного военного настигла карма… кто-то за что-то с ним бесцеремонно расплатился… при чем без сдачи, в самое сердце. Интересное кино вырисовывается должен признаться. А что если убийца — это дядь Гена или те парни с улицы, которые повстречались мне у магазина? Да ну, хрень полная, отказываюсь думать. Хотя жизнь штука такая… бывает разная. Сегодня ты бык, а завтра матадор и кто знает, сколько дней или часов отведено каждому. И вот, ноги привели меня туда, откуда всё и началось — мой дом, у подъезда которого на старенькой лавочке всё также сидел седовласый старик лет 60. — Передал? — сказал он, сопровождая меня своим внимательным взглядом до самой места посиделок. — Конечно передал, дядь Ген, как ты и сказал, лично в руки. — проговорил я, садясь по правую сторону от него. В ответ мне ничего не последовало, дедушка лишь удовлетворённо вздохнул, попутно промычавши что-то совсем невнятное. Повисла неловкая тишина, было слышно, как лёгкий вечерний ветер поднял опавшую листву с дороги, что невнятно шла вдоль подъездов советской многоэтажки, построенной примерно во времена правления Леонида Брежнева. Прямо перед нами, словно тень, промелькнула чёрная кошечка, с насыщенными янтарными глазами, обозначающими на мой взгляд юркость, пронырливость и чёткость выполняемой работы. Спросите какой работы? Хищника конечно! Говорят, обычные домашние кошки — это самые жесткие существа на всей нашей необъятной планете Земля. Только они убивают не ради удовлетворения чувства голода, а ради развлеченья! Лично я так не считаю: кошки милые, пушистые и до жути ласковые существа. Последнее, правда, у некоторых особей отсутствует, как у моего рыжего кота Васьки, который когда-то очень-очень давно жил в нашей семье. Но какая ясная мысль родилась у меня в голове! Если кошки убивают ради интереса и удовлетворения своего охотничьего инстинкта, то быть может, и наш убийца делает это ради закрытия некой, неизвестной никому и ни чему, потребности? Уже чувствую себя матерым детективом, раскрывшем немало нашумевших дел об ограблениях, убийствах, изнасилованиях и прочее и прочее. Кстати, а Геннадий Петрович вообще в курсе всех этих событий, произошедших буквально сутки назад? Интересно, что он про это думает? — Дядь Ген, — чуть шёпотом проговорил я, наклоняясь поближе к нему. На секунду, дед, в своей неповторимой манере разумеется, удивился: поднял свою густую правую бровь и к низу скривил бледные губы, словно изображая ими недовольство. Но все-таки дедушка последовал моему примеру и тоже наклонился ко мне поближе. — Чё такое, сосед? — не меняя лица начал кряхтеть отставной военный. Возникало ощущение, что он просто глумится над ситуацией. старый пердун, Петросяна на тебя нет, гад! — А ты слышал, у нас здесь недавно человека убили, военного между прочим. — карие глаза иногда поглядывали то на небольшую серую, до боли знакомому каждому, подъездную дверь, то на впередиидущую дорогу, что приводила странника до набережной. — Ищи дурака, — ехидно выплюнул дед и улыбнувшись, посмотрел куда-то в сторону детской площадки, разделявшей территорию рядом стоящих друг напротив друга домов. — Я не дурак голый, Игорь, ха-ха. — продолжал говорить седовласый, но уже заметно стихнув тембром и интонацией. Он опять отвернулся, затем повернулся. И так два раза. Моя персона предпочла многозначительно промолчать, тактично дождавшись, пока собеседник додумается до сего самостоятельно. И это произошло… — Т-твою м-мать… — вырвалось из уст Геннадия. Видимо дед не знал о случившимся. Он нахмурился, вжал в себя губы и тяжело вздохнул, словно больной старик. Скрестив пальцы рук, бывший военный принялся то сжимать их, то разжимать, издавая при этом странные звуки… похожие на перебирание костяшек. — Ах-г-г-хх… з-з-заебал-ло, — шипел Петрович, уставившись во тьму, в которой за деревьями, иногда, можно было рассмотреть играющуюся водичку озера. Спустя, наверное, целую минуту, сопровождающуюся непонятными нервными словесными выпадками со стороны деда, он строго заговорил: — Кто, когда, где и желательно каким образом… — Н-ну… ко мне вчера в обед подошёл следователь, молодой, светловолосый, в вельветовом пиджаке. Его Игорем зовут, как и меня. Строгий такой, весь из себя, кажется это его друг был. — я взял секундную паузу, чтобы перевести дыхание. Дед Гена кивнул мне, тем самым давая знак, что нужно продолжать свою повесть. — Как зовут убитого точно не помню, знаю что ему около 50-ти лет, прапорщик в отставке… ветеран боевых действий, совсем… совсем недавно вышел на пенсию и… — Да можешь не продолжать, Игорёк. — резко выплеснул дядь Гена, схватившись обеими руками за свою, как пить дать, седую голову. — У нас только один человек в отставку пятидесятилетним ушёл — это Грозный Ваня с тех домов, что у школы. — отставной военный вытянул левую руку, как бы показывая мне, где это находится. — Ну как же так-к-к. Много горячих точек прошёл, войн всяких, спец.операций, а умер на гражданке. — седовласый старик многозначительно вздохнул, давая себе после этого пару-тройку секунд отдохнуть. — Он так этого боялся, не представляешь… — А ты его хорошо знал? — едва слышно поинтересовался я. — Да какой там! — военный в отставке махнул правой рукой и ненадолго устремил вниз свой взгляд. — Мы едва знакомы были, по именам друг-дружку знали, а-а-а вот общаться как нормальным людям нам было не суждено. Да и справедливости ради, Игорь, человек он сложный был. Дотошный весь, уставной, пр-р-авильный такой, — Гена скривил лицо и жестами правой руки что-то вырисовывал, возможно, понятное только ему самому. — ну ты понимаешь меня, да? — не дожидаясь моего ответа седовласый собеседник проговорил: — а как е-его это… н-н-ну, ты понял. — Да как-как… — начал я, выдыхая. — Нож ему прямо в сердце воткнули, — губы сказали это совершенно спокойно, ну относительно конечно же, эмоциональная окраска слов присутствовала. — Там у озера вашего тело нашли, недалеко от набережной. Следов никаких, только один… от ботинок 41-го размера, и то, как я понял, он там один. А завтра вообще панк-концерт в авиамузее состоится, там таких ботинок море, и иди-свищи кто убийца. — Мм-да, — хрипел старик. Его взгляд приобрёл совершенно потерянный окрас. Казалось, что дедушка уже всё давно понял про эту жизнь. — А мне в армии, Игорь… — взволнованно начал говорить он, — старлей после Афгана когда-то сказал: — Скоро ты, Гена, всё узнаешь. — Что узнаю? — На что люди способны… И который год я сижу здесь на лавочке, думаю: за всю жизнь глаза мои видели многое, поверь. То, что обычному человеку не суждено… у него просто-напросто крыша слетит от такого. Но каждый раз убеждаюсь… н-не-е-ет. Я ещё не все видел и слышал. — Геннадий Петрович уже в который раз тяжко вздохнул, затем взглянул на пустое ночное небо, которое словно стервятники, окутали тучи. — Иди домой… — горестно процедил рядом сидящий человек.***
— На траве д-дрова, а на дворе д-д-дрова… — Неверно сын мой, заново давай, не позорься. — Оф-фигеть, хорошо, давай попробую ещё: на дрове трова, но на траве дрова, а дрова на траве в-во дворе, тьфу! — Это никуда не годится, Игорь, школу прогуливал?! — Да ну тебя, — воскликнул я, надувая свои розовые губы, — пап в самом деле, хватит, три минуты своими скороговорками меня бесишь. — моя персона резко встала со старенького кухонного стульчика без спинки и направилась в сторону гостинной. Именно там, около довольно современного по меркам 2014 года телевизора, располагался небольшой шкаф, вернее шкафчик. — Л-л-ладно… я погорячился, извини меня по-жа-луй-ста, — доносился мягкий голос отца из кухни. Вообще мне нравился его голос, он не был строгим, грубым, воинственным или устрашающим, совсем-совсем напротив, голос папы характеризовался мною как добрый, бархатный и в какой-то мере даже чарующий. Наверное поэтому люди со строгим, заставляющим напрягаться, голос мне не сильно симпатизируют. Хотя… это как посмотреть. — Ха-ха, — хохотнул я, примеряя лёгкую светло-серую курточку, отличавшуюся своей длинной: она была чуть ниже, чем положено. В общем обычный добротный дождевик с большим капюшоном. Как раз когда мои карие глазки осматривали это довольно стильное и молодежно, за окном длинным раскатом прошёлся гром, заставивший меня подпрыгнуть. К тому моменту крошечные капельки дождя буквально заполонили собой окно, давая понять, что сильный дождь или даже ливень — вопрос времени. — Ладно, прощаю! — саркастически тянули связки. Несмотря на плохую погоду, которая к тому же обещала своим поведением стать ещё хуже, на моём юношеском личике появилась широкая улыбка, ведь я иду на настоящий концерт! Представляете?! Молодые коллективы, преимущественно беря своё начало в стенах Зареченского колледжа универсально-прикладных специальностей. Как раз была середина первого месяца долгожданного лета, студенты сдают последние экзамены и по этому случаю, думаю, устраивают такое мероприятие. Мне как-то доводилось присутствовать в подобного рода месте. Было очень-очень весело даже без капли алкоголя ровно до того момента, пока на меня не наблевали… — Смотри чтоб на тебя не наблевали! — крикнул отец с кухни. По голосу было похоже, что он действительно… п-переживает. Но чуйка подсказывает — вранье и шутовство. — Как в прошлый раз. Футболку пришлось выкинуть, а штаны два дня стирались. — Рука-лицо, фейспалм и испанский стыд, пап! — выпалил я, удивляясь его профессионализму в «подстебнуть человека». — Соседям, наверное, периодически очень интересно слушать наши с тобой разговоры. — продолжала говорить моя персона, переместившись ко входной двери. — Кстати на работу устроился, угадаешь куда — получишь шишь. Не угадаешь куда — получишь шишь. — говорил предок, выходя из кухни. Интересно у него получается прыгать с темы на тему. Передо мной расположился темноволосый мужчина лет так сорока. Небрежная щетина украшала его «мордочку», а глаза, всегда смотрящие на тебя с некой заинтересованностью, лично меня заставляли гордится папой, как бы глупо это ни звучало. Ростом, кстати, этот человек был с меня, словно под копирку снимали. А больше я и не знаю как описать его — отец все-таки, хочешь не хочешь будешь его всяким любить. — Туалетным гидом, — выпалил я, обуваясь. — Остроумно, весь в меня! — отрапортовал рядом стоящий, вытирая мокрые руки красной кухонной тряпкой, какие в абсолютно каждом доме есть. — Да на теплоэлектростанцию устроился, начальником цеха, если понятно для тебя выражаться. Хорошо что предыдущие, кхм, — прокашлял отец, — заслуги ещё имеют значение. — Да?! — я потупил взглядом, вспоминая, где в этом населённом пункте вообще располагается такое большое и значимое здание, как целая электростанция. На ум ничего не приходило, что учитывая мои блестящие интеллектуальные способности вообще неудивительно. Весь в отца! — А где она находится? — Недалеко, пешком за 5 минут можно дайти, — папа широко улыбнулся, видимо предчувствуя мой скорый уход. Он подошёл ближе, так, что теперь нас разделяло каких-то пол метра, и с совершенно родительской заботой слегка подправил воротник светло-серого дождевика, найденного мною в шкафу. Я улыбнулся, чего уж скрывать. Как полагается: любяще и искренне. — Ты только сильно не бухай, хорошо? Не расстраивай папку на старости лет уж. — едва слышно пыхтел папа Андрей, при этом многозначительно улыбавшись. Какой алкоголь? Я его и в помине не пил, только курю! Ну не алкоголь понятное дело, а табак. Хотя от одной только мысли курнуть какое-нибудь Жигулевское… светлое, нефильтрованное, пропущенное через божественную бочку, освещённую самим Иисусом, в мыслях происходит маленькое недоразумение. — Хорошо, как скажешь, пап. — тепло проговорили мои губы, одурманенные мыслью, что вот оно счастье: мы живы-здоровы, у нас есть комфортная квартира, с прекрасным видом на озеро и загадочный сосновый лес, но самое главное — отец вновь начал улыбаться после всего того, что с ним случилось там, на атомной станции. Пожалуй, пережить тот непередаваемый ужас я не пожелаю никому, даже самому заклятому врагу, отобравшему у меня всё. Обменявшись взглядами, понятными только нам, я отправился в путь, оставив папу наедине с самим собой.